Уже которую неделю пытаюсь расписаться, но не получается нихренашечки. Оглядываюсь на себя из октября-ноября и просто не понимаю, кто был этим человеком с кучей идей и связных слов в голове)
Вот это, вероятно, не допишу и не перепишу уже. Но пусть хоть огрызок в дневнике будет — для истории.
+++Вообще-то Энсенрику нравится быть за ее спиной — пусть даже большую часть времени он, на самом-то деле, болтается на ее поясе вместе с прочими полезными штуками, помогающими выживать в Андердарке. Ну, или же им настойчиво тычут в пасти всяких малоприятных существ, бродящих поблизости, а то и специально отправленных, чтобы прервать жизнь новой владелицы меча.
Энсенрик не против, даже когда им пытаются открывать сундуки или взывают к нему праздной болтовни ради — и то, и другое пробуждает его от холодного тупого беспамятства, в котором он провел слишком много времени прежде и в которое он иногда погружается даже сейчас. Из-за скуки там или из-за темных тяжелых мыслей, касающихся все более ускользающего прошлого и все более очевидного будущего. Оставаться наедине с этим довольно мучительно, — так что Энсенрик с готовностью откликается на прикосновение, или слово, или просьбу, занимая место комментатора и советчика, заглядывающего в приключение через чужое плечо.
Вот так, за ее спиной, он забывает о своих скорбных предчувствиях и делает то, что теперь получается у него лучше всего.
Наблюдает, подсказывает и, лишь самую малость, высмеивает — просто чтобы не задирала нос, просто чтобы небольшие победы не вдохновили настолько, чтобы привести к огромным бедам. Остается голосом разума, если вокруг беснуется темно-эльфийская жуть, — не успокаивает, а подначивает, не паникует вместе с ней, а шутит из последних сил, скрывая собственный страх. Нашептывает ей на ухо, уговаривая перетерпеть боль и раны, ощущая их как фантомно — свои. Аккуратно перехватывает ее руки для ответной атаки или защиты — но только в крайнем случае и всегда с небольшим чувством вины.
Это — как парный танец, в котором двое меняются своими ролями. Только здесь из ладоней в ладони то и дело переходит столько раз проклятый Энсенриком меч.
Это — нечто такое, чего Энсенрик не успел испытать при жизни и чем осторожно наслаждается после ее окончания.
В этом нет ничего романтического (ну, в основном; да и вряд ли он может претендовать на что-то большее), зато в этом много всего надежного и доверительного, сочувствующего и волнующего. Пожалуй, даже излишне много, больше, чем Энсенрик когда-либо мог обнаружить внутри себя. Впрочем, наверное, форма и впрямь определяет содержание, а новая форма Энсенрика — магическое оружие, которому обязательно нужно, чтобы им кто-то владел. Нет ничего удивительного в том, что то, что осталось от души Энсенрика, привязано к руке, держащей меч, так же сильно, как к самому мечу.
Энсенрик даже начинает с сочувствием вспоминать об оружии, которое сам — при жизни — видел в старых могильниках или которое встречал в тех же могильниках уже в своем новом, хм, статусе. Прежде ему всегда казалось, что это просто трата хорошего металла — ну, и отличная добыча, если получится обойти охранные чары. Однако теперь Энсенрик думает о таком исходе как о вполне правильном и даже естественном. Кто-то ведь должен защищать несчастных мертвяков там, куда бы они ни отправились.
Если новая хозяйка меча может куда-то пройти, то и Энсенрик, пожалуй, тоже может. Должен попробовать, во всяком случае.
@темы:
из ненаписанного,
фанфикшен,
Ночи Невервинтера
Капец, я даже не подумала, что это можно так прочитать)) И мысли не возникло))