"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Мурашечно-красивое)
Внимание!
Записи с темой: Ночи Невервинтера (16)
среда, 18 декабря 2024
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
И снова — апд в этом долгострое)
4/5
+++
Удовлетворение. Отстраненное. Скрытое. Пополам с насмешкой, которую нужно постараться не выдать: не позволить дрогнуть ни одному мускулу, никак, ничем не показывать, что все идет именно так, как тебе хочется. Твои слова, обращенные к ней, должны быть уважительными, пропитанными подобострастием, — но в то же время можно позволить себе вложить в них чуточку презрения. Самую малость, так, чтобы она не могла тебя ни в чем обвинить — и в то же время ощущала, что от твоих подчеркнуто вежливых фраз несет плевками или чем похуже.
Цепи. Приковывают, удерживают за шею, за запястья, не позволяют выпрямиться как следует, оставляя при неповиновении красные жалящие следы. Молящиеся в храме — тоже часть этих цепей, пусть и самая слабая. Они приходят и уходят, а иногда умирают, если у нее плохое настроение. Чтобы разбавить скуку, ты вглядываешься в их лица, ловя в ответных взглядах привычное выражение ужаса, восхищения и обреченности. Иногда ты даже пытаешься заговаривать с ними — но цепи тут же оборачиваются вокруг горла, сдерживая, предотвращая предательство. Впрочем, это можно перетерпеть. Не так уж много неудобств доставляет эта маленькая игра.
Она. То прикусывает губы, сдерживая раздражение, то изгибает их в усмешке, пока ее мысли блуждают где-то не здесь. Острые грани ее доспехов блестят в свете храмовых огней; на ней слишком мало одежды и слишком много обнаженного тела. Она… зла. Даже в ярости. Она меряет храм шагами и не снимает руку с кнута, который иногда применяет и к тебе тоже; она знает, как это унизительно, и не рискует подходить близко, но и кнутом можно пользоваться с расстояния.
Она уже поговорила со своими воинами, с теми, что успели скрыться с авариэльского острова или исследовали подземелья големов. Она понимает, что ее планы начинают срываться, угадывает это тем самым чутьем, которым все дроу-матроны ощущают угрозу или интриги, плетущиеся за спиной. Впрочем, она не способна оценить весь масштаб собственных проблем и пока упивается мыслью, что все можно исправить. Ты догадываешься, кого отправят поправлять эту… ситуацию, и тебе заранее интересно, как будет разбираться с затруднениями твой маленький миньон.
Подарок. С сюрпризом. Найденный якобы случайно, направляющий, сколько надо, и оберегающий ну совсем безвозмездно. Провалившийся в никуда, исчезнувший вместе с островом, которого на самом деле даже не существовало. Не то чтобы это сильно влияет на твои планы, но тебе стало чуть-чуть тяжелее следить за происходящим. Впрочем, ты все равно найдешь своего маленького миньона, куда бы он ни забрался.
А сейчас…
Пока твоя подручная в безопасности, а твоя мучительница скрипит зубами, думая о чем угодно, но не о тебе, ты можешь отдохнуть — прикрыть глаза и подумать о том, что случится со всеми этими смертными позже. Потом.
Сон.
— Вы словно спите с открытыми глазами. Только притворяетесь бодрствующей, — проходя мимо, поддела меня Натирра. И было за что: только после ее слов я обнаружила, что уже какое-то время бессмысленно и бесцельно смотрю себе под ноги, переваривая детали ускользающего кошмарного сна.
Виновато дернув плечами, я подняла взгляд на дроу и начала следить за ее занятием — Натирра как раз прикрепляла сумки с поклажей к бокам своего, э-э, скакуна. От контраста пепельно-серых волос и эбонитовой кожи глаза засаднило; я аккуратно потерла веки и не удержалась от душераздирающего зевка.
— Думаю, сегодня всем не спалось. Не самый простой день. — Закончив с делами, дроу положила руку на гладкую и скользкую голову замершего подле нее животного. Пожалуй, Натирра тоже казалась слегка помятой: ее движения были не такими плавными, дроу немного сутулилась. — Вам придется собрать всю концентрацию, чтобы удержаться на спине вашего… друга, — оглянувшись через плечо, с ухмылкой сказала мне она.
— Вряд ли это поможет. Я умею держаться в седле наземных животных, но они обычно не пытаются отхватить от тебя кусочек, — проворчала я и на всякий случай отступила на шаг от того, кого дроу так легко записала в мои — о боги! — друзья.
Здоровенный оседланный ящер с удилами во рту посмотрел на меня заинтересованным взглядом, похожим и одновременно не похожим на взгляд Дикена. К его бокам были приделаны сумки — только с самым необходимым. Ящер высовывал красный раздвоенный язык, чтобы попробовать на вкус воздух (или мою опаску), но в целом выглядел смирным и безобидным… ровно до того момента, когда стал совсем по-собачьи тянуться мордой к моему карману под пивафви.
Морда была длинной, плоской сверху и, вероятно, зубастой; вдобавок к этому она точно знала, где находятся заготовленные для нее подношения. Однако я пока что не собиралась подкармливать ящера останками подозрительных насекомых, выданными мне местным, хм, конюхом, рассчитывая растянуть их на подольше и этим облегчить свое путешествие. Мне пришлось — со всем уважением — двумя пальцами отодвинуть чешуйчатую голову от своего бока. Ящер зашипел.
— Надеюсь, я не буду слишком сильно задерживать нас своими постоянными падениями. Или криками. Или и тем, и другим, — пробормотала я и на всякий случай быстро спрятала руку за спину, надеясь, что Натирра этого не заметит.
Но Натирра заметила. Она с самого начала наблюдала за нашим с ящером общением, заломив белую бровь, наклонив голову набок, явно веселясь. Ее собственный ящер будто окаменел под ее ладонью; его глаза в полутьме поблескивали мутно-красным, как и глаза самой Натирры. Я уже слышала, как она разговаривает с ним короткими певучими фразами, больше похожими на набор команд. А иногда казалось, что ящер и вовсе понимает ее без слов, пусть мне и не было понятно, как такое может работать.
— Не сдерживайте себя. Нужно же нам как-то развлекаться в пути, — честно сказала дроу. — В худшем случае вы всего лишь привлечете к нам всех местных чудовищ.
До нашего отбытия из Лит-Муатара оставалось совсем немного времени.
И, откровенно говоря, я была этому даже рада. Последние несколько дней для меня целиком состояли из выматывающих, нудных или мрачноватых приготовлений. Кропотливое рассовывание по сумкам и карманам всего, что может пригодиться в путешествии, изучение карт тоннелей и сведений о местностях, в которых предстояло побывать, — каждый из участников нашей экспедиции должен был обладать всей-всей информацией на случай, если отряд вдруг… ну, уменьшится. А еще мне приходилось до изнеможения тренироваться с Энсенриком, после чего я добиралась до кровати, держась за стены и стараясь никому не попадаться на глаза. Распекающий голос меча, и озадаченного, и обрадованного своими новыми способностями, звенел в моей голове, заглушая прочие звуки; пару раз я находила комнату со своими вещами только благодаря его указаниям.
И еще ведь были тренировки другого рода. Во время них меня сначала познакомили с существом, на котором предстояло проделать часть пути, а потом объясняли, как, собственно, на нем кататься, — как раз тогда мои карманы начали забиваться брюшками, лапками и прочим жучиным. Дроу, занимавшийся ящерами, вывел ко мне того, который сразу же дернулся в мою сторону. Теперь я понимала: то было не любопытство или приязнь, а желание разнообразить рацион…
Воспоминания о первой попытке покататься на ящере замаячили перед моими глазами. Как и воспоминания о Валене, который привел нас с Дикеном к загонам, а потом очень старался сохранять непроницаемое выражение лица. По крайней мере, мои попытки цепляться за гладкую чешуйчатую зверюгу всем подряд, включая колени и пальцы ног через сапоги, точно развлекли тифлинга — пусть даже он и пытался это скрыть. Не желая снова опозориться так, в следующие разы я очень внимательно оглядывалась по сторонам и только потом отправлялась в нужную часть города. Вроде бы помогло.
— Надеюсь, ты не умеешь ходить по потолкам, — сказала я своему ящеру, с дурными предчувствиями разглядывая его перепончатые — и липучие? — ступни. Тот повернул голову в мою сторону, видимо, ожидая подношений, а потом обманчиво сонно прикрыл веки.
— Огорчить вас? — тут же спросила Натирра, и я застонала уже только от ее тона. Впрочем, вскоре мне стало не до этого — разглядев что-то за моей спиной, дроу удовлетворенно заметила: — Наконец-то. Идут.
И ведь стоило только вспомнить.
— Дикен начинает скучать по старому Мастеру. Он почти никуда не выходил из пещеры, только ворчал и любить поболтать, — сварливо пробормотал кобольд, пристраиваясь у моих ног, с опаской косясь на своего чешуйчатого собрата. — А Босс теперь вечно ходит по всяким местам…
Дикен собрал свои вещи быстрее меня, сумарь на его спине топорщился во все стороны. Маясь от скуки, кобольд чуть раньше увязался за Валеном, который отлучился, чтобы раздать последние наставления войскам. Забавно, что тот даже и не был против такой компании — отнесся к ней, как к стихийному бедствию. Смириться проще, чем сопротивляться и объяснять, почему хочешь пойти один.
— Вы задержались, — попеняла Натирра, обращаясь к Валену. В ее голосе был укор — и, одновременно, незаданный вопрос.
— Свора между войсками Маэвир и Провидицы. Ее надо было разрешить, пока все не зашло слишком далеко.
Когда тифлинг положил руку на плоскую голову своего ящера, тот сразу же перестал водить мордой по сторонам и покорно пригнулся. Но не похоже, чтобы Вален обратил на это внимание: судя по хмурому виду, произошедшее до сих пор занимало его мысли, и из города он уходил с тяжелым сердцем. Свора перед самым нашим отбытием, значит? Не слишком хорошие новости.
— Когда рогатый и Дикен пришли, все сразу же помирились! — похвастался мне Дикен, не понимая, с чего это никто не разделяет его радости. Я в ответ встряхнула его за рюкзак, размышляя, усадить кобольда спереди или сзади от себя. И так, и эдак получалось не слишком удобно.
— Жаль, что все остальное нельзя решить так же легко, — покачала головой я.
Вален, оторвавшись от своих размышлений, взглянул на меня с упреком — он точно понял, что стоит за "всем остальным", да и я, подтверждая его догадки, дернула уголком губ. За время, проведенное в Лит-Муатаре, мы достигли некоторого… понимания. В конце концов, именно к Валену я после непродолжительной борьбы с собой пришла поделиться соображениями насчет того, как бы мне не заделаться ассасином и при этом сохранить жизнь Провидице. С этими же идеями потом отправилась к Зесиир Маэвир — для чего, впрочем, сначала пришлось долго-долго в одиночестве прогуливаться по улицам и оглядываться по сторонам в поисках наблюдателей.
Если покушение на Провидицу и должно было состояться, то, несомненно, в самый критический для города момент и, конечно, именно тогда, когда никто — ха! — не ожидает подобной подлости. Вот только исход должен был выйти… ну, не совсем таким, на который рассчитывала матрона Майрун. Вопреки информации доверенных лиц, в день покушения Провидица будет не одна, а с компанией. Разозленной и готовой к любому повороту событий.
Несмотря на мой первый отказ, Зесиир с радостью ухватилась за новую идею — она была не против подловить мать на горячем и так. Глядя на то, как юная дроу довольно всплескивает руками, я чувствовала холод по позвоночнику…
— Давайте не тратить время на разговоры. Чем скорей мы отправимся в путь, тем скорее вернемся в город. — Натирра резко и недовольно щелкнула заклепками на сумке. А затем как-то вдруг оказалась в седле и выпрямилась, взяв в руки поводья; выглядела она при этом очень естественно, естественнее любого из нас. — Мне так же, как и вам, не хочется оставлять Провидицу наедине с — как вы это сказали? — со всем остальным.
Натирра тоже была в курсе моих договоренностей с Зесиир. И, на самом деле, с большей радостью поддержала бы исходный план юной дроу, включающий тайные проникновения и убийства в обмен на верность. Ну что ж.
Здесь, на сухопутных границах города, которые первыми должны были встретить армию Вальшаресс, не переставала царить атмосфера напряженного ожидания. Кто-то ходил по крепостной стене сверху, патрулировал, переговаривался вполголоса; кто-то занимался установкой стрелковых орудий на башнях. Дроу-солдаты, охраняющие ворота, уже давно были готовы снять с них массивные цепи и лишь ждали сигнала — Вален махнул, поглаживая своего ящера, не торопясь оказываться в седле, и ворота начали отпирать.
— Все, залезай. — Я помогла Дикену взгромоздиться на спину нашего средства передвижения, следя, чтобы между кобольдом и мордой ящера все время находилась моя рука. А затем и сама устроилась позади Дикена. Ну, постаралась, и меня при этом даже не искусали; плоская голова ящера отвернулась, в ее пасти исчезло брюшко насекомого.
— Если Босс вывалится из седла, то и Дикен может упасть тоже. Босс, когда будешь падать, предупреждай Дикена! — запрокинув голову, попросил кобольд. Его сложенные шалашиком крылья вместе с безразмерным сумарем упирались мне в ребра, где-то внутри сумаря тихонько тренькнула завернутая в ткань лютня.
*Лучше следи за тем, чтобы не потерять меня в каком-нибудь тоннеле. Не похоже, чтобы эта ящерица умела быстро останавливаться,* — скрипуче откликнулся Энсенрик, не слишком обрадованный предстоящей дорогой.
Ножны с ним удобно легли по ноге. Я в очередной раз проверила ремень, а потом побарабанила пальцами по рукояти меча — самому полезному из того, что взяла с собой:
— Обидно будет бросить приключение на полпути, м?
Когда ворота Лит-Муатара открылись, я почувствовала себя так, будто наступила ботинком на ступеньку, но нащупала вместо нее пустоту.
Уж слишком просторными были окрестности города. Привыкнув к заброшенным, но все-таки ясно очерченным, узким улицам, я растерялась, вглядываясь в просторную черноту за воротами Лит-Муатара. Вслед за этим воображение очень четко дорисовало армию дроу, осаждающую эти стены, наполняющую молчащее пространство воплями и прочим шумом. Смотреть на разомкнутые цепи, свисавшие с обеих створок ворот, тоже было неспокойно. Они почему-то возвращали меня к воспоминаниям о мутном, тревожном сне, который рассеялся, стоило оторвать голову от подушки, но оставил давящее послевкусие. У меня никак не получалось припомнить, что же там было. Не то чтобы я верила в вещие сны, но после всех последних событий…
— Тарина? Только не говорите, что вам отказало мужество. — Оклик Валена заставил меня подскочить; я перестала копаться в плохих предчувствиях и быстро сжала обеими руками поводья.
Тифлинг, уже в седле, удерживал своего ящера на одном месте и оглядывался. Несмотря на тон, его лицо было снисходительным, испытывающим — словно бы он не ожидал от меня каких-нибудь пакостей, а всерьез пытался понять, что меня задержало. За спиной Валена подметал хвостом землю ящер Натирры, уже вышедший за ворота Лит-Муатара.
— Да, Босс, поехали! Дикен не хочет плестись в самом конце! — тоже поторопил меня Дикен, ерзая от нетерпения. Ну конечно, не ему же управлять этой зубастой штуковиной.
Виновато поморщившись, я коснулась сапогами боков ящера, и он тут же двинулся с места. Пошел быстрее, минуя ворота города. И быстрее. И еще быстрее…
Ну-с, Пропасть Дриаринга, жди нас. Что бы там в тебе ни скрывалось.
***
*Гм. А оно точно не сдохло?*
Отвращения в голосе Энсенрика было лишь на самую чуточку меньше, чем интереса. Доставать меч из ножен я не спешила — но при этом очень легко могла представить, как пленник этого самого меча болтается за моей спиной и строит брезгливые гримасы.
Куб из слизи высотой немногим менее моего роста влажно блестел в свете подвешенного пульсара и местами был сероватым из-за пещерной пыли. Его грани казались невообразимо… четкими, что делало его одним из самых удивительных существ, встреченных мною тут, под землей. А еще куб, кажется, сыто мурлыкал. Это был даже не звук — просто едва ощутимое колебание воздуха, из-за которого твои уши переставали верить твоим глазам и наоборот.
— Оно — нет. — До этого я держалась на почтительном расстоянии от горы хищной слизи, но тут решила приблизиться. Поддавшись какому-то детскому интересу, осторожно поднесла пальцы к кубу — одна из желейных стенок тут же заколебалась, задвигалась. Руку я быстро отдернула, но зато, косясь на куб, наклонилась, пытаясь заглянуть в лицо его содержимому. — А вот этот — точно да.
*Так и знал, что ты решишь засунуть в это пальцы.*
— Если бы я не совала пальцы во все подряд, тебя бы тут не было, между прочим.
Глаза дроу, влипшего в слизь, были широко распахнуты и смотрели на меня с возмущением и протестом. Пространство вокруг него было забито камешками, парочкой неудачливых летучих мышей, гладкими выбеленным костями, которых в этой пещере было подозрительно много. Что-то подсказывало мне, что поймали дроу совсем недавно, иначе от него осталось бы меньше. Судя по позе, он рубил куб изнутри своей саблей до тех пор, пока у него хватало воздуха, и даже чуть дольше.
— Это ведь я почти ничего не вижу тут, под землей. А у тебя-то для этого какие оправдания… — проворчала себе под нос, радуясь, что темнота скрыла особенно неаппетитные подробности поглощения. Энсенрик хмыкнул: его явно повеселило, что я болтаю еще с какими-то мертвецами, кроме него, но я не обратила на это внимания и обошла куб с другой стороны.
Плавающий вслед за мной пульсар уже понемногу начинал меркнуть, что заставляло поторапливаться с осмотром. Вряд ли бы у меня получилось быстро подвесить еще один — а разглядеть что-то без дополнительного освещения в этой пещере было непросто, пусть мои глаза и успели привыкнуть к темноте. Здесь не росли ни светящиеся белесым светом лишайники, ни фосфоресцирующие грибы, от шляпок которых расходились ядовитые споры. А даже если росли, их давным-давно пожрала хищная слизь.
Впрочем, магического света все равно не хватало, чтобы толком рассмотреть плененного эльфа — по крайней мере с такого расстояния, на которое можно было подойти, не рискуя составить ему компанию. Однако что-то в элементах его одежды, в знаках на доспехах заставило волосы на моем затылке зашевелиться привычно и предупреждающе.
*Ну, вам всего-ничего осталось до того поселения с сомнительной репутацией. Удивительно, что вы до сих пор не пересеклись с кем-нибудь из посланников этой твоей Вальшаресс, — спокойно заметил меч, когда я, отстранившись, цыкнула своим догадкам. — Хоть на одного гада меньше. Кстати, ставлю на то, что эта штука сейчас шевельнется и попытается тебя достать.*
Веревка на мешочке с горючей смесью наконец поддалась, и я высыпала небольшое количество темного порошка на ладонь в перчатке. Затем дернулась, вспомнив о правилах безопасности, и отвела руку подальше от пульсара.
— Ставлю на то, что не попытается. — Обходя куб со всех сторон, рассыпая как можно ближе к нему горючую смесь, я постоянно поглядывала на мягкую и полупрозрачную массу слизи, однако она оставалась спокойной. — Эта… слизь не так давно замечательно пообедала… и будет обедать еще некоторое время. Ей просто незачем меня преследовать, во всяком случае, если не подходить слишком близко.
На самом деле куб можно было и вовсе не трогать, сэкономив немного времени. Но один из гротов поблизости должен был стать пристанищем для ездовых ящеров — на то время, пока их седоки занимаются делами важными, нужными и несомненно опасными. Куб — кубы — были абсолютно безмозглыми и перемещались, откликаясь на движение и тепло, однако оставлять ящеров в потенциальной компании чего-то подобного не хотелось.
Не желая встречаться взглядом с плененным дроу, который уже слегка расплывался, я глазела все подряд. И в итоге, в который раз отпихнув носком сапога что-то белое и изогнутое, похожее на ребро, поняла, какая мысль уже долго-долго зудела в моей голове.
— Слышала, что таких существ иногда держат как домашних питомцев. Ну, уборщиков. А в пещерах вокруг и в этой… многовато костей даже для Андердарка, как по мне. М?
Горючий порошок скоро кончился, и его точно бы не хватило, чтобы избавиться от слизневого чудища. Отряхнув руки, я вспомнила, что где-то в недрах поклажи на спинах ящеров должны храниться бутыльки с жидким огнем. Ящеры ожидали возвращения своих седоков на другом, безопасном краю пещеры; они сбились в кучу, улеглись на пол вплотную друг к другу, переплели хвосты, словно бы сохраняя тепло. Двое из них проигнорировали мое приближение, поглощенные наблюдением за своими хозяевами, и только один повернул ко мне продолговатую гладкую голову.
*Смотри глубже. Эти слизни могут, например, кого-нибудь не впускать или не выпускать, — после некоторого молчания, размышляя, откликнулся Энсенрик. — Если уж мы говорим о чем-то, что участвует в планах дроу. Ну, или слизь просто обосновалась здесь, потому что ей тут понравилось.*
Сознание внутри меча вздрогнуло, когда я отправила в приоткрытую пасть ящера какое-то крылатое насекомое из кармана. Еще бы: различная пакость в Андердарке часто сыпалась за шиворот с потолка, а разбиралась я с ней, как правило, с помощью отчаянно ругающегося меча. Зато чуточку раздобревший ящер перестал пытаться нас с Дикеном искусать или сбросить… Запасы сушеных, хм, подношений закончились настолько стремительно, что задумываться об альтернативных вариантах мне пришлось чуть ли ни с самого начала пути.
Чтобы найти бутыльки с алхимическим огнем, пришлось по локоть засунуть руку в Дикенов сумарь и какое-то время усиленно думать о пламени, взрывах и тому подобном. К тому моменту, как бутыльки оказались в моих руках, звуки с другого конца пещеры стали в несколько раз громче и выразительнее.
*Если бы второй куб оголодал так же, как первый, вам пришлось бы туго,* — хмыкнул Энсенрик, наблюдая за тем же, за чем сквозь полуопущенные веки наблюдали ящеры Валена и Натирры.
И ох, он был прав.
Только благодаря тому, что один из обитавших в гроте кубов успел поймать себе поздний ужин — или ранний завтрак, — я сейчас могла отсиживаться в сторонке, взвешивая в руках теплые бутыльки, и вместе с ящерами глазеть на разворачивающееся сражение. Только благодаря тому, что "мой" куб не был пустым, мы вообще смогли вовремя обнаружить опасность. Ящеры, конечно, задолго до этого озадаченно водили мордами и принюхивались к полу, — но поди различи в темноте гору хищной слизи, бесшумно движущуюся по пещерному залу.
Будь второй куб таким же голодным, как первый, я бы, наверное, в этот самый момент как раз пыталась не позволить слизи поглотить себя. Но вместо этого я расслабленно занималась всяким подготовительным, поглядывая время от времени, как с пустым, а оттого и очень настойчивым кубом разбираются спутники. Присоединяться меня пока что не звали, что радовало. Больно уж грязной была работа.
Ну, в смысле, липкой.
Липким и скользким был пол у расширяющегося куда-то в темноту выхода из пещеры — оттуда тянуло прохладой, что-то подсказывало, что дальше может быть пещера побольше этой или гигантский провал. Липкими были стены, поблескивал в неестественном магическом свете низкий потолок. Мои компаньоны тоже были местами липкими от слизи и изрядно взмокшими; существо, с которым они сражались, заметно убавило в массе и выглядело не очень здоровым, но и сдаваться пока не собиралось.
Натирра, казалось, была искренне рада, что может использовать магию и не пачкать руки. Все черты на ее лице выражали скорее легкую брезгливость, чем концентрацию; тем не менее, она успевала и отправлять в полупрозрачное склизкое тело куба магические стрелы, и отскакивать, когда куб с неожиданной прытью двигался в ее сторону, и торопливо вытираться, чтобы едкая слизь не успела оставить следов на коже. А Вален словно бы пытался сделать из одного куба множество маленьких. Впрочем, не то чтобы ему оставалось что-то еще — зато и куб после каждого удара частично оставался на цепе тифлинга.
Задавшись вопросом о том, не повредит ли слизь оружие и доспехи Валена, а если повредит — то насколько сильно это испортит ему настроение, я едва не пропустила момент, когда откуда-то из нижней части куба появилась ножка из плотной слизи, потянулась к шее Дикена, съежилась от его обжигающего дыхания и втянулась обратно. Музыка кобольда совсем никак не влияла на хищную слизь, разве что подрывала боевой дух Натирры и Валена. Поэтому он, прислонив лютню к дальней стене, просто вертелся у них под ногами, старательно подбадривал и, казалось, раздражал куб одним своим совсем-не-драконьим присутствием.
Вместе они казались настолько отличной командой, что я даже ощутила укол ревности — и вместе с тем острую потребность в действии, желание разобраться со своей частью сражения, пока оно не стало таким же липким. Хотя, конечно, никто и не обещал, что оно не станет таким же, — когда куб ощутит, к чему все идет.
Распихав по карманам взрывоопасные бутыльки, поудобнее уложив на плечах плащ, я покинула ездовых ящеров, на ходу доставая из ножен меч Энсенрика. С каждым моим шагом по направлению к кубу сознание внутри меча сжималось и вздрагивало — как будто Энсенрик, предвкушая нечто противное, пытался заранее перебраться в самую дальнюю часть своего пристанища.
— Как ты там говоришь? "Опять ты запихиваешь меня в эти вонючие ножны?" — Я улыбнулась уголками губ, пытаясь его подбодрить. Хотя вряд ли это могло сработать на ком-то, кого собирались едва ли не лицом макать в хищную слизь. — Пора и мне уже поработать. Поможешь?
*Просто пообещай, что не будешь тыкать мной в это без лишней необходимости*, — кисло и обреченно пробормотал в ответ меч.
В следующее мгновение мою руку закололо от поглощаемых им жизненных сил.
…Вален напевал себе под нос, когда увлекался или считал, что этого никто не заметит.
Ну, или насвистывал. Или мелодично бормотал, словно бы пытаясь удержать в голове знакомый только ему мотивчик.
Впервые заметив это — несколько рифмованных слов, слетевших с губ тифлинга, пока он чистил доспехи во время привала, — я искренне посчитала, что Андердарк со всеми его шорохами и скрипами снова играет с моим воображением. В моих ушах тогда как раз стоял стрекот существ, с которыми нам в тот день пришлось повстречаться. Карты считали, что в том тоннеле был самый короткий путь, — но карты не учитывали ни колонию недовольных вторжением насекомых, ни кладку их яиц, ни то, сколько времени уйдет, чтобы после этого мало-мальски очистить одежду.
Отдежурив положенное время, я как раз раскладывала на камнях свою постель — и, замерев, насторожилась от непривычного звука. Под впечатлением от предыдущих событий, начала подозрительно коситься на неосвещенные части пещеры в поисках его источника. Ничего, естественно, не нашла; лагерь дремал, ящеры тоже дремали, а Вален, которого я незадолго до этого разбудила к дежурству, молча и очень самозабвенно очищал нагрудник от остатков той твари, которой пришло в голову целиться ему в горло.
Лица тифлинга мне почти не было видно из-за распущенных, свободно спадающих вниз волос — после броска той едва вылупившейся из яйца штуковины их тоже пришлось отмывать (и вряд ли это было особо удобно, учитывая, ну, рога). На какой-то миг мне показалось, что, в тусклом мерцающем свете магического огня, Вален стал одного цвета со своими волосами. Впрочем, мне было достаточно его спокойствия, того, что он не прервал своего занятия, а значит, не слышал ничего странного; пожурив себя за чрезмерную подозрительность, я отправилась спать.
О том, что мне тогда не послышалось, догадалась позже — спустя еще несколько дней в пути, после еще нескольких торопливых переходов по сухим и влажным тоннелям и пеших спусков по краю пропастей, таких глубоких, что не хватит никаких глаз. ("Хорошо, что ты ничего не видишь, Босс. Дикен видит, хотя хотел бы не видеть. Вот, возьми Дикена за руку, чтобы не оступиться. Тебе не кажется, что тропа становится все круче и круче? Тебе не кажется, что на дне кто-то есть?")
Вытянувшись на своей постели после дежурства, закрыв глаза, я чувствовала, что меня покачивает — точно так же, как на спине ящера, который с одинаковым безразличием шагал и по полу, и по стенам, и по потолкам. Заснуть из-за этого не получалось; сперва я ворочалась, особенно остро ощущая под собой все неровности пола, а потом признала, что это не помогает. Тревожить спящих Натирру и Дикена своими метаниями не хотелось, и даже Энсенрик уже ворчал на меня из своего меча — он, как всегда, находился на расстоянии вытянутой руки и потому был особенно недоволен моим копошением.
В итоге я усилием воли заставила себя лежать смирно, дышать — глубоко и спокойно, борясь с головокружением. Заснуть это, конечно, не помогало… зато я снова услышала.
Что-то про Сигил, далекий, нереальный почти что город дверей.
И Планы.
Что-то, сентиментальное настолько, что вообще не вязалось с образом самого, хм, воинственного сторонника Провидицы, однако точно произнесенное — нет, напетое — его голосом. То ли между делом, а то ли от скуки; то ли чтоб справиться с влиянием крови, а то ли чтоб не поддаться дреме, подвергнув опасности затихший лагерь. И тогда, и после я не смогла понять причины, да и не так уж, на самом деле, они были важны.
Радуясь, что выгляжу достаточно сонной и неподвижной, не размыкая ресниц, чутко прислушиваясь, я думала о том, что, если расскажу о своем открытии Дикену, он очень обрадуется. Очень. Но я — не расскажу, не в последнюю очередь потому, что у Валена, надо признаться, голос оказался получше. Да, точно: между эпическими одами Дикена о добре, зле и сопутствующих событиях и тем, что негромко напевал себе под нос тифлинг — пропуская слова, переходя на невнятное мычание, — я бы точно выбрала второе.
Сонно хихикнув в сгиб локтя, я сама не заметила, как уснула под звуки чужого голоса. И засыпала еще не раз, благо, порядок присматривающих за лагерем во время привалов никогда не менялся. Голос Валена в глухой засасывающей темноте, все эти слова из незнакомых мелодий очень скоро стали тем, что внушало мне покой в Андердарке, пусть осознавать это и было немного неловко. И, конечно, мне искренне не хотелось выдать себя — хотя бы потому, что мне ужасно, самосохранения ради не хотелось смущать Валена.
…Натирра, похоже, никогда не засыпала до конца.
По крайней мере, так это выглядело со стороны. Наматывая круги вокруг лагеря, очищая меч Энсенрика от следов происходивших в пути неприятностей, — в общем, занимаясь чем угодно, лишь бы не кивать носом во время дежурства, — я заметила, что дроу могла проснуться от любого звука или движения, непривычного для пещер. Даже от шелеста бумажных листов, которым когда-то предстояло стать второй книгой Дикена. (Отнять их у автора, чтобы привести в порядок и сложить один к одному, было той еще задачей. "Дикен не показывает половину работы", ага.)
Неловко оступившись или, например, неосторожно переложив ножны с Энсенриком, я первым же делом проверяла, смотрят на ли меня чуть-чуть прикрытые глаза дроу. Чаще всего — смотрели; не то чтобы очень осознанно, зато очень внимательно. Как будто Натирра, даже не оторвав голову от пола — или все-таки оторвав, слегка приподнявшись на локте, — несла помимо своего дозора еще один. Впрочем, это не мешало ей окончательно просыпаться без всяких жалоб и выглядеть при этом куда свежее и собраннее моего.
Я даже не была уверена, что дроу помнит свои пробуждения. И сперва мне становилось очень не по себе: помня и зная, на что способна Натирра, я страшилась иметь дело со смертельно опасным лунатиком. Но позже — привыкла и научилась вести себя тише; вместо того чтобы замирать и покрываться мурашками, стала спокойно ждать, пока лицо дроу не потеряет напряженных черт, брови не разойдутся, веки — не сомкнутся. Держа в голове предыдущего нанимателя дроу, можно было легко догадаться, откуда взялась подобная бдительность.
Истории о службе на Вальшаресс, которыми Натирра делилась по моей просьбе или после нытья Дикена, добавляли теней и паранойи в и так не слишком веселое путешествие по глубинам Андердарка.
Не знаю, какая из историй впечатлила меня больше. Возможно, та, в которой Натирра была одной из дочерей не слишком большого Дома дроу и занималась всеми положенными вещами, включая интриги и убийство рабов, — а потом Дом был полностью уничтожен войсками Вальшаресс. Ну, или та, в которой Натирра присоединилась к этим войскам по личному приглашению Вальшаресс, стала учиться, чтобы стать Красной Сестрой, и в финале перерезала горло своей последней сопернице. Натирра разобралась с ней в ее же комнате, с сонной, беззащитной и спокойно — насколько это возможно — ожидающей последнего экзамена. Правда, то был вопрос выживания, и в честном бою Натирра бы его не сдала.
Не было похоже, что ее сильно мучило из-за этого чувство вины, — хотя сожаления насчет прочих своих поступков она все же испытывала. И потому, наверно, так пристально наблюдала за моей реакцией, даже если истории, вообще-то, рассказывала для записывающего их на ходу Дикена. Косилась через весь лагерь, поглядывала мимоходом, словно бы пытаясь понять, о чем я думаю, опасаюсь ли ее после услышанного, виню ли за то, что было до перехода в лагерь Провидицы. И иногда я действительно чувствовала, как все внутри холодеет — от кровавости некоторых эпизодов и беззаботного тона, которым их пересказывала дроу. Но у меня не было причин не доверять ей, и выражение растерянного дружелюбия на моем лице было подлинным, и, кажется, для Натирры это было важно.
А еще, благодаря всем этим историям, Вальшаресс, виновная в моих злоключениях, стала чуть более реальной.
Теперь я могла представить ее перед глазами, опираясь не только на свой давнишний кошмарный сон. Не абстрактную, размытую, угрожающую фигуру, — а не слишком-то и высокую дроу со склонностью ко всему острому, предпочитающую, тем не менее, режущее оружие — хлысту. Дроу, которая каким-то чудом смогла пленить архидьявола. Дроу, которая после всех успехов в Андердарке надела корону из острых веток металла и выбрала для себя соответствующий титул.
Дроу, взгляд которой когда-то уперся в потолок храма, в глазах которой когда-то появилась какая-то мысль.
…Наблюдать за спутниками вот так, в периоды затишья, подмечать чужие привычки было, пожалуй, чуть-чуть волнительно. Потому что в то время, как ты наблюдал за кем-то, кто-то обязательно наблюдал за тобой.
Это было неизбежно — мы проводили слишком много времени на виду друг у друга. Во время переходов по Андердарку нужно было следить, чтобы кто-нибудь не отстал, не заблудился или не потерялся. Во время стычек с существами, населяющими тоннели, — смотреть, не потребуется ли кому-то помощь. Во время отдыха — договариваться друг с другом, разделяя обычные для таких случаев обязанности; делать на глазах друг друга привычные для себя вещи; помогать друг другу в мелочах, зная, что можешь рассчитывать на ответную услугу взамен.
Иногда мне становилось интересно, что именно могли заметить за мной спутники. То, что я вздрагиваю, если слышу поблизости звуки падающих камней, и потом еще долго поглядываю на потолок так, будто он вот-вот рухнет? Чаще, чем нужно, а иногда и совсем без причин касаюсь рукояти меча? Улыбаюсь, кажется, только когда пристает со своей болтовней Дикен? (А почти все остальное время, если верить Энсенрику, сохраняю на лице выражение сердитой сосредоточенности, от которого тому хотелось забиться подальше в свой меч.)
Так или иначе, совместное пребывание на не слишком-то большом пятачке разбитого лагеря способствовал примирению и пониманию куда больше, чем несколько хаотичное путешествие по Темной реке. Бело-синее магическое пламя, освещающее наиболее безопасные закутки Андердарка, позволяло глазам на время отдохнуть от кромешной ночи. А присутствие спутников и их повседневные дела, те слова, которыми мы перебрасывались, помогали хоть на чуть-чуть забыть, что над головой нависают глыбы камней.
Некоторому смирению способствовали и все те сомнительные ситуации, которые непременно происходили в пути.
Например, та, в которой Дикен в своем вечном желании быть полезным вызвался выполнять обязанности повара. Видимо, он был по-настоящему убедительным и не постеснялся рассказать обо всех тех разах, когда готовил для каравана полуросликов, раз уж ему доверили походный котел. Ну и сыграло свою роль то, что меня в этот момент рядом не было. Наш путь как раз проходил мимо чьего-то подземного города; мы огибали его по широкой дуге, опасаясь караульных, — и все-таки он мерцал в темноте, как ярмарочная игрушка, и я отбилась ото всех, чтобы взглянуть на него с расстояния и высоты.
Это произошло еще в самом начале путешествия, тогда, когда никто не знал, что стряпню кобольда, в общем-то, можно есть, но жить тебе после этого резко перехочется. Что и было написано на моем лице, когда я вернулась и застала Дикена, который помешивал нечто булькающее в котелке, параллельно копаясь в своей заплечной сумке. Что-то из нее он уже точно успел добавить в… предположительно, суп. Что-то, что делало запах варева, в принципе, соблазнительным, пусть и островатым, что-то, от чего ездовые ящеры заинтересованно принюхивались и не сводили с Дикена глаз.
Но даже это не помешало мне остановить кобольда, отнять у него приготовленное и, не без колебаний, избавиться от этого как можно дальше от лагеря. В тот вечер на меня дулся не только обиженный ящер: припасов у нас было не настолько много, чтобы ими разбрасываться, да и пришлось потратить время на готовку чего-то другого. Впрочем, уже во время следующего привала нас настигла одна из местных тварей, какое-то время шедшая следом. Похожая на хищную птицу и жука одновременно, вооруженная крюкастыми отростками на передних лапах, — она с жалобным воплем издохла у ног Валена, который первым вышел к ней навстречу и не успел сделать решительно ничего.
У меня были все причины предполагать, что к гибели существа приложил свое кулинарное мастерство Дикен. И у Валена эти причины тоже, кажется, были — судя по тому, как внимательно он осматривал раздутое, лезущее из-под хитинового панциря брюхо твари. То, с какой усталостью тифлинг потер после этого глаза, то, какие восьмерки выписывал в воздухе его хвост, выдавало размышления напряженные и нерадостные. Меня же хватило только на то, чтобы убрать в ножны меч гогочущего Энсенрика и сонно зевнуть; а, и попросить не рассказывать о случившемся Дикену. Чтобы не расстраивать — благо, до лагеря тварь не дошла, и результатов своих… трудов посапывающий во сне кобольд не видел.
Также, из примечательного, можно припомнить и все те моменты, когда Натирре приходилось усмирять ездовых ящеров — одного ее взгляда было достаточно чтобы припугнуть любого из них. В основном, конечно, нашего с Дикеном, когда тот начинал охотиться, игнорируя мои приказы, или пристраивался сбоку, намереваясь вцепиться в руку, лодыжку или крыло.
Ну, или…
— …или восстановятся, но не скоро. Надеюсь, к этому моменту мы уже будем далеко отсюда. Дикен, прекрати совать в это когти. Слизь до сих пор вредная, забыл? Не сможешь ни перо держать, ни по струнам бить. Хотя не то чтобы я сильно возражаю насчет второго… Да не обижайся, шучу я. Честно, шучу.
Задавшись вопросом о том, можно ли по-настоящему убить хищную слизь, я почувствовала, что попала в тупик.
Все-таки слизь, даже после уничтожения кубов, оставалась… ну, слизью, толстым слоем размазанной по полу и стенам. Конечно, она больше не двигалась, не выкидывала вперед себя плотные хваткие ножки и вообще высыхала, оставляя после себя кисло-горький привкус на языке. Наиболее густые, сохранившиеся куски ее можно было уничтожить, растерев ботинком об пол, — но я все равно поглядывала на них с недоверием. Не хотелось бы, чтобы остатки слизи соединились обратно. С другой стороны, чтобы нарастить массу, слизи пришлось бы что-то сожрать, а вряд ли сейчас она смогла бы поймать что-нибудь крупное…
Вылив немного воды себе на запястье, туда, где был небольшой промежуток между перчаткой и рукавом куртки, я прикусила губу и впервые за долгое время порадовалась полумраку. Он скрывал то, что сделала с кожей едкая слизь; он скрывал и саму слизь, непременно оставшуюся на одежде. Ощущая, как начинает похрустывать из-за этого ткань, я чуть-чуть позавидовала доспехам Валена — они очищались куда быстрее. Да и чешуе Дикена позавидовала тоже: с нее слизь скатывалась, благодаря чему кобольд единственный не заработал ожогов.
Отлипнув по моей просьбе от остатков куба, Дикен стал деловито обшаривать карманы дроу — пленника хищной слизи. Смотреть на это было не слишком приятно; замотав запястье лоскутом чистой ткани, а другим лоскутом — еще раз обтерев меч Энсенрика, который до сих пор постанывал от крайне липких и вязких впечатлений, я отошла подальше от кобольда и оказалась у выхода из пещерного зала. Выход в данном случае был дырой в стене, которая открывалась в… на первый взгляд, чернильно-черное никуда. Только спустя время, как следует приглядевшись, можно было обнаружить высеченные в скале ступеньки, ведущие вниз.
И — отблески света, поселение на самом дне пропасти. Кажется, карты в конце концов привели куда нужно.
Очень аккуратно сделав пару шагов по узковатым крошащимся ступеням, я настолько же аккуратно поднялась обратно, прилипнув спиной к стене, ощущая, как от высоты кружится голова. Да, провести тут ящера будет непросто: пока уговариваешь его на очередную ступеньку, есть риск оступиться и добраться до поселения гораздо быстрее, чем запланировал. Даже хорошо, что решено было не брать ящеров вниз — на тот случай, если местные настолько не обрадуются визиту, что пожелают им как-нибудь навредить.
Натирра говорила, что ящеры преспокойно дождутся нашего возвращения в заранее примеченном месте, не разбредутся и никуда не уйдут. И я ей верила, не могла не верить, зная, насколько хорошо — словно загипнотизированные — ее слушаются чешуйчатые. Думаю, дроу могла бы сама отвести всех троих в грот: просто взять за поводья и оставить, где нужно. Но все же ее руки тоже были обожжены, так что заботу о паре ящеров взял на себя Вален.
— Нашел что-нибудь? — спросила, не оборачиваясь, у Дикена. Возня за моей спиной как раз стихла; чужие шажки отдавались липким чавканьем в пустующем зале.
Пристроившись рядом со мной, кобольд пару раз обтер подошвы ботинок об пол и только после этого разочарованно мотнул головой:
— Пусто, Босс, совсем пусто. Все попорчено слизью.
Ладно, это я давно поняла — по недовольному сопению кобольда, пока он обшаривал тело. А вот чего я не ожидала, так это того, что Дикен без предупреждения впихнет мне в руку что-то колючее. Фигурка на моей ладони была излишне костлявой и сделанной, кажется, тоже из белых костей; передавая ее мне, кобольд выглядел не столько обрадованным, сколько озадаченным своей находкой.
— Но Дикен думает, что мертвяку нравились драконы.
Если и было в Андердарке место, где я могла почувствовать себя как дома, то этим местом было поселение на дне Пропасти Дриаринга. Деревня Свободных — как гласила вывеска, предваряющая никем не охраняемый вход в поселение. Причина такой беспечности нашлась позже; а пока я неверяще глазела на местных жителей, которые исподтишка рассматривали меня — да всех нас, чужаков, — в ответ.
Дело в том, что это место, расположенное в самом сердце Андердарка, было населено людьми. Ну, в основном. Пару раз мне на глаза попадались дуэргары, почти как те, с которыми пришлось повидаться на острове Создателя, а еще подрастерявшие лоск наземные эльфы и представители других рас. Но по большей части тут своими повседневными делами занимались люди. Не слишком счастливые на вид, с подозрительно большим количеством увечий и шрамов — и такие бледные, что их кожа почти светилась, как шляпки тоннельных грибов.
Осторожно вглядываясь в хмурые вопрошающие лица местных, оглядываясь через плечо и по сторонам, чтобы ничего не пропустить, я ловила себя на мысли, что сама скоро стану такой же бледной из-за постоянной темноты. Завершить свою миссию в Андердарке и выбраться под солнечные лучи от этого хотелось только сильнее.
— Это место... Все они с поверхности. Что-то тут не так, — напряженно сказал Вален, когда мы только-только прибыли в поселение и обомлели. Настолько, что Дикен даже завел вполголоса противный мотивчик, призванный рассеять иллюзию. — В Андердарке жителей поверхности используют только в качестве рабов или еды… или сразу для того и другого.
Последние слова тифлинга, может, и не были обращены ко мне, но я все равно поежилась. Я знала Валена достаточно, чтобы понимать, что означает красноватый отблеск в его глазах и ощущение шагающего рядом с тобой грозового облака. И я была с ним согласна. Жаль только, что те жители поселения, которые намеревались с нами заговорить — привлеченные вещами, которые мы несли с собой, или чем-то еще, — неуверенно приближались, встречались взглядом с Валеном и решали, что у них есть дела поважнее.
А еще они жестикулировали издалека. И жесты эти казались… странными. Часть жестов, часть перешептываний за нашими спинами определенно касалась Натирры; их смысл от меня ускользал, но дружелюбия в них было мало.
— О-о-о, на поверхности людей тоже используют как еду! Старый Мастер вечно морозил и жрал всех, кто ему не нравился... А Дикен собирал с них одежку. Целую гору набрал, — подхватил Дикен, который, кажется, был просто рад путешествовать на своих двоих.
— Спасибо вам обоим большое, — скрипнув зубами, отозвалась я и сжала в руке фигурку, найденную на теле дроу.
Ее грани были упоительно неровными, вертеть ее в пальцах было почти так же приятно, как касаться потерянной реликвии с Плана Теней. Эх. Учитывая подгнившую репутацию места, в котором мы находились, утеря безделушки, предупреждающей об опасности, грызла меня особенно сильно.
Даже внешне деревня Свободных походила на поселения поверхности. Так, наверное, мог выглядеть Хиллтоп, если бы вместо снега повсюду были бы камни, а вместо привычных птиц — летучие мыши, которые постоянно попадались мне на глаза. В деревне были просторные улочки на много домов и дома, самые обычные, а не чокнутые, как у авариэлей. Тут были и фонари, и брусчатка под ногами, и торговые лавочки, и что-то вроде грибных огородов у самых окраин, — все говорило, что об этом месте и его жителях кто-то очень сильно заботится.
Деревня Свободных казалась не самым ужасным местом для жизни, если ты по какой-то причине попал в Андердарк. На первый взгляд, никакой нежитью для армии Вальшаресс тут и не пахло. Вот только свободой не пахло тоже.
Это читалось в том, как жители передвигались по улицам — торопливо и целеустремленно, словно бы опасаясь находиться за пределами своих домов. Праздно шатающихся зевак почти не было, а те, что были, выглядели скорее растерянно, чем расслабленно. Тут редко отрывали взгляд от земли, а если и отрывали, то сразу же начинали смотреть куда-нибудь в сторону. Разговоры велись вполголоса, даже у лавок с товарами не было слышно ни перебранок, ни споров.
Чем дольше мы находились в деревне Свободных, тем больше странностей подмечали и тем чаще тянулись к оружию. Ну, или к блокноту — как Дикен, который начал делать заметки прямо на ходу. Услышав что-то про "зловещую" и "подозрительную" атмосферу места, в которое прибыли герои, я мысленно согласилась и усилием воли убрала руку с меча.
— Здесь слишком мало детей, не находите? — вслух заметила я, когда встретилась взглядом с чем-то невысоким и озадаченным, глядящим на нас через окно одного из домов. Ребенка непонятного пола от стекла почти сразу же оттащили, а занавески задернули. — Даже в Лит-Муатаре с его неопределенным будущим дети на улицах были.
— И еще здесь кладбища нет. Для поселения такого размера это даже более странно, — многозначительно произнесла Натирра, проследив за тем, куда я смотрю. — Если, конечно, они не хоронят своих покойников где-нибудь в центре города. На окраинах я не заметила могил, — твердо добавила она.
От ее слов у Дикена отвалилась челюсть, и он с еще большим усердием начал черкать в своем блокноте. Вален шумно вздохнул сквозь зубы; я, восхитившись наблюдательностью дроу, напряглась от дурных предчувствий и ускорила шаг.
*Угадай с трех раз, куда они девают своих мертвяков, — согласился со мной Энсенрик из своего меча. — Дело раскрыто?*
— Давайте найдем местный храм — может, храмовники расскажут что-нибудь насчет захоронений. И… всего остального. Хотя, если честно, с недавних пор мне не слишком нравится общаться с храмовниками. — Говоря это, я в очередной раз обратила внимание на летучую мышь, прилипшую к стене дома у самой крыши. Кажется, даже для Андердарка она была крупной. Интересно, сколько насекомых нужно было, чтобы такую прокормить.
Поселение выглядело не настолько большим, чтобы в нем потеряться, но и не настолько маленьким, чтобы обойти его за один раз. На окраинах и дальше не было ничего, похожего на храм какого бы то ни было божества, и казалось логичным продолжить поиски в центре. Кто-то предложил разделиться, чтобы осмотреть все быстрее и заодно порасспрашивать местных; я предложила с этим помедлить. Наверное, потому что понимала, какая компания может мне выпасть, а еще потому, что не представляла пока, о чем спрашивать.
Не видел ли кто чего подозрительного? Не натыкался ли на разгуливающую по улице нежить? Обитатели деревни выглядели настолько запуганными, что, пожалуй, скорее сбежали бы, чем ответили на этот вопрос.
Впрочем, до храма мы тогда не дошли. Дошли позже — после встречи, которая дала больше вопросов, чем ответов, но все же хоть чуть-чуть помогла понять, что происходит на дне Пропасти Дриаринга.
Мы как раз миновали дом, который выглядел чуть более украшенным, чем остальные. Нет, прочие одноэтажные дома на улице, выстроенные подозрительно одинаковыми, местные украшали тоже — иногда рядом с домами или через окна можно было заметить личные вещи, светящиеся мягким светом грибы в горшках, в общем, все, что могло привнести подобие уюта. Но этот дом выглядел так, будто кто-то решил притащить к нему все сверкающие камни и кристаллы, которые можно было найти в округе. Остановив на них свой взгляд, удивившись такому вкусу жильца, я переключилась на замаячившее вдалеке строение со шпилями на крыше — и почти сразу же услышала, как за спиной хлопнула дверь. А потом в уши врезался вопль Дикена.
Ящер, слегка отставший, вопил скорее от негодования, чем от страха, — ведь тот, кто за крыло тащил его в дом, опасным не выглядел. До неприличия приземистая фигурка, впрочем, оказалась сильной: к тому моменту, когда я кинулась на выручку, сопротивляющегося Дикена успели дотащить до ступенек. Стоило мне оказаться рядом, как Дикен, не переставая вопить, обеими лапами больно вцепился мне в ногу повыше колена, обездвиживая, лишая устойчивости. Происходящее немного напоминало перетягивание каната — даже я ощущала, насколько сильно тянут с другой стороны.
Меч Энсенрика, недавно искупавшийся в слизи, теперь желал крови и сам напрашивался ко мне в руки. Да и другим моим спутникам не особенно нравилось происходящее, судя по шороху перекладываемого поудобней оружия. И, наверное, все могло бы закончиться хуже, если бы Дикенов похититель не обернулся — вперившись взглядом скорее в меня, чем в того, кого тащил за собой. Его лицо было образцово некрасивым и перекошенным. Полным отчаяния, страха и, кажется, спешки. Почти умоляющим. На его лице было больше эмоций, чем на лицах всех жителей поселения сразу; это выглядело как приглашение, и я не могла его не принять.
*Опять ты суешь пальцы во всякое,* — поморщился Энсенрик, неохотно отказываясь от своих кровожадных намерений.
Сделав пару шагов вперед с висящим на мне кобольдом, я нагнала подозрительного поселенца, после чего тот отпустил Дикена и вцепился уже в мою руку. Позволив протащить себя к дверям, я жестом позвала за собой потирающего крыло ящера. Натирра, которая с немым вопросом наблюдала за происходящим, и Вален, который как раз закреплял на поясе цеп, выразительно переглянулись, но тоже последовали за мной.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать в Пропасть Дриаринга! — хозяин дома, видимо, из какого-то подземного низкорослого народца, задергивал занавески на окнах. Так спешно, будто боялся, что кто-то начнет за ним подсматривать.
Перебегая от окна к окну, он без усилий огибал разложенные на полу камни — такие же, как снаружи, только чуть более симпатичные: необычной формы или с вкраплениями чего-то зеленого, красного, желтого. А вот книги, которых тут тоже было в избытке, пару раз мешали ему пройти. Я даже попыталась прочитать название ближайшей, но поняла, что не знаю этого алфавита.
— Добро пожаловать в деревню Свободных! Ну, почти свободных... Уже не рабов! Не вполне освобожденных! Пропасть Дриаринга, добро пожаловать, добро пожаловать… — оглядывая дом, поселенец скатывался на бормотание, чем жутко напоминал горожан Шаори Фелла.
Постель его находилась недалеко от входа, под окном, и выглядела так, будто из нее только что выпрыгнули. В остальном обстановка в доме была обветшалой и производила впечатление некоторой безнадежности. Со всеми нами внутри в комнате стало тесно; дальше располагалась еще одна комната, но она не была освещена, похоже, ее не использовали.
— Я — Кордиган, староста этого поселения, — наконец представился хозяин дома. Его улыбка была искренней и приветливой, но несколько дерганой. Ее подчеркивали странные округлые рубцы на щеках и шее. — Так от кого вы бежали? Кто владел вами, кто вас преследует? Я не вижу ни кандалов, ни колодок на ваших руках и ногах… — его взгляд прыгал с одного гостя на другого, изучая, оценивая. На Натирру он смотрел чуть дольше, чем на остальных, но затем резко от нее отвернулся. — Может, кто-то из вас скрывает под одеждой клеймо? Следы от цепей? Это не то место, где их нужно стесняться, нет, совсем нет…
Я заметила, что Натирра прищурилась, о чем-то размышляя, да и сама тоже не знала, как реагировать. Возможно, мы и правда выглядели потрепанными после путешествия по Андердарку. Но, чтобы признать в нас компанию беглых рабов, нужно было иметь крайне необычный взгляд на мир.
— Мы не рабы, — ответил за всех Вален. Чуть-чуть холоднее и тверже обычного, как мне показалось. Настолько, что я даже припомнила его шрамы, которые видела в Шаори Фелле, и тут же попыталась о них забыть.
— Совсем-совсем? Никогда-никогда? — растерянно заморгал Кордиган. Но тут же продолжил — с сочувствием, неожиданным для существа, которое было Валену примерно по пояс. — Может, цепи были в вашей голове? Может, кто-то играл с вашим разумом, как проклятые иллитиды?
Кордиган даже сделал пару шагов по направлению к тифлингу, который остался стоять у дверей, привалившись к ним, не позволяя пройти кому-нибудь с улицы. Несмотря на то, что один глаз подземного карлика задорно подмигивал независимо от другого, взгляд у него был цепкий и острый, как буравчик. А слова каким-то чудом попали куда нужно, — судя по тому, как Вален мрачно сложил руки на груди.
К счастью, тут вклинился Дикен, избавляя его от необходимости отвечать.
— Ну, Дикен и Босс как-то были рабами у одного ящера в пустыне. Даже носили магические ошейники, — пробурчал кобольд, прижавшись на всякий случай боком к моим ногам.
— Не так долго, чтобы об этом упоминать, Дикен, — поморщилась я. Забытое ощущение ошейника на горле на миг дало о себе знать, да и пересказывать эту скверную историю спутникам не хотелось. — Так что… не переживайте, Кордиган. Нас никто не преследует. Скорее, это мы пытаемся кое-что разгадать.
Мой намек хозяин дома пропустил мимо ушей, зато, уставившись в пол, повторил одними губами другие мои слова. Голос его наполнился горечью.
— Так это обычно и происходит. Ты и думать не думаешь, что тебя преследуют, но потом охотники за головами заявляются в поселение. — До этого Кордиган печально общался со своими ботинками, а потом вновь задрал голову, и выражение на его лице стало почти таким же, как при первой встрече. — Но не бойтесь. Не бойтесь! В Пропасти Дриаринга вам не нужно страшиться погони. Да, вас защитят здесь... защитят, во всяком случае, от этого…
Под конец голос его снова упал, а улыбкой стало можно пугать детей. Казалось, мы наконец коснулись того, что так сильно давило на старосту поселения.
— А от чего тогда нас защитить не смогут? — осторожно спросила я. Заметив, что Дикен опять тянется к блокноту, пихнула его ногой.
— На улицах мы не встретили никого, похожего на стражу. Кто защищает вас? Кто останавливает охотников, которые приходят за беглыми рабами? — уже менее дружелюбно спросил Вален, холодно рассматривающий Кордигана с высоты своего роста.
— Не рабами! Практически-но-не-совершенно-свободными!
Давить на хозяина дома было не слишком хорошей идеей. Он и без того выглядел лишь чуть менее чокнутым, чем авариэли, а от наших вопросов разволновался еще сильнее. Кордиган, ища слова, переступал с ноги на ногу и краснел; отметины на его лице потемнели и стали похожи на заживающие синяки. Зато Натирра кивнула сама себе и прищелкнула пальцами.
— Осторожнее, — обратилась она к нам всем, но по большей части к Валену. — Я уже видела подобное раньше. Думаю, это работа иллитидов.
— Иллитидские пытки легко узнать, да? Кому, как не дроу, разбираться в пытках. — До этого Кордиган смотрел куда угодно, но не на Натирру, но тут покосился на нее исподлобья с некоторой неприязнью. — Тут у нас много бывших рабов дроу. Выкупленных у дроу, сбежавших от дроу. Они не будут рады, если дроу станет ходить среди них, нет-нет…
Выкупленных, значит? Поселение бывших рабов в центре Андердарка и так выглядело подозрительно. А если их кто-то специально для этого выкупал — и не хоронил, — все становилось еще более мрачным.
— Дроу наносят физические раны… по большей части, — дипломатично сказала Натирра, игнорируя тон Кордигана. — Надо обладать сильной волей, чтобы сохранить рассудок после встречи с иллитидом. У этого поселения хороший староста.
Я так и не смогла понять, сколько в словах дроу было лести, а сколько — искреннего уважения. Мне не удалось понять это, даже взглянув в непроницаемое лицо Натирры, — зато я выяснила, что ее слова смутили не только меня: Вален смотрел на нее с не меньшим удивлением. Впрочем, Натирра знала об иллитидах больше моего и, возможно, действительно говорила, что думала. К тому же ей удалось немного смягчить старосту поселения.
— Я был лучше. Другим, — потупился тот. — Я был настоящим оратором, произносил речи! Выступал перед Третьим Советом! Помогал извлекать звуки из кварца! А потом иллитиды схватили меня, стерли часть моей памяти. Уничтожили часть меня…
Камни, которыми Кордиган украсил свое жилище, вдруг стали выглядеть не странно, а грустно. Но не настолько грустно, как сам Кордиган, который тосковал по менее дерганному себе.
— Теперь я говорю от имени жители этой деревни. Был избран, избран среди всех тайным голосованием, — сообщил он, чуть прояснив вопрос о том, как вообще попал на такую должность. Которая, кажется, не особенно ему нравилась. — Но власти совсем немного, да… Власти совсем немного здесь, у жителей Пропасти Дриаринга.
— Тогда кому принадлежит власть в поселении, Кордиган? — опять попыталась разговорить его я.
С тем же результатом, что и раньше, впрочем. Хозяин дома отшатнулся, открыл рот, закрыл рот, начал нервно и быстро моргать — словно что-то знал, но говорить не хотел, или не мог, или слишком боялся. Наблюдая за ним, я почувствовала, как заворочалась совесть. Было неловко давить на беднягу в его же доме.
*Да оставь ты его в покое, — разочарованно хмыкнул Энсенрик. — Даже с теми крылатыми чудиками было проще.*
И я видела, что об этом подумал не только он. Натирра с намеком посмотрела сначала на меня, а затем на дверь; даже Дикен уже рассеянно ковырял ботинком ближайший к нему бело-острый набор кристаллов. Но все-таки у меня была еще одна догадка, последняя, и я решила не уходить, пока ее не проверю.
Уже в тот момент, когда я потянулась к карману под полой пивафви, мечущийся взгляд Кордигана прилип к моей руке. И к острой драконьей фигурке в моей ладони — тоже прилип, на пару мгновений. Однако потом староста начал так отчаянно косить взглядом вниз, что я тоже от этого не удержалась, пытаясь понять, на что он смотрит. Нашла только запылившийся пол с остатками раскрошившихся камней и каким-то мусором — ничего больше.
— Знаете, что это такое?
4/5
+++
А в деревне гробовая тишина, как будто вымер весь народ.
Странная молитва с кладбища слышна
Из дома, где старик живет.
О чем поет? Кого зовет?
КиШ, "Гробовщик"
Странная молитва с кладбища слышна
Из дома, где старик живет.
О чем поет? Кого зовет?
КиШ, "Гробовщик"
Удовлетворение. Отстраненное. Скрытое. Пополам с насмешкой, которую нужно постараться не выдать: не позволить дрогнуть ни одному мускулу, никак, ничем не показывать, что все идет именно так, как тебе хочется. Твои слова, обращенные к ней, должны быть уважительными, пропитанными подобострастием, — но в то же время можно позволить себе вложить в них чуточку презрения. Самую малость, так, чтобы она не могла тебя ни в чем обвинить — и в то же время ощущала, что от твоих подчеркнуто вежливых фраз несет плевками или чем похуже.
Цепи. Приковывают, удерживают за шею, за запястья, не позволяют выпрямиться как следует, оставляя при неповиновении красные жалящие следы. Молящиеся в храме — тоже часть этих цепей, пусть и самая слабая. Они приходят и уходят, а иногда умирают, если у нее плохое настроение. Чтобы разбавить скуку, ты вглядываешься в их лица, ловя в ответных взглядах привычное выражение ужаса, восхищения и обреченности. Иногда ты даже пытаешься заговаривать с ними — но цепи тут же оборачиваются вокруг горла, сдерживая, предотвращая предательство. Впрочем, это можно перетерпеть. Не так уж много неудобств доставляет эта маленькая игра.
Она. То прикусывает губы, сдерживая раздражение, то изгибает их в усмешке, пока ее мысли блуждают где-то не здесь. Острые грани ее доспехов блестят в свете храмовых огней; на ней слишком мало одежды и слишком много обнаженного тела. Она… зла. Даже в ярости. Она меряет храм шагами и не снимает руку с кнута, который иногда применяет и к тебе тоже; она знает, как это унизительно, и не рискует подходить близко, но и кнутом можно пользоваться с расстояния.
Она уже поговорила со своими воинами, с теми, что успели скрыться с авариэльского острова или исследовали подземелья големов. Она понимает, что ее планы начинают срываться, угадывает это тем самым чутьем, которым все дроу-матроны ощущают угрозу или интриги, плетущиеся за спиной. Впрочем, она не способна оценить весь масштаб собственных проблем и пока упивается мыслью, что все можно исправить. Ты догадываешься, кого отправят поправлять эту… ситуацию, и тебе заранее интересно, как будет разбираться с затруднениями твой маленький миньон.
Подарок. С сюрпризом. Найденный якобы случайно, направляющий, сколько надо, и оберегающий ну совсем безвозмездно. Провалившийся в никуда, исчезнувший вместе с островом, которого на самом деле даже не существовало. Не то чтобы это сильно влияет на твои планы, но тебе стало чуть-чуть тяжелее следить за происходящим. Впрочем, ты все равно найдешь своего маленького миньона, куда бы он ни забрался.
А сейчас…
Пока твоя подручная в безопасности, а твоя мучительница скрипит зубами, думая о чем угодно, но не о тебе, ты можешь отдохнуть — прикрыть глаза и подумать о том, что случится со всеми этими смертными позже. Потом.
Сон.
— Вы словно спите с открытыми глазами. Только притворяетесь бодрствующей, — проходя мимо, поддела меня Натирра. И было за что: только после ее слов я обнаружила, что уже какое-то время бессмысленно и бесцельно смотрю себе под ноги, переваривая детали ускользающего кошмарного сна.
Виновато дернув плечами, я подняла взгляд на дроу и начала следить за ее занятием — Натирра как раз прикрепляла сумки с поклажей к бокам своего, э-э, скакуна. От контраста пепельно-серых волос и эбонитовой кожи глаза засаднило; я аккуратно потерла веки и не удержалась от душераздирающего зевка.
— Думаю, сегодня всем не спалось. Не самый простой день. — Закончив с делами, дроу положила руку на гладкую и скользкую голову замершего подле нее животного. Пожалуй, Натирра тоже казалась слегка помятой: ее движения были не такими плавными, дроу немного сутулилась. — Вам придется собрать всю концентрацию, чтобы удержаться на спине вашего… друга, — оглянувшись через плечо, с ухмылкой сказала мне она.
— Вряд ли это поможет. Я умею держаться в седле наземных животных, но они обычно не пытаются отхватить от тебя кусочек, — проворчала я и на всякий случай отступила на шаг от того, кого дроу так легко записала в мои — о боги! — друзья.
Здоровенный оседланный ящер с удилами во рту посмотрел на меня заинтересованным взглядом, похожим и одновременно не похожим на взгляд Дикена. К его бокам были приделаны сумки — только с самым необходимым. Ящер высовывал красный раздвоенный язык, чтобы попробовать на вкус воздух (или мою опаску), но в целом выглядел смирным и безобидным… ровно до того момента, когда стал совсем по-собачьи тянуться мордой к моему карману под пивафви.
Морда была длинной, плоской сверху и, вероятно, зубастой; вдобавок к этому она точно знала, где находятся заготовленные для нее подношения. Однако я пока что не собиралась подкармливать ящера останками подозрительных насекомых, выданными мне местным, хм, конюхом, рассчитывая растянуть их на подольше и этим облегчить свое путешествие. Мне пришлось — со всем уважением — двумя пальцами отодвинуть чешуйчатую голову от своего бока. Ящер зашипел.
— Надеюсь, я не буду слишком сильно задерживать нас своими постоянными падениями. Или криками. Или и тем, и другим, — пробормотала я и на всякий случай быстро спрятала руку за спину, надеясь, что Натирра этого не заметит.
Но Натирра заметила. Она с самого начала наблюдала за нашим с ящером общением, заломив белую бровь, наклонив голову набок, явно веселясь. Ее собственный ящер будто окаменел под ее ладонью; его глаза в полутьме поблескивали мутно-красным, как и глаза самой Натирры. Я уже слышала, как она разговаривает с ним короткими певучими фразами, больше похожими на набор команд. А иногда казалось, что ящер и вовсе понимает ее без слов, пусть мне и не было понятно, как такое может работать.
— Не сдерживайте себя. Нужно же нам как-то развлекаться в пути, — честно сказала дроу. — В худшем случае вы всего лишь привлечете к нам всех местных чудовищ.
До нашего отбытия из Лит-Муатара оставалось совсем немного времени.
И, откровенно говоря, я была этому даже рада. Последние несколько дней для меня целиком состояли из выматывающих, нудных или мрачноватых приготовлений. Кропотливое рассовывание по сумкам и карманам всего, что может пригодиться в путешествии, изучение карт тоннелей и сведений о местностях, в которых предстояло побывать, — каждый из участников нашей экспедиции должен был обладать всей-всей информацией на случай, если отряд вдруг… ну, уменьшится. А еще мне приходилось до изнеможения тренироваться с Энсенриком, после чего я добиралась до кровати, держась за стены и стараясь никому не попадаться на глаза. Распекающий голос меча, и озадаченного, и обрадованного своими новыми способностями, звенел в моей голове, заглушая прочие звуки; пару раз я находила комнату со своими вещами только благодаря его указаниям.
И еще ведь были тренировки другого рода. Во время них меня сначала познакомили с существом, на котором предстояло проделать часть пути, а потом объясняли, как, собственно, на нем кататься, — как раз тогда мои карманы начали забиваться брюшками, лапками и прочим жучиным. Дроу, занимавшийся ящерами, вывел ко мне того, который сразу же дернулся в мою сторону. Теперь я понимала: то было не любопытство или приязнь, а желание разнообразить рацион…
Воспоминания о первой попытке покататься на ящере замаячили перед моими глазами. Как и воспоминания о Валене, который привел нас с Дикеном к загонам, а потом очень старался сохранять непроницаемое выражение лица. По крайней мере, мои попытки цепляться за гладкую чешуйчатую зверюгу всем подряд, включая колени и пальцы ног через сапоги, точно развлекли тифлинга — пусть даже он и пытался это скрыть. Не желая снова опозориться так, в следующие разы я очень внимательно оглядывалась по сторонам и только потом отправлялась в нужную часть города. Вроде бы помогло.
— Надеюсь, ты не умеешь ходить по потолкам, — сказала я своему ящеру, с дурными предчувствиями разглядывая его перепончатые — и липучие? — ступни. Тот повернул голову в мою сторону, видимо, ожидая подношений, а потом обманчиво сонно прикрыл веки.
— Огорчить вас? — тут же спросила Натирра, и я застонала уже только от ее тона. Впрочем, вскоре мне стало не до этого — разглядев что-то за моей спиной, дроу удовлетворенно заметила: — Наконец-то. Идут.
И ведь стоило только вспомнить.
— Дикен начинает скучать по старому Мастеру. Он почти никуда не выходил из пещеры, только ворчал и любить поболтать, — сварливо пробормотал кобольд, пристраиваясь у моих ног, с опаской косясь на своего чешуйчатого собрата. — А Босс теперь вечно ходит по всяким местам…
Дикен собрал свои вещи быстрее меня, сумарь на его спине топорщился во все стороны. Маясь от скуки, кобольд чуть раньше увязался за Валеном, который отлучился, чтобы раздать последние наставления войскам. Забавно, что тот даже и не был против такой компании — отнесся к ней, как к стихийному бедствию. Смириться проще, чем сопротивляться и объяснять, почему хочешь пойти один.
— Вы задержались, — попеняла Натирра, обращаясь к Валену. В ее голосе был укор — и, одновременно, незаданный вопрос.
— Свора между войсками Маэвир и Провидицы. Ее надо было разрешить, пока все не зашло слишком далеко.
Когда тифлинг положил руку на плоскую голову своего ящера, тот сразу же перестал водить мордой по сторонам и покорно пригнулся. Но не похоже, чтобы Вален обратил на это внимание: судя по хмурому виду, произошедшее до сих пор занимало его мысли, и из города он уходил с тяжелым сердцем. Свора перед самым нашим отбытием, значит? Не слишком хорошие новости.
— Когда рогатый и Дикен пришли, все сразу же помирились! — похвастался мне Дикен, не понимая, с чего это никто не разделяет его радости. Я в ответ встряхнула его за рюкзак, размышляя, усадить кобольда спереди или сзади от себя. И так, и эдак получалось не слишком удобно.
— Жаль, что все остальное нельзя решить так же легко, — покачала головой я.
Вален, оторвавшись от своих размышлений, взглянул на меня с упреком — он точно понял, что стоит за "всем остальным", да и я, подтверждая его догадки, дернула уголком губ. За время, проведенное в Лит-Муатаре, мы достигли некоторого… понимания. В конце концов, именно к Валену я после непродолжительной борьбы с собой пришла поделиться соображениями насчет того, как бы мне не заделаться ассасином и при этом сохранить жизнь Провидице. С этими же идеями потом отправилась к Зесиир Маэвир — для чего, впрочем, сначала пришлось долго-долго в одиночестве прогуливаться по улицам и оглядываться по сторонам в поисках наблюдателей.
Если покушение на Провидицу и должно было состояться, то, несомненно, в самый критический для города момент и, конечно, именно тогда, когда никто — ха! — не ожидает подобной подлости. Вот только исход должен был выйти… ну, не совсем таким, на который рассчитывала матрона Майрун. Вопреки информации доверенных лиц, в день покушения Провидица будет не одна, а с компанией. Разозленной и готовой к любому повороту событий.
Несмотря на мой первый отказ, Зесиир с радостью ухватилась за новую идею — она была не против подловить мать на горячем и так. Глядя на то, как юная дроу довольно всплескивает руками, я чувствовала холод по позвоночнику…
— Давайте не тратить время на разговоры. Чем скорей мы отправимся в путь, тем скорее вернемся в город. — Натирра резко и недовольно щелкнула заклепками на сумке. А затем как-то вдруг оказалась в седле и выпрямилась, взяв в руки поводья; выглядела она при этом очень естественно, естественнее любого из нас. — Мне так же, как и вам, не хочется оставлять Провидицу наедине с — как вы это сказали? — со всем остальным.
Натирра тоже была в курсе моих договоренностей с Зесиир. И, на самом деле, с большей радостью поддержала бы исходный план юной дроу, включающий тайные проникновения и убийства в обмен на верность. Ну что ж.
Здесь, на сухопутных границах города, которые первыми должны были встретить армию Вальшаресс, не переставала царить атмосфера напряженного ожидания. Кто-то ходил по крепостной стене сверху, патрулировал, переговаривался вполголоса; кто-то занимался установкой стрелковых орудий на башнях. Дроу-солдаты, охраняющие ворота, уже давно были готовы снять с них массивные цепи и лишь ждали сигнала — Вален махнул, поглаживая своего ящера, не торопясь оказываться в седле, и ворота начали отпирать.
— Все, залезай. — Я помогла Дикену взгромоздиться на спину нашего средства передвижения, следя, чтобы между кобольдом и мордой ящера все время находилась моя рука. А затем и сама устроилась позади Дикена. Ну, постаралась, и меня при этом даже не искусали; плоская голова ящера отвернулась, в ее пасти исчезло брюшко насекомого.
— Если Босс вывалится из седла, то и Дикен может упасть тоже. Босс, когда будешь падать, предупреждай Дикена! — запрокинув голову, попросил кобольд. Его сложенные шалашиком крылья вместе с безразмерным сумарем упирались мне в ребра, где-то внутри сумаря тихонько тренькнула завернутая в ткань лютня.
*Лучше следи за тем, чтобы не потерять меня в каком-нибудь тоннеле. Не похоже, чтобы эта ящерица умела быстро останавливаться,* — скрипуче откликнулся Энсенрик, не слишком обрадованный предстоящей дорогой.
Ножны с ним удобно легли по ноге. Я в очередной раз проверила ремень, а потом побарабанила пальцами по рукояти меча — самому полезному из того, что взяла с собой:
— Обидно будет бросить приключение на полпути, м?
Когда ворота Лит-Муатара открылись, я почувствовала себя так, будто наступила ботинком на ступеньку, но нащупала вместо нее пустоту.
Уж слишком просторными были окрестности города. Привыкнув к заброшенным, но все-таки ясно очерченным, узким улицам, я растерялась, вглядываясь в просторную черноту за воротами Лит-Муатара. Вслед за этим воображение очень четко дорисовало армию дроу, осаждающую эти стены, наполняющую молчащее пространство воплями и прочим шумом. Смотреть на разомкнутые цепи, свисавшие с обеих створок ворот, тоже было неспокойно. Они почему-то возвращали меня к воспоминаниям о мутном, тревожном сне, который рассеялся, стоило оторвать голову от подушки, но оставил давящее послевкусие. У меня никак не получалось припомнить, что же там было. Не то чтобы я верила в вещие сны, но после всех последних событий…
— Тарина? Только не говорите, что вам отказало мужество. — Оклик Валена заставил меня подскочить; я перестала копаться в плохих предчувствиях и быстро сжала обеими руками поводья.
Тифлинг, уже в седле, удерживал своего ящера на одном месте и оглядывался. Несмотря на тон, его лицо было снисходительным, испытывающим — словно бы он не ожидал от меня каких-нибудь пакостей, а всерьез пытался понять, что меня задержало. За спиной Валена подметал хвостом землю ящер Натирры, уже вышедший за ворота Лит-Муатара.
— Да, Босс, поехали! Дикен не хочет плестись в самом конце! — тоже поторопил меня Дикен, ерзая от нетерпения. Ну конечно, не ему же управлять этой зубастой штуковиной.
Виновато поморщившись, я коснулась сапогами боков ящера, и он тут же двинулся с места. Пошел быстрее, минуя ворота города. И быстрее. И еще быстрее…
Ну-с, Пропасть Дриаринга, жди нас. Что бы там в тебе ни скрывалось.
***
*Гм. А оно точно не сдохло?*
Отвращения в голосе Энсенрика было лишь на самую чуточку меньше, чем интереса. Доставать меч из ножен я не спешила — но при этом очень легко могла представить, как пленник этого самого меча болтается за моей спиной и строит брезгливые гримасы.
Куб из слизи высотой немногим менее моего роста влажно блестел в свете подвешенного пульсара и местами был сероватым из-за пещерной пыли. Его грани казались невообразимо… четкими, что делало его одним из самых удивительных существ, встреченных мною тут, под землей. А еще куб, кажется, сыто мурлыкал. Это был даже не звук — просто едва ощутимое колебание воздуха, из-за которого твои уши переставали верить твоим глазам и наоборот.
— Оно — нет. — До этого я держалась на почтительном расстоянии от горы хищной слизи, но тут решила приблизиться. Поддавшись какому-то детскому интересу, осторожно поднесла пальцы к кубу — одна из желейных стенок тут же заколебалась, задвигалась. Руку я быстро отдернула, но зато, косясь на куб, наклонилась, пытаясь заглянуть в лицо его содержимому. — А вот этот — точно да.
*Так и знал, что ты решишь засунуть в это пальцы.*
— Если бы я не совала пальцы во все подряд, тебя бы тут не было, между прочим.
Глаза дроу, влипшего в слизь, были широко распахнуты и смотрели на меня с возмущением и протестом. Пространство вокруг него было забито камешками, парочкой неудачливых летучих мышей, гладкими выбеленным костями, которых в этой пещере было подозрительно много. Что-то подсказывало мне, что поймали дроу совсем недавно, иначе от него осталось бы меньше. Судя по позе, он рубил куб изнутри своей саблей до тех пор, пока у него хватало воздуха, и даже чуть дольше.
— Это ведь я почти ничего не вижу тут, под землей. А у тебя-то для этого какие оправдания… — проворчала себе под нос, радуясь, что темнота скрыла особенно неаппетитные подробности поглощения. Энсенрик хмыкнул: его явно повеселило, что я болтаю еще с какими-то мертвецами, кроме него, но я не обратила на это внимания и обошла куб с другой стороны.
Плавающий вслед за мной пульсар уже понемногу начинал меркнуть, что заставляло поторапливаться с осмотром. Вряд ли бы у меня получилось быстро подвесить еще один — а разглядеть что-то без дополнительного освещения в этой пещере было непросто, пусть мои глаза и успели привыкнуть к темноте. Здесь не росли ни светящиеся белесым светом лишайники, ни фосфоресцирующие грибы, от шляпок которых расходились ядовитые споры. А даже если росли, их давным-давно пожрала хищная слизь.
Впрочем, магического света все равно не хватало, чтобы толком рассмотреть плененного эльфа — по крайней мере с такого расстояния, на которое можно было подойти, не рискуя составить ему компанию. Однако что-то в элементах его одежды, в знаках на доспехах заставило волосы на моем затылке зашевелиться привычно и предупреждающе.
*Ну, вам всего-ничего осталось до того поселения с сомнительной репутацией. Удивительно, что вы до сих пор не пересеклись с кем-нибудь из посланников этой твоей Вальшаресс, — спокойно заметил меч, когда я, отстранившись, цыкнула своим догадкам. — Хоть на одного гада меньше. Кстати, ставлю на то, что эта штука сейчас шевельнется и попытается тебя достать.*
Веревка на мешочке с горючей смесью наконец поддалась, и я высыпала небольшое количество темного порошка на ладонь в перчатке. Затем дернулась, вспомнив о правилах безопасности, и отвела руку подальше от пульсара.
— Ставлю на то, что не попытается. — Обходя куб со всех сторон, рассыпая как можно ближе к нему горючую смесь, я постоянно поглядывала на мягкую и полупрозрачную массу слизи, однако она оставалась спокойной. — Эта… слизь не так давно замечательно пообедала… и будет обедать еще некоторое время. Ей просто незачем меня преследовать, во всяком случае, если не подходить слишком близко.
На самом деле куб можно было и вовсе не трогать, сэкономив немного времени. Но один из гротов поблизости должен был стать пристанищем для ездовых ящеров — на то время, пока их седоки занимаются делами важными, нужными и несомненно опасными. Куб — кубы — были абсолютно безмозглыми и перемещались, откликаясь на движение и тепло, однако оставлять ящеров в потенциальной компании чего-то подобного не хотелось.
Не желая встречаться взглядом с плененным дроу, который уже слегка расплывался, я глазела все подряд. И в итоге, в который раз отпихнув носком сапога что-то белое и изогнутое, похожее на ребро, поняла, какая мысль уже долго-долго зудела в моей голове.
— Слышала, что таких существ иногда держат как домашних питомцев. Ну, уборщиков. А в пещерах вокруг и в этой… многовато костей даже для Андердарка, как по мне. М?
Горючий порошок скоро кончился, и его точно бы не хватило, чтобы избавиться от слизневого чудища. Отряхнув руки, я вспомнила, что где-то в недрах поклажи на спинах ящеров должны храниться бутыльки с жидким огнем. Ящеры ожидали возвращения своих седоков на другом, безопасном краю пещеры; они сбились в кучу, улеглись на пол вплотную друг к другу, переплели хвосты, словно бы сохраняя тепло. Двое из них проигнорировали мое приближение, поглощенные наблюдением за своими хозяевами, и только один повернул ко мне продолговатую гладкую голову.
*Смотри глубже. Эти слизни могут, например, кого-нибудь не впускать или не выпускать, — после некоторого молчания, размышляя, откликнулся Энсенрик. — Если уж мы говорим о чем-то, что участвует в планах дроу. Ну, или слизь просто обосновалась здесь, потому что ей тут понравилось.*
Сознание внутри меча вздрогнуло, когда я отправила в приоткрытую пасть ящера какое-то крылатое насекомое из кармана. Еще бы: различная пакость в Андердарке часто сыпалась за шиворот с потолка, а разбиралась я с ней, как правило, с помощью отчаянно ругающегося меча. Зато чуточку раздобревший ящер перестал пытаться нас с Дикеном искусать или сбросить… Запасы сушеных, хм, подношений закончились настолько стремительно, что задумываться об альтернативных вариантах мне пришлось чуть ли ни с самого начала пути.
Чтобы найти бутыльки с алхимическим огнем, пришлось по локоть засунуть руку в Дикенов сумарь и какое-то время усиленно думать о пламени, взрывах и тому подобном. К тому моменту, как бутыльки оказались в моих руках, звуки с другого конца пещеры стали в несколько раз громче и выразительнее.
*Если бы второй куб оголодал так же, как первый, вам пришлось бы туго,* — хмыкнул Энсенрик, наблюдая за тем же, за чем сквозь полуопущенные веки наблюдали ящеры Валена и Натирры.
И ох, он был прав.
Только благодаря тому, что один из обитавших в гроте кубов успел поймать себе поздний ужин — или ранний завтрак, — я сейчас могла отсиживаться в сторонке, взвешивая в руках теплые бутыльки, и вместе с ящерами глазеть на разворачивающееся сражение. Только благодаря тому, что "мой" куб не был пустым, мы вообще смогли вовремя обнаружить опасность. Ящеры, конечно, задолго до этого озадаченно водили мордами и принюхивались к полу, — но поди различи в темноте гору хищной слизи, бесшумно движущуюся по пещерному залу.
Будь второй куб таким же голодным, как первый, я бы, наверное, в этот самый момент как раз пыталась не позволить слизи поглотить себя. Но вместо этого я расслабленно занималась всяким подготовительным, поглядывая время от времени, как с пустым, а оттого и очень настойчивым кубом разбираются спутники. Присоединяться меня пока что не звали, что радовало. Больно уж грязной была работа.
Ну, в смысле, липкой.
Липким и скользким был пол у расширяющегося куда-то в темноту выхода из пещеры — оттуда тянуло прохладой, что-то подсказывало, что дальше может быть пещера побольше этой или гигантский провал. Липкими были стены, поблескивал в неестественном магическом свете низкий потолок. Мои компаньоны тоже были местами липкими от слизи и изрядно взмокшими; существо, с которым они сражались, заметно убавило в массе и выглядело не очень здоровым, но и сдаваться пока не собиралось.
Натирра, казалось, была искренне рада, что может использовать магию и не пачкать руки. Все черты на ее лице выражали скорее легкую брезгливость, чем концентрацию; тем не менее, она успевала и отправлять в полупрозрачное склизкое тело куба магические стрелы, и отскакивать, когда куб с неожиданной прытью двигался в ее сторону, и торопливо вытираться, чтобы едкая слизь не успела оставить следов на коже. А Вален словно бы пытался сделать из одного куба множество маленьких. Впрочем, не то чтобы ему оставалось что-то еще — зато и куб после каждого удара частично оставался на цепе тифлинга.
Задавшись вопросом о том, не повредит ли слизь оружие и доспехи Валена, а если повредит — то насколько сильно это испортит ему настроение, я едва не пропустила момент, когда откуда-то из нижней части куба появилась ножка из плотной слизи, потянулась к шее Дикена, съежилась от его обжигающего дыхания и втянулась обратно. Музыка кобольда совсем никак не влияла на хищную слизь, разве что подрывала боевой дух Натирры и Валена. Поэтому он, прислонив лютню к дальней стене, просто вертелся у них под ногами, старательно подбадривал и, казалось, раздражал куб одним своим совсем-не-драконьим присутствием.
Вместе они казались настолько отличной командой, что я даже ощутила укол ревности — и вместе с тем острую потребность в действии, желание разобраться со своей частью сражения, пока оно не стало таким же липким. Хотя, конечно, никто и не обещал, что оно не станет таким же, — когда куб ощутит, к чему все идет.
Распихав по карманам взрывоопасные бутыльки, поудобнее уложив на плечах плащ, я покинула ездовых ящеров, на ходу доставая из ножен меч Энсенрика. С каждым моим шагом по направлению к кубу сознание внутри меча сжималось и вздрагивало — как будто Энсенрик, предвкушая нечто противное, пытался заранее перебраться в самую дальнюю часть своего пристанища.
— Как ты там говоришь? "Опять ты запихиваешь меня в эти вонючие ножны?" — Я улыбнулась уголками губ, пытаясь его подбодрить. Хотя вряд ли это могло сработать на ком-то, кого собирались едва ли не лицом макать в хищную слизь. — Пора и мне уже поработать. Поможешь?
*Просто пообещай, что не будешь тыкать мной в это без лишней необходимости*, — кисло и обреченно пробормотал в ответ меч.
В следующее мгновение мою руку закололо от поглощаемых им жизненных сил.
…Вален напевал себе под нос, когда увлекался или считал, что этого никто не заметит.
Ну, или насвистывал. Или мелодично бормотал, словно бы пытаясь удержать в голове знакомый только ему мотивчик.
Впервые заметив это — несколько рифмованных слов, слетевших с губ тифлинга, пока он чистил доспехи во время привала, — я искренне посчитала, что Андердарк со всеми его шорохами и скрипами снова играет с моим воображением. В моих ушах тогда как раз стоял стрекот существ, с которыми нам в тот день пришлось повстречаться. Карты считали, что в том тоннеле был самый короткий путь, — но карты не учитывали ни колонию недовольных вторжением насекомых, ни кладку их яиц, ни то, сколько времени уйдет, чтобы после этого мало-мальски очистить одежду.
Отдежурив положенное время, я как раз раскладывала на камнях свою постель — и, замерев, насторожилась от непривычного звука. Под впечатлением от предыдущих событий, начала подозрительно коситься на неосвещенные части пещеры в поисках его источника. Ничего, естественно, не нашла; лагерь дремал, ящеры тоже дремали, а Вален, которого я незадолго до этого разбудила к дежурству, молча и очень самозабвенно очищал нагрудник от остатков той твари, которой пришло в голову целиться ему в горло.
Лица тифлинга мне почти не было видно из-за распущенных, свободно спадающих вниз волос — после броска той едва вылупившейся из яйца штуковины их тоже пришлось отмывать (и вряд ли это было особо удобно, учитывая, ну, рога). На какой-то миг мне показалось, что, в тусклом мерцающем свете магического огня, Вален стал одного цвета со своими волосами. Впрочем, мне было достаточно его спокойствия, того, что он не прервал своего занятия, а значит, не слышал ничего странного; пожурив себя за чрезмерную подозрительность, я отправилась спать.
О том, что мне тогда не послышалось, догадалась позже — спустя еще несколько дней в пути, после еще нескольких торопливых переходов по сухим и влажным тоннелям и пеших спусков по краю пропастей, таких глубоких, что не хватит никаких глаз. ("Хорошо, что ты ничего не видишь, Босс. Дикен видит, хотя хотел бы не видеть. Вот, возьми Дикена за руку, чтобы не оступиться. Тебе не кажется, что тропа становится все круче и круче? Тебе не кажется, что на дне кто-то есть?")
Вытянувшись на своей постели после дежурства, закрыв глаза, я чувствовала, что меня покачивает — точно так же, как на спине ящера, который с одинаковым безразличием шагал и по полу, и по стенам, и по потолкам. Заснуть из-за этого не получалось; сперва я ворочалась, особенно остро ощущая под собой все неровности пола, а потом признала, что это не помогает. Тревожить спящих Натирру и Дикена своими метаниями не хотелось, и даже Энсенрик уже ворчал на меня из своего меча — он, как всегда, находился на расстоянии вытянутой руки и потому был особенно недоволен моим копошением.
В итоге я усилием воли заставила себя лежать смирно, дышать — глубоко и спокойно, борясь с головокружением. Заснуть это, конечно, не помогало… зато я снова услышала.
Что-то про Сигил, далекий, нереальный почти что город дверей.
И Планы.
Что-то, сентиментальное настолько, что вообще не вязалось с образом самого, хм, воинственного сторонника Провидицы, однако точно произнесенное — нет, напетое — его голосом. То ли между делом, а то ли от скуки; то ли чтоб справиться с влиянием крови, а то ли чтоб не поддаться дреме, подвергнув опасности затихший лагерь. И тогда, и после я не смогла понять причины, да и не так уж, на самом деле, они были важны.
Радуясь, что выгляжу достаточно сонной и неподвижной, не размыкая ресниц, чутко прислушиваясь, я думала о том, что, если расскажу о своем открытии Дикену, он очень обрадуется. Очень. Но я — не расскажу, не в последнюю очередь потому, что у Валена, надо признаться, голос оказался получше. Да, точно: между эпическими одами Дикена о добре, зле и сопутствующих событиях и тем, что негромко напевал себе под нос тифлинг — пропуская слова, переходя на невнятное мычание, — я бы точно выбрала второе.
Сонно хихикнув в сгиб локтя, я сама не заметила, как уснула под звуки чужого голоса. И засыпала еще не раз, благо, порядок присматривающих за лагерем во время привалов никогда не менялся. Голос Валена в глухой засасывающей темноте, все эти слова из незнакомых мелодий очень скоро стали тем, что внушало мне покой в Андердарке, пусть осознавать это и было немного неловко. И, конечно, мне искренне не хотелось выдать себя — хотя бы потому, что мне ужасно, самосохранения ради не хотелось смущать Валена.
…Натирра, похоже, никогда не засыпала до конца.
По крайней мере, так это выглядело со стороны. Наматывая круги вокруг лагеря, очищая меч Энсенрика от следов происходивших в пути неприятностей, — в общем, занимаясь чем угодно, лишь бы не кивать носом во время дежурства, — я заметила, что дроу могла проснуться от любого звука или движения, непривычного для пещер. Даже от шелеста бумажных листов, которым когда-то предстояло стать второй книгой Дикена. (Отнять их у автора, чтобы привести в порядок и сложить один к одному, было той еще задачей. "Дикен не показывает половину работы", ага.)
Неловко оступившись или, например, неосторожно переложив ножны с Энсенриком, я первым же делом проверяла, смотрят на ли меня чуть-чуть прикрытые глаза дроу. Чаще всего — смотрели; не то чтобы очень осознанно, зато очень внимательно. Как будто Натирра, даже не оторвав голову от пола — или все-таки оторвав, слегка приподнявшись на локте, — несла помимо своего дозора еще один. Впрочем, это не мешало ей окончательно просыпаться без всяких жалоб и выглядеть при этом куда свежее и собраннее моего.
Я даже не была уверена, что дроу помнит свои пробуждения. И сперва мне становилось очень не по себе: помня и зная, на что способна Натирра, я страшилась иметь дело со смертельно опасным лунатиком. Но позже — привыкла и научилась вести себя тише; вместо того чтобы замирать и покрываться мурашками, стала спокойно ждать, пока лицо дроу не потеряет напряженных черт, брови не разойдутся, веки — не сомкнутся. Держа в голове предыдущего нанимателя дроу, можно было легко догадаться, откуда взялась подобная бдительность.
Истории о службе на Вальшаресс, которыми Натирра делилась по моей просьбе или после нытья Дикена, добавляли теней и паранойи в и так не слишком веселое путешествие по глубинам Андердарка.
Не знаю, какая из историй впечатлила меня больше. Возможно, та, в которой Натирра была одной из дочерей не слишком большого Дома дроу и занималась всеми положенными вещами, включая интриги и убийство рабов, — а потом Дом был полностью уничтожен войсками Вальшаресс. Ну, или та, в которой Натирра присоединилась к этим войскам по личному приглашению Вальшаресс, стала учиться, чтобы стать Красной Сестрой, и в финале перерезала горло своей последней сопернице. Натирра разобралась с ней в ее же комнате, с сонной, беззащитной и спокойно — насколько это возможно — ожидающей последнего экзамена. Правда, то был вопрос выживания, и в честном бою Натирра бы его не сдала.
Не было похоже, что ее сильно мучило из-за этого чувство вины, — хотя сожаления насчет прочих своих поступков она все же испытывала. И потому, наверно, так пристально наблюдала за моей реакцией, даже если истории, вообще-то, рассказывала для записывающего их на ходу Дикена. Косилась через весь лагерь, поглядывала мимоходом, словно бы пытаясь понять, о чем я думаю, опасаюсь ли ее после услышанного, виню ли за то, что было до перехода в лагерь Провидицы. И иногда я действительно чувствовала, как все внутри холодеет — от кровавости некоторых эпизодов и беззаботного тона, которым их пересказывала дроу. Но у меня не было причин не доверять ей, и выражение растерянного дружелюбия на моем лице было подлинным, и, кажется, для Натирры это было важно.
А еще, благодаря всем этим историям, Вальшаресс, виновная в моих злоключениях, стала чуть более реальной.
Теперь я могла представить ее перед глазами, опираясь не только на свой давнишний кошмарный сон. Не абстрактную, размытую, угрожающую фигуру, — а не слишком-то и высокую дроу со склонностью ко всему острому, предпочитающую, тем не менее, режущее оружие — хлысту. Дроу, которая каким-то чудом смогла пленить архидьявола. Дроу, которая после всех успехов в Андердарке надела корону из острых веток металла и выбрала для себя соответствующий титул.
Дроу, взгляд которой когда-то уперся в потолок храма, в глазах которой когда-то появилась какая-то мысль.
…Наблюдать за спутниками вот так, в периоды затишья, подмечать чужие привычки было, пожалуй, чуть-чуть волнительно. Потому что в то время, как ты наблюдал за кем-то, кто-то обязательно наблюдал за тобой.
Это было неизбежно — мы проводили слишком много времени на виду друг у друга. Во время переходов по Андердарку нужно было следить, чтобы кто-нибудь не отстал, не заблудился или не потерялся. Во время стычек с существами, населяющими тоннели, — смотреть, не потребуется ли кому-то помощь. Во время отдыха — договариваться друг с другом, разделяя обычные для таких случаев обязанности; делать на глазах друг друга привычные для себя вещи; помогать друг другу в мелочах, зная, что можешь рассчитывать на ответную услугу взамен.
Иногда мне становилось интересно, что именно могли заметить за мной спутники. То, что я вздрагиваю, если слышу поблизости звуки падающих камней, и потом еще долго поглядываю на потолок так, будто он вот-вот рухнет? Чаще, чем нужно, а иногда и совсем без причин касаюсь рукояти меча? Улыбаюсь, кажется, только когда пристает со своей болтовней Дикен? (А почти все остальное время, если верить Энсенрику, сохраняю на лице выражение сердитой сосредоточенности, от которого тому хотелось забиться подальше в свой меч.)
Так или иначе, совместное пребывание на не слишком-то большом пятачке разбитого лагеря способствовал примирению и пониманию куда больше, чем несколько хаотичное путешествие по Темной реке. Бело-синее магическое пламя, освещающее наиболее безопасные закутки Андердарка, позволяло глазам на время отдохнуть от кромешной ночи. А присутствие спутников и их повседневные дела, те слова, которыми мы перебрасывались, помогали хоть на чуть-чуть забыть, что над головой нависают глыбы камней.
Некоторому смирению способствовали и все те сомнительные ситуации, которые непременно происходили в пути.
Например, та, в которой Дикен в своем вечном желании быть полезным вызвался выполнять обязанности повара. Видимо, он был по-настоящему убедительным и не постеснялся рассказать обо всех тех разах, когда готовил для каравана полуросликов, раз уж ему доверили походный котел. Ну и сыграло свою роль то, что меня в этот момент рядом не было. Наш путь как раз проходил мимо чьего-то подземного города; мы огибали его по широкой дуге, опасаясь караульных, — и все-таки он мерцал в темноте, как ярмарочная игрушка, и я отбилась ото всех, чтобы взглянуть на него с расстояния и высоты.
Это произошло еще в самом начале путешествия, тогда, когда никто не знал, что стряпню кобольда, в общем-то, можно есть, но жить тебе после этого резко перехочется. Что и было написано на моем лице, когда я вернулась и застала Дикена, который помешивал нечто булькающее в котелке, параллельно копаясь в своей заплечной сумке. Что-то из нее он уже точно успел добавить в… предположительно, суп. Что-то, что делало запах варева, в принципе, соблазнительным, пусть и островатым, что-то, от чего ездовые ящеры заинтересованно принюхивались и не сводили с Дикена глаз.
Но даже это не помешало мне остановить кобольда, отнять у него приготовленное и, не без колебаний, избавиться от этого как можно дальше от лагеря. В тот вечер на меня дулся не только обиженный ящер: припасов у нас было не настолько много, чтобы ими разбрасываться, да и пришлось потратить время на готовку чего-то другого. Впрочем, уже во время следующего привала нас настигла одна из местных тварей, какое-то время шедшая следом. Похожая на хищную птицу и жука одновременно, вооруженная крюкастыми отростками на передних лапах, — она с жалобным воплем издохла у ног Валена, который первым вышел к ней навстречу и не успел сделать решительно ничего.
У меня были все причины предполагать, что к гибели существа приложил свое кулинарное мастерство Дикен. И у Валена эти причины тоже, кажется, были — судя по тому, как внимательно он осматривал раздутое, лезущее из-под хитинового панциря брюхо твари. То, с какой усталостью тифлинг потер после этого глаза, то, какие восьмерки выписывал в воздухе его хвост, выдавало размышления напряженные и нерадостные. Меня же хватило только на то, чтобы убрать в ножны меч гогочущего Энсенрика и сонно зевнуть; а, и попросить не рассказывать о случившемся Дикену. Чтобы не расстраивать — благо, до лагеря тварь не дошла, и результатов своих… трудов посапывающий во сне кобольд не видел.
Также, из примечательного, можно припомнить и все те моменты, когда Натирре приходилось усмирять ездовых ящеров — одного ее взгляда было достаточно чтобы припугнуть любого из них. В основном, конечно, нашего с Дикеном, когда тот начинал охотиться, игнорируя мои приказы, или пристраивался сбоку, намереваясь вцепиться в руку, лодыжку или крыло.
Ну, или…
— …или восстановятся, но не скоро. Надеюсь, к этому моменту мы уже будем далеко отсюда. Дикен, прекрати совать в это когти. Слизь до сих пор вредная, забыл? Не сможешь ни перо держать, ни по струнам бить. Хотя не то чтобы я сильно возражаю насчет второго… Да не обижайся, шучу я. Честно, шучу.
Задавшись вопросом о том, можно ли по-настоящему убить хищную слизь, я почувствовала, что попала в тупик.
Все-таки слизь, даже после уничтожения кубов, оставалась… ну, слизью, толстым слоем размазанной по полу и стенам. Конечно, она больше не двигалась, не выкидывала вперед себя плотные хваткие ножки и вообще высыхала, оставляя после себя кисло-горький привкус на языке. Наиболее густые, сохранившиеся куски ее можно было уничтожить, растерев ботинком об пол, — но я все равно поглядывала на них с недоверием. Не хотелось бы, чтобы остатки слизи соединились обратно. С другой стороны, чтобы нарастить массу, слизи пришлось бы что-то сожрать, а вряд ли сейчас она смогла бы поймать что-нибудь крупное…
Вылив немного воды себе на запястье, туда, где был небольшой промежуток между перчаткой и рукавом куртки, я прикусила губу и впервые за долгое время порадовалась полумраку. Он скрывал то, что сделала с кожей едкая слизь; он скрывал и саму слизь, непременно оставшуюся на одежде. Ощущая, как начинает похрустывать из-за этого ткань, я чуть-чуть позавидовала доспехам Валена — они очищались куда быстрее. Да и чешуе Дикена позавидовала тоже: с нее слизь скатывалась, благодаря чему кобольд единственный не заработал ожогов.
Отлипнув по моей просьбе от остатков куба, Дикен стал деловито обшаривать карманы дроу — пленника хищной слизи. Смотреть на это было не слишком приятно; замотав запястье лоскутом чистой ткани, а другим лоскутом — еще раз обтерев меч Энсенрика, который до сих пор постанывал от крайне липких и вязких впечатлений, я отошла подальше от кобольда и оказалась у выхода из пещерного зала. Выход в данном случае был дырой в стене, которая открывалась в… на первый взгляд, чернильно-черное никуда. Только спустя время, как следует приглядевшись, можно было обнаружить высеченные в скале ступеньки, ведущие вниз.
И — отблески света, поселение на самом дне пропасти. Кажется, карты в конце концов привели куда нужно.
Очень аккуратно сделав пару шагов по узковатым крошащимся ступеням, я настолько же аккуратно поднялась обратно, прилипнув спиной к стене, ощущая, как от высоты кружится голова. Да, провести тут ящера будет непросто: пока уговариваешь его на очередную ступеньку, есть риск оступиться и добраться до поселения гораздо быстрее, чем запланировал. Даже хорошо, что решено было не брать ящеров вниз — на тот случай, если местные настолько не обрадуются визиту, что пожелают им как-нибудь навредить.
Натирра говорила, что ящеры преспокойно дождутся нашего возвращения в заранее примеченном месте, не разбредутся и никуда не уйдут. И я ей верила, не могла не верить, зная, насколько хорошо — словно загипнотизированные — ее слушаются чешуйчатые. Думаю, дроу могла бы сама отвести всех троих в грот: просто взять за поводья и оставить, где нужно. Но все же ее руки тоже были обожжены, так что заботу о паре ящеров взял на себя Вален.
— Нашел что-нибудь? — спросила, не оборачиваясь, у Дикена. Возня за моей спиной как раз стихла; чужие шажки отдавались липким чавканьем в пустующем зале.
Пристроившись рядом со мной, кобольд пару раз обтер подошвы ботинок об пол и только после этого разочарованно мотнул головой:
— Пусто, Босс, совсем пусто. Все попорчено слизью.
Ладно, это я давно поняла — по недовольному сопению кобольда, пока он обшаривал тело. А вот чего я не ожидала, так это того, что Дикен без предупреждения впихнет мне в руку что-то колючее. Фигурка на моей ладони была излишне костлявой и сделанной, кажется, тоже из белых костей; передавая ее мне, кобольд выглядел не столько обрадованным, сколько озадаченным своей находкой.
— Но Дикен думает, что мертвяку нравились драконы.
Если и было в Андердарке место, где я могла почувствовать себя как дома, то этим местом было поселение на дне Пропасти Дриаринга. Деревня Свободных — как гласила вывеска, предваряющая никем не охраняемый вход в поселение. Причина такой беспечности нашлась позже; а пока я неверяще глазела на местных жителей, которые исподтишка рассматривали меня — да всех нас, чужаков, — в ответ.
Дело в том, что это место, расположенное в самом сердце Андердарка, было населено людьми. Ну, в основном. Пару раз мне на глаза попадались дуэргары, почти как те, с которыми пришлось повидаться на острове Создателя, а еще подрастерявшие лоск наземные эльфы и представители других рас. Но по большей части тут своими повседневными делами занимались люди. Не слишком счастливые на вид, с подозрительно большим количеством увечий и шрамов — и такие бледные, что их кожа почти светилась, как шляпки тоннельных грибов.
Осторожно вглядываясь в хмурые вопрошающие лица местных, оглядываясь через плечо и по сторонам, чтобы ничего не пропустить, я ловила себя на мысли, что сама скоро стану такой же бледной из-за постоянной темноты. Завершить свою миссию в Андердарке и выбраться под солнечные лучи от этого хотелось только сильнее.
— Это место... Все они с поверхности. Что-то тут не так, — напряженно сказал Вален, когда мы только-только прибыли в поселение и обомлели. Настолько, что Дикен даже завел вполголоса противный мотивчик, призванный рассеять иллюзию. — В Андердарке жителей поверхности используют только в качестве рабов или еды… или сразу для того и другого.
Последние слова тифлинга, может, и не были обращены ко мне, но я все равно поежилась. Я знала Валена достаточно, чтобы понимать, что означает красноватый отблеск в его глазах и ощущение шагающего рядом с тобой грозового облака. И я была с ним согласна. Жаль только, что те жители поселения, которые намеревались с нами заговорить — привлеченные вещами, которые мы несли с собой, или чем-то еще, — неуверенно приближались, встречались взглядом с Валеном и решали, что у них есть дела поважнее.
А еще они жестикулировали издалека. И жесты эти казались… странными. Часть жестов, часть перешептываний за нашими спинами определенно касалась Натирры; их смысл от меня ускользал, но дружелюбия в них было мало.
— О-о-о, на поверхности людей тоже используют как еду! Старый Мастер вечно морозил и жрал всех, кто ему не нравился... А Дикен собирал с них одежку. Целую гору набрал, — подхватил Дикен, который, кажется, был просто рад путешествовать на своих двоих.
— Спасибо вам обоим большое, — скрипнув зубами, отозвалась я и сжала в руке фигурку, найденную на теле дроу.
Ее грани были упоительно неровными, вертеть ее в пальцах было почти так же приятно, как касаться потерянной реликвии с Плана Теней. Эх. Учитывая подгнившую репутацию места, в котором мы находились, утеря безделушки, предупреждающей об опасности, грызла меня особенно сильно.
Даже внешне деревня Свободных походила на поселения поверхности. Так, наверное, мог выглядеть Хиллтоп, если бы вместо снега повсюду были бы камни, а вместо привычных птиц — летучие мыши, которые постоянно попадались мне на глаза. В деревне были просторные улочки на много домов и дома, самые обычные, а не чокнутые, как у авариэлей. Тут были и фонари, и брусчатка под ногами, и торговые лавочки, и что-то вроде грибных огородов у самых окраин, — все говорило, что об этом месте и его жителях кто-то очень сильно заботится.
Деревня Свободных казалась не самым ужасным местом для жизни, если ты по какой-то причине попал в Андердарк. На первый взгляд, никакой нежитью для армии Вальшаресс тут и не пахло. Вот только свободой не пахло тоже.
Это читалось в том, как жители передвигались по улицам — торопливо и целеустремленно, словно бы опасаясь находиться за пределами своих домов. Праздно шатающихся зевак почти не было, а те, что были, выглядели скорее растерянно, чем расслабленно. Тут редко отрывали взгляд от земли, а если и отрывали, то сразу же начинали смотреть куда-нибудь в сторону. Разговоры велись вполголоса, даже у лавок с товарами не было слышно ни перебранок, ни споров.
Чем дольше мы находились в деревне Свободных, тем больше странностей подмечали и тем чаще тянулись к оружию. Ну, или к блокноту — как Дикен, который начал делать заметки прямо на ходу. Услышав что-то про "зловещую" и "подозрительную" атмосферу места, в которое прибыли герои, я мысленно согласилась и усилием воли убрала руку с меча.
— Здесь слишком мало детей, не находите? — вслух заметила я, когда встретилась взглядом с чем-то невысоким и озадаченным, глядящим на нас через окно одного из домов. Ребенка непонятного пола от стекла почти сразу же оттащили, а занавески задернули. — Даже в Лит-Муатаре с его неопределенным будущим дети на улицах были.
— И еще здесь кладбища нет. Для поселения такого размера это даже более странно, — многозначительно произнесла Натирра, проследив за тем, куда я смотрю. — Если, конечно, они не хоронят своих покойников где-нибудь в центре города. На окраинах я не заметила могил, — твердо добавила она.
От ее слов у Дикена отвалилась челюсть, и он с еще большим усердием начал черкать в своем блокноте. Вален шумно вздохнул сквозь зубы; я, восхитившись наблюдательностью дроу, напряглась от дурных предчувствий и ускорила шаг.
*Угадай с трех раз, куда они девают своих мертвяков, — согласился со мной Энсенрик из своего меча. — Дело раскрыто?*
— Давайте найдем местный храм — может, храмовники расскажут что-нибудь насчет захоронений. И… всего остального. Хотя, если честно, с недавних пор мне не слишком нравится общаться с храмовниками. — Говоря это, я в очередной раз обратила внимание на летучую мышь, прилипшую к стене дома у самой крыши. Кажется, даже для Андердарка она была крупной. Интересно, сколько насекомых нужно было, чтобы такую прокормить.
Поселение выглядело не настолько большим, чтобы в нем потеряться, но и не настолько маленьким, чтобы обойти его за один раз. На окраинах и дальше не было ничего, похожего на храм какого бы то ни было божества, и казалось логичным продолжить поиски в центре. Кто-то предложил разделиться, чтобы осмотреть все быстрее и заодно порасспрашивать местных; я предложила с этим помедлить. Наверное, потому что понимала, какая компания может мне выпасть, а еще потому, что не представляла пока, о чем спрашивать.
Не видел ли кто чего подозрительного? Не натыкался ли на разгуливающую по улице нежить? Обитатели деревни выглядели настолько запуганными, что, пожалуй, скорее сбежали бы, чем ответили на этот вопрос.
Впрочем, до храма мы тогда не дошли. Дошли позже — после встречи, которая дала больше вопросов, чем ответов, но все же хоть чуть-чуть помогла понять, что происходит на дне Пропасти Дриаринга.
Мы как раз миновали дом, который выглядел чуть более украшенным, чем остальные. Нет, прочие одноэтажные дома на улице, выстроенные подозрительно одинаковыми, местные украшали тоже — иногда рядом с домами или через окна можно было заметить личные вещи, светящиеся мягким светом грибы в горшках, в общем, все, что могло привнести подобие уюта. Но этот дом выглядел так, будто кто-то решил притащить к нему все сверкающие камни и кристаллы, которые можно было найти в округе. Остановив на них свой взгляд, удивившись такому вкусу жильца, я переключилась на замаячившее вдалеке строение со шпилями на крыше — и почти сразу же услышала, как за спиной хлопнула дверь. А потом в уши врезался вопль Дикена.
Ящер, слегка отставший, вопил скорее от негодования, чем от страха, — ведь тот, кто за крыло тащил его в дом, опасным не выглядел. До неприличия приземистая фигурка, впрочем, оказалась сильной: к тому моменту, когда я кинулась на выручку, сопротивляющегося Дикена успели дотащить до ступенек. Стоило мне оказаться рядом, как Дикен, не переставая вопить, обеими лапами больно вцепился мне в ногу повыше колена, обездвиживая, лишая устойчивости. Происходящее немного напоминало перетягивание каната — даже я ощущала, насколько сильно тянут с другой стороны.
Меч Энсенрика, недавно искупавшийся в слизи, теперь желал крови и сам напрашивался ко мне в руки. Да и другим моим спутникам не особенно нравилось происходящее, судя по шороху перекладываемого поудобней оружия. И, наверное, все могло бы закончиться хуже, если бы Дикенов похититель не обернулся — вперившись взглядом скорее в меня, чем в того, кого тащил за собой. Его лицо было образцово некрасивым и перекошенным. Полным отчаяния, страха и, кажется, спешки. Почти умоляющим. На его лице было больше эмоций, чем на лицах всех жителей поселения сразу; это выглядело как приглашение, и я не могла его не принять.
*Опять ты суешь пальцы во всякое,* — поморщился Энсенрик, неохотно отказываясь от своих кровожадных намерений.
Сделав пару шагов вперед с висящим на мне кобольдом, я нагнала подозрительного поселенца, после чего тот отпустил Дикена и вцепился уже в мою руку. Позволив протащить себя к дверям, я жестом позвала за собой потирающего крыло ящера. Натирра, которая с немым вопросом наблюдала за происходящим, и Вален, который как раз закреплял на поясе цеп, выразительно переглянулись, но тоже последовали за мной.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать в Пропасть Дриаринга! — хозяин дома, видимо, из какого-то подземного низкорослого народца, задергивал занавески на окнах. Так спешно, будто боялся, что кто-то начнет за ним подсматривать.
Перебегая от окна к окну, он без усилий огибал разложенные на полу камни — такие же, как снаружи, только чуть более симпатичные: необычной формы или с вкраплениями чего-то зеленого, красного, желтого. А вот книги, которых тут тоже было в избытке, пару раз мешали ему пройти. Я даже попыталась прочитать название ближайшей, но поняла, что не знаю этого алфавита.
— Добро пожаловать в деревню Свободных! Ну, почти свободных... Уже не рабов! Не вполне освобожденных! Пропасть Дриаринга, добро пожаловать, добро пожаловать… — оглядывая дом, поселенец скатывался на бормотание, чем жутко напоминал горожан Шаори Фелла.
Постель его находилась недалеко от входа, под окном, и выглядела так, будто из нее только что выпрыгнули. В остальном обстановка в доме была обветшалой и производила впечатление некоторой безнадежности. Со всеми нами внутри в комнате стало тесно; дальше располагалась еще одна комната, но она не была освещена, похоже, ее не использовали.
— Я — Кордиган, староста этого поселения, — наконец представился хозяин дома. Его улыбка была искренней и приветливой, но несколько дерганой. Ее подчеркивали странные округлые рубцы на щеках и шее. — Так от кого вы бежали? Кто владел вами, кто вас преследует? Я не вижу ни кандалов, ни колодок на ваших руках и ногах… — его взгляд прыгал с одного гостя на другого, изучая, оценивая. На Натирру он смотрел чуть дольше, чем на остальных, но затем резко от нее отвернулся. — Может, кто-то из вас скрывает под одеждой клеймо? Следы от цепей? Это не то место, где их нужно стесняться, нет, совсем нет…
Я заметила, что Натирра прищурилась, о чем-то размышляя, да и сама тоже не знала, как реагировать. Возможно, мы и правда выглядели потрепанными после путешествия по Андердарку. Но, чтобы признать в нас компанию беглых рабов, нужно было иметь крайне необычный взгляд на мир.
— Мы не рабы, — ответил за всех Вален. Чуть-чуть холоднее и тверже обычного, как мне показалось. Настолько, что я даже припомнила его шрамы, которые видела в Шаори Фелле, и тут же попыталась о них забыть.
— Совсем-совсем? Никогда-никогда? — растерянно заморгал Кордиган. Но тут же продолжил — с сочувствием, неожиданным для существа, которое было Валену примерно по пояс. — Может, цепи были в вашей голове? Может, кто-то играл с вашим разумом, как проклятые иллитиды?
Кордиган даже сделал пару шагов по направлению к тифлингу, который остался стоять у дверей, привалившись к ним, не позволяя пройти кому-нибудь с улицы. Несмотря на то, что один глаз подземного карлика задорно подмигивал независимо от другого, взгляд у него был цепкий и острый, как буравчик. А слова каким-то чудом попали куда нужно, — судя по тому, как Вален мрачно сложил руки на груди.
К счастью, тут вклинился Дикен, избавляя его от необходимости отвечать.
— Ну, Дикен и Босс как-то были рабами у одного ящера в пустыне. Даже носили магические ошейники, — пробурчал кобольд, прижавшись на всякий случай боком к моим ногам.
— Не так долго, чтобы об этом упоминать, Дикен, — поморщилась я. Забытое ощущение ошейника на горле на миг дало о себе знать, да и пересказывать эту скверную историю спутникам не хотелось. — Так что… не переживайте, Кордиган. Нас никто не преследует. Скорее, это мы пытаемся кое-что разгадать.
Мой намек хозяин дома пропустил мимо ушей, зато, уставившись в пол, повторил одними губами другие мои слова. Голос его наполнился горечью.
— Так это обычно и происходит. Ты и думать не думаешь, что тебя преследуют, но потом охотники за головами заявляются в поселение. — До этого Кордиган печально общался со своими ботинками, а потом вновь задрал голову, и выражение на его лице стало почти таким же, как при первой встрече. — Но не бойтесь. Не бойтесь! В Пропасти Дриаринга вам не нужно страшиться погони. Да, вас защитят здесь... защитят, во всяком случае, от этого…
Под конец голос его снова упал, а улыбкой стало можно пугать детей. Казалось, мы наконец коснулись того, что так сильно давило на старосту поселения.
— А от чего тогда нас защитить не смогут? — осторожно спросила я. Заметив, что Дикен опять тянется к блокноту, пихнула его ногой.
— На улицах мы не встретили никого, похожего на стражу. Кто защищает вас? Кто останавливает охотников, которые приходят за беглыми рабами? — уже менее дружелюбно спросил Вален, холодно рассматривающий Кордигана с высоты своего роста.
— Не рабами! Практически-но-не-совершенно-свободными!
Давить на хозяина дома было не слишком хорошей идеей. Он и без того выглядел лишь чуть менее чокнутым, чем авариэли, а от наших вопросов разволновался еще сильнее. Кордиган, ища слова, переступал с ноги на ногу и краснел; отметины на его лице потемнели и стали похожи на заживающие синяки. Зато Натирра кивнула сама себе и прищелкнула пальцами.
— Осторожнее, — обратилась она к нам всем, но по большей части к Валену. — Я уже видела подобное раньше. Думаю, это работа иллитидов.
— Иллитидские пытки легко узнать, да? Кому, как не дроу, разбираться в пытках. — До этого Кордиган смотрел куда угодно, но не на Натирру, но тут покосился на нее исподлобья с некоторой неприязнью. — Тут у нас много бывших рабов дроу. Выкупленных у дроу, сбежавших от дроу. Они не будут рады, если дроу станет ходить среди них, нет-нет…
Выкупленных, значит? Поселение бывших рабов в центре Андердарка и так выглядело подозрительно. А если их кто-то специально для этого выкупал — и не хоронил, — все становилось еще более мрачным.
— Дроу наносят физические раны… по большей части, — дипломатично сказала Натирра, игнорируя тон Кордигана. — Надо обладать сильной волей, чтобы сохранить рассудок после встречи с иллитидом. У этого поселения хороший староста.
Я так и не смогла понять, сколько в словах дроу было лести, а сколько — искреннего уважения. Мне не удалось понять это, даже взглянув в непроницаемое лицо Натирры, — зато я выяснила, что ее слова смутили не только меня: Вален смотрел на нее с не меньшим удивлением. Впрочем, Натирра знала об иллитидах больше моего и, возможно, действительно говорила, что думала. К тому же ей удалось немного смягчить старосту поселения.
— Я был лучше. Другим, — потупился тот. — Я был настоящим оратором, произносил речи! Выступал перед Третьим Советом! Помогал извлекать звуки из кварца! А потом иллитиды схватили меня, стерли часть моей памяти. Уничтожили часть меня…
Камни, которыми Кордиган украсил свое жилище, вдруг стали выглядеть не странно, а грустно. Но не настолько грустно, как сам Кордиган, который тосковал по менее дерганному себе.
— Теперь я говорю от имени жители этой деревни. Был избран, избран среди всех тайным голосованием, — сообщил он, чуть прояснив вопрос о том, как вообще попал на такую должность. Которая, кажется, не особенно ему нравилась. — Но власти совсем немного, да… Власти совсем немного здесь, у жителей Пропасти Дриаринга.
— Тогда кому принадлежит власть в поселении, Кордиган? — опять попыталась разговорить его я.
С тем же результатом, что и раньше, впрочем. Хозяин дома отшатнулся, открыл рот, закрыл рот, начал нервно и быстро моргать — словно что-то знал, но говорить не хотел, или не мог, или слишком боялся. Наблюдая за ним, я почувствовала, как заворочалась совесть. Было неловко давить на беднягу в его же доме.
*Да оставь ты его в покое, — разочарованно хмыкнул Энсенрик. — Даже с теми крылатыми чудиками было проще.*
И я видела, что об этом подумал не только он. Натирра с намеком посмотрела сначала на меня, а затем на дверь; даже Дикен уже рассеянно ковырял ботинком ближайший к нему бело-острый набор кристаллов. Но все-таки у меня была еще одна догадка, последняя, и я решила не уходить, пока ее не проверю.
Уже в тот момент, когда я потянулась к карману под полой пивафви, мечущийся взгляд Кордигана прилип к моей руке. И к острой драконьей фигурке в моей ладони — тоже прилип, на пару мгновений. Однако потом староста начал так отчаянно косить взглядом вниз, что я тоже от этого не удержалась, пытаясь понять, на что он смотрит. Нашла только запылившийся пол с остатками раскрошившихся камней и каким-то мусором — ничего больше.
— Знаете, что это такое?
@темы: фанфикшен, Ночи Невервинтера
понедельник, 11 ноября 2024
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
четверг, 11 апреля 2024
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
вторник, 30 января 2024
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
У меня было слишком много скучных собраний) Попросила Кандинского погенерить, как бы мог выглядеть Энсенрик/Энсеррик со своим мечом.
Интересно, кстати, что Кандинский понимал, чего я от него хочу, куда лучше пробной Миджорни. Ну, или это у меня просто руки кривые...
Интересно, кстати, что Кандинский понимал, чего я от него хочу, куда лучше пробной Миджорни. Ну, или это у меня просто руки кривые...
@темы: Ночи Невервинтера
пятница, 12 января 2024
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Уже которую неделю пытаюсь расписаться, но не получается нихренашечки. Оглядываюсь на себя из октября-ноября и просто не понимаю, кто был этим человеком с кучей идей и связных слов в голове)
Вот это, вероятно, не допишу и не перепишу уже. Но пусть хоть огрызок в дневнике будет — для истории.
+++Вообще-то Энсенрику нравится быть за ее спиной — пусть даже большую часть времени он, на самом-то деле, болтается на ее поясе вместе с прочими полезными штуками, помогающими выживать в Андердарке. Ну, или же им настойчиво тычут в пасти всяких малоприятных существ, бродящих поблизости, а то и специально отправленных, чтобы прервать жизнь новой владелицы меча.
Энсенрик не против, даже когда им пытаются открывать сундуки или взывают к нему праздной болтовни ради — и то, и другое пробуждает его от холодного тупого беспамятства, в котором он провел слишком много времени прежде и в которое он иногда погружается даже сейчас. Из-за скуки там или из-за темных тяжелых мыслей, касающихся все более ускользающего прошлого и все более очевидного будущего. Оставаться наедине с этим довольно мучительно, — так что Энсенрик с готовностью откликается на прикосновение, или слово, или просьбу, занимая место комментатора и советчика, заглядывающего в приключение через чужое плечо.
Вот так, за ее спиной, он забывает о своих скорбных предчувствиях и делает то, что теперь получается у него лучше всего.
Наблюдает, подсказывает и, лишь самую малость, высмеивает — просто чтобы не задирала нос, просто чтобы небольшие победы не вдохновили настолько, чтобы привести к огромным бедам. Остается голосом разума, если вокруг беснуется темно-эльфийская жуть, — не успокаивает, а подначивает, не паникует вместе с ней, а шутит из последних сил, скрывая собственный страх. Нашептывает ей на ухо, уговаривая перетерпеть боль и раны, ощущая их как фантомно — свои. Аккуратно перехватывает ее руки для ответной атаки или защиты — но только в крайнем случае и всегда с небольшим чувством вины.
Это — как парный танец, в котором двое меняются своими ролями. Только здесь из ладоней в ладони то и дело переходит столько раз проклятый Энсенриком меч.
Это — нечто такое, чего Энсенрик не успел испытать при жизни и чем осторожно наслаждается после ее окончания.
В этом нет ничего романтического (ну, в основном; да и вряд ли он может претендовать на что-то большее), зато в этом много всего надежного и доверительного, сочувствующего и волнующего. Пожалуй, даже излишне много, больше, чем Энсенрик когда-либо мог обнаружить внутри себя. Впрочем, наверное, форма и впрямь определяет содержание, а новая форма Энсенрика — магическое оружие, которому обязательно нужно, чтобы им кто-то владел. Нет ничего удивительного в том, что то, что осталось от души Энсенрика, привязано к руке, держащей меч, так же сильно, как к самому мечу.
Энсенрик даже начинает с сочувствием вспоминать об оружии, которое сам — при жизни — видел в старых могильниках или которое встречал в тех же могильниках уже в своем новом, хм, статусе. Прежде ему всегда казалось, что это просто трата хорошего металла — ну, и отличная добыча, если получится обойти охранные чары. Однако теперь Энсенрик думает о таком исходе как о вполне правильном и даже естественном. Кто-то ведь должен защищать несчастных мертвяков там, куда бы они ни отправились.
Если новая хозяйка меча может куда-то пройти, то и Энсенрик, пожалуй, тоже может. Должен попробовать, во всяком случае.
Вот это, вероятно, не допишу и не перепишу уже. Но пусть хоть огрызок в дневнике будет — для истории.
+++Вообще-то Энсенрику нравится быть за ее спиной — пусть даже большую часть времени он, на самом-то деле, болтается на ее поясе вместе с прочими полезными штуками, помогающими выживать в Андердарке. Ну, или же им настойчиво тычут в пасти всяких малоприятных существ, бродящих поблизости, а то и специально отправленных, чтобы прервать жизнь новой владелицы меча.
Энсенрик не против, даже когда им пытаются открывать сундуки или взывают к нему праздной болтовни ради — и то, и другое пробуждает его от холодного тупого беспамятства, в котором он провел слишком много времени прежде и в которое он иногда погружается даже сейчас. Из-за скуки там или из-за темных тяжелых мыслей, касающихся все более ускользающего прошлого и все более очевидного будущего. Оставаться наедине с этим довольно мучительно, — так что Энсенрик с готовностью откликается на прикосновение, или слово, или просьбу, занимая место комментатора и советчика, заглядывающего в приключение через чужое плечо.
Вот так, за ее спиной, он забывает о своих скорбных предчувствиях и делает то, что теперь получается у него лучше всего.
Наблюдает, подсказывает и, лишь самую малость, высмеивает — просто чтобы не задирала нос, просто чтобы небольшие победы не вдохновили настолько, чтобы привести к огромным бедам. Остается голосом разума, если вокруг беснуется темно-эльфийская жуть, — не успокаивает, а подначивает, не паникует вместе с ней, а шутит из последних сил, скрывая собственный страх. Нашептывает ей на ухо, уговаривая перетерпеть боль и раны, ощущая их как фантомно — свои. Аккуратно перехватывает ее руки для ответной атаки или защиты — но только в крайнем случае и всегда с небольшим чувством вины.
Это — как парный танец, в котором двое меняются своими ролями. Только здесь из ладоней в ладони то и дело переходит столько раз проклятый Энсенриком меч.
Это — нечто такое, чего Энсенрик не успел испытать при жизни и чем осторожно наслаждается после ее окончания.
В этом нет ничего романтического (ну, в основном; да и вряд ли он может претендовать на что-то большее), зато в этом много всего надежного и доверительного, сочувствующего и волнующего. Пожалуй, даже излишне много, больше, чем Энсенрик когда-либо мог обнаружить внутри себя. Впрочем, наверное, форма и впрямь определяет содержание, а новая форма Энсенрика — магическое оружие, которому обязательно нужно, чтобы им кто-то владел. Нет ничего удивительного в том, что то, что осталось от души Энсенрика, привязано к руке, держащей меч, так же сильно, как к самому мечу.
Энсенрик даже начинает с сочувствием вспоминать об оружии, которое сам — при жизни — видел в старых могильниках или которое встречал в тех же могильниках уже в своем новом, хм, статусе. Прежде ему всегда казалось, что это просто трата хорошего металла — ну, и отличная добыча, если получится обойти охранные чары. Однако теперь Энсенрик думает о таком исходе как о вполне правильном и даже естественном. Кто-то ведь должен защищать несчастных мертвяков там, куда бы они ни отправились.
Если новая хозяйка меча может куда-то пройти, то и Энсенрик, пожалуй, тоже может. Должен попробовать, во всяком случае.
@темы: фанфикшен, из ненаписанного, Ночи Невервинтера
вторник, 21 ноября 2023
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Всегда хотела принести что-нибудь на Неверембер. И еще со времен работы в "Лабиринте" (2018 год, офигеть) пыталась сделать сонгфик вот на это. Честно таскала по черновикам один абзац с одной сценкой, а как должно выглядеть остальное, искренне не понимала xD
В общем, звезды сошлись, сонгфик написан. Кривоватый, резковатый и наивный, но лучше я его уже не сделаю) Забавно было ощущать, как в последней трети сюжет вильнул в какое-то странное направление. Когда начинала писать, не знала, чем это все закончу, — и персонажи в итоге разобрались с проблемами так, как умеют))
Где(и как) заканчиваются историиИстория Валена, похоже, заканчивается в Кании — среди полей синего и серого льда, среди руин вросшего в снег города без названия. Под аккомпанемент рева Кровавой войны, которая подкатилась еще ближе к наспех разбитому лагерю. Вскоре после череды… событий, расшатавших уверенность тифлинга в своей человеческой части, внушивших ему ужас перед тем, что по его вине может произойти со спутниками.
Он по-настоящему просыпается несколько позже, чем открывает глаза, — просыпается от того, что, глядя в лицо той, кого обнимал и согревал все это время, ловит себя на размышлениях о чем-то… исключительно жестоком. Отвратительно жестоком. Приятно жестоком. Мысли эти спокойно и обыденно развиваются в его сознании, от вспышек идей — к четким планам и ярким картинам, наполненным чужим страхом, болью и мазками красного на снегу. Мысли эти изо всех сил пытаются претвориться в жизнь, и пальцы Валена уже поглаживают шею той, кого он поклялся защищать в любом из миров. Благо, через несколько мгновений мучительной борьбы с собой тифлинг разрывает прикосновение, захлебывается от отвращения к своему порыву и — наконец — сдается.
После этого он действует очень быстро. Осторожно касается губами лба спящей спутницы, пытаясь сохранить в памяти ее лицо, спрашивая себя, сколько еще он будет ее помнить, — а потом начинает собираться, торопливо и бесшумно. Вален не позволяет себе останавливаться, не позволяет задумываться, зная откуда-то, что сейчас в нем в последний раз сошлись вместе человеческое и демоническое, чувствуя, что его лицо искажает гримаса разочарования и предвкушения. Его горло горит от жажды горько-соленого, а в волосах жутко чешется — там, где сквозь кожу пробились рога. Вален собирается убрать себя подальше от спутников до того, как станет слишком поздно. Вален не желает, чтобы кто-то из них испытывал вину за то, что его придется… остановить.
Может, ему хотелось бы уйти незамеченным и, может, так было бы проще для всех, но все-таки Вален не настолько потерял себя, чтобы бросать лагерь без присмотра, — поэтому он даже рад, что за его сборами наблюдает кобольд. Глядит исподлобья темными блестящим глазом, обнимает себя крыльями, чтоб потеплее, тянет когтистые лапы к огню из велокса. Дикен ничего не говорит, хотя точно что-то подозревает: его поза выглядит несколько неуклюжей, как будто кобольд готов в любой момент сорваться и убежать, и на лютню свою он косится так, словно раздумывает, не пора ли шуметь, будить, защищаться. Вален старается не смотреть в его сторону, виновато опускает глаза, — а когда смотрит, то выражение острой кобольдской мордочки кажется ему все более насупленным и печальным.
Когда Вален уже оглядывается по сторонам, выбирая дорогу, встряхивая головой, чтобы унять зовущий и подначивающий шум крови в ушах, Дикен прерывает наполненное пониманием молчание и говорит, что Босс будет плакать. Глухо говорит, тихо, обращаясь к своим ботинкам; голос у него совсем не певческий, напоминающий жалкое плаксивое тявканье. И на голове у него — слой канийского снега, который никак не желает таять. Проходя мимо, Вален останавливается, чтобы сбить этот забавный сугроб пальцами, — а потом, еще несколько раз, тем же жестом, то ли ободряет кобольда, а то ли просит прощения.
Присматривать за Босс тоже просит. Оберегать, помогать и довести до финала их путешествия, раз уж у самого Валена это не получилось.
Дикен отворачивается, выкручивается и часто моргает, чтобы не замерзали глаза.
История Босс, похоже, заканчивается там, где заканчивается история Валена, — в конце концов, между ними образовались связи куда более прочные, чем можно было представить при первой встрече. Разрывать их оказывается еще тяжелее, чем, ну, налаживать. И только больней от того, что происходит все не одним страшным моментом, а в течение многих дней: читается в настроениях и невысказываемой обреченности, становится все более ясным с каждым шагом по обледеневшим дорогам Кании.
Босс просыпается, стуча зубами от холода, с ощущением невнятной, болезненной потери и пустоты — и понимает все сразу же по виновато-испуганному взгляду Дикена. Тот, согревая дыханием сухой нелипнущий снег, делает вокруг себя пирамидки из снежных шаров, вкладывая в них, вероятно, что-то про печаль и про память. Босс наблюдает за его занятием, не задавая вопросов, просто стоит и стоит посреди опустевшего лагеря с бессильно повисшими руками и подбородком, прижатым к воротнику. А потом уходит подальше — чтобы справиться с собой и не напугать Дикена, чтобы не наговорить ему чего-то такого, о чем потом будет жалеть.
Кто-то опять пожертвовал собой, чтобы ее приключение продолжалось.
Именно тогда, когда воспоминания о прошлой потере, до сих пор отдающие пустынной горечью на языке, слегка отдалились и стали уже не настолько болезненны. Именно тогда, когда она уже почти что простила себя, позволила себе сблизиться, и опереться, и привязаться.
Вот так, со спины, она похожа на статую — такая же прямая и неподвижная, несмотря на пронизывающий канийский ветер, который набрасывает на ее плечи и волосы снежные хлопья. Ветер приносит еще и звуки: приглушенный вой чего-то нечеловеческого, вопли ярости, отдаленный грохот сражения. Они намекают, что лагерь нужно спешно сворачивать и уходить, потому что поля Кровавой войны снова сдвинулись, — но все это, кажется, не беспокоит Избранную подземного города, которого больше нет. Не в силах больше стоять, она опускается на колени, обнимает себя руками, сжимается в темный-на-белом ком — то ли сберегая остатки тепла, а то ли сражаясь с поднимающимися изнутри слабостью и тоской.
У нее снова не получилось ни остановить, ни помочь.
Теперь она напоминает те ледяные фигуры, которые щедро разбросаны по дорогам Кании. Это фигуры самых разных существ, промерзших насквозь, покрытых коркой льда и снега; разглядывая их, не выйдет точно определить ни расу, ни возраст, но поза у них у всех будет одна. Поза глубочайшего отчаяния и безнадежности, поза, которая показывает, что Кания наконец поглотила тебя, раздавила тебя, и теперь тебе не важны ни твоя миссия, ни даже ты сам. Пусть всего на один миг — его будет достаточно, чтобы допустить холод к сердцу, надломиться и уже никогда не отправиться дальше.
А Босс как раз этим и занимается — надламывается. И кольцо Спящего уже готово соскользнуть с ее руки.
История Дикена, похоже, заканчивается там, где заканчивается история Босс. Ну, так ему, во всяком случае, кажется, когда он смотрит на Босс — неподвижную и всю какую-то неживую (если можно стать еще более неживым в том месте, где они оказались).
Словно лишившись какой-то внутренней опоры, она сжалась в ком настолько крохотный и жалкий, что Дикен теперь стал ростом выше нее. Она не реагирует ни на его нерешительные топтания рядом, ни на умоляющие оклики; не встает, когда он пытается тянуть ее за руку, не обижается, когда ненароком дергает за прядь волос. Ее глаза остаются закрытыми, а на ресницах и в уголках глаз намерзает лед; Дикен почему-то вспоминает эльфийскую леди из Города потерянных душ и с ужасом думает, что не настолько силен в пантомиме, как ее звероподобный спутник. Вряд ли у него получится привести кого-нибудь, чтобы расколдовать, разморозить Босс. Вряд ли в этих местах пройдет еще какой-нибудь великий герой — а на помощь обычных обитателей Кании в таком деле полагаться не приходится.
История Дикена, похоже, заканчивается раньше, чем он рассчитывал, — потому что, как хороший летописец и хороший друг, он не будет спасаться сам. Дикен собирается оставаться с Босс, сколько сможет, даже если в конце концов их обоих снесет ревом Кровавой войны — к которому к тому моменту наверняка добавится еще один голос. (Думать об этом Дикену грустно до слез, но слезы сразу же замерзают, поэтому он старается грустить без них — полезный навык, усвоенный им еще в пещерах Тимофаррара.) Оставив попытки растормошить Босс, он деловито притаскивает из лагеря пару одеял: одно кидает на снег, а другое набрасывает на Босс, чтобы прикрыть ту от ветра. В ее неподвижности и безмолвии он видит негласное одобрение своих действий и, посчитав, что она не против его компании, усаживается рядом.
Как автор уже почти что двух книг — вторая из них, правда, вряд ли найдет читателей, — Дикен не то чтобы слишком недоволен финалом своей истории. В конце концов, она была захватывающей и напряженной, с неожиданными поворотами вроде вполне себе героической гибели, с обретением друзей, которые раньше были просто язвительными союзниками, и со множеством встреченных необычных существ. В его истории были безумные двойники, предающие в самый важный момент дроу-матроны и таинственные артефакты, найденные в приключениях более ранних, но не менее важных. Это больше, чем когда-либо выпадало на долю кобольдов, и наполненный трагизмом финал в таком случае почти ничего не портит.
Однако, как автор, Дикен не может не относиться к своей истории критически — и поэтому с горечью признает, что пара изъянов в ней все-таки есть. Где это видано, чтобы герои бросали приключение на половине пути? Просто сдавались и опускали руки в бессилии, сразившись до этого с толпами монстров? Забывали обо всем и бросали все, когда от них зависит настолько многое? А уж чье-то самопожертвование тем более не может оказаться напрасным; при мысли об этом Дикен позволяет себе расчувствоваться и тихонько взвыть от тоски и разочарования, не обращая внимания ни на Босс, ни на что другое.
Потому что…
Потому что хорошие истории так не заканчиваются.
Хорошие истории, за которые потом не будет мучительно стыдно перед читателями, должны заканчиваться так, чтобы внутри оставалось что-нибудь… ну, согревающее. Что-то, ради чего историю когда-нибудь перечитают опять, что-то, что поможет тебе или еще кому-нибудь продержаться завтра и послезавтра. На самом-то деле Дикен не имеет ничего против драм — просто не хочет, чтобы их с Босс история превратилась во что-то слезливое, нагоняющее уныние. Истории должны заканчиваться, ну, круто, — иначе какой вообще смысл их сочинять?
Поэтому Дикен рассказывает другую историю.
Больше для себя, чем для Босс, — честно говоря, на нее, бессловесную, неподвижную, погруженную в свое горе, он даже не смотрит. Дикен помнит ее как сильную и отважную девушку, какой она всегда была и какой будет жить в его сердце, поэтому и историю рассказывает про прежнюю Босс. Про то, как благодаря воспоминаниям, которые не должны исчезнуть ни в коем случае, благодаря упрямству и капельке злости ей удается собраться, встать и отправиться дальше к цели всего их жутко эпичного путешествия. И, в конце концов, пройдя через местности еще более странные и пугающие, чем прежде, — достичь этой цели, найти и освободить таинственную Знающую Имен.
Все, чем может сейчас заниматься Дикен, это болтать да разглядывать бегущие по канийскому небу угрожающе-серые тучи; ему совершенно не к чему приложить свое воображение, некуда деть растерянность и печаль, — и поэтому дальше он позволяет себе от души помечтать. Перекрикивая завывания ветра и гул далекого сражения, Дикен вплетает в свою историю еще парочку Истинных имен, не только то, за которым они с Босс отправились изначально. Он горячо и уверенно описывает силу таких имен, позволяющих отыскать потерянное, куда бы оно ни делось; он говорит о воссоединении, в которое никто даже не верил, и об освобождении от половины души, которая всегда приносила больше проблем, чем пользы.
Дикен рассказывает о триумфальном возвращении в Город потерянных душ: о начальнике ледоломни Грууле, который начнет осторожно подбирать слова и с непривычки спотыкаться на каждом, и о Жнеце, который с удовольствием склонит голову, открывая для своих гостей путь домой. Слегка задыхаясь от волнения и восторга, Дикен рассказывает о почти разрушенном Уотердипе, падении Мефистофеля и чествовании героев, которые появятся из ниоткуда и спасут всех в самый последний момент. Пожалуй, на этом его историю можно было бы и закончить, но Дикена несет дальше, к долгим приключениям под солнцем поверхности, наполненным победами и опасностью — куда без нее…
Он замолкает, только когда начинает хрипеть, замолкает резко, на полуслове, громко и испуганно щелкнув зубами. Потому что увлекается своим рассказом настолько, что начинает искренне верить в него, — а потом как-то вдруг понимает, что на самом деле это были только слова. Никто и ни с кем не встретится, не победит, не вернется домой. Отличную историю Дикена никто не сможет прожить, она застынет во льдах, так и не прозвучав по-настоящему.
И тогда он начинает понимать Босс.
Дикену просто становится… все равно. Дикен тоже сворачивается в жалкий и темный-на-белом ком, подтягивает к себе хвост, накрывает себя, как одеялом, красными и все еще теплыми крыльями. Его окутывает ощущение тягучего опустошения и усталости, словно колючий ветер теперь завывает не только снаружи, но и внутри. От бело-серых канийских пейзажей глаза как-то вдруг начинает саднить, и кобольд кладет голову на колени, прячет нос, обещая себе, что это ненадолго, просто чтобы передохнуть, просто чтобы чуть-чуть забыться. Хотя, наверное, подспудно он понимает, что к чему. Просто теперь не хочет бороться. Прямо как Босс.
Которая, стоит Дикену только закрыть глаза, вытягивает руку и резко встряхивает его за воротник.
Которая, моргая немного по-совиному, улыбается ошалевшему от радости Дикену так, словно у нее замерзли и онемели, а теперь оттаивают уголки губ.
И руки-ноги она расплетает с некоторым трудом, но все-таки расплетает, потягивается, громко жалуясь на зверский холод, не с первой попытки поднимается на ноги. Отряхиваясь от снега, отерев с лица ледяные дорожки, она немного смущенно благодарит Дикена за одну из самых лучших историй, которые когда-либо слышала, а еще разрешает от души себя пнуть, если снова впадет в уныние.
Им ведь еще идти и идти. Им ведь еще возвращать потерянное, принимать чествования и заниматься всем остальным, о чем только что вслух мечтал ее громкий — и единственный — компаньон.
Потому что истории должны заканчиваться хорошо.
В общем, звезды сошлись, сонгфик написан. Кривоватый, резковатый и наивный, но лучше я его уже не сделаю) Забавно было ощущать, как в последней трети сюжет вильнул в какое-то странное направление. Когда начинала писать, не знала, чем это все закончу, — и персонажи в итоге разобрались с проблемами так, как умеют))
Где
Он по-настоящему просыпается несколько позже, чем открывает глаза, — просыпается от того, что, глядя в лицо той, кого обнимал и согревал все это время, ловит себя на размышлениях о чем-то… исключительно жестоком. Отвратительно жестоком. Приятно жестоком. Мысли эти спокойно и обыденно развиваются в его сознании, от вспышек идей — к четким планам и ярким картинам, наполненным чужим страхом, болью и мазками красного на снегу. Мысли эти изо всех сил пытаются претвориться в жизнь, и пальцы Валена уже поглаживают шею той, кого он поклялся защищать в любом из миров. Благо, через несколько мгновений мучительной борьбы с собой тифлинг разрывает прикосновение, захлебывается от отвращения к своему порыву и — наконец — сдается.
После этого он действует очень быстро. Осторожно касается губами лба спящей спутницы, пытаясь сохранить в памяти ее лицо, спрашивая себя, сколько еще он будет ее помнить, — а потом начинает собираться, торопливо и бесшумно. Вален не позволяет себе останавливаться, не позволяет задумываться, зная откуда-то, что сейчас в нем в последний раз сошлись вместе человеческое и демоническое, чувствуя, что его лицо искажает гримаса разочарования и предвкушения. Его горло горит от жажды горько-соленого, а в волосах жутко чешется — там, где сквозь кожу пробились рога. Вален собирается убрать себя подальше от спутников до того, как станет слишком поздно. Вален не желает, чтобы кто-то из них испытывал вину за то, что его придется… остановить.
Может, ему хотелось бы уйти незамеченным и, может, так было бы проще для всех, но все-таки Вален не настолько потерял себя, чтобы бросать лагерь без присмотра, — поэтому он даже рад, что за его сборами наблюдает кобольд. Глядит исподлобья темными блестящим глазом, обнимает себя крыльями, чтоб потеплее, тянет когтистые лапы к огню из велокса. Дикен ничего не говорит, хотя точно что-то подозревает: его поза выглядит несколько неуклюжей, как будто кобольд готов в любой момент сорваться и убежать, и на лютню свою он косится так, словно раздумывает, не пора ли шуметь, будить, защищаться. Вален старается не смотреть в его сторону, виновато опускает глаза, — а когда смотрит, то выражение острой кобольдской мордочки кажется ему все более насупленным и печальным.
Когда Вален уже оглядывается по сторонам, выбирая дорогу, встряхивая головой, чтобы унять зовущий и подначивающий шум крови в ушах, Дикен прерывает наполненное пониманием молчание и говорит, что Босс будет плакать. Глухо говорит, тихо, обращаясь к своим ботинкам; голос у него совсем не певческий, напоминающий жалкое плаксивое тявканье. И на голове у него — слой канийского снега, который никак не желает таять. Проходя мимо, Вален останавливается, чтобы сбить этот забавный сугроб пальцами, — а потом, еще несколько раз, тем же жестом, то ли ободряет кобольда, а то ли просит прощения.
Присматривать за Босс тоже просит. Оберегать, помогать и довести до финала их путешествия, раз уж у самого Валена это не получилось.
Дикен отворачивается, выкручивается и часто моргает, чтобы не замерзали глаза.
История Босс, похоже, заканчивается там, где заканчивается история Валена, — в конце концов, между ними образовались связи куда более прочные, чем можно было представить при первой встрече. Разрывать их оказывается еще тяжелее, чем, ну, налаживать. И только больней от того, что происходит все не одним страшным моментом, а в течение многих дней: читается в настроениях и невысказываемой обреченности, становится все более ясным с каждым шагом по обледеневшим дорогам Кании.
Босс просыпается, стуча зубами от холода, с ощущением невнятной, болезненной потери и пустоты — и понимает все сразу же по виновато-испуганному взгляду Дикена. Тот, согревая дыханием сухой нелипнущий снег, делает вокруг себя пирамидки из снежных шаров, вкладывая в них, вероятно, что-то про печаль и про память. Босс наблюдает за его занятием, не задавая вопросов, просто стоит и стоит посреди опустевшего лагеря с бессильно повисшими руками и подбородком, прижатым к воротнику. А потом уходит подальше — чтобы справиться с собой и не напугать Дикена, чтобы не наговорить ему чего-то такого, о чем потом будет жалеть.
Кто-то опять пожертвовал собой, чтобы ее приключение продолжалось.
Именно тогда, когда воспоминания о прошлой потере, до сих пор отдающие пустынной горечью на языке, слегка отдалились и стали уже не настолько болезненны. Именно тогда, когда она уже почти что простила себя, позволила себе сблизиться, и опереться, и привязаться.
Вот так, со спины, она похожа на статую — такая же прямая и неподвижная, несмотря на пронизывающий канийский ветер, который набрасывает на ее плечи и волосы снежные хлопья. Ветер приносит еще и звуки: приглушенный вой чего-то нечеловеческого, вопли ярости, отдаленный грохот сражения. Они намекают, что лагерь нужно спешно сворачивать и уходить, потому что поля Кровавой войны снова сдвинулись, — но все это, кажется, не беспокоит Избранную подземного города, которого больше нет. Не в силах больше стоять, она опускается на колени, обнимает себя руками, сжимается в темный-на-белом ком — то ли сберегая остатки тепла, а то ли сражаясь с поднимающимися изнутри слабостью и тоской.
У нее снова не получилось ни остановить, ни помочь.
Теперь она напоминает те ледяные фигуры, которые щедро разбросаны по дорогам Кании. Это фигуры самых разных существ, промерзших насквозь, покрытых коркой льда и снега; разглядывая их, не выйдет точно определить ни расу, ни возраст, но поза у них у всех будет одна. Поза глубочайшего отчаяния и безнадежности, поза, которая показывает, что Кания наконец поглотила тебя, раздавила тебя, и теперь тебе не важны ни твоя миссия, ни даже ты сам. Пусть всего на один миг — его будет достаточно, чтобы допустить холод к сердцу, надломиться и уже никогда не отправиться дальше.
А Босс как раз этим и занимается — надламывается. И кольцо Спящего уже готово соскользнуть с ее руки.
История Дикена, похоже, заканчивается там, где заканчивается история Босс. Ну, так ему, во всяком случае, кажется, когда он смотрит на Босс — неподвижную и всю какую-то неживую (если можно стать еще более неживым в том месте, где они оказались).
Словно лишившись какой-то внутренней опоры, она сжалась в ком настолько крохотный и жалкий, что Дикен теперь стал ростом выше нее. Она не реагирует ни на его нерешительные топтания рядом, ни на умоляющие оклики; не встает, когда он пытается тянуть ее за руку, не обижается, когда ненароком дергает за прядь волос. Ее глаза остаются закрытыми, а на ресницах и в уголках глаз намерзает лед; Дикен почему-то вспоминает эльфийскую леди из Города потерянных душ и с ужасом думает, что не настолько силен в пантомиме, как ее звероподобный спутник. Вряд ли у него получится привести кого-нибудь, чтобы расколдовать, разморозить Босс. Вряд ли в этих местах пройдет еще какой-нибудь великий герой — а на помощь обычных обитателей Кании в таком деле полагаться не приходится.
История Дикена, похоже, заканчивается раньше, чем он рассчитывал, — потому что, как хороший летописец и хороший друг, он не будет спасаться сам. Дикен собирается оставаться с Босс, сколько сможет, даже если в конце концов их обоих снесет ревом Кровавой войны — к которому к тому моменту наверняка добавится еще один голос. (Думать об этом Дикену грустно до слез, но слезы сразу же замерзают, поэтому он старается грустить без них — полезный навык, усвоенный им еще в пещерах Тимофаррара.) Оставив попытки растормошить Босс, он деловито притаскивает из лагеря пару одеял: одно кидает на снег, а другое набрасывает на Босс, чтобы прикрыть ту от ветра. В ее неподвижности и безмолвии он видит негласное одобрение своих действий и, посчитав, что она не против его компании, усаживается рядом.
Как автор уже почти что двух книг — вторая из них, правда, вряд ли найдет читателей, — Дикен не то чтобы слишком недоволен финалом своей истории. В конце концов, она была захватывающей и напряженной, с неожиданными поворотами вроде вполне себе героической гибели, с обретением друзей, которые раньше были просто язвительными союзниками, и со множеством встреченных необычных существ. В его истории были безумные двойники, предающие в самый важный момент дроу-матроны и таинственные артефакты, найденные в приключениях более ранних, но не менее важных. Это больше, чем когда-либо выпадало на долю кобольдов, и наполненный трагизмом финал в таком случае почти ничего не портит.
Однако, как автор, Дикен не может не относиться к своей истории критически — и поэтому с горечью признает, что пара изъянов в ней все-таки есть. Где это видано, чтобы герои бросали приключение на половине пути? Просто сдавались и опускали руки в бессилии, сразившись до этого с толпами монстров? Забывали обо всем и бросали все, когда от них зависит настолько многое? А уж чье-то самопожертвование тем более не может оказаться напрасным; при мысли об этом Дикен позволяет себе расчувствоваться и тихонько взвыть от тоски и разочарования, не обращая внимания ни на Босс, ни на что другое.
Потому что…
Потому что хорошие истории так не заканчиваются.
Хорошие истории, за которые потом не будет мучительно стыдно перед читателями, должны заканчиваться так, чтобы внутри оставалось что-нибудь… ну, согревающее. Что-то, ради чего историю когда-нибудь перечитают опять, что-то, что поможет тебе или еще кому-нибудь продержаться завтра и послезавтра. На самом-то деле Дикен не имеет ничего против драм — просто не хочет, чтобы их с Босс история превратилась во что-то слезливое, нагоняющее уныние. Истории должны заканчиваться, ну, круто, — иначе какой вообще смысл их сочинять?
Поэтому Дикен рассказывает другую историю.
Больше для себя, чем для Босс, — честно говоря, на нее, бессловесную, неподвижную, погруженную в свое горе, он даже не смотрит. Дикен помнит ее как сильную и отважную девушку, какой она всегда была и какой будет жить в его сердце, поэтому и историю рассказывает про прежнюю Босс. Про то, как благодаря воспоминаниям, которые не должны исчезнуть ни в коем случае, благодаря упрямству и капельке злости ей удается собраться, встать и отправиться дальше к цели всего их жутко эпичного путешествия. И, в конце концов, пройдя через местности еще более странные и пугающие, чем прежде, — достичь этой цели, найти и освободить таинственную Знающую Имен.
Все, чем может сейчас заниматься Дикен, это болтать да разглядывать бегущие по канийскому небу угрожающе-серые тучи; ему совершенно не к чему приложить свое воображение, некуда деть растерянность и печаль, — и поэтому дальше он позволяет себе от души помечтать. Перекрикивая завывания ветра и гул далекого сражения, Дикен вплетает в свою историю еще парочку Истинных имен, не только то, за которым они с Босс отправились изначально. Он горячо и уверенно описывает силу таких имен, позволяющих отыскать потерянное, куда бы оно ни делось; он говорит о воссоединении, в которое никто даже не верил, и об освобождении от половины души, которая всегда приносила больше проблем, чем пользы.
Дикен рассказывает о триумфальном возвращении в Город потерянных душ: о начальнике ледоломни Грууле, который начнет осторожно подбирать слова и с непривычки спотыкаться на каждом, и о Жнеце, который с удовольствием склонит голову, открывая для своих гостей путь домой. Слегка задыхаясь от волнения и восторга, Дикен рассказывает о почти разрушенном Уотердипе, падении Мефистофеля и чествовании героев, которые появятся из ниоткуда и спасут всех в самый последний момент. Пожалуй, на этом его историю можно было бы и закончить, но Дикена несет дальше, к долгим приключениям под солнцем поверхности, наполненным победами и опасностью — куда без нее…
Он замолкает, только когда начинает хрипеть, замолкает резко, на полуслове, громко и испуганно щелкнув зубами. Потому что увлекается своим рассказом настолько, что начинает искренне верить в него, — а потом как-то вдруг понимает, что на самом деле это были только слова. Никто и ни с кем не встретится, не победит, не вернется домой. Отличную историю Дикена никто не сможет прожить, она застынет во льдах, так и не прозвучав по-настоящему.
И тогда он начинает понимать Босс.
Дикену просто становится… все равно. Дикен тоже сворачивается в жалкий и темный-на-белом ком, подтягивает к себе хвост, накрывает себя, как одеялом, красными и все еще теплыми крыльями. Его окутывает ощущение тягучего опустошения и усталости, словно колючий ветер теперь завывает не только снаружи, но и внутри. От бело-серых канийских пейзажей глаза как-то вдруг начинает саднить, и кобольд кладет голову на колени, прячет нос, обещая себе, что это ненадолго, просто чтобы передохнуть, просто чтобы чуть-чуть забыться. Хотя, наверное, подспудно он понимает, что к чему. Просто теперь не хочет бороться. Прямо как Босс.
Которая, стоит Дикену только закрыть глаза, вытягивает руку и резко встряхивает его за воротник.
Которая, моргая немного по-совиному, улыбается ошалевшему от радости Дикену так, словно у нее замерзли и онемели, а теперь оттаивают уголки губ.
И руки-ноги она расплетает с некоторым трудом, но все-таки расплетает, потягивается, громко жалуясь на зверский холод, не с первой попытки поднимается на ноги. Отряхиваясь от снега, отерев с лица ледяные дорожки, она немного смущенно благодарит Дикена за одну из самых лучших историй, которые когда-либо слышала, а еще разрешает от души себя пнуть, если снова впадет в уныние.
Им ведь еще идти и идти. Им ведь еще возвращать потерянное, принимать чествования и заниматься всем остальным, о чем только что вслух мечтал ее громкий — и единственный — компаньон.
Потому что истории должны заканчиваться хорошо.
@темы: фанфикшен, Ночи Невервинтера
суббота, 17 июня 2023
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Вспоминаю, каково это вообще — писать драбблы. Поднимаю себе настроение, как могу)
+++Конечно, Вален знал, что в верхнем мире у нее остались родные — или, точнее, те, кого она могла таковыми назвать и кто стал бы искать ее после исчезновения в Подгорье. Конечно, Вален был готов к тому, что ему, скорее всего, придется однажды с ними увидеться — если Истинные имена сработают, они вдвоем (ладно, втроем, с кобольдом) выберутся из Кании и вообще как-нибудь переживут все эти события. Однако к чему Вален точно не был готов, так это к тому, что пересказывать историю их с… Избранной встречи, как и представляться ее близким, ему придется самостоятельно.
Он понял это с несколько беспокоящей четкостью в тот момент, когда Мефистофель провалился обратно в Ады, а Избранная вслед за ним начала обмякать на месте с совершенно ясными глазами. Ему пришлось придержать ее — не особо понимающему, что происходит вокруг, оглушенному множеством звуков поверхности. Позже, уже уложив девушку к себе на колени, Вален проследил за ее взглядом, направленным в сторону стекающейся к ним толпы. И заметил, что среди всех озадаченных лиц Избранная выбрала два.
Юная паладин с грязно-светлыми волосами, взлохмаченная, перепачканная красным и черным после сражений, и зеленокожий тип с выступающими наружу клыками — уже потом Валену объяснят, что так выглядят полуорки, — спешили к ним достаточно целенаправленно. В отличие от всех прочих, кому довелось увидеть расправу над Мефистофелем или почувствовать, как содрогнулся в момент его исчезновения Уотердип.
— Ой, — сказала Избранная и окончательно провалилась в беспамятство, напоследок послав Валену полный извинений взгляд.
"Ой", — читалось на лицах двух учеников Дрогана Дрогансона, когда они очень аккуратно приближались к тифлингу — настороженному, все еще готовому сражаться за себя и за ту, кого держал на руках.
— Все закончилось, Босс! Мы вернулись! — воскликнул Дикен, который приплясывал от радости, раскрывая красные кожистые крылья, и не слишком интересовался происходящим за ними. Однако, когда ответа не последовало, кобольд обернулся и уже севшим голосом прошептал: — Босс?.. Ой.
А что по этому поводу сказал Вален, благо, никто не услышал.
Присмотревшись к тому, на чьих руках отлеживается старшая ученица, остальные ученики переглянулись и сделали свои выводы. Паладин с весьма понятным намеком подняла меч, как будто великоватый для кого-то вроде нее, в ладони зеленокожего заплясало пламя; выставив другую руку, он не позволил пройти дальше тем, кто шагал позади него. Вероятно, за последнее время в этом городе перевидали слишком много существ, имеющих отношение к Адам, и, вероятно, намерения Валена могли истолковать… неправильно.
Вздохнув, тифлинг с немым укором посмотрел в лицо Избранной — даже в беспамятстве та выглядела слегка виноватой, при этом умудряясь улыбаться. Едва заметно, словно бы радуясь, что пропустит хотя бы часть объяснений.
Ближайшие дни обещали быть… непростыми.
+++Конечно, Вален знал, что в верхнем мире у нее остались родные — или, точнее, те, кого она могла таковыми назвать и кто стал бы искать ее после исчезновения в Подгорье. Конечно, Вален был готов к тому, что ему, скорее всего, придется однажды с ними увидеться — если Истинные имена сработают, они вдвоем (ладно, втроем, с кобольдом) выберутся из Кании и вообще как-нибудь переживут все эти события. Однако к чему Вален точно не был готов, так это к тому, что пересказывать историю их с… Избранной встречи, как и представляться ее близким, ему придется самостоятельно.
Он понял это с несколько беспокоящей четкостью в тот момент, когда Мефистофель провалился обратно в Ады, а Избранная вслед за ним начала обмякать на месте с совершенно ясными глазами. Ему пришлось придержать ее — не особо понимающему, что происходит вокруг, оглушенному множеством звуков поверхности. Позже, уже уложив девушку к себе на колени, Вален проследил за ее взглядом, направленным в сторону стекающейся к ним толпы. И заметил, что среди всех озадаченных лиц Избранная выбрала два.
Юная паладин с грязно-светлыми волосами, взлохмаченная, перепачканная красным и черным после сражений, и зеленокожий тип с выступающими наружу клыками — уже потом Валену объяснят, что так выглядят полуорки, — спешили к ним достаточно целенаправленно. В отличие от всех прочих, кому довелось увидеть расправу над Мефистофелем или почувствовать, как содрогнулся в момент его исчезновения Уотердип.
— Ой, — сказала Избранная и окончательно провалилась в беспамятство, напоследок послав Валену полный извинений взгляд.
"Ой", — читалось на лицах двух учеников Дрогана Дрогансона, когда они очень аккуратно приближались к тифлингу — настороженному, все еще готовому сражаться за себя и за ту, кого держал на руках.
— Все закончилось, Босс! Мы вернулись! — воскликнул Дикен, который приплясывал от радости, раскрывая красные кожистые крылья, и не слишком интересовался происходящим за ними. Однако, когда ответа не последовало, кобольд обернулся и уже севшим голосом прошептал: — Босс?.. Ой.
А что по этому поводу сказал Вален, благо, никто не услышал.
Присмотревшись к тому, на чьих руках отлеживается старшая ученица, остальные ученики переглянулись и сделали свои выводы. Паладин с весьма понятным намеком подняла меч, как будто великоватый для кого-то вроде нее, в ладони зеленокожего заплясало пламя; выставив другую руку, он не позволил пройти дальше тем, кто шагал позади него. Вероятно, за последнее время в этом городе перевидали слишком много существ, имеющих отношение к Адам, и, вероятно, намерения Валена могли истолковать… неправильно.
Вздохнув, тифлинг с немым укором посмотрел в лицо Избранной — даже в беспамятстве та выглядела слегка виноватой, при этом умудряясь улыбаться. Едва заметно, словно бы радуясь, что пропустит хотя бы часть объяснений.
Ближайшие дни обещали быть… непростыми.
@темы: фанфикшен, Ночи Невервинтера
среда, 14 июня 2023
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Ладно. Лааадно. Пусть это и странная, неканонная, пафосная хтонь, но мне хотя бы было весело ее писать)
+++Первое, что видит Ризольвир, когда открывает глаза в Кании, — кузнечный горн. Он совсем не похож на те, к которым привык дроу, даже пламя внутри пляшет какое-то странное. Оно скорее синее с красным, чем оранжевое, и пахнет больше серой и пеплом, чем металлом и гарью. Ризольвир никак не может понять, откуда берется этот огонь, почему, как живой, льнет к рукам. Дроу обжигает пальцы, обнаруживая себя стоящим излишне близко к пламени, делает пару шагов назад — и только после этого начинает что-то вспоминать.
Потом ему даже кажется, что это именно кузня позвала его в круг Восьмой, выделив из множества душ, погибших в той войне против Вальшаресс. Его
воспоминания несколько спутаны — это к лучшему, потому что вместе с ними размылась и боль, — но Ризольвир знает, что оставался верен Провидице до самого конца. Он не был предателем, не был одним из тех, кем кормятся местные льды. Вероятно, в Кании просто понадобился хороший оружейник.
То же самое говорит и хозяин таверны, в которой повезло (или не повезло) очутиться дроу. Тавернщик первым находит Ризольвира, с усилием отворив тяжелую кованую дверь в кузню, и первым его приветствует. Ризольвир, все еще пытающийся осознать последние мгновения своей жизни, даже не удивляется тому, что за личиной угрюмого темноволосого незнакомца колышется нечто большее, зубастое и очень недоброе. Определенно драконье. Не обращая внимания на оклики, дроу меряет кузницу шагом, из одного угла до другого, касаясь остывших инструментов так, будто они — продолжение его пальцев. Тавернщик, не переступая порога, наблюдает за ним во все глаза с любопытством, не особо свойственным подобного рода существам.
Сначала он говорит, что кузня не работала уже очень давно, а потом, обнажив белые заостренные зубы, — что на самом деле даже не помнит в "Дыхании ада" такого вот… помещения. Тавернщик чего-то ждет от Ризольвира, смотрит с вопросом, будто Ризольвир должен все сам понимать, — но дроу ничего не может ему ответить. В конце концов тавернщик позволяет Ризольвиру остаться, наказывая платить часть выручки за работу, и уходит из кузни спиной вперед.
Сине-красное пламя в кузнечном горне пылает ровно и ярко, с успокаивающим знакомым гулом. Жар подается снизу, откуда-то из-под пола, откуда именно — не понять.
Ризольвир пожимает плечами и, чтобы расставить все по своим местам, принимается за работу.
Во всяком случае, он хотя бы не мерзнет.
И, похоже, ему не грозит исчезнуть, с воплями раствориться в воздухе так же, как многим душам вокруг. Ризольвир иногда уходит из своей кузни в общий зал, к столикам, чтобы выпить чего-нибудь или в очередной раз проиграть в карты однорогому тифлингу, смутно напоминающему одного из его прежних знакомых. Полупрозрачные скорбные фигуры, словно бы наложенные на окружение выцветающими чернилами, попадаются ему на глаза каждый раз. Если у тавернщика хорошее настроение, он позволяет им оставаться внутри и тянуть руки к огню, если нет — прогоняет, и призраки безропотно убредают наружу, впуская в таверну канийский холод. Ризольвир пару раз подходил к ним и пытался болтать, но от этих теней осталось слишком мало, чтобы разговор по-настоящему клеился.
И иногда они исчезают, о да. Сначала их лица искажаются гримасой ужаса и страдания, потом — мучительный крик, и их нет. Тавернщик, в своей истинной форме упирающийся головой в потолок, выпускает из ноздрей клубы дыма и клыкасто басит, что каждый из призраков становится воином в армии Мефистофеля. Эта самая армия вот-вот начнет захватывать поверхность Первичного мира, который потом превратится в очередной слой Баатора; все, что касается поверхности, напоминает Ризольвиру об еще одной прежней знакомой.
Ни тавернщик, ни тифлинг, играющий в карты так виртуозно, что впору подозревать его в мошенничестве, не верят, что Ризольвир пал в схватке с Мефистофелем — или хотя бы видел самого лорда Кании. Гитзераи-паломники, застрявшие в Кании из-за мефистофелевских интриг и тратящие последнее золото в адской таверне, не верят тоже, но у них слишком много проблем, чтобы всерьез прислушиваться к словам оружейника. Ризольвир не пытается ни с кем спорить. Зато, наблюдая за исчезновением очередной истошно вопящей тени, каждый раз смотрит на свои руки — убеждается, что они не такие прозрачные, как у исчезнувшего.
Мозоли и ожоги не сходят с ладоней дроу даже в Кании. Ризольвир полезен для этого места, он — важная функция, заключенная в слабом теле. У него есть цель, дело; ему хочется думать, что это кузня не отпускает его наверх.
А вообще новая жизнь Ризольвира мало чем отличается от его прежних будней. Раньше он делал оружие для войск приютившей его Провидицы, отдавался этому занятию полностью и не то чтобы часто покидал свою кузню. Разве что иногда отвлекался, чтобы послушать рассказы приходивших бойцов, да сам расспрашивал об особо интересном оружии или следах сражений на нем. Теперь он кует оружие для Кровавой войны, а вместо дроу его клиентами стали танар'ри да баатезу — и, честно говоря, Ризольвир, привыкший работать с дроу, находит в этом совсем мало разницы.
Обе стороны быстро прознали о появлении кузнеца, и теперь у него всегда есть чем заняться. Парад ядовитых когтей, хищных морд, рогов, хвостов и капающей слюны — они говорят, что Ризольвир делает хорошее оружие, едва ли не лучшее в этом круге Баатора, что только он может собрать из искореженных, ни на что не похожих обломков любимые палицы, топоры и что-нибудь поэкзотичнее. После нескольких стычек между танар'ри и баатезу, которые случайно пересекались в очереди за оружием — во время этого таверна превращалась в филиал Кровавой войны, — Ризольвир заводит правило насчет драк и более не работает с бунтарями и грубиянами. В конце концов, заказов у него так много, что он может позволить себе выбирать. А тавернщик, у которого заметно прибавилось золота, готов в прямом смысле сожрать любого, кто окрысится на отказ или цену работы.
Танар'ри и баатезу всех форм, заключив временное перемирие, терпеливо ждут, пока Ризольвир закончит работу; утирая пот, он украдкой наблюдает за ними, а они в это время не могут оторвать глаз от кузнечного горна и пляшущего в нем огня. Как будто вечно горящее пламя гипнотизирует их, как будто огонь — самое важное, что эти существа видели за долгое-долгое время. Сначала Ризольвир думает, что все дело в обжигающем холоде, который царит снаружи: канийские пустоши учат с уважением относиться даже к крохотным источникам тепла. Но со временем дроу начинает считать, что все чуть сложнее.
Велокс, из которого местные изготавливают согревающее пойло, растет прямо в расщелинах льда и, по слухам, дотягивается корнями до обжигающего ядра Кании. Огонь в горне Ризольвира никогда не гаснет и приходит, вероятно, оттуда же. А еще дроу не может избавиться от ощущения, что это именно кузня использует его, а не наоборот. Держит при себе, помогает его руками то одной, то другой стороне Кровавой войны, а взамен иногда показывает образы в огне — из прошлого и настоящего, а может, даже того, что вообще не сбылось.
Не то чтобы Ризольвиру нравится такое положение дел: все же ему привычней иметь свободу действий. Однако, пока у него есть работа, дроу готов мириться даже с таким.
Чем больше времени проходит для Ризольвира под серым канийским небом, тем более мутными становятся его воспоминания. Но дроу зачем-то цепляется за них и часто, получив передышку, закрывает глаза и заставляет себя вспоминать — всех тех, с кем был знаком, всех тех, кто был ему близок. Иногда он задумывается о судьбе Провидицы и ее последователей из Подгорья, гадая, увидит ли кого-нибудь снова (хотя Кания — не лучшее место для таких встреч). Пожалуй, ему все-таки недостает знакомых лиц.
О появлении этих самых знакомых лиц Ризольвиру сообщает тифлинг с обломанным рогом.
Ворвавшись в кузницу — уже одно это кажется странным, ведь приставший к гитзераям-паломникам бард обычно держится от нее подальше, — он бессовестно отрывает Ризольвира от работы. Тифлинг говорит, что в городе появились такие же безумцы, как Ризольвир, утверждающие, что видели Мефистофеля и даже пали от его рук. Тифлинг смеется несколько ядовитым смехом, однако, кажется, понимает, что в историях Ризольвира чуть больше правды, чем он считал. Чрезвычайно занятой дроу, вытирая руки, задумывается об относительности времени и о том, что без чередования дня и ночи оно идет странно.
Прежние знакомые рады видеть Ризольвира настолько, насколько вообще могут радоваться знакомому лицу те, кто посмотрел в глаза гибели и не ожидал найти в ней компанию.
Ризольвир твердо уверен, что в конце концов они доберутся до его кузни, а еще — что почти знает, кто войдет первым. Не зря же пламя в его горне упорно принимает форму распахнутых крыльев. Поэтому он умудряется даже не выронить на пол то, что держит в кузнечных клещах, когда слышит восхищенный вопль кобольда, а потом чувствует, как тот виснет сзади на его коленях. Заканчивать работу дроу приходится, неловко и осторожно переступая с ноги на ногу, ощущая на себе чужой и сильно вопящий вес. Не то чтобы Ризольвир против, просто немного беспокоится насчет набора белых мелких клыков, которые вряд ли притупились после всех последних событий.
Когда Дикен все-таки отлепляется от его ног, Ризольвир сам опускается на колени: треплет кобольда по голове, рассматривает его внимательно и жадно, сразу и с облегчением подмечает, что кобольд — почти из плоти, почти живой, не промороженный Канией насквозь, в отличие от орды прозрачных теней на улицах. Его красные крылья тут, в круге Восьмом, кажутся особенно горячими, их хочется касаться, даже если ладони не успели замерзнуть. Дикен без остановки трещит о том, что теперь все налаживается, что посмертные приключения — это тоже приключения, и ему придется постараться, чтобы хорошенько выписать все в своей книге. Вспоминая их с ящером последнюю встречу, Ризольвир смеется впервые за все время в Кании и на какое-то время, словно бы заразившись чужим оптимизмом, чувствует себя как прежде — живым.
Другие два гостя дроу настроены не так оптимистично. А может, это просто Дикен нарочно ведет себя шумнее обычного, потому что остальные притихли.
Вален улыбается Ризольвиру немного смущенно, устало, — наглядевшись на демонов в своей кузне, дроу по одному только выражению его глаз понимает, что у того проблемы посерьезнее смерти. Избранная улыбается Ризольвиру тоже, дружелюбно, грустно, — и тот в первый момент отводит взгляд. Слишком уж хорошо помнит, чем все закончилось для этой отважной девушки. (Еще ему чуть-чуть интересно, что в ее присутствии должен испытывать Вален, ведь, похоже, в свое воссоединение с ней тот до конца не верит. Иначе бы не старался постоянно держаться поблизости.) Эти двое не были Ризольвиру друзьями, зато были его хорошими клиентами, а это — почти одно и то же.
Они приносят с собой историю о сложной интриге, которую провернул лорд Кании. Они растеряны, злы, но все же предпочитают драться, а не сдаваться и от безысходности вмерзать в лед. Даже если драться придется с чем-то большим, чем все они вместе взятые, чем-то коварным, изворотливым и очень опасным. Злость и надежда — вот что придает старым знакомым Ризольвира форму и силы.
В следующий раз эти трое приходят с совершенно безумным планом, включающим в себя Истинные имена и поход за ними в самое сердце Кании. Туда, где мороз забирается под кожу, кипит лава и движутся ледники, туда, где бушует Кровавая война. После этого они собираются не только вернуться обратно в Первичный мир, но и выкинуть из него Мефистофеля со всеми его войсками. От подобного плана веет отчаянием, да и вообще он больше похож на дорогу в один конец. Не то чтобы старые знакомые Ризольвира этого не понимают — понимают, каждый из них. Однако даже это лучше угнетающего канийского бездействия.
Дроу не пытается никого отговаривать — молча выслушивает самоубийственный план, попутно занимаясь своей работой. Он не силен в словах сочувствия, зато делает для прежних знакомых то, что умеет лучше всего, — чинит их оружие. Ну, то, которое можно заточить, отполировать или почистить. Впрочем, кобольдскую лютню он тоже берет в руки, скорее из интереса. Музыка — не то, что можно услышать в Кании слишком часто.
Когда все трое собираются уходить из города, направляемые кольцом Спящего из храма неподалеку, Ризольвир даже думает их проводить. Но в конце концов остается в кузне, прислушиваясь к затихающему шуму шагов и спорам о ерунде.
У него слишком много работы, чтобы тратить время на длительные прощания.
Вести о том, что кучка смертных собирается выступить против самого Мефистофеля, разлетаются по канийскому городу быстро: от воодушевленных паломников-гитзераев к уставшим работникам ледоломни, которые приходят в "Дыхание ада", чтобы тратить скудные заработки; от почти бесплотных вопящих призраков до клиентов Ризольвира, относящихся к этой затее со смехом, скепсисом или даже надеждой. В основном все уверены, что смертные сгинут в пустошах Кании и никогда не вернутся обратно, но есть и те, кто по разным причинам желает ушедшим успеха.
Город потерянных душ погружается в споры — не то чтобы Кания богата на новости, которые можно как следует обсудить. В конце концов в таверне даже устраивают тотализатор: хозяин-дракон с его нюхом на заработок ни за что не упустит возможность вытрясти остатки золота из клиентов. Сам он ставит на то, что больше не увидит смертное трио. Тифлинг-бард — тоже; касаясь обломка рога во лбу, он ставит еще и на то, что тифлинг из той компании почует близость Кровавой войны, свихнется да и порешит компаньонов. Демонические клиенты Ризольвира со знанием дела кивают — и докидывают ставки.
Ризольвир, вопреки своему изначальному желанию не вмешиваться, ставит на возвращение прежних знакомых. И из чувства противоречия, и потому, что ему слегка неспокойно вспоминать об ушедших в глубины Кании, а новости к городу добираются долго. Приходится ждать, пока какой-нибудь случайный бес-посыльный расскажет, что учуял подозрительных смертных или разглядел цепочки следов на снегу. Но даже это — скорее слухи, в которых совсем немного правды.
Руки Ризольвира работают сами по себе, наученные годами труда, и ему приходится куда-нибудь девать голову. Трио из Андердарка частенько занимает его мысли — пожалуй, он все-таки беспокоится за них, хотя даже о себе уже беспокоиться перестал. У него есть работа, дело, с которым он связал судьбу, и без разницы, где именно им заниматься. Главное, чтоб все необходимое было под рукой. Те же трое, что ушли в канийские пустоши, — другие, с другими целями, мечтами и кипящей злостью внутри. Не сочувствовать этому огню дроу не может.
Иногда, в тишине и молчании, Ризольвир вглядывается в пламя кузнечного горна, надеясь увидеть в нем знакомые образы, но оно остается глухо к его просьбам. Или даже слегка издевается, показывая вовсе не то, что нужно, мешая работать, наказывая дроу за его любопытство ожогами и огрехами. Кузня, касающаяся дном кипящего ядра Кании, когда-то оставила Ризольвира при себе — но она верна Мефистофелю так же, как верна ему Кания. И своевольна в той же степени.
Однако Ризольвир — хороший оружейник. Он видел сонму кузнечных горнов, покладистых и не очень. Он определенно знает, как подчинять себе инструменты, которые подчиняться не хотят.
Дроу уверен: самое неприятное, что может приключиться тут, в Кании, это скука.
Стылое равнодушие, цепенящее бездействие — из-за них забывают себя и вмерзают в лед души, которые не попадают в воинство Мефистофеля, из-за них превратилась в ледяную статую паладин, что не побоялась противиться архидьяволу. Поэтому Ризольвир пытает приютившую его кузню ненужностью — и сам мучается от скуки и шуток однорогого тифлинга, который нашел в его лице слушателя и компанию. Трудолюбие дроу сменяется безразличием, покорность — раздражением. И конце концов почти остывшая кузня сдается. Ведь без того, кто приводит его в жизнь, инструменту приходится тяжелее, чем без далекого и безразличного хозяина.
Огонь, идущий из сердца Кании, начинает подсматривать за старыми знакомыми Ризольвира. Показывает, что они до сих пор не сбились с пути; показывает тварей, с которыми они сталкиваются и случайно, и по воле Мефистофеля, который как-то узнал об их безнадежном походе. Рассказывает об испытаниях, через которые они проходят, и намекает, что однорогий тифлинг был не так уж неправ в своих предположениях. На самом деле прежние клиенты дроу оказались примерно в одном шаге от предсказанной в "Дыхании ада" судьбы. Вероятно, они и сами это чувствуют — но старательно не показывают и тем самым не позволяют друг другу провалиться в канийский ужас и замерзающее отчаяние.
Наблюдая за ними, Ризольвир и радуется, что подчинил свою кузню, и тяготится этим одновременно. Образы в огне приносят только временное успокоение — но больше все-таки злость на архидьявола, который устроил весь этот ужас. Жизнь в Андердарке не учит излишней сентиментальности, но все же смотреть, как страдают знакомые, оказывается неприятно — ведь дроу ничем не может им помочь.
Или может?
Отложив инструменты, хмурясь, Ризольвир задумчиво смотрит в огонь, и демоноподобные клиенты не смеют его окликать. В последнее время в его присутствии они говорят только необходимое, да и вообще демонстрируют большее уважение, чем когда-либо.
Но не то чтобы Ризольвиру было до этого дело.
Когда прежние знакомые дроу возвращаются в город, некоторая часть обитателей готова растерзать их на месте. Другая часть, сильно меньшая, готова долго и горячо благодарить, — однако ни те, ни другие не решаются подходить слишком близко к причине своего заметного обнищания или обогащения. Разве что могут пригрозить или отсалютовать издалека — а потом почувствовать себя несколько неуверенно, когда герои заметят обращенное на себя внимание и начнут интересоваться его причинами.
Теперь эти трое выглядят более… опасным. Теперь они вооружены… знаниями.
Это ощущается в воздухе вокруг них, это ощущается в них самих. Так определенно мог бы выглядеть кто-то, что прошагал через половину Кании, не свернул с пути и в конце концов попал туда, куда ему все это время было надо. Даже если путешествие стоило глубоких вмятин на доспехах, сколов на оружии, дрожащих рук и почти трети книги, сгинувшей в лаве. Даже если в этом путешествии кто-то почти потерял себя, кто-то — почти потерял надежду, а кто-то — почти потерялся среди сугробов и незаметных глубоких ям.
Единственная в компании девушка пригибается под грузом чего-то невидимого, ее плечи опущены; забываясь, она прикрывает глаза и начинает беззвучно повторять что-то себе под нос. Вероятно, боится забыть или исказить, — и так же сильно боится записывать, подозревая, что лист не выдержит и истлеет. Без ненавязчивой помощи спутников ей пришлось бы туго. Когда она начинает шагать не туда, ее подталкивает в нужную сторону кобольд, когда спотыкается — подхватывает и поддерживает тифлинг. Вид у нее при этом становится виноватый, но все-таки не настолько, чтобы отказываться от помощи или слишком сильно смущаться подобной слабости.
В конце концов, за время путешествия они все видели друг друга в состоянии и похуже.
Они спешат, очень спешат. Ведь войска Мефистофеля в это самое время захватывают поверхность, и одни боги знают, сколько уже пало от его рук. Но, несмотря на спешку, они успевают заскочить к начальнику ледоломни, вечно плюющемуся руганью Груулу, после чего тот начинает ругаться меньше и этим пугать своих работников даже больше. (Еще Груул объявляет на ледоломне выходной, после чего героев начинают обожать даже те, кто собирался в их растерзать.) Ну и, конечно, они не могут не навестить Ризольвира — хотя бы потому, что пообещали сделать это перед началом своего путешествия.
Ризольвир — единственный, кто не выглядит удивленным их возвращением.
Если на то пошло, он узнал об их возвращении первым и даже успел подготовиться, разобравшись с делами, разогнав из кузни зевак, — в последнее время вокруг стало слишком шумно, будто бы все, кто бывают в "Дыхании ада", зачем-то рвутся составить ему компанию. Трио из Андердарка он встречает сдержанной улыбкой и, ничего не спрашивая, сразу протягивает руки и отнимает у гостей их оружие.
Следы на цепе (родом из местностей вроде Кании, теперь дроу чувствует это очень явно) и мече (не особо довольном сменой владельца) рассказывают Ризольвиру истории — большую часть которых он и так знает.
Прежние знакомые тоже рассказывают истории, глядя в основном в подвижную спину дроу. О затерянных и забытых городах, погребенных под слоем льда, о бессловесных призраках, скитающихся по замерзшим дорогам Кании, о подземельях и мимике, который поставил всех в очень неловкое положение. Гости старательно избегают рассказов об ужасах, с которыми встретились, и о том, как тяжело давалась борьба с холодом, усталостью, отчаянием и засасывающей канийской безнадежностью. От этого их рассказ звучит так, будто б они прошли через напряженное, но все-таки забавное приключение.
Особенно когда гости, осторожно, не веря своим же словам, начинают рассказывать о сопровождающем их везении. О том, как в самые ужасные моменты оступались и проваливались в лаву различные твари — чтобы описать их, не получится даже найти слов в языке. О том, как на снегу прорастал велокс — и обязательно попадался кому-нибудь на глаза. О том, что, следуя за ягодами велокса, можно было найти защищенное место, куда не добиралась буря, — именно тогда, когда Кания вот-вот должна была обзавестись парочкой замерзших фигур.
Ризольвир с пониманием кивает; оружие прежних знакомых, промороженное за время странствий, постепенно отогревается в его руках. Он знает, что под дверями кузни кто-то есть — кто-то, кто не решается войти, потому что ему это не понравится. О некоторых изменениях в себе он тоже знает, не может не знать, — но относится к этому как к чему-то естественному, неизбежному. Правда, почему-то дроу рад, что прежние знакомые не замечают этих изменений. Кроме, разве что, кобольда, который сразу после прибытия с узнаванием поводил носом, принюхался и сообщил, что Ризольвир пахнет, как лава в Кании.
Закончив делиться впечатлениями, гости начинают делиться планами, но уже более напряженно и мрачно.
Они говорят, что собираются если не уничтожить Мефистофеля, то хотя бы запихнуть его обратно в Восьмой круг Адов, — убедившись предварительно, что архидьявол больше оттуда не вылезет. Они смотрят на Ризольвира с тревогой, — потому что теперь в Кании может стать еще ужасней, чем прежде, и вряд ли Мефистофель будет церемониться с кузнецом, если узнает, кому он помогал. Они даже в замешательстве предлагают Ризольвиру отправиться вместе с ними обратно в Первичный мир — вероятно, Жнец на окраине города в силах устроить даже такое, если знать, как просить.
Кузнечный горн ворчит, как взволнованное животное, и дроу приходится успокаивающе провести по нему пальцами.
Не то чтобы Ризольвир совсем не колеблется, сожалея о своей прошлой жизни. Колеблется — пару мгновений, прислонившись спиной к горну. Но потом говорит, что кому-то нужно присматривать за делами в Кании, да и вообще ему жаль бросать новую кузню и все то, что успел наковать. Правда, дела вскоре действительно могут пойти плохо, поэтому он просит об одолжении — разбудить в одной из местных пещер паладина, о которой ходит столько историй. В конце концов, один раз та уже выступила против Мефистофеля и, наверное, сможет сделать это еще раз, если захочет.
Ей точно пригодится хороший оружейник.
Расставаясь со своими гостями, Ризольвир в последний раз вглядывается в их лица и просит не возвращаться обратно — в Канию или в любые соседние местности. А потом, на этот раз с большим удовольствием, делает ставку в новом тотализаторе — он запускается за спинами героев, едва те покидают "Дыхание ада".
Ставки постоянно меняются, постояльцы таверны спорят; некоторые, как тот однорогий тифлинг, даже решают остаться в Кании и посмотреть, чем закончится дело. Гитзераи-паломники готовятся вернуться домой и на радостях вытряхивают из карманов последнее золото; тавернщика, пасть которого сама собою распахивается от алчности, давно уже не видели настолько довольным.
Ризольвир уходит обратно в кузню и принимается за работу — в ожидании новостей.
+++Первое, что видит Ризольвир, когда открывает глаза в Кании, — кузнечный горн. Он совсем не похож на те, к которым привык дроу, даже пламя внутри пляшет какое-то странное. Оно скорее синее с красным, чем оранжевое, и пахнет больше серой и пеплом, чем металлом и гарью. Ризольвир никак не может понять, откуда берется этот огонь, почему, как живой, льнет к рукам. Дроу обжигает пальцы, обнаруживая себя стоящим излишне близко к пламени, делает пару шагов назад — и только после этого начинает что-то вспоминать.
Потом ему даже кажется, что это именно кузня позвала его в круг Восьмой, выделив из множества душ, погибших в той войне против Вальшаресс. Его
воспоминания несколько спутаны — это к лучшему, потому что вместе с ними размылась и боль, — но Ризольвир знает, что оставался верен Провидице до самого конца. Он не был предателем, не был одним из тех, кем кормятся местные льды. Вероятно, в Кании просто понадобился хороший оружейник.
То же самое говорит и хозяин таверны, в которой повезло (или не повезло) очутиться дроу. Тавернщик первым находит Ризольвира, с усилием отворив тяжелую кованую дверь в кузню, и первым его приветствует. Ризольвир, все еще пытающийся осознать последние мгновения своей жизни, даже не удивляется тому, что за личиной угрюмого темноволосого незнакомца колышется нечто большее, зубастое и очень недоброе. Определенно драконье. Не обращая внимания на оклики, дроу меряет кузницу шагом, из одного угла до другого, касаясь остывших инструментов так, будто они — продолжение его пальцев. Тавернщик, не переступая порога, наблюдает за ним во все глаза с любопытством, не особо свойственным подобного рода существам.
Сначала он говорит, что кузня не работала уже очень давно, а потом, обнажив белые заостренные зубы, — что на самом деле даже не помнит в "Дыхании ада" такого вот… помещения. Тавернщик чего-то ждет от Ризольвира, смотрит с вопросом, будто Ризольвир должен все сам понимать, — но дроу ничего не может ему ответить. В конце концов тавернщик позволяет Ризольвиру остаться, наказывая платить часть выручки за работу, и уходит из кузни спиной вперед.
Сине-красное пламя в кузнечном горне пылает ровно и ярко, с успокаивающим знакомым гулом. Жар подается снизу, откуда-то из-под пола, откуда именно — не понять.
Ризольвир пожимает плечами и, чтобы расставить все по своим местам, принимается за работу.
Во всяком случае, он хотя бы не мерзнет.
И, похоже, ему не грозит исчезнуть, с воплями раствориться в воздухе так же, как многим душам вокруг. Ризольвир иногда уходит из своей кузни в общий зал, к столикам, чтобы выпить чего-нибудь или в очередной раз проиграть в карты однорогому тифлингу, смутно напоминающему одного из его прежних знакомых. Полупрозрачные скорбные фигуры, словно бы наложенные на окружение выцветающими чернилами, попадаются ему на глаза каждый раз. Если у тавернщика хорошее настроение, он позволяет им оставаться внутри и тянуть руки к огню, если нет — прогоняет, и призраки безропотно убредают наружу, впуская в таверну канийский холод. Ризольвир пару раз подходил к ним и пытался болтать, но от этих теней осталось слишком мало, чтобы разговор по-настоящему клеился.
И иногда они исчезают, о да. Сначала их лица искажаются гримасой ужаса и страдания, потом — мучительный крик, и их нет. Тавернщик, в своей истинной форме упирающийся головой в потолок, выпускает из ноздрей клубы дыма и клыкасто басит, что каждый из призраков становится воином в армии Мефистофеля. Эта самая армия вот-вот начнет захватывать поверхность Первичного мира, который потом превратится в очередной слой Баатора; все, что касается поверхности, напоминает Ризольвиру об еще одной прежней знакомой.
Ни тавернщик, ни тифлинг, играющий в карты так виртуозно, что впору подозревать его в мошенничестве, не верят, что Ризольвир пал в схватке с Мефистофелем — или хотя бы видел самого лорда Кании. Гитзераи-паломники, застрявшие в Кании из-за мефистофелевских интриг и тратящие последнее золото в адской таверне, не верят тоже, но у них слишком много проблем, чтобы всерьез прислушиваться к словам оружейника. Ризольвир не пытается ни с кем спорить. Зато, наблюдая за исчезновением очередной истошно вопящей тени, каждый раз смотрит на свои руки — убеждается, что они не такие прозрачные, как у исчезнувшего.
Мозоли и ожоги не сходят с ладоней дроу даже в Кании. Ризольвир полезен для этого места, он — важная функция, заключенная в слабом теле. У него есть цель, дело; ему хочется думать, что это кузня не отпускает его наверх.
А вообще новая жизнь Ризольвира мало чем отличается от его прежних будней. Раньше он делал оружие для войск приютившей его Провидицы, отдавался этому занятию полностью и не то чтобы часто покидал свою кузню. Разве что иногда отвлекался, чтобы послушать рассказы приходивших бойцов, да сам расспрашивал об особо интересном оружии или следах сражений на нем. Теперь он кует оружие для Кровавой войны, а вместо дроу его клиентами стали танар'ри да баатезу — и, честно говоря, Ризольвир, привыкший работать с дроу, находит в этом совсем мало разницы.
Обе стороны быстро прознали о появлении кузнеца, и теперь у него всегда есть чем заняться. Парад ядовитых когтей, хищных морд, рогов, хвостов и капающей слюны — они говорят, что Ризольвир делает хорошее оружие, едва ли не лучшее в этом круге Баатора, что только он может собрать из искореженных, ни на что не похожих обломков любимые палицы, топоры и что-нибудь поэкзотичнее. После нескольких стычек между танар'ри и баатезу, которые случайно пересекались в очереди за оружием — во время этого таверна превращалась в филиал Кровавой войны, — Ризольвир заводит правило насчет драк и более не работает с бунтарями и грубиянами. В конце концов, заказов у него так много, что он может позволить себе выбирать. А тавернщик, у которого заметно прибавилось золота, готов в прямом смысле сожрать любого, кто окрысится на отказ или цену работы.
Танар'ри и баатезу всех форм, заключив временное перемирие, терпеливо ждут, пока Ризольвир закончит работу; утирая пот, он украдкой наблюдает за ними, а они в это время не могут оторвать глаз от кузнечного горна и пляшущего в нем огня. Как будто вечно горящее пламя гипнотизирует их, как будто огонь — самое важное, что эти существа видели за долгое-долгое время. Сначала Ризольвир думает, что все дело в обжигающем холоде, который царит снаружи: канийские пустоши учат с уважением относиться даже к крохотным источникам тепла. Но со временем дроу начинает считать, что все чуть сложнее.
Велокс, из которого местные изготавливают согревающее пойло, растет прямо в расщелинах льда и, по слухам, дотягивается корнями до обжигающего ядра Кании. Огонь в горне Ризольвира никогда не гаснет и приходит, вероятно, оттуда же. А еще дроу не может избавиться от ощущения, что это именно кузня использует его, а не наоборот. Держит при себе, помогает его руками то одной, то другой стороне Кровавой войны, а взамен иногда показывает образы в огне — из прошлого и настоящего, а может, даже того, что вообще не сбылось.
Не то чтобы Ризольвиру нравится такое положение дел: все же ему привычней иметь свободу действий. Однако, пока у него есть работа, дроу готов мириться даже с таким.
Чем больше времени проходит для Ризольвира под серым канийским небом, тем более мутными становятся его воспоминания. Но дроу зачем-то цепляется за них и часто, получив передышку, закрывает глаза и заставляет себя вспоминать — всех тех, с кем был знаком, всех тех, кто был ему близок. Иногда он задумывается о судьбе Провидицы и ее последователей из Подгорья, гадая, увидит ли кого-нибудь снова (хотя Кания — не лучшее место для таких встреч). Пожалуй, ему все-таки недостает знакомых лиц.
О появлении этих самых знакомых лиц Ризольвиру сообщает тифлинг с обломанным рогом.
Ворвавшись в кузницу — уже одно это кажется странным, ведь приставший к гитзераям-паломникам бард обычно держится от нее подальше, — он бессовестно отрывает Ризольвира от работы. Тифлинг говорит, что в городе появились такие же безумцы, как Ризольвир, утверждающие, что видели Мефистофеля и даже пали от его рук. Тифлинг смеется несколько ядовитым смехом, однако, кажется, понимает, что в историях Ризольвира чуть больше правды, чем он считал. Чрезвычайно занятой дроу, вытирая руки, задумывается об относительности времени и о том, что без чередования дня и ночи оно идет странно.
Прежние знакомые рады видеть Ризольвира настолько, насколько вообще могут радоваться знакомому лицу те, кто посмотрел в глаза гибели и не ожидал найти в ней компанию.
Ризольвир твердо уверен, что в конце концов они доберутся до его кузни, а еще — что почти знает, кто войдет первым. Не зря же пламя в его горне упорно принимает форму распахнутых крыльев. Поэтому он умудряется даже не выронить на пол то, что держит в кузнечных клещах, когда слышит восхищенный вопль кобольда, а потом чувствует, как тот виснет сзади на его коленях. Заканчивать работу дроу приходится, неловко и осторожно переступая с ноги на ногу, ощущая на себе чужой и сильно вопящий вес. Не то чтобы Ризольвир против, просто немного беспокоится насчет набора белых мелких клыков, которые вряд ли притупились после всех последних событий.
Когда Дикен все-таки отлепляется от его ног, Ризольвир сам опускается на колени: треплет кобольда по голове, рассматривает его внимательно и жадно, сразу и с облегчением подмечает, что кобольд — почти из плоти, почти живой, не промороженный Канией насквозь, в отличие от орды прозрачных теней на улицах. Его красные крылья тут, в круге Восьмом, кажутся особенно горячими, их хочется касаться, даже если ладони не успели замерзнуть. Дикен без остановки трещит о том, что теперь все налаживается, что посмертные приключения — это тоже приключения, и ему придется постараться, чтобы хорошенько выписать все в своей книге. Вспоминая их с ящером последнюю встречу, Ризольвир смеется впервые за все время в Кании и на какое-то время, словно бы заразившись чужим оптимизмом, чувствует себя как прежде — живым.
Другие два гостя дроу настроены не так оптимистично. А может, это просто Дикен нарочно ведет себя шумнее обычного, потому что остальные притихли.
Вален улыбается Ризольвиру немного смущенно, устало, — наглядевшись на демонов в своей кузне, дроу по одному только выражению его глаз понимает, что у того проблемы посерьезнее смерти. Избранная улыбается Ризольвиру тоже, дружелюбно, грустно, — и тот в первый момент отводит взгляд. Слишком уж хорошо помнит, чем все закончилось для этой отважной девушки. (Еще ему чуть-чуть интересно, что в ее присутствии должен испытывать Вален, ведь, похоже, в свое воссоединение с ней тот до конца не верит. Иначе бы не старался постоянно держаться поблизости.) Эти двое не были Ризольвиру друзьями, зато были его хорошими клиентами, а это — почти одно и то же.
Они приносят с собой историю о сложной интриге, которую провернул лорд Кании. Они растеряны, злы, но все же предпочитают драться, а не сдаваться и от безысходности вмерзать в лед. Даже если драться придется с чем-то большим, чем все они вместе взятые, чем-то коварным, изворотливым и очень опасным. Злость и надежда — вот что придает старым знакомым Ризольвира форму и силы.
В следующий раз эти трое приходят с совершенно безумным планом, включающим в себя Истинные имена и поход за ними в самое сердце Кании. Туда, где мороз забирается под кожу, кипит лава и движутся ледники, туда, где бушует Кровавая война. После этого они собираются не только вернуться обратно в Первичный мир, но и выкинуть из него Мефистофеля со всеми его войсками. От подобного плана веет отчаянием, да и вообще он больше похож на дорогу в один конец. Не то чтобы старые знакомые Ризольвира этого не понимают — понимают, каждый из них. Однако даже это лучше угнетающего канийского бездействия.
Дроу не пытается никого отговаривать — молча выслушивает самоубийственный план, попутно занимаясь своей работой. Он не силен в словах сочувствия, зато делает для прежних знакомых то, что умеет лучше всего, — чинит их оружие. Ну, то, которое можно заточить, отполировать или почистить. Впрочем, кобольдскую лютню он тоже берет в руки, скорее из интереса. Музыка — не то, что можно услышать в Кании слишком часто.
Когда все трое собираются уходить из города, направляемые кольцом Спящего из храма неподалеку, Ризольвир даже думает их проводить. Но в конце концов остается в кузне, прислушиваясь к затихающему шуму шагов и спорам о ерунде.
У него слишком много работы, чтобы тратить время на длительные прощания.
Вести о том, что кучка смертных собирается выступить против самого Мефистофеля, разлетаются по канийскому городу быстро: от воодушевленных паломников-гитзераев к уставшим работникам ледоломни, которые приходят в "Дыхание ада", чтобы тратить скудные заработки; от почти бесплотных вопящих призраков до клиентов Ризольвира, относящихся к этой затее со смехом, скепсисом или даже надеждой. В основном все уверены, что смертные сгинут в пустошах Кании и никогда не вернутся обратно, но есть и те, кто по разным причинам желает ушедшим успеха.
Город потерянных душ погружается в споры — не то чтобы Кания богата на новости, которые можно как следует обсудить. В конце концов в таверне даже устраивают тотализатор: хозяин-дракон с его нюхом на заработок ни за что не упустит возможность вытрясти остатки золота из клиентов. Сам он ставит на то, что больше не увидит смертное трио. Тифлинг-бард — тоже; касаясь обломка рога во лбу, он ставит еще и на то, что тифлинг из той компании почует близость Кровавой войны, свихнется да и порешит компаньонов. Демонические клиенты Ризольвира со знанием дела кивают — и докидывают ставки.
Ризольвир, вопреки своему изначальному желанию не вмешиваться, ставит на возвращение прежних знакомых. И из чувства противоречия, и потому, что ему слегка неспокойно вспоминать об ушедших в глубины Кании, а новости к городу добираются долго. Приходится ждать, пока какой-нибудь случайный бес-посыльный расскажет, что учуял подозрительных смертных или разглядел цепочки следов на снегу. Но даже это — скорее слухи, в которых совсем немного правды.
Руки Ризольвира работают сами по себе, наученные годами труда, и ему приходится куда-нибудь девать голову. Трио из Андердарка частенько занимает его мысли — пожалуй, он все-таки беспокоится за них, хотя даже о себе уже беспокоиться перестал. У него есть работа, дело, с которым он связал судьбу, и без разницы, где именно им заниматься. Главное, чтоб все необходимое было под рукой. Те же трое, что ушли в канийские пустоши, — другие, с другими целями, мечтами и кипящей злостью внутри. Не сочувствовать этому огню дроу не может.
Иногда, в тишине и молчании, Ризольвир вглядывается в пламя кузнечного горна, надеясь увидеть в нем знакомые образы, но оно остается глухо к его просьбам. Или даже слегка издевается, показывая вовсе не то, что нужно, мешая работать, наказывая дроу за его любопытство ожогами и огрехами. Кузня, касающаяся дном кипящего ядра Кании, когда-то оставила Ризольвира при себе — но она верна Мефистофелю так же, как верна ему Кания. И своевольна в той же степени.
Однако Ризольвир — хороший оружейник. Он видел сонму кузнечных горнов, покладистых и не очень. Он определенно знает, как подчинять себе инструменты, которые подчиняться не хотят.
Дроу уверен: самое неприятное, что может приключиться тут, в Кании, это скука.
Стылое равнодушие, цепенящее бездействие — из-за них забывают себя и вмерзают в лед души, которые не попадают в воинство Мефистофеля, из-за них превратилась в ледяную статую паладин, что не побоялась противиться архидьяволу. Поэтому Ризольвир пытает приютившую его кузню ненужностью — и сам мучается от скуки и шуток однорогого тифлинга, который нашел в его лице слушателя и компанию. Трудолюбие дроу сменяется безразличием, покорность — раздражением. И конце концов почти остывшая кузня сдается. Ведь без того, кто приводит его в жизнь, инструменту приходится тяжелее, чем без далекого и безразличного хозяина.
Огонь, идущий из сердца Кании, начинает подсматривать за старыми знакомыми Ризольвира. Показывает, что они до сих пор не сбились с пути; показывает тварей, с которыми они сталкиваются и случайно, и по воле Мефистофеля, который как-то узнал об их безнадежном походе. Рассказывает об испытаниях, через которые они проходят, и намекает, что однорогий тифлинг был не так уж неправ в своих предположениях. На самом деле прежние клиенты дроу оказались примерно в одном шаге от предсказанной в "Дыхании ада" судьбы. Вероятно, они и сами это чувствуют — но старательно не показывают и тем самым не позволяют друг другу провалиться в канийский ужас и замерзающее отчаяние.
Наблюдая за ними, Ризольвир и радуется, что подчинил свою кузню, и тяготится этим одновременно. Образы в огне приносят только временное успокоение — но больше все-таки злость на архидьявола, который устроил весь этот ужас. Жизнь в Андердарке не учит излишней сентиментальности, но все же смотреть, как страдают знакомые, оказывается неприятно — ведь дроу ничем не может им помочь.
Или может?
Отложив инструменты, хмурясь, Ризольвир задумчиво смотрит в огонь, и демоноподобные клиенты не смеют его окликать. В последнее время в его присутствии они говорят только необходимое, да и вообще демонстрируют большее уважение, чем когда-либо.
Но не то чтобы Ризольвиру было до этого дело.
Когда прежние знакомые дроу возвращаются в город, некоторая часть обитателей готова растерзать их на месте. Другая часть, сильно меньшая, готова долго и горячо благодарить, — однако ни те, ни другие не решаются подходить слишком близко к причине своего заметного обнищания или обогащения. Разве что могут пригрозить или отсалютовать издалека — а потом почувствовать себя несколько неуверенно, когда герои заметят обращенное на себя внимание и начнут интересоваться его причинами.
Теперь эти трое выглядят более… опасным. Теперь они вооружены… знаниями.
Это ощущается в воздухе вокруг них, это ощущается в них самих. Так определенно мог бы выглядеть кто-то, что прошагал через половину Кании, не свернул с пути и в конце концов попал туда, куда ему все это время было надо. Даже если путешествие стоило глубоких вмятин на доспехах, сколов на оружии, дрожащих рук и почти трети книги, сгинувшей в лаве. Даже если в этом путешествии кто-то почти потерял себя, кто-то — почти потерял надежду, а кто-то — почти потерялся среди сугробов и незаметных глубоких ям.
Единственная в компании девушка пригибается под грузом чего-то невидимого, ее плечи опущены; забываясь, она прикрывает глаза и начинает беззвучно повторять что-то себе под нос. Вероятно, боится забыть или исказить, — и так же сильно боится записывать, подозревая, что лист не выдержит и истлеет. Без ненавязчивой помощи спутников ей пришлось бы туго. Когда она начинает шагать не туда, ее подталкивает в нужную сторону кобольд, когда спотыкается — подхватывает и поддерживает тифлинг. Вид у нее при этом становится виноватый, но все-таки не настолько, чтобы отказываться от помощи или слишком сильно смущаться подобной слабости.
В конце концов, за время путешествия они все видели друг друга в состоянии и похуже.
Они спешат, очень спешат. Ведь войска Мефистофеля в это самое время захватывают поверхность, и одни боги знают, сколько уже пало от его рук. Но, несмотря на спешку, они успевают заскочить к начальнику ледоломни, вечно плюющемуся руганью Груулу, после чего тот начинает ругаться меньше и этим пугать своих работников даже больше. (Еще Груул объявляет на ледоломне выходной, после чего героев начинают обожать даже те, кто собирался в их растерзать.) Ну и, конечно, они не могут не навестить Ризольвира — хотя бы потому, что пообещали сделать это перед началом своего путешествия.
Ризольвир — единственный, кто не выглядит удивленным их возвращением.
Если на то пошло, он узнал об их возвращении первым и даже успел подготовиться, разобравшись с делами, разогнав из кузни зевак, — в последнее время вокруг стало слишком шумно, будто бы все, кто бывают в "Дыхании ада", зачем-то рвутся составить ему компанию. Трио из Андердарка он встречает сдержанной улыбкой и, ничего не спрашивая, сразу протягивает руки и отнимает у гостей их оружие.
Следы на цепе (родом из местностей вроде Кании, теперь дроу чувствует это очень явно) и мече (не особо довольном сменой владельца) рассказывают Ризольвиру истории — большую часть которых он и так знает.
Прежние знакомые тоже рассказывают истории, глядя в основном в подвижную спину дроу. О затерянных и забытых городах, погребенных под слоем льда, о бессловесных призраках, скитающихся по замерзшим дорогам Кании, о подземельях и мимике, который поставил всех в очень неловкое положение. Гости старательно избегают рассказов об ужасах, с которыми встретились, и о том, как тяжело давалась борьба с холодом, усталостью, отчаянием и засасывающей канийской безнадежностью. От этого их рассказ звучит так, будто б они прошли через напряженное, но все-таки забавное приключение.
Особенно когда гости, осторожно, не веря своим же словам, начинают рассказывать о сопровождающем их везении. О том, как в самые ужасные моменты оступались и проваливались в лаву различные твари — чтобы описать их, не получится даже найти слов в языке. О том, как на снегу прорастал велокс — и обязательно попадался кому-нибудь на глаза. О том, что, следуя за ягодами велокса, можно было найти защищенное место, куда не добиралась буря, — именно тогда, когда Кания вот-вот должна была обзавестись парочкой замерзших фигур.
Ризольвир с пониманием кивает; оружие прежних знакомых, промороженное за время странствий, постепенно отогревается в его руках. Он знает, что под дверями кузни кто-то есть — кто-то, кто не решается войти, потому что ему это не понравится. О некоторых изменениях в себе он тоже знает, не может не знать, — но относится к этому как к чему-то естественному, неизбежному. Правда, почему-то дроу рад, что прежние знакомые не замечают этих изменений. Кроме, разве что, кобольда, который сразу после прибытия с узнаванием поводил носом, принюхался и сообщил, что Ризольвир пахнет, как лава в Кании.
Закончив делиться впечатлениями, гости начинают делиться планами, но уже более напряженно и мрачно.
Они говорят, что собираются если не уничтожить Мефистофеля, то хотя бы запихнуть его обратно в Восьмой круг Адов, — убедившись предварительно, что архидьявол больше оттуда не вылезет. Они смотрят на Ризольвира с тревогой, — потому что теперь в Кании может стать еще ужасней, чем прежде, и вряд ли Мефистофель будет церемониться с кузнецом, если узнает, кому он помогал. Они даже в замешательстве предлагают Ризольвиру отправиться вместе с ними обратно в Первичный мир — вероятно, Жнец на окраине города в силах устроить даже такое, если знать, как просить.
Кузнечный горн ворчит, как взволнованное животное, и дроу приходится успокаивающе провести по нему пальцами.
Не то чтобы Ризольвир совсем не колеблется, сожалея о своей прошлой жизни. Колеблется — пару мгновений, прислонившись спиной к горну. Но потом говорит, что кому-то нужно присматривать за делами в Кании, да и вообще ему жаль бросать новую кузню и все то, что успел наковать. Правда, дела вскоре действительно могут пойти плохо, поэтому он просит об одолжении — разбудить в одной из местных пещер паладина, о которой ходит столько историй. В конце концов, один раз та уже выступила против Мефистофеля и, наверное, сможет сделать это еще раз, если захочет.
Ей точно пригодится хороший оружейник.
Расставаясь со своими гостями, Ризольвир в последний раз вглядывается в их лица и просит не возвращаться обратно — в Канию или в любые соседние местности. А потом, на этот раз с большим удовольствием, делает ставку в новом тотализаторе — он запускается за спинами героев, едва те покидают "Дыхание ада".
Ставки постоянно меняются, постояльцы таверны спорят; некоторые, как тот однорогий тифлинг, даже решают остаться в Кании и посмотреть, чем закончится дело. Гитзераи-паломники готовятся вернуться домой и на радостях вытряхивают из карманов последнее золото; тавернщика, пасть которого сама собою распахивается от алчности, давно уже не видели настолько довольным.
Ризольвир уходит обратно в кузню и принимается за работу — в ожидании новостей.
@темы: фанфикшен, Ночи Невервинтера
среда, 17 мая 2023
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Глава 13, апд финальный.
Забавно понимать, что ты все-таки дописал часть, хотя думал, что никогда этого не сделаешь, потому что руки не оттуда и ГГ — дерево с глазами. Но больше такого не хочу)
+++
— Эй, Босс, открывай! Дикен знает, что ты не спишь!
Каменный, теряющийся в полумраке потолок в выделенной для меня комнате был ничуть не интереснее каменных же стен вокруг.
Изучать его было не особо весело, но я не сдавалась — и, вытянувшись на кровати поверх одеяла, уже долго-долго лежала без движения, глядя вверх над собой. Иногда, правда, смаргивала, потому что зеленоватый свет гриба на стене раздражал глаза, но в то же время его было слишком мало, чтобы в полной мере осветить комнату.
Эта комната в одном из жилых строений Лит-Муатара с самого начала предназначалась мне, но в ней не было практически ничего моего. Почти всю одежду сразу после возвращения в город унесли в починку служанки — держа на вытянутых руках, разглядывая с ужасом и брезгливым интересом, оставив взамен что-то непривычное, местное, что-то, что я даже и не сразу поняла, как надеть. Дожидались меня разве что чудом отвоеванные сапоги, с которыми я не пожелала расставаться и ради этого даже рискнула объясниться на пальцах со своими озадаченными помощниками.
— Дикен отсюда слышит, как ты дышишь! Бо-о-ос! — скосив глаз, я поняла по теням в коридоре, что кобольд прижался к полу и заглядывает под дверь. Из-под нее на какое-то время появилась когтистая лапа, поскребла пол и втянулась обратно. — Дикен начинает переживать!
*Ты и правда думаешь, что, если не отзываться, он с тебя слезет?* — усмехнулся Энсенрик, ножны с которым были прислонены к стене возле кровати.
Я поморщилась от того, как резко звучал его голос в моей голове, но отвечать не стала и шевелиться — тоже. Проведя ночь в городе, на мягких подушках, в безопасности, я почему-то чувствовала себя еще более обессилевшей, чем после ночевок на островах. Словно бы все силы остались где-то там, в путешествии по Темной реке. Тело было тяжелым, лень — парализующей, от запланированного начинало мутить.
Наверное, я была слегка не в себе, когда вчера, едва лодка прибыла в порт, пообещала Дикену сопроводить его на прогулке по городу. Еще надо было вновь встретиться с Провидицей — и опять остро осознать, что я не просто занимаюсь опасной для жизни беготней по Андердарку, а, вообще-то, участвую в кровопролитной и уже длящейся какое-то время войне между дроу, причем в весьма необычном статусе. А еще…
— Если Босс так и будет молчать, Дикену придется позвать на помощь! Бо-о-ос, не пугай Дикена! — кобольд снова забарабанил по двери, для верности еще и попинав ее пару раз. Что-то в его нытье разбередило мою совесть, но все-таки не настолько, чтобы оторвать голову от подушек.
*Ты не сможешь все время отсиживаться в этой комнате, даже если захочешь. Мне ты тоже кое-что обещала.*
В голосе меча был укор. Ему не улыбалось весь день торчать в ножнах, раз уж мы временно вернулись в Лит-Муатар, и он тоже хотел от меня выполнения кое-каких договоренностей. Застонав сквозь зубы, я перевернулась на бок, подтянула колени к груди, уткнулась лицом в ладони — почему-то ощущая себя инструментом в чужих руках, лишь временно отложенным в сторону за ненадобностью.
*Ты можешь поговорить хотя бы со мной? — а вот теперь и Энсенрик заволновался. Завозился в своем мече, приглядываясь ко мне подозрительно и обеспокоенно. — Меня жуть берет от твоего молчания. И кобольд, по-моему, уже за помощью побежал.*
А ведь действительно: я больше не замечала под дверями теней от Дикеновых ботинок и чуть ранее слышала его удаляющийся топот. Интересно, к кому он пойдет на меня жаловаться…
Ответ на этот вопрос я получила достаточно быстро — вместе с аккуратным, но тяжелым стуком, от которого задрожала дверь.
— Миледи? — Голос Валена в коридоре бодрил и сам по себе, но, услышав непривычное обращение, я даже приподняла голову, сонно моргая. Это еще что за новости? — Ваш кобольд встревожен, — сказал тифлинг, и, судя по звукам, ящер топтался где-то рядом с ним.
Боги, и где только Дикен его нашел? Как притащил сюда? Нет, на самом деле — не хочу знать.
— Если вы не откроете дверь сами, нам придется открыть ее с этой стороны, — не дождавшись ответа, спокойно пообещал Вален, и я поверила ему тотчас же.
*Видишь? Тебе все равно пришлось сползти с кровати. — Насмешливо-облегченный оклик меча застал меня на середине подъема. Чуть-чуть неуклюжего, но, тем не менее, достаточно торопливого. Наблюдая за тем, как я не с первого раза попадаю ногами в сапоги, Энсенрик хмыкнул: — Доброго утра, герой.*
Подхватив ножны с мечом, мимоходом глянув в зеркало и пригладив волосы, я открыла засов на двери до того, как с ней сделали что-нибудь нехорошее. Стоящий в коридоре Вален был все еще слегка бледным после событий, произошедших на авариэльском острове, и, как и я, остался без своей привычной обмундировки. Видеть его в обычной городской одежде было так странно, что я несколько раз моргнула, привыкая, укладывая это в голове.
Тифлинг, нахмурившись, вопросительно рассматривал меня с высоты своего роста, наверно, ожидая объяснений. Но, встретившись с ним взглядом, я опустила подбородок и молча проскользнула мимо — не была уверена, что смогу объясниться или оправдаться.
Хорошо, что Дикен, словно ничего и не произошло, сразу же цапнул меня за руку и потащил дальше по коридору:
— Если Босс будет весь день сидеть в комнате, то пропустит все приключения!
На самом деле с Провидицей все мы увиделись еще вчера. Когда лодка Каваллеса едва только приближалась к порту, дроу с несколькими подручными уже ждала у причала. Одетая во все белое, она была сияющим светлым пятном на фоне черной воды и темных строений и, казалось, являлась маячком, на который ориентировался Каваллес. Он подвел лодку к тому самому месту, у которого стояла дроу, и даже поклонился ей по прибытии, — отчего у меня слегка захватило дух.
Впрочем, никто больше такому не удивился, да и присутствию Провидицы в доках никто не удивился тоже. Натирра и Вален словно заранее были уверены, что дроу будет знать о нашем возвращении, а Дикен царапал пером на листе что-то про видения и добрые знаки. Хотя, конечно, именно добрым знаком это все и являлось: если бы не Провидица и ее указания, ее помощь, добираться до центра города было бы сильно сложнее.
Никаких вопросов дроу не задавала, и вообще казалось, что ее больше интересуют раны на теле Валена, чем завернутое в пивафви зеркало, из-за которого проседала лодка. Впрочем, авариэльским зеркалом она потом занялась тоже — поручила паре подручных отнести в храм Лолт, не оголяя стекло. Провидица даже не стала дослушивать наши рассказы об островах, сразу же отправив отдыхать, поэтому я была не против увидеть ее снова. Отчитаться о всех событиях на свежую голову — не мутную после течений Темной реки, особенно беспокойных и неприятных возле Лит-Муатара.
Как раз к Провидице меня и собирался сопроводить Вален, раз уж я наконец вышла из своей комнаты. И именно от ее нынешнего обиталища хотел отправляться на прогулку Дикен, из-за чего и пытался так отчаянно выковырять меня на улицу.
Хорошо, что на полпути к выходу, услышав звук шагов, нас с кобольдом остановили дроу-служки. Дикен точно смог перехватить что-то, пока меня будил, а я позавтракать не успела и очень обрадовалась тому, что дали с собой. Пусть и пришлось жевать на ходу, продирая глаза, стараясь поспевать за тифлингом. К тому же это хоть чуть-чуть сгладило молчание — нам с Валеном было не о чем говорить, но все-таки после времени, проведенного рядом, тишина была чуть-чуть более тяготящей. Такой, когда изо всех сил стараешься смотреть в другую сторону, чтобы случайно не пересечься взглядом с тем, кто шагает рядом, и не ухудшить свое положение еще больше.
Храм Лолт возвышался над прочими городскими строениями, и на нем, на мой вкус, было чересчур много острого. Острые черные храмовые шпили, острые колонны, обступающие основную часть храма, как паучьи лапы, — я уже видела все это, и не раз, но теперь у меня перед глазами ясно встали дроуки с авариэльского острова. И авариэльский же храм, в котором мне едва не перегрызли горло.
— И все равно это место не похоже на обитель добра и света, — проворчала я, обняв себя руками. Вероятно, мне еще долго-долго будет неспокойно при виде храмов.
— Вам повезло хотя бы в том, что вы не увидели это место таким, каким его впервые увидели мы, — отозвался Вален, сразу поняв, куда я гляжу. — Дом Маэвир до последнего проводил в храме свои ритуалы, надеясь, что Лолт откликнется и поможет им в их бедственном положении.
Храм на другом конце улицы он рассматривал так скептически, будто видел в первый раз. И, казалось, с облегчением ухватился за шанс разбить неловкое молчание, в котором нам пришлось бы идти еще долго. (Насвистывание Дикена — не в счет; в задорном мотивчике я узнала одну крайне пошлую балладу и была готова в любой момент остановить эту, хм, музыку.)
— Лит-Муатар был обычным городом дроу до того, как сюда отступили войска Провидицы и принесли новые порядки. А от того, что творят дроу, даже у меня иногда стынет кровь в жилах, — признался тифлинг, как-то очень просто намекая на свое происхождение. Впрочем, оно не было чем-то таким, что можно скрыть.
Я кивнула сама себе, почему-то представив ближайшее окружение Провидицы, отмывающее храм Лолт, залитый кровищей и чем похуже. А вот насчет отступления…
— Так войска Провидицы уже сражались с Вальшаресс? Мне об этом никто не рассказывал.
— Единожды. И это причина, по которой так нужна ваша… помощь. — Холодок в голосе тифлинга, когда дело касалось моей сомнительной избранности, был таким привычным, что я едва обратила на него внимание. — Любая помощь, — чуть помедлив, поправился Вален, и я сочла это хорошим знаком.
— И давно это было? — спросила я, вспоминая, что сторонники Провидицы чувствовали себя в городе вполне уверенно, явно успев обжиться.
— Три месяца назад. Мы не были готовы к той битве, да и не могли быть готовы. Потеряли три союзных дома и лучшего полководца.
Не так уж и задолго до нашего с Дикеном появления в Андердарке, значит.
Как и всегда в моменты волнения, тифлинг коснулся рогов, запустил руку в волосы, резко заправил свисающую ниже подбородка прядь за острое ухо. Похоже, то сражение далось ему нелегко, — пусть мне и было сложно думать так о ком-то вроде Валена. Хотя вот так, без своей шипастой брони, с которой уже наверняка возился кузнец Ризольвир, Вален наводил заметно меньше инфернальной какой-то жути. А может, я просто привыкла, не знаю.
— Я едва успел увести остатки наших войск сюда — в этот город, любезно предоставленный матроной Маэвир. — Что-то в голосе тифлинга отбивало всякое желание спрашивать о «любезности» дроу, которым принадлежал Лит-Муатар. — И все это время ассасины Вальшаресс кусали нас за пятки, добивая отставших, — продолжил он, хмуро глядя перед собой. А я вспомнила сначала о том, что ранее Вален стоял во главе армии Провидицы, а затем о том, что Провидица, вероятно, захочет поставить во главе этой армии меня. Какой кошмар.
Видимо, последнее я подумала уже вслух, на выдохе-стоне сквозь зубы, потому что даже Дикен, шагающий впереди, непонимающе обернулся с приоткрытой пастью. Но, по крайней мере, он хотя бы перестал подыгрывать себе на лютне, с которой не расстался даже в городе. Кажется, кобольд хотел прогуляться с ней к какой-то таверне…
— Теперь мне как никогда сильно хочется верить в видения Провидицы. — Я надеялась, что лучше замаскирую содрогание в голосе, но нет. Вален покосился на меня с сомнением, но ничего говорить не стал. — Всем нам сейчас точно не помешает немного божественной помощи.
Глядя на храм Лолт изнутри, попадая сапогами в подозрительного вида стоки на полу, чувствуя на себе взгляд статуи женщины с паучьим торсом, очень-очень не хотелось, чтобы тебе помогала именно эта сила.
Однако я точно замечала изменения в обстановке, произошедшие с моего прошлого посещения храма. Служители Эйлистри пытались его очистить, облагородить: повсюду стало больше полупрозрачных лунных камней, света, белых мягких тканей, прикрывающих наиболее подозрительные алтарные выступы. Нарисованное на стене изображение лунного круга, которого не было прежде, вызвало у меня неожиданную, глухую и отстраненную тоску. Хотя, наверное, последователям Эйлистри, которые из-за войны с Вальшаресс вернулись в Андердарк с поверхности, здесь было не менее неуютно.
Провидица появилась не сразу — но аккурат к тому моменту, когда Дикен начал скучать и щупать все, что попадалось под лапу, а я пыталась уболтать его ничего не трогать, иначе влетит обоим. Жрица вышла откуда-то из внутренней части храма, и не одна, а вместе с Натиррой. Та, как и все мы, выглядела чуть более отдохнувшей, чем сразу после плавания, но лицо ее было растерянным. Волосы дроу стали короче ровно на ту длину, что отсекла замахом кинжала Сабал в авариэльском дворце.
Увлеченная своими мыслями, Натирра даже не сразу заметила, что храм не пуст, но позже слегка улыбнулась мне и заняла место за спиной Провидицы. Исповедь? Наставления? Так вот почему за мной отправили Валена.
— Натирра рассказала мне о том, с чем вы встретились на островах. О существах и ужасных испытаниях, через которые вы с честью прошли, — сказал Провидица, обводя ласковым взглядом меня и Дикена. Серебряные волосы, серебряные украшения на одежде — даже голос ее был каким-то серебряным, негромким. — Благословение Эйлистри следует за вами, Тарина, пусть даже вы можете в это не верить.
Вот так, в присутствии Провидицы, мне почему-то стало особенно неудобно за свою утреннюю выходку. Словно бы эта дроу с глазами старухи каким-то образом о ней знала, видела больше, чем мне хотелось бы показать. Даже Энсенрику было не по себе в этом храме: я ощущала, как неспокойный дух то пытается забиться подальше в свое пристанище, то подбирается ближе, прислушиваясь.
Благо, дроу не стала пытать нас своим вниманием и быстро перешла к текущим делам.
— Я рада знать, что в сражении нам будут помогать големы Алсигарда. Он был великим чародеем, и его создания — грозная сила. Особенно если то, что я слышала об их разуме, правда. — Провидица слегка понизила голос, в нем были восхищение и неверие, совсем легкое.
— О, големы очень умные! — тут же закивал Дикен, ловивший каждое ее слово, но больше пялившийся на блестящие-шелестящие одежды. — Они устроили Дикену экскурсию по лабораториям, чтобы он не потерялся. Правда, другие големы пытались Дикена растоптать и были не такими милыми…
— Между големами на острове Создателя едва закончилась война. Точнее, это мы ее закончили. — Вален, шагнув вперед, аккуратно перехватил инициативу. Знал ведь, как может затянуться кобольдская болтовня. — Если они справятся со своими распрями, то станут хорошими союзниками. К тому же нам не придется заботиться о том, чтобы доставить их в город по Темной реке. Големы смогут просто ее перейти.
При мысли о рядах големов, поднимающихся со дна Темной реки, я покачала головой. Зрелище получалось довольно… эпичным, достойным одной из застревающих в голове песенок Дикена.
— Только давайте выставим в порту часовых? Или хотя бы предупредим портовых о том, что к ним могут заявиться гости, — после краткого колебания предложила я. И тут же пояснила, заметив повисшее в воздухе недоумение: — Я не уверена, что Феррон, их лидер, не пришлет кого-нибудь заранее с… дружеским визитом. Он очень старается быть услужливым.
Судя по быстрому смешку, Натирра тоже вспомнила этого полуорка из чистого золота. Да и, к моему удивлению, даже Вален кивнул — прогоняя перед глазами ту же картинку, что и я, если судить по ходящему из стороны в сторону хвосту. А вот Дикен обернулся на меня с возмущением, клацнув зубами.
— Ну-у-у, это ерунда, Босс. Леди-дроу сможет увидеть големов сразу, в своем волшебном зеркале! — с глубочайшей убежденностью возразил он. — Теперь она будет все заранее знать и за всеми следить!
Магическое зеркало так и стояло в храме, завернутое в трофейный эльфийский плащ, — правда, на этот раз тканью его обернули чуть более умело, чем это сделала я. Провидица, взглянув на него, изменилась в лице, словно бы собираясь сообщить что-то не слишком приятное.
— Я… уже успела изучить это зеркало, пока вы все отдыхали. Это очень опасная вещь. Настолько, что я даже не уверена, можно ли ее использовать в этой войне.
*Да ладно. И ради этого вы рисковали своими жизнями?* — проворчал из своего меча Энсенрик, и я, пожалуй, отчасти была с ним согласна. Да и все были, в той или иной степени. Все же Лит-Муатар вместе с остатками войск стоял на краю пропасти и уже чуть-чуть соскальзывал вниз.
— Я боюсь повторить участь этой бедняжки — королевы авариэлей, — быстро и примирительно объяснилась жрица, подняв руку в защитном жесте. — Это зеркало ослабляет сам дух владельца. Тот, кто пользуется им слишком часто, начинает полагаться на магию зеркала больше, чем на себя, — сказала дроу, добавляя веса в каждое слово, позволяя всем это прочувствовать. — Но я готова прибегнуть к его помощи, если это будет действительно необходимо.
— В Андердарке есть силы, которые захотели бы завладеть такой вещью и использовать ее в своих целях. Я не знаю места, где она была бы укрыта более надежно, — заступилась за жрицу Натирра, и я слегка позавидовала ее уверенности. — Зеркало не попало к Вальшаресс, и это уже облегчает нам работу.
А сил, которые пожелали завладеть зеркалом, было и правда много, и с каждой из них не хотелось иметь никаких дел. Провидицу особо беспокоили три из них, те, что уже присоединились к Вальшаресс, восполняли ее войска или могли выступить на ее стороне в будущем. Именно к ним и предстояло отправляться дальше.
Слушая рассказы спутников о целом улье бехолдеров, городе иллитидов, сомнительном отдаленном поселении, которое поставляло в армию дроу отлично сколоченную нежить, разглядывая карты тоннелей, но не понимая в них практически ничего, я даже слегка удивлялась собственному спокойствию. А еще вновь ощущала себя инструментом, скальпелем, который направляет в нужное — больное, опасное — место чья-то знающая рука.
Конечно, Провидица не раз говорила о том, как сожалеет, что я помогаю ей не совсем по своей воле. Да и самой мне давным-давно стало понятно, насколько опасные силы собрались под землей, — бросать всё и искать путь наверх я не стала бы. Но все же неприятное зудящее утреннее ощущение вернулось, и справиться с ним не получалось никак. Я забыла о нем разве что в тот момент, когда Вален, склонившись над картами, объяснял, что часть пути до нужных мест во имя незаметности придется пройти пешком. Ведь это означало, что другую часть придется пройти не пешком.
А воспользоваться авариэльским зеркалом мне все же довелось, всего один раз. Провидица сама попросила меня об этом — ведь от одного раза ничего страшного случиться не должно было (ха!), а мне, как той, на кого указала ее богиня, зеркало обязательно показало бы что-нибудь важное.
Осторожно взяв зеркало обеими руками, я заглянула в него, не зная, что ожидаю увидеть, и ничего особенно не желая. И в итоге увидела, ну, ничего. Только… снег? Ревущую зимнюю бурю? Нечто такое же белое и остро-холодное, как то, что уже случайно заметила в авариэльском дворце.
*А попробуй попросить у зеркала кто-то конкретное. Пусть покажет, чем занимаются сейчас мозгососы, например,* — посоветовал Энсенрик, увлеченный процессом больше меня.
Да и вообще в храме повисла сосредоточенная заинтересованная тишина — хорошо, что хотя бы за плечом никто не стоял. Жалея, что не расспросила Шаори о том, как пользоваться зеркалом, я покрутила раму в руках, наклонила ее туда и сюда, чувствуя себя ужасно глупо. Эм. Зеркало? Пожалуйста?
Нет, ничего, только снег, обжигающая глаза белизна. Казалось, даже само зеркальное стекло и воздух возле него стали чуть холоднее: дыхнешь — изо рта вырвется пар.
Наверное, я хмурилась излишне живописно, вглядываясь в бушующую бурю, пытаясь понять, не сломалось ли зеркало вовсе после истории с авариэлями и Халастером, раз Провидица, приблизившись, положила руку на сгиб моего локтя и осторожно спросила:
— Что-то не так?
До меня донесся запах то ли духов, то ли масел, таких непривычных тут, под землей. Провидице вполне хватало роста, чтобы, стоя рядом, искоса заглянуть в зеркало — но она этого старательно избегала. В отличие от Дикена, который был уже готов взобраться по мне, как по дереву.
— Я вижу только снег. Зеркало не показывает мне ничего больше. — Признавшись в этом, я, для верности, попросила зеркало показать еще что-нибудь. Улей бехолдеров? «Зияющий портал»? Не-а, бесполезно.
— Снег? Босс, это же как в Хиллтопе! — Дикен взволнованно дернул меня за штанину. Вот только нежный эльфийский материал предупреждающе затрещал, а я, дернув штанину в обратную сторону, грозно зыркнула на кобольда. Он быстро убрал лапу и продолжил уже тише, извинительно: — В наших горах сейчас все еще зима, Босс…
Впрочем, да, место по ту сторону стекла и правда чуть-чуть напоминало окрестности Хилтопа в самые суровые зимы. Разве что я не могла припомнить, чтобы видела где-нибудь такое количество льда. Пожав плечами, я перевернула зеркало стеклом вниз и отдала его Провидице — почувствовав некоторое облегчение от того, что избавилась от этой вещицы.
По лицу дроу скользнула тень беспокойства, но тут же пропала. Натирра и Вален быстро и непонимающе переглянулись за ее спиной.
— Значит, в конце концов вы вернетесь домой, — растерянно решила Провидица.
Я давным-давно заметила интерес, с которым дроу-жрица поглядывает на лютню Дикена, но даже в самом безумном сне не могла вообразить, что она попросит его для нее спеть. Впрочем, я слишком мало знала о богине, которой поклонялась Провидица, и мне только предстояло расспросить Натирру о том, какое значение для служителей Эйлистри имеют танец и музыка. Поэтому в тот момент я удивилась не меньше, чем кобольд, — который сконфузился, растерялся и одновременно обрадовался настолько, что попытался для начала спрятаться за моими ногами.
Музыка Дикена, как и его пение… ну, они были хороши для Тимофаррара, который их выпестовал. И вполне подходили для боя, воодушевляя или лишая самообладания (последнее — чаще, не зря же кобольд за последнее время сочинил столько раздражающих, злых мотивчиков про дроу). Но представить его пение здесь, в храме, было настолько сложно, что мне показалось, будто Провидица просто не знает, о чем просит.
Я даже хотела что-то сказать на этот счет, пока жрица уговаривала Дикена выйти к ней, — но тут же поймала предупреждающий взгляд Натирры. Дроу чуть заметно покачала головой из стороны в сторону; что ж, никто не скажет, что я не пыталась это остановить.
Тем более, что Дикен был жутко доволен — его потряхивало от радостного волнения, струны лютни дребезжали почти в такт. Кобольд пообещал найти меня позже, в городе, чему я была даже рада, надеясь разобраться с кое-какими делами в одиночестве. Когда он совсем по-собачьи вертелся, устраиваясь на подушках у ног Провидицы, я заметила, что из внутренних помещений появились еще несколько женщин-дроу в похожих одеждах. Надеюсь, Дикен хотя бы не станет допевать ту балладу, которую насвистывал по пути в храм.
Натирра решила остаться с ними, хотя ее губы были упрямо сжаты, словно бы дроу настраивалась на что-то очень, очень непростое. А вот ужас и колебание на обычно безэмоциональном лице Валена меня даже слегка развеселили. Переступая с ноги на ногу, он, по-видимому, разрывался между преданностью Провидице и сильным желанием убраться из храма Лолт как можно дальше, пока не стало по-настоящему громко. В этом мы оказались удивительно похожи.
Коснувшись чужого плеча, я полушепотом, не отводя взгляда от тепло улыбающейся Провидицы, попросила Валена провести меня к тренировочным площадкам — вряд ли бы я нашла их сама с первого раза. В том, как быстро и без вопросов согласился тифлинг, мне померещилось облегчение.
Тренировочные площадки находились в другой части города, и, чтобы добраться до них, пришлось здорово попетлять — сквозь полупустые улицы с темными, молчащими домами, сквозь высокие арочные пролеты. Эта часть города выводила к внешним тоннелям, так что неудивительно, что ее отдали войскам. Войска тренировались тут же, на них из загонов по соседству поглядывали лохматые рофы, задумчиво пережевывающие жвачку. Посмотреть, конечно, было на что. Но теперь, наблюдая краем глаза за тренировкой дроу-солдат, я не восхищалась про себя их грацией, а думала о том, как же мало их было…
В какой-то момент Вален остановился, чтобы поприветствовать незнакомого мне дроу, одетого заметно лучше, чем прочие солдаты, но измотанного куда больше них. Мне не оставалось ничего, кроме как неловко топтаться рядом, пока эти двое быстро и неспокойно обсуждали последние донесения шпионов с территорий Вальшаресс. Дроу звали Имлотом, и он был одним из капитанов, которые вели войска Провидицы. На меня он косился с любопытством, как на какую-то диковинку, и я не ощущала враждебности — уже хотя бы поэтому стоило попытаться запомнить его имя.
Подходящая площадка для тренировки нашлась быстро — она была загорожена со всех сторон какими-то укреплениями, на ней стояла парочка потрепанных манекенов, и, главное, она была пустой. Ну, точнее, стала пустой, когда мне удалось избавиться от Валена.
Может, от скуки, а может, из нежелания возвращаться в храм Лолт и слушать Дикенову музыку тифлинг решил понаблюдать за тем, как я тренируюсь. И не сразу принял отказ, словно бы удивленно спросив о причинах. Наглядевшись на льдисто-синюю зиму в авариэльском зеркале, я не могла не думать о ней, когда краснела, бледнела и пыталась придумать отговорки поприличнее под чуть-чуть ироничным взглядом тифлинга. Возможно, он и правда хотел помочь, верно истолковав и меч Энсенрика в ножнах, и свисающий с моего локтя пивафви из храма. Но все-таки ледяное безразличие с недоверием пополам переносить было проще…
Уговорить Валена уйти мне удалось, только признавшись, что собираюсь чуть-чуть поэкспериментировать с магией и сама не знаю, чем это закончится. А значит, находиться в моей компании было несколько небезопасно. Когда его шаги стали неразличимыми на фоне прочих звуков, я выдохнула и с закрытыми глазами привалилась спиной к укреплениям, тут исполнявшим роль стен.
*Ну наконец-то. Я начал думать, что ты никогда от него не избавишься, — проворчал Энсенрик, который все это время раздраженно ерзал в своем мече. — На твоем месте я бы не церемонился с этим типом. Не переношу всех этих хвостатых.*
Я до сих пор чувствовала себя взбудораженной и смущенной, но все-таки это было лучше, чем вязкое утреннее нежелание переставлять ноги. Раздражение меча скатывалось с моего разума, не задевая, не заражая.
— Давай будем надеяться, что ты не окажешься на моем месте. Тут не слишком весело, знаешь ли, — ответила я и, решительно отлипнув от укреплений, накинула эльфийский плащ.
С пивафви, лежащим на плечах, я чувствовала себя несколько глупо, поскольку никогда не любила плащи. Мне вечно казалось, что кто-нибудь схватит меня за этот свисающий со спины кусок материи. Однако впереди меня ждало путешествие по отдаленному Андердарку со всеми его тоннелями, монстрами и прочими ужасами. А значит, дополнительная маскировка точно не была лишней.
*Интересно, как ты будешь доставать меч из ножен под всей этой тканью,* — скептически протянул Энсенрик, наблюдая, как я несколько раз крутанулась на месте и сделала пару осторожных шагов, привыкая к обновке. И в его словах был смысл.
Ну что ж.
Ближайший манекен смотрел на меня едва обозначенными глазами. Судя по многочисленным небольшим дырам-проколам в корпусе, на нем тренировался кто-то, вооруженный арбалетом. Причем усердно тренировался, местами на манекене не было живого, хм, места. Я тоже не собиралась отставать — желая не только перестать путаться в складках плаща, но и посмотреть, чему научилась, на что способна без покровительства живого оружия, пусть ему это и не сильно нравилось.
*Чудный удар. Браво. Но в настоящем бою тебя бы уже трижды убили.*
— Ну, тогда я буду надеяться, что ты меня подстрахуешь. Подстрахуешь же, правда?
Я помнила некоторые движения и стойки, которые использовал меч, и вполне могла сама их воспроизвести — еще бы, после стольких-то повторений. Но Энсенрик не был ими доволен, постоянно порываясь то одернуть меня, то поставить иначе. С тех пор как я увидела неспокойного духа — тогда, в авариэльской башне, — мне было очень просто представлять его рядом с собой, за спиной или по правую руку, ворчащим, прячущимся лицо в ладонях от стыда. Каким-то образом это развлекало и успокаивало, позволяло забыть о том, что на самом-то деле я в одиночестве сосредоточенно размахиваю мечом, переругиваясь с кем-то невидимым.
*Опять ты это делаешь, — уже менее уверенно пробормотал Энсенрик. Пожалуй, с такими словами он мог бы поежиться, вздрогнуть, втянуть голову в плечи. — Завязывай, говорю. Мы сюда не за воображаемым мной пришли,* — почти жалобно попросил он.
Я ухмыльнулась, вытирая пот со лба полой плаща. Я так и не поняла до конца, почему Энсенрик нервничал, когда мне вспоминался его прижизненный облик. Но это было отличным способом позлить его, отомстить за то, как меч шпынял меня во время тренировки.
— Если не прекратишь ругать меня, буду думать о тебе постоянно — кроме тех моментов, когда сплю. Может, еще и дорисую чего. — Угроза звучала так себе, но в ответ я ощутила немного паники и растерянности. Беззлобных, впрочем.
Избивая манекен различными способами, под разными углами и с разных сторон, я была даже довольна тем, что получалось. Мои руки почти без поддержки Энсенрика выполняли все, что от них нужно, а плащ, которого я так опасалась, удобно лежал на плечах и почти не сковывал движений, пусть я и постоянно цепляла его взглядом. Однако у всего этого была и вторая часть — на которую нужно было оставить силы, которая волновала и меня, и Энсенрика в равной степени.
*Уверена? — покойный приключенец, который сам же хотел опробовать новые возможности своего прибежища, заколебался, когда дошло до дела. — Я-то не против повторить, но итог тебе может не понравиться. Это предыдущему владельцу меча было все равно. Но он был ожившим скелетом.*
— Нужно разобраться с этими твоими способностями до того, как я выдохнусь. И до того, как мы уйдем глубоко в Андердарк, потом будет некогда. — Я пожала плечами с уверенностью, которой совсем не чувствовала.
*Ладно. Я… возьму ровно столько же, сколько взял в тот раз. Немного. Держись.*
Выставив меч перед собой, я для верности ухватилась за него двумя руками. И ощутила ровно то, что ощущала в храме: колючий холодок, покалывание в ладонях, намекающее, что из меня вытягивают нечто важное. Но теперь головокружение прошло почти сразу, а слабость, едва не добившая меня когда-то, казалось не такой уж страшной. Ведь на смену ей пришло успокаивающая сила, приятная тяжесть в руках, которые перестали гудеть от усталости. Глоток энергии в обмен на чуточку, э-э, жизни.
Рукоять меча под моими пальцами, под перчатками нагрелась. А потом, стоило мне сделать над собой усилие, как на лезвии стали плясать языки пламени. Наконец-то.
*А красиво, — задумчиво сказал Энсенрик, какое-то время понаблюдав за тем, как я выписываю в воздухе пылающие восьмерки. — Теперь можешь использовать меня вместо факела. Ну или просто поджаривать всех, кто не нравится.*
— Попробуй взять еще больше. Мне интересно, что будет… и что я смогу благодаря этому.
Кажется, такая идея не слишком нравилась мечу, однако он не стал возражать, и моя рука с оружием вновь слегка занемела. Но не только; в этот раз все прошло хуже. В глазах поплыло, я зашаталась и привалилась плечом к укреплениям, пережидая слабость, жалея, что не захватила с собой какое-нибудь лечебное зелье. Меч едва не упал на землю, причем практически по своей воле, но я успела его подхватить, даже не опалив одежду.
*Что-то мне подсказывает, что я могу взять еще больше. Но не буду. Даже не проси, — с испугом отчеканил Энсенрик. — Ты как?*
Вместо я ответа я, отдышавшись и проморгавшись, одной рукой подняла меч, а другой — раскатала на ладони шарик огня. Магическое пламя, парящее над перчаткой, не обжигало меня, но от этого было не менее разрушительным и полезным. Почти как в старые времена.
*Все, вижу. Кажется, ты довольна.*
— Приятно почувствовать себя прежней собой, — печально улыбнулась я, несмотря на то, что перед глазами расходились цветные круги. — Прости, если напугала. Я очень тебе благодарна, Энсенрик.
*Давай ты сначала ударишь пару раз во-о-он то чучело, а потом будешь меня благодарить,* — хмыкнул тот.
Тренировочный манекен, прежде стойко выдерживающий все мои выпады, развалился, сначала чуть-чуть поджаренный, а затем контрольно проткнутый пылающим лезвием. Давненько я не тренировалась с таким удовольствием, желанием, пьянящей радостью, которая придавала сил и сама по себе. Впрочем, у всего этого были и побочные эффекты. Магическое пламя вскоре погасло — удерживать его долго я не могла, да и действие энсенриковских способностей сошло на нет. А еще вторая часть тренировки получилась излишне громкой и яркой, благодаря чему меня легко нашел Дикен.
Я даже не услышала его шаги — обернулась на голос, тяжело дышащая, растрепанная, и даже не могла сказать, когда именно кобольд пришел и сколько стоял за моей спиной.
— Дикен давно понял, что к Босс возвращается магия. Огонь — это хорошо, — важно сказал мне ящер. Но тут же покосился на сломанный манекен, части которого вразброс лежали на земле, и добавил с укоризной: — Вот только кто станет чинить эту штуковину? Уж точно не Дикен. Для Босс будет лучше, если дроу ничего не узнают…
Теперь, когда на это указал кобольд, а в висках больше не стучал азарт, я и впрямь почувствовала себя виноватой. Но и отремонтировать манекен просто так не получилось бы. Да и вообще не получилось бы. Упс.
— Дроу ничего не узнают, если никто из нас не проболтается, — сказала я, отправив вздохнувшее оружие в ножны и принимаясь за уборку.
— А как думаешь, куда уходят мои силы, которые забираешь… — начала было я, но на полуслове исправилась, не желая случайно обидеть Энсенрика: — Забирает меч?
*Ну, есть у меня пара идей.*
И он замолчал, видимо, раздумывая, как бы поприятнее подать эти свои идеи. Благо, времени у нас было предостаточно: Дикен, отправленный ко мне прямиком из храма Лолт, новых приключений, конечно, жаждал, но не настолько, чтобы не застрять у загона с рофами. Лохматый подземный скот тоже заинтересовался им. Рофы, столпившись, высовывали лохматые головы из загона и разглядывали, обнюхивали кобольда, даже облизывали его лапы. Еще бы — предусмотрительный Дикен загодя набил карманы кристаллами соли, которую теперь с удовольствием скармливал новым знакомым.
Мне он тоже вручил пару кристаллов, но мое общение с подземным скотом как-то не задалось. Почесав по носу самого крупного и лохматого рофа, оценив размеры его закрученных вперед и вниз рогов, я отдала ему всю соль и ретировалась подальше, ощущая на себя взгляды тренирующихся солдат-дроу. В отличие от меня, Дикен легко находил общий язык с животными. Даже тогда, в пустыне, он первое время отсиживался в компании огромных волов и совершенно их не боялся.
*Только не забудь помыть руки. Не хочу, чтобы на мне тоже оказались слюни этой мохнатой коровы,* — брезгливо отозвался Энсенрик, заметив, как я отираю ладонь о штаны.
— Ну так что там с идеями? — попыталась подтолкнуть его, ощущая, что меч чем-то обеспокоен.
Мышцы мои уже начинали поднывать, и восторг от тренировки схлынывал, — но я все равно не могла нарадоваться тому, что снова использую магию, пусть и при поддержке меча. Сила, знакомая с детства, приливала к рукам, и нужна была только самая малость, чтобы ее направить. Я даже начала понимать Дикена, который в хорошем настроении часто что-нибудь насвистывал.
*Я когда-нибудь рассказывал тебе, что у меня была дочь? — спросил Энсенрик таким тоном, что радоваться мне перехотелось. Каждое слово давалось ему с усилием. — Последние пару дней я пытался вспомнить ее имя. И не мог. Такая малость, и так раздражает.*
Я сложила руки на груди, припоминая, слышала ли когда-нибудь о таком; точно слышала. А вот о нецелостности заключенной в мече личности успела подзабыть. Неприятно. Даже немного больно.
*В общем, мне кажется, что сегодня я… почти вспомнил. Когда ты использовала меч. Когда отдала ему… мне… больше, э-э, сил, чем тогда, в храме,* — несчастным голосом закончил Энсенрик, сжавшись, словно бы ожидая удара.
А я кивнула сама себе, даже того не заметив. Это было… предсказуемо. Одна из версий, которая тоже приходила мне в голову. Однако, когда Энсенрик подтвердил мои догадки, я не почувствовала ужаса или отторжения — скорее уж что-то вроде грустной теплоты.
— Ну, думаю, это не самая ужасная жертва в моей жизни. Я не против. Действительно не против. — Я успокаивающе коснулась пальцами рукояти меча. Почему-то такое прикосновение казалось очень важным. — Только постарайся удерживать себя от лишних, хм, заимствований. И меня тоже, если захочу слишком многого, и это станет опасным.
Ответное бормотание меча было несколько неразборчивым из-за того, что он путался в словах, мешая благодарность со своими обычными насмешками. А может, я просто отвлеклась и не слушала, покосившись на Дикена. Тот как раз вытряхнул из карманов последнюю соль, и рофы понемногу теряли к нему интерес. Пора было завязывать с откровенностями.
— Расскажешь потом, как ее звали? Твою дочь. Ну и вообще я была бы рада послушать о твоей прошлой жизни. — Бодрость в моем голосе была несколько преувеличенной, однако я планировала приходить сюда, к площадкам, до самого отбытия из Лит-Муатара. Энсенрику предстояло еще не раз пользоваться этими своими новыми способностями. Как и мне.
Меч обещал рассказать так много, как только сможет вспомнить.
Что касается Дикена — он составил целый план нашей совместной прогулки по городу, рассчитывая наскрести вдохновения для своей книги. Ведь теперь мы с ним были одни, без пригляда сопровождающих, и могли делать то, что хотим, идти туда, куда хотим, и тратить на это столько времени, сколько хотим. «Нашим» было все, что цепляло глаз в Лит-Муатаре, включая цветные кристаллы и фрески на обветшалых и брошенных зданиях, торчащую посреди города подозрительную колонну, по которой дроу каким-то образом определяли время, и прочие любопытные вещи. Конечно, город стоял на пороге войны и местами больше напоминал лагерь беженцев, но это ничуть не мешало нам с кобольдом осматривать достопримечательности.
Лит-Муатар не выглядел уж слишком большим, и при желании его можно было обойти пешком. Ну, центр, не забредая на окраины, поскольку разглядывать там было особо нечего, да и я держала в голове, что город принадлежит дроу из дома Маэвер, а те союзу с Провидицей не слишком рады. Не хотелось бы случайно зайти куда-нибудь не туда и потом отвоевывать Дикена, которого вновь попытаются увести в рабство. Так что, выслушивая кобольдские восхищения, я постоянно одним глазом косилась по сторонам, отслеживая, не подбирается ли к нам кто-нибудь или что-нибудь, и благодаря этому видела куда больше, чем прежде.
Например, теперь я замечала, сколь многое в городе делается руками рабов, да и сами рабы несколько раз попадались мне на глаза. Сначала я думала, что ими были любые не дроу — те же гномы, таскающие тюки с чем-то тяжелым в порту, или гоблины, которые ухаживали за скотом. Но позже я стала видеть и дроу-рабов. Ведь если сторонники Эйлистри, заметив меня и кобольда, реагировали даже чрезмерно благосклонно, а дроу из дома Маэвир вполне могли бросить вслед что-нибудь оскорбительное, понятное, несмотря на языковой барьер, то дроу-рабы не поднимали глаз от земли. Словно бы не видели ничего, кроме своей работы. Впрочем, даже так они умудрялись достаточно резво убираться с нашего пути.
Мы с Дикеном смотрелись ужасно… чужими в этом городе, теперь я ощущала это особенно сильно. Крылатый, вышагивающий напролом кобольд с лютней был редкостью сам по себе, а я со своей белой кожей и красными волосами привлекала так много ненужного внимания, что в конце концов сдалась и накинула капюшон. Не то чтобы это особенно помогало — казалось, уже весь город знал, как именно выглядят гости с поверхности. Но зато, скрыв лицо, я могла ругаться себе под нос и корчить такие гримасы, какие хотела. Да и паранойя слегка улеглась — до этого мне постоянно казалось, что за нами кто-то следит.
Проведав в порту едва ли не парящего над черной водой Каваллеса, поглазев на оружие и доспехи, над которыми работал кузнец Ризольвир, мы с Дикеном немного задержались у высокой, несколько параноидального вида башни, своеобразного центра Лит-Муатара. Теперь я знала, что она принадлежит дому Маэвир, и, по всей видимости, в ней обитала матрона этих дроу. Мрачноватое место — на ту же ограду хоть нанизывай черепа. Но все же я не могла не испытывать некий восторг от того, что эта башня была нормальной, не перевернутой, не напичканной извращенными чарами.
Стражи, стоявшие на воротах, косились на меня так, словно чего-то ждали. Но тогда я не догадывалась о причинах такого внимания, поэтому быстро выкинула его из головы.
К тому моменту, как я и Дикен оказались возле одной из таверн, мы успели посмотреть почти все, что пожелал кобольд. У крылатого, в отличие от меня, еще оставались силы — а я уже была не против опереться спиной о что-нибудь надежное и вообще передохнуть перед обратной дорогой.
— Босс, дроу внутри обрадуются, если Дикен для них сыграет? Как думаешь? — Судя по всему, кобольд с самого начала собирался выступить в таверне, и вряд ли его по-настоящему интересовал мое мнение. Как и мнение дроу, которым пришлось бы слушать его музыку.
— У тебя ведь только недавно был концерт. И слушателей — целый храм, включая наше с тобой теперешнее начальство, — для приличия посопротивлялась я. Мне не особо нравились такие места, однако все они работали по схожим правилам, обещали отдых и что-нибудь согревающее в стакане.
— Концерт был не очень длинным. Закончился, когда вернулся рогатый. Босс могла бы задержать его и подольше, — с укором ответил Дикен, мастерски игнорируя мой возмущенный кашель. — Если Дикен зайдет туда с Боссом, то его никто не посмеет выгнать! И никто не будет смотреть на Дикена так…
— Отлично ты это придумал. Надежный план, одобряю. — Я, морщась, потерла ладонями скулы. Но начало дня было утомляющим, можно себя и чуть-чуть наградить. — Ладно, пошли. Куплю тебе что-нибудь для голоса, — в конце концов решила я, делая шаг по направлению к дверям.
Если бы я знала, чем закончится эта идея, то вряд ли бы позволила вытащить себя из комнаты утром.
Эта дроу была… ну, холеной. Совсем не такой, как Провидица или Натирра. Ей, вероятно, никогда не приходилось скитаться или терпеть какие-либо лишения — кроме тех, которые приносило наше с Дикеном общество. Да и вообще общество всех, кто оказался в этой таверне.
— Меня зовут Зесиир. Я единственная выжившая наследница Майрун — матроны дома Маэвир, — вежливо и на отличном общем представилась моя неожиданная собеседница.
Она была, пожалуй, самой юной дроу из тех, которые мне встречались. Зесиир походила на едва-едва повзрослевшего подростка, даже черты лица казались отчасти детскими, — но, разглядывая ее брошь с пауком, следя за плавностью, с которой она поправляла хитро заплетенные белые волосы, я предчувствовала проблемы.
— Я хочу сделать вам одно… предложение. Раз уж мы обе оказались в этом месте, — очень просто и дружелюбно сказала дроу. Как будто правда верила в то, что мы встретились совершенно случайно. Как будто это не ее окружение чуть ранее оттеснило нас с Дикеном в самый дальний и наименее освещенный угол таверны.
— Я слушаю. Но не обещаю, что соглашусь, — осторожно ответила я, задвигая Дикена себе за спину.
На самом деле неприятности я почуяла гораздо раньше — еще в тот момент, когда в таверне появилась эта юная дроу в компании своих, вероятно, телохранителей с ничего не выражающими лицами. Точнее, этих ребят я приметила первыми, больно уж сильно они выделялись благодаря тому, как оглядывались по сторонам, смотря как бы сквозь посетителей, очевидно, разыскивая кого-то. Они были немного старше Зесиир — и обступали ее так, словно закрывали от чужих глаз.
К тому моменту я успела купить себе и Дикену что-то дымящееся, остро и терпко пахнущее специями, и мы отошли подальше, осматриваясь, привыкая. Кобольд, сжимая обеими лапами кружку, вертел головой по сторонам — наверно, искал свободное местечко, где мог бы устроиться со своей лютней. А я до сих пор радовалась тому, что золото — везде золото, и хмурый, не понимающий ни слова дроу-трактирщик спокойно налил то, во что я ткнула пальцем. Разговоры на чужом певучем языке звенели в воздухе, слова сливались так, что ухо в конце концов отказывалось их воспринимать. Когда меня окликнул на общем один из сопровождающих Зесиир, это было сродни удару током.
— Дом Маэвиир, мой дом, переживает тяжелые времена. Моя мать привела нас на край пропасти, — издалека начала юная дроу. — Многие считают, что пришло время изменений. Многие считают, что править должна я.
Поймав откровенно оценивающий взгляд одного из спутников Зесиир, я не мигая смотрела на него до тех пор, пока дроу не отвернулся. Смутно знакомое лицо. Что ж, видимо, моя паранойя взялась не на пустом месте, и на прогулке мы с Дикеном действительно подцепили хвост.
— Разумеется, моя мать не глупа. Она осознает, что я стала опасна для нее, и поэтому даже изгнала меня из своей башни, — тем временем продолжала Зесиир. — Считает, что за высокими стенами ей ничего не грозит, — ухмыльнулась дроу, отчего черты ее лица стали острыми и чуть-чуть неприятными.
— Твоя собственная мать выкинула тебя? Это грустно. Дикену очень жалко эту леди-дроу, — расчувствовался кобольд, высунувшись из-за моих ног. Похоже, он до сих пор не подозревал, в какую неприятную ситуацию мы попали.
— Не уверена, что понимаю, при чем тут я. — Сказав это, я ощутила, как дрожит и просится ко мне в руки меч Энсенрика. А вот он-то, кажется, уже знал, что происходит нечто не слишком хорошее.
— Может, моя мать меня и прогнала, но она меня недооценивает. Даже так у меня осталось много сторонников в нашем доме. — Зесиир нахмурила белесые брови и опустила подбородок, чтобы сфокусировать взгляд на искренне жалеющем ее Дикене. Но, похоже, забыла о том уже на следующий миг. — Все, что мне нужно, чтобы прийти к власти, — убийца. Достаточно умелый для того, чтобы разобраться с моей мамой.
Свое, хм, предложение юная дроу заканчивала совершенно будничным тоном, словно бы ей приходилось заниматься этим по десять раз на день. А может, действительно приходилось? Дикен поперхнулся словами сочувствия и от ужаса пребольно наступил мне на ногу — но я не отреагировала, пытаясь одновременно и сохранить лицо, и просчитать самый короткий путь до дверей.
*Ну, уйти вы уже точно не успеете. Не позволят, — мрачно заключил из своего меча Энсенрик. — Потяни время. Иначе не выкрутиться.*
Забавно: все, кто находился в таверне, смотрели подчеркнуто в другую сторону. Лишь телохранители Зесиир сосредоточенно следили за каждым моим движением.
— Дикен берет свои слова обратно: твоя мать умная, что выкинула тебя! Ты страшная! — разочарованно прошипел кобольд. — Босс, пошли отсюда. Дикен не хочет петь для этих дроу, — обиженно пробормотал он мне, но уйти первым не решился: сопровождение Зесиир ненавязчиво преграждало пути отхода.
— Почему я? Думаю, в городе есть более подходящие кандидатуры для этой работы. Более… сговорчивые, знающие порядки Андердарка, — сказала я, пытаясь не обращать внимания на поскуливание Дикена и бормотание Энсенрика, распекающего дроу со всеми их семейными связями.
— До Лит-Муатара уже дошли новости о ваших победах, — с готовностью сообщила Зесиир, и ее восхищение было почти что подлинным. — О союзниках, которые явятся в город благодаря вашей помощи. К тому же в городе вам начинают доверять. Вам будет проще проникнуть в нашу родовую башню.
А вот это было уже больше похоже на правду — ведь даже голос у юной дроу изменился, стал более низким и немного мечтательным. Думать о том, что, помимо Провидицы, за мной наблюдают еще сотни глаз, оказалось несколько… некомфортно. Все-таки с Андрентайдом было легче, гораздо легче.
— Каждая матрона-мать воспитывает своих дочерей, прекрасно осознавая, что однажды они попытаются занять ее место. Моя мать и сама убила бы меня, если бы у нее были доказательства нашего… заговора, — поспешила утешить меня Зесиир, заметив отвращение на моем лице. — Что-то, помимо слухов и сплетен, циркулирующих по городу.
— Вы меня не успокоили. Я отказываюсь. — Я пожала плечами, готовясь в любой момент взывать о поддержке к Энсенрику — пусть это и могло закончиться плохо, учитывая, сколько сил я отдала ему ранее. — Не хочу быть пешкой в чужих интригах.
Но Зесиир ничуть не удивилась такому ответу. Она наклонила голову набок, глядя на меня снизу-вверх, чуть-чуть лукаво, с полуулыбкой, нагоняя этим какую-то пробирающую до мурашек жуть.
— Не горячитесь. Вы ведь еще не услышали всей истории.
*Ну конечно, все не может быть так просто, — прорычал Энсенрик. Если бы я достала его из ножен, то, наверное, увидела бы, как раздраженно мерцает в рукояти рубин. — Слушай ее, но не слушайся. Она точно попробует тебя обдурить.*
— Я знаю свою мать. Она не верит, что нам удастся победить Вальшаресс. Она боится. Вы правда думаете, что, когда сюда придут войска Вальшаресс, моя мать будет сражаться вместе с вашей обожаемой Провидицей?
Ну, учитывая, какие настроения царили в городе… Учитывая, что я до сих пор слышала от дроу из дома Маэвир…
Перспектива такого предательства не нравилась мне почти так же сильно, как карьера наемного убийцы. Услышав, как часто и напряженно засопел Дикен, я дотянулась до него и коснулась костяных наростов на его голове. Кобольд вздрогнул всем телом и прижался к моей руке, ища поддержки; хоть кто-то может себе это позволить.
— Матрона Майрун предаст Провидицу, как только ей представится такой шанс. Ударит в спину, когда никто не будет этого ждать, а затем приползет на поклон к Вальшаресс, — наслаждаясь произведенным эффектом, сказала Зесиир. Она точно и с самого начала знала, что придется использовать эту карту. — А я всерьез полагаю, что мы сможем победить. Я не склоню голову перед общим врагом.
Потом Зесиир достаточно сжато, но воодушевленно пересказывала план убийства своей матушки — протягивала ко мне тонкую изящную руку с аккуратным кольцом, описывала, где стоят стражи, которым это самое кольцо нужно будет показать. Обещала золото и свою верность. Преданные Зесиир дроу должны были пропустить меня в башню Маэвир, а потом под каким-нибудь предлогом позвать саму матрону-мать и ее телохранителя. Самое забавное — им ведь даже не пришлось бы долго думать над предлогом. Избранная Лит-Муатара вполне могла пожелать познакомиться с сильными этого города. Никто не удивился бы, если б я по каким-то причинам завернула к торчащей посреди города башне.
Стараясь сохранять внешнее спокойствие, внутри я металась, выбирая между чем-то, что вызывало глубочайшее отвращение, и чем-то, что сулило серьезные проблемы в будущем. А может — и не сулило, ведь юная дроу, которая с такой жадностью рвалась к власти, могла и приукрасить ситуацию. Просто использовать меня, чтобы разделаться с надоевшей родственницей. Времени на раздумья было мало, а о расстановке сил в этом городе мне было известно еще меньше… в конце концов, надеясь, что не буду жалеть об этом до конца жизни, я отказалась от предложения Зесиир.
Во всяком случае, пока.
— Жаль. Это ведь отличная возможность для нас обеих, — вздохнула дроу и разочарованно поджала губы. Но быстро взяла себя в руки и продолжила бодро, будто совсем не обидевшись: — Но если передумаете, приходите ко мне снова. А чтобы найти меня… — Зесиир почти шептала, привстав на цыпочки, — просто оглянитесь по сторонам.
Сопровождение юной дроу расступилось, позволяя нам с Дикеном, у которого зуб на зуб не попадал, пройти. Уходя, я чувствовала, как нас провожали взглядами в спину не только Зесиир и ее телохранители, но еще и добрая часть посетителей таверны. Интересно, сколько из них поддерживали юную дроу в этой семейной склоке.
И сколько из них могли ненавязчиво сопровождать меня по разным сторонам улицы.
— В следующий раз я выбираю, куда пойти, — преувеличенно бодро сказала я Дикену, настолько, что сама не поверила собственному голосу. Все-таки в нем пробивалась напряженная хрипота. — Нескоро тебе теперь захочется для кого-нибудь петь, а?
Кобольд, чьи крылья печально опустились из-за всех неприятностей, посмотрел на меня, а затем снова повесил голову. Будто на ходу пересчитывал камни под ботинками. Закрепленная ремнем лютня дребезжала нестройно и жалко.
— Еще чуть-чуть, и Дикену разонравится этот город дроу, — пробормотал себе под нос он. — Прости, Босс! Дикен и думать не думал, что все так закончится…
— Они бы все равно нас с тобой нагнали, просто в другом месте. Рано или поздно. — Оставляя таверну за спиной, я усилием воли не позволила себе обернуться. Воспоминания до сих пор жгли затылок. Как и внимание нескольких дроу, убивающих время под стенами здания, глядящих нам с кобольдом вслед. — Просто… не ходи никуда один. Если соберешься опять прогуляться, бери с собой меня.
Крылатый ящер ответил горестным поскуливанием. Мне даже показалось, что у него как-то подозрительно блестят глаза, и трет он их как-то резко, будто таясь. Нет, просто показалось.
— Дикен уже был на побегушках у дракона… И тогда ему приходилось делать много всякого, — признался кобольд. Последнее слово он выплюнул с отвращением. — Дикен не хочет, чтобы его снова впутывали в чьи-то грязные делишки.
— Понимаю тебя как никто другой. — Я хмыкнула, думая о последнем задании Дикена на службе у дракона, и приостановилась, разглядывая развилку улиц, вспоминая дорогу. Во рту было солено и горько. — Пойдем уже обратно. Хватит с нас на сегодня… приключений.
Но, хотя таверна с такой юной и такой амбициозной Зесиир Маэвир осталась позади, сами по себе приключения преследовали нас с Дикеном еще долго.
Кобольд, видимо, близко к сердцу принял финальное напутствие Зесиир и потому настороженно косился на каждого встречного, оборачивался, провожал взглядом и подскакивал, когда впереди или сбоку появлялся кто-нибудь новый. Мне было грустно видеть его таким — ведь в нашем тандеме за настороженность обычно отвечала я. И, самое печальное, я ничем не могла ему помочь, не могла успокоить, ведь была занята точно такими же мыслями. А то и похуже.
С одной стороны, чем дальше мы были от Зесиир Маэвир, тем легче мне становилось дышать. А с другой — тем сильнее хотелось помыться, словно намерения дроу осели на коже липким противным слоем. Я не собиралась осваивать ассасинское мастерство (хотя бы потому, что во всем черном становилась похожа на какую-нибудь ворону), но и гибели Провидицы не желала тоже. Не говоря уже о том, что вряд ли бы у меня самой получилось после этого долго прожить. С каждым шагом принятое решение казалось все более сомнительным, его последствия — все более серьезными, до того, чтобы запаниковать, оставалось совсем чуть-чуть…
Дикен, притормозив, насупленно пялился в неосвещенной проулок. Не желая знать, что именно видят его глаза, я жестом поторопила кобольда, проследила, чтобы он меня обогнал, и в раздумьях запустила обе ладони в волосы. Как будто это могло помочь.
*Я понимаю, что ситуация неприятная. Но все-таки не настолько, чтобы рвать на себе волосы, м?* — вмешался в ход моих мыслей Энсенрик. Дернувшись от его едковатого замечания, я ухмыльнулась своей реакции и понадеялась, что никто больше ее не заметил.
— Это действительно так выглядит?
*Очень похоже.*
И все же меч был озадачен не меньше меня. Может, Энсенрик и мог помочь, когда дело доходило до драки, — и регулярно помогал, и был тем, на кого я полагалась так же, как на себя. Но в теперешней ситуации он был бессилен и злился. У нас обоих было не слишком много опыта в политических играх.
— Думаешь, я приняла правильное решение? — спросила я, не особо надеясь на ответ. Не то чтобы мне было действительно нужно мнение со стороны… А нет, все-таки очень нужно.
*Не знаю. Не могу определиться. Что-то мне подсказывает, что с проблемами ты встретишься при любом исходе, — кисло ответил меч. Еще недавно его колотило от раздражения; теперь, коснувшись рукояти, я ощутила, что она чуть теплая. Хорошо. — Но я буду на твоей стороне, даже если ты передумаешь. И кобольд тоже. — Тут он хмыкнул, видимо, подумав о чем-то забавном. — Ну, скорее всего. После того как перестанет ныть.*
Дикен, подуспокоившись, шагал впереди, выбирая дорогу, его хвост деловито ходил из стороны в сторону. Я почти бездумно шла следом, отмечая, что улицы становятся все более знакомыми. Да, мы точно тут проходили.
*Даже если ты решишь податься в ассасинство… Я бы на это посмотрел.* — Судя по смешку, Энсенрик тоже был не самого высокого мнения о моих способностях к наемным убийствам. И жаждал скорее забавных зрелищ, чем крови.
Фыркнув в ответ, я закинула голову и взглянула на потолок пещеры, который терялся где-то в высокой и недружелюбной темноте Андердарка. От всего случившегося, от усталости и дурных мыслей будто бы изнутри болели глаза и гудело в висках. Все, что мне оставалось, это следовать на нетвердых ногах за Дикеном и надеяться, что вскоре, уже вот-вот я окажусь в своей — пусть и чужой — комнате, где смогу отлежаться и как-нибудь придумать выход из положения.
Но даже тут все пошло не так.
Натолкнувшись на крылья Дикена, я несколько раз моргнула, чтобы очнуться и разобраться, почему он снова остановился. С некоторой обреченностью посмотрела в ту сторону, в которую смотрел кобольд. Встретилась взглядом с Валеном, который выделялся на фоне улицы и занимающихся своими делами дроу не меньше меня и Дикена, пусть вместо привычных доспехов на нем и было что-то непонятного темного цвета. Почему-то мне сразу подумалось, что тифлинг вновь побывал на тренировочных площадках (до них шагать недалеко), но никого не нашел, озадачился и стал искать дальше, хотя у нас не было никаких договоренностей.
На мгновение удивившись, я, впрочем, тут же обо всем забыла — еще б не забыть, когда на тебя смотрят так пристально, требовательно, не сходя с места, не меняя позы. Наверное, было бы забавно просто продолжить идти по своим делам. Или нет. Не то чтобы мне действительно хотелось проверять.
— Пошли. — Подтолкнув Дикена, который нерешительно переминался с лапы на лапу, я надеялась, что он не заметит в моем голосе облегчения. — Мы же не хотим показаться невежливыми, так?
И… пожалуй, теперь я была искренне рада видеть Валена. Хоть что-то привычное и понятное в этом городе. Правда, все, на что меня хватило, — пристроиться рядом с ним, глядя в основном себе под ноги, не решаясь заговорить, не зная, с чего начать. Повесивший голову Дикен тоже не особо желал распространяться о наших похождениях. Я слышала неприятный низкий звук, с которым терлись друг о друга его клыки.
— Что с вами обоими произошло? — настороженно спросил тифлинг, не дождавшись ни слова от меня или Дикена, попытавшись по очереди заглянуть обоим в лицо. Видимо, на нас было настолько жалко смотреть.
— Дикен и Босс попали в беду. Кажется. Дикен не уверен, — буркнул кобольд и обеими лапами вцепился в ремешок своей лютни, умоляюще косясь на меня темным глазом.
Мы снова куда-то шли. Совсем не в ту сторону, в которую мне хотелось сначала; но это и не имело значения. В тот момент я была готова брести за Валеном куда угодно. Однако, чтобы не потерять вот это вот неожиданное ощущение опоры под ногами, мне нужно было как-нибудь рассказать ему о произошедшем, а это оказалось… не слишком легко. Если подумать, мне вообще нечасто доводилось жаловаться кому-нибудь на свои, хм, приключения.
Хорошо, что Вален не стал меня торопить — хотя признание Дикена его явно обеспокоило. То, как он подобрался и сжал губы в ожидании очередных плохих новостей, напоминало мне о пережитом на островах, о времени, когда нам приходилось прикрывать друг друга, даже если обоим такое не слишком нравилось. Каким-то образом это помогало дышать ровнее; не желая и дальше испытывать чужое терпение, я все-таки начала свой рассказ. Как будто слово за словом избавлялась от заноз.
Ну, до того как начал вставлять свои комментарии размахивающий когтями Дикен, которому очень уж не хватало в моих словах эмоций, подробностей и рифмы. Его история получалась куда героичнее моей.
— Ясно. — Откровенно говоря, я опасалась даже смотреть на Валена, ожидая осуждения или чего похуже. Все-таки дело касалось Провидицы, положение которой из-за меня стало еще более шатким. Но тифлинг, дослушав наши с Дикеном откровения, лишь задумчиво потер пальцами подбородок и заключил: — Чего-то подобного следовало ожидать.
Его спокойствие было настолько неожиданным, что я не верила своим глазам. И Дикен не верил, на всякий случай пригнувшись, отступив от меня на пару шажков в сторону. Все наши переживания как-то чересчур просто разбивались о реакцию Валена.
— Не позволяйте втянуть себя в интриги Домов. Не сейчас, когда от вас зависит слишком многое, — назидательно, но по-прежнему спокойно сказал мне тифлинг. Как будто произошедшее вообще его не затронуло. — Дроу и дальше не оставят попыток использовать Избранного в своих целях. Ваша подмоченная репутация может осложнить жизнь всем.
— Но я действительно боюсь, что угроза реальна. — Возразив так, я с некоторым ужасом почувствовала, что хочу спорить дальше, и вовсе не о своей репутации. — Я мало знаю о порядках Лит-Муатара, но эта дроу, Зесиир, почти меня убедила. Если у нее и правда так много союзников… Если ее мать и правда так боится прихода Вальшаресс… — Закончить я не смогла из-за подступившего к горлу кома и просто взмахнула рукой, зацепив шершавое крыло Дикена. — Не хочу, чтобы Провидица пострадала из-за моей нерешительности.
— Я усилю охрану. В Лит-Муатаре много по-настоящему преданных Провидице людей, — пообещал Вален, с сомнением наблюдая за тем, как я размахиваю руками. — Дом Маэвир — ненадежные союзники, но один раз они уже проиграли Вальшаресс, а та долго помнит обиды. Если матрона Майрун попытается перейти на другую сторону сейчас, то падет.
Все это звучало… обнадеживающе. Наверно. Но, немного подумав, тифлинг поморщился, будто какая-то мысль все же показалась ему неприятной.
— Впрочем, все изменится, когда войска Вальшаресс подойдут к Лит-Муатару. Но к этому моменту в город должны вернуться мы.
И все равно я не могла поверить ему до конца.
Не могла заразиться вот этим вот хладнокровием того, кто пробыл среди дроу больше времени и знает, чего от них ожидать. Колебание, облегчение, сомнения, надежда — мне никак не удавалось навести порядок в мыслях. Прикусив губу, я с раздражением одернула рукава, особенно сильно ощущая, как же мне неудобно в чужой непривычной одежде. Пивафви, вес которого я уже почти перестала ощущать, вновь начал неприятно давить на плечи.
— Дроу презирают всех, кроме себя, и охотно используют, если есть возможность. Вам придется привыкнуть к этому, что выжить среди них, — неожиданно мягко сказал Вален, от внимания которого не ускользнул и этот мой жест. Пожалуй, прежде я никогда не замечала в его голосе столько терпения.
— В последнее время я и так не более чем инструмент в чужих руках. Сначала для сражения с Вальшаресс, а теперь и… и для всего остального. Даже привыкать не придется, — криво и неприятно ухмыльнулась я.
И только потом, округлив глаза, осознала, что именно выболтала. И кому.
Наверное, на меня так подействовал непривычный тон тифлинга, а может, событий было слишком много для одного дня. В здравом уме я бы ни за что не стала озвучивать что-то подобное — пусть оно и отражалось на моем лице, начиная с самого пробуждения. Вообще-то в этой мысли не было ничего жуткого… но все-таки странно делиться ей с кем-то, кто подозревает тебя во всяком предательском.
Втянув голову в плечи, я поняла, что по привычке тянусь к рукояти меча под плащом, но успела остановиться. Снова просить сочувствия у Энсенрика казалось уж слишком жалким. Хорошо, что Вален отреагировал иначе, чем я ожидала. Похоже, я совсем ничего не знала о нем.
— Это не так. — Он слегка замедлил шаг; я видела, что он смотрит на меня, но не могла заставить себя сделать то же и продолжала напряженно пялиться себе под ноги. — Никто из последователей Провидицы не считает вас просто… инструментом для исполнения ее видений.
Может, ему и пришлось сделать над собой усилие, чтобы сказать мне это, и, может, сказанное было не совсем правдой. Но все-таки я была ему благодарна — а еще совсем не готова услышать то, что прозвучало дальше.
— Не думайте, что только вы сталкивались с коварством дроу Андердарка.
Да нет. Да нет же. Быть такого не может.
— Только не говорите, что вас тоже пытались втянуть во что-то подобное, — вскинув голову, неверяще проговорила я. Перед глазами на миг поплыло, пришлось прищуриться — зато лицо определенно стало гореть чуть меньше.
— В начале. Вскоре после того, как я начал сопровождать Провидицу, — подтвердил мою дикую догадку тифлинг. С большим весельем, чем это сделала бы я, попав в подобное положение. — Но дроу научились меня уважать. Им пришлось.
В красках представив, чем могла быть чревата попытка впутать Валена в дела великих Домов, я едва сдержала нервный смешок. Для таких интриг нужно было иметь смелость. Правда, на какое-то мгновение мне стало интересно, с чего бы тифлингу вообще сопровождать Провидицу, учитывая детали его, хм, биографии, которые касались Бездны. Но вряд ли бы я решилась когда-нибудь спросить его об этом.
— Мой… характер многих пугает, и не потребовалось много времени, чтобы о нем узнали все. — Вален говорил полусерьезно, и от этого признание звучало еще более забавным. Ну да, конечно, в его образе определенно мог пугать только характер. — Но так даже лучше, если дело касается дроу.
Припомнив свои первые впечатления о тифлингe, я даже чуть-чуть посочувствовала дроу Лит-Муатара и уже открыто рассмеялась, спрятав лицо в ладонях. Смех этот выглядел резко лишним на фоне темной и полузаброшенной улицы, по которой мы к тому моменту подходили, но все равно принес облегчение. Пусть и напугал слегка Дикена, который, задрав голову, рассматривал на ходу окна какого-то темного молчащего строения и подпрыгнул, словно его поймали на горячем.
Все, что произошло в таверне с Зесиир, переставало казаться уж слишком ужасным. К тому же, когда прошла паника, у меня появилась пара идей, как выйти из своего щекотливого положения и не обзавестись репутацией ассасина.
— Значит, вот как вы стали их генералом, — таким же полусерьезным тоном сказала я, чувствуя, как возвращается самообладание. И в этом определенно была заслуга тифлинга, даже если думать о таком было удивительно. — Спасибо, Вален. Кажется, я — это снова я.
Вален кивнул в ответ, но несколько неуверенно, то ли не ожидая таких слов, то ли не совсем понимая, за что именно его благодарят. Его губы слегка искривились в улыбке — но выражение лица почти тут же снова стало привычным. Привычно бесстрастным, нагоняющим желание убраться подальше.
— Не оставайтесь без оружия и не бродите по Лит-Муатару в одиночку. — Оглянувшись на Дикена, который уже влез на выступ под темными пыльными окнами и, балансируя, пытался заглянуть внутрь, тифлинг точно пожалел о своих словах. Вряд ли присутствие кобольда могло уберечь меня от проблем. — До нашего отбытия осталось не так много времени. Будет лучше, если вы не попадете в неприятности снова.
Я подняла обе ладони и покачала головой, показывая, что все поняла и больше не собираюсь разгуливать по сомнительным местам. Максимум — до тренировочных площадок, иначе заворчавший из своего меча Энсенрик сожрет меня от скуки. Да и Дикен, скорее всего, захочет еще раз навестить косматых рофов.
И только тогда, на время выбросив из головы Зесиир и ее интриги, распрямившись, я наконец стала смотреть по сторонам. Улицы были незнакомыми и неухоженными; со своего места мне удавалось разглядеть шпили башни Маэвир и острые пики храма Лолт, но они едва виднелись. Похоже, вновь приближались окраины города.
Пускай шагать по Лит-Муатару вот так, в компании Валена, оказалось неожиданно спокойно, это не могло продолжаться вечно. К тому же тифлинг с самого начала целенаправленно вел нас с Дикеном… сюда. Куда-то. И лучше бы мне сразу выяснить, куда.
— А куда, кстати, мы идем? Я не знаю этих мест. — В мой голос вернулась привычная настороженность. Неудивительно: большую часть пути я не запомнила, сражаясь с дурными мыслями, и вряд ли бы смогла найти обратную дорогу сама.
— К загонам. Будет лучше, если животные познакомятся с вами обоими до начала путешествия. — Похоже, Вален давно уже ждал, когда я наконец об этом спрошу, и ответил заранее заготовленной фразой.
Сначала мне показалось, что он решил надо мной пошутить. И я действительно — впервые — могла прочитать смех на его бесстрастном лице. Но тифлинг не шутил.
— Меньше шансов, что вас сбросят в дороге или искусают, — варианты расправы он перебирал с той задумчивостью, которая свойственна скорее легкой издевке.
Переборов желание развернуться в обратную сторону, я не позволила сделать то же самое Дикену, успев поймать его, пискнувшего, за плечо. Ох, ну конечно. Сначала лодка со скелетоподобным, врастающим в воду лодочником, а теперь — это.
Не зря же мне не понравилось, что часть пути придется пройти не пешком.
Забавно понимать, что ты все-таки дописал часть, хотя думал, что никогда этого не сделаешь, потому что руки не оттуда и ГГ — дерево с глазами. Но больше такого не хочу)
+++
Веди себя хорошо,
Зови меня, если что,
И постарайся смолчать,
Когда захочется о чем-то сказать.
АДО, «Веди себя хорошо»
Зови меня, если что,
И постарайся смолчать,
Когда захочется о чем-то сказать.
АДО, «Веди себя хорошо»
— Эй, Босс, открывай! Дикен знает, что ты не спишь!
Каменный, теряющийся в полумраке потолок в выделенной для меня комнате был ничуть не интереснее каменных же стен вокруг.
Изучать его было не особо весело, но я не сдавалась — и, вытянувшись на кровати поверх одеяла, уже долго-долго лежала без движения, глядя вверх над собой. Иногда, правда, смаргивала, потому что зеленоватый свет гриба на стене раздражал глаза, но в то же время его было слишком мало, чтобы в полной мере осветить комнату.
Эта комната в одном из жилых строений Лит-Муатара с самого начала предназначалась мне, но в ней не было практически ничего моего. Почти всю одежду сразу после возвращения в город унесли в починку служанки — держа на вытянутых руках, разглядывая с ужасом и брезгливым интересом, оставив взамен что-то непривычное, местное, что-то, что я даже и не сразу поняла, как надеть. Дожидались меня разве что чудом отвоеванные сапоги, с которыми я не пожелала расставаться и ради этого даже рискнула объясниться на пальцах со своими озадаченными помощниками.
— Дикен отсюда слышит, как ты дышишь! Бо-о-ос! — скосив глаз, я поняла по теням в коридоре, что кобольд прижался к полу и заглядывает под дверь. Из-под нее на какое-то время появилась когтистая лапа, поскребла пол и втянулась обратно. — Дикен начинает переживать!
*Ты и правда думаешь, что, если не отзываться, он с тебя слезет?* — усмехнулся Энсенрик, ножны с которым были прислонены к стене возле кровати.
Я поморщилась от того, как резко звучал его голос в моей голове, но отвечать не стала и шевелиться — тоже. Проведя ночь в городе, на мягких подушках, в безопасности, я почему-то чувствовала себя еще более обессилевшей, чем после ночевок на островах. Словно бы все силы остались где-то там, в путешествии по Темной реке. Тело было тяжелым, лень — парализующей, от запланированного начинало мутить.
Наверное, я была слегка не в себе, когда вчера, едва лодка прибыла в порт, пообещала Дикену сопроводить его на прогулке по городу. Еще надо было вновь встретиться с Провидицей — и опять остро осознать, что я не просто занимаюсь опасной для жизни беготней по Андердарку, а, вообще-то, участвую в кровопролитной и уже длящейся какое-то время войне между дроу, причем в весьма необычном статусе. А еще…
— Если Босс так и будет молчать, Дикену придется позвать на помощь! Бо-о-ос, не пугай Дикена! — кобольд снова забарабанил по двери, для верности еще и попинав ее пару раз. Что-то в его нытье разбередило мою совесть, но все-таки не настолько, чтобы оторвать голову от подушек.
*Ты не сможешь все время отсиживаться в этой комнате, даже если захочешь. Мне ты тоже кое-что обещала.*
В голосе меча был укор. Ему не улыбалось весь день торчать в ножнах, раз уж мы временно вернулись в Лит-Муатар, и он тоже хотел от меня выполнения кое-каких договоренностей. Застонав сквозь зубы, я перевернулась на бок, подтянула колени к груди, уткнулась лицом в ладони — почему-то ощущая себя инструментом в чужих руках, лишь временно отложенным в сторону за ненадобностью.
*Ты можешь поговорить хотя бы со мной? — а вот теперь и Энсенрик заволновался. Завозился в своем мече, приглядываясь ко мне подозрительно и обеспокоенно. — Меня жуть берет от твоего молчания. И кобольд, по-моему, уже за помощью побежал.*
А ведь действительно: я больше не замечала под дверями теней от Дикеновых ботинок и чуть ранее слышала его удаляющийся топот. Интересно, к кому он пойдет на меня жаловаться…
Ответ на этот вопрос я получила достаточно быстро — вместе с аккуратным, но тяжелым стуком, от которого задрожала дверь.
— Миледи? — Голос Валена в коридоре бодрил и сам по себе, но, услышав непривычное обращение, я даже приподняла голову, сонно моргая. Это еще что за новости? — Ваш кобольд встревожен, — сказал тифлинг, и, судя по звукам, ящер топтался где-то рядом с ним.
Боги, и где только Дикен его нашел? Как притащил сюда? Нет, на самом деле — не хочу знать.
— Если вы не откроете дверь сами, нам придется открыть ее с этой стороны, — не дождавшись ответа, спокойно пообещал Вален, и я поверила ему тотчас же.
*Видишь? Тебе все равно пришлось сползти с кровати. — Насмешливо-облегченный оклик меча застал меня на середине подъема. Чуть-чуть неуклюжего, но, тем не менее, достаточно торопливого. Наблюдая за тем, как я не с первого раза попадаю ногами в сапоги, Энсенрик хмыкнул: — Доброго утра, герой.*
Подхватив ножны с мечом, мимоходом глянув в зеркало и пригладив волосы, я открыла засов на двери до того, как с ней сделали что-нибудь нехорошее. Стоящий в коридоре Вален был все еще слегка бледным после событий, произошедших на авариэльском острове, и, как и я, остался без своей привычной обмундировки. Видеть его в обычной городской одежде было так странно, что я несколько раз моргнула, привыкая, укладывая это в голове.
Тифлинг, нахмурившись, вопросительно рассматривал меня с высоты своего роста, наверно, ожидая объяснений. Но, встретившись с ним взглядом, я опустила подбородок и молча проскользнула мимо — не была уверена, что смогу объясниться или оправдаться.
Хорошо, что Дикен, словно ничего и не произошло, сразу же цапнул меня за руку и потащил дальше по коридору:
— Если Босс будет весь день сидеть в комнате, то пропустит все приключения!
На самом деле с Провидицей все мы увиделись еще вчера. Когда лодка Каваллеса едва только приближалась к порту, дроу с несколькими подручными уже ждала у причала. Одетая во все белое, она была сияющим светлым пятном на фоне черной воды и темных строений и, казалось, являлась маячком, на который ориентировался Каваллес. Он подвел лодку к тому самому месту, у которого стояла дроу, и даже поклонился ей по прибытии, — отчего у меня слегка захватило дух.
Впрочем, никто больше такому не удивился, да и присутствию Провидицы в доках никто не удивился тоже. Натирра и Вален словно заранее были уверены, что дроу будет знать о нашем возвращении, а Дикен царапал пером на листе что-то про видения и добрые знаки. Хотя, конечно, именно добрым знаком это все и являлось: если бы не Провидица и ее указания, ее помощь, добираться до центра города было бы сильно сложнее.
Никаких вопросов дроу не задавала, и вообще казалось, что ее больше интересуют раны на теле Валена, чем завернутое в пивафви зеркало, из-за которого проседала лодка. Впрочем, авариэльским зеркалом она потом занялась тоже — поручила паре подручных отнести в храм Лолт, не оголяя стекло. Провидица даже не стала дослушивать наши рассказы об островах, сразу же отправив отдыхать, поэтому я была не против увидеть ее снова. Отчитаться о всех событиях на свежую голову — не мутную после течений Темной реки, особенно беспокойных и неприятных возле Лит-Муатара.
Как раз к Провидице меня и собирался сопроводить Вален, раз уж я наконец вышла из своей комнаты. И именно от ее нынешнего обиталища хотел отправляться на прогулку Дикен, из-за чего и пытался так отчаянно выковырять меня на улицу.
Хорошо, что на полпути к выходу, услышав звук шагов, нас с кобольдом остановили дроу-служки. Дикен точно смог перехватить что-то, пока меня будил, а я позавтракать не успела и очень обрадовалась тому, что дали с собой. Пусть и пришлось жевать на ходу, продирая глаза, стараясь поспевать за тифлингом. К тому же это хоть чуть-чуть сгладило молчание — нам с Валеном было не о чем говорить, но все-таки после времени, проведенного рядом, тишина была чуть-чуть более тяготящей. Такой, когда изо всех сил стараешься смотреть в другую сторону, чтобы случайно не пересечься взглядом с тем, кто шагает рядом, и не ухудшить свое положение еще больше.
Храм Лолт возвышался над прочими городскими строениями, и на нем, на мой вкус, было чересчур много острого. Острые черные храмовые шпили, острые колонны, обступающие основную часть храма, как паучьи лапы, — я уже видела все это, и не раз, но теперь у меня перед глазами ясно встали дроуки с авариэльского острова. И авариэльский же храм, в котором мне едва не перегрызли горло.
— И все равно это место не похоже на обитель добра и света, — проворчала я, обняв себя руками. Вероятно, мне еще долго-долго будет неспокойно при виде храмов.
— Вам повезло хотя бы в том, что вы не увидели это место таким, каким его впервые увидели мы, — отозвался Вален, сразу поняв, куда я гляжу. — Дом Маэвир до последнего проводил в храме свои ритуалы, надеясь, что Лолт откликнется и поможет им в их бедственном положении.
Храм на другом конце улицы он рассматривал так скептически, будто видел в первый раз. И, казалось, с облегчением ухватился за шанс разбить неловкое молчание, в котором нам пришлось бы идти еще долго. (Насвистывание Дикена — не в счет; в задорном мотивчике я узнала одну крайне пошлую балладу и была готова в любой момент остановить эту, хм, музыку.)
— Лит-Муатар был обычным городом дроу до того, как сюда отступили войска Провидицы и принесли новые порядки. А от того, что творят дроу, даже у меня иногда стынет кровь в жилах, — признался тифлинг, как-то очень просто намекая на свое происхождение. Впрочем, оно не было чем-то таким, что можно скрыть.
Я кивнула сама себе, почему-то представив ближайшее окружение Провидицы, отмывающее храм Лолт, залитый кровищей и чем похуже. А вот насчет отступления…
— Так войска Провидицы уже сражались с Вальшаресс? Мне об этом никто не рассказывал.
— Единожды. И это причина, по которой так нужна ваша… помощь. — Холодок в голосе тифлинга, когда дело касалось моей сомнительной избранности, был таким привычным, что я едва обратила на него внимание. — Любая помощь, — чуть помедлив, поправился Вален, и я сочла это хорошим знаком.
— И давно это было? — спросила я, вспоминая, что сторонники Провидицы чувствовали себя в городе вполне уверенно, явно успев обжиться.
— Три месяца назад. Мы не были готовы к той битве, да и не могли быть готовы. Потеряли три союзных дома и лучшего полководца.
Не так уж и задолго до нашего с Дикеном появления в Андердарке, значит.
Как и всегда в моменты волнения, тифлинг коснулся рогов, запустил руку в волосы, резко заправил свисающую ниже подбородка прядь за острое ухо. Похоже, то сражение далось ему нелегко, — пусть мне и было сложно думать так о ком-то вроде Валена. Хотя вот так, без своей шипастой брони, с которой уже наверняка возился кузнец Ризольвир, Вален наводил заметно меньше инфернальной какой-то жути. А может, я просто привыкла, не знаю.
— Я едва успел увести остатки наших войск сюда — в этот город, любезно предоставленный матроной Маэвир. — Что-то в голосе тифлинга отбивало всякое желание спрашивать о «любезности» дроу, которым принадлежал Лит-Муатар. — И все это время ассасины Вальшаресс кусали нас за пятки, добивая отставших, — продолжил он, хмуро глядя перед собой. А я вспомнила сначала о том, что ранее Вален стоял во главе армии Провидицы, а затем о том, что Провидица, вероятно, захочет поставить во главе этой армии меня. Какой кошмар.
Видимо, последнее я подумала уже вслух, на выдохе-стоне сквозь зубы, потому что даже Дикен, шагающий впереди, непонимающе обернулся с приоткрытой пастью. Но, по крайней мере, он хотя бы перестал подыгрывать себе на лютне, с которой не расстался даже в городе. Кажется, кобольд хотел прогуляться с ней к какой-то таверне…
— Теперь мне как никогда сильно хочется верить в видения Провидицы. — Я надеялась, что лучше замаскирую содрогание в голосе, но нет. Вален покосился на меня с сомнением, но ничего говорить не стал. — Всем нам сейчас точно не помешает немного божественной помощи.
Глядя на храм Лолт изнутри, попадая сапогами в подозрительного вида стоки на полу, чувствуя на себе взгляд статуи женщины с паучьим торсом, очень-очень не хотелось, чтобы тебе помогала именно эта сила.
Однако я точно замечала изменения в обстановке, произошедшие с моего прошлого посещения храма. Служители Эйлистри пытались его очистить, облагородить: повсюду стало больше полупрозрачных лунных камней, света, белых мягких тканей, прикрывающих наиболее подозрительные алтарные выступы. Нарисованное на стене изображение лунного круга, которого не было прежде, вызвало у меня неожиданную, глухую и отстраненную тоску. Хотя, наверное, последователям Эйлистри, которые из-за войны с Вальшаресс вернулись в Андердарк с поверхности, здесь было не менее неуютно.
Провидица появилась не сразу — но аккурат к тому моменту, когда Дикен начал скучать и щупать все, что попадалось под лапу, а я пыталась уболтать его ничего не трогать, иначе влетит обоим. Жрица вышла откуда-то из внутренней части храма, и не одна, а вместе с Натиррой. Та, как и все мы, выглядела чуть более отдохнувшей, чем сразу после плавания, но лицо ее было растерянным. Волосы дроу стали короче ровно на ту длину, что отсекла замахом кинжала Сабал в авариэльском дворце.
Увлеченная своими мыслями, Натирра даже не сразу заметила, что храм не пуст, но позже слегка улыбнулась мне и заняла место за спиной Провидицы. Исповедь? Наставления? Так вот почему за мной отправили Валена.
— Натирра рассказала мне о том, с чем вы встретились на островах. О существах и ужасных испытаниях, через которые вы с честью прошли, — сказал Провидица, обводя ласковым взглядом меня и Дикена. Серебряные волосы, серебряные украшения на одежде — даже голос ее был каким-то серебряным, негромким. — Благословение Эйлистри следует за вами, Тарина, пусть даже вы можете в это не верить.
Вот так, в присутствии Провидицы, мне почему-то стало особенно неудобно за свою утреннюю выходку. Словно бы эта дроу с глазами старухи каким-то образом о ней знала, видела больше, чем мне хотелось бы показать. Даже Энсенрику было не по себе в этом храме: я ощущала, как неспокойный дух то пытается забиться подальше в свое пристанище, то подбирается ближе, прислушиваясь.
Благо, дроу не стала пытать нас своим вниманием и быстро перешла к текущим делам.
— Я рада знать, что в сражении нам будут помогать големы Алсигарда. Он был великим чародеем, и его создания — грозная сила. Особенно если то, что я слышала об их разуме, правда. — Провидица слегка понизила голос, в нем были восхищение и неверие, совсем легкое.
— О, големы очень умные! — тут же закивал Дикен, ловивший каждое ее слово, но больше пялившийся на блестящие-шелестящие одежды. — Они устроили Дикену экскурсию по лабораториям, чтобы он не потерялся. Правда, другие големы пытались Дикена растоптать и были не такими милыми…
— Между големами на острове Создателя едва закончилась война. Точнее, это мы ее закончили. — Вален, шагнув вперед, аккуратно перехватил инициативу. Знал ведь, как может затянуться кобольдская болтовня. — Если они справятся со своими распрями, то станут хорошими союзниками. К тому же нам не придется заботиться о том, чтобы доставить их в город по Темной реке. Големы смогут просто ее перейти.
При мысли о рядах големов, поднимающихся со дна Темной реки, я покачала головой. Зрелище получалось довольно… эпичным, достойным одной из застревающих в голове песенок Дикена.
— Только давайте выставим в порту часовых? Или хотя бы предупредим портовых о том, что к ним могут заявиться гости, — после краткого колебания предложила я. И тут же пояснила, заметив повисшее в воздухе недоумение: — Я не уверена, что Феррон, их лидер, не пришлет кого-нибудь заранее с… дружеским визитом. Он очень старается быть услужливым.
Судя по быстрому смешку, Натирра тоже вспомнила этого полуорка из чистого золота. Да и, к моему удивлению, даже Вален кивнул — прогоняя перед глазами ту же картинку, что и я, если судить по ходящему из стороны в сторону хвосту. А вот Дикен обернулся на меня с возмущением, клацнув зубами.
— Ну-у-у, это ерунда, Босс. Леди-дроу сможет увидеть големов сразу, в своем волшебном зеркале! — с глубочайшей убежденностью возразил он. — Теперь она будет все заранее знать и за всеми следить!
Магическое зеркало так и стояло в храме, завернутое в трофейный эльфийский плащ, — правда, на этот раз тканью его обернули чуть более умело, чем это сделала я. Провидица, взглянув на него, изменилась в лице, словно бы собираясь сообщить что-то не слишком приятное.
— Я… уже успела изучить это зеркало, пока вы все отдыхали. Это очень опасная вещь. Настолько, что я даже не уверена, можно ли ее использовать в этой войне.
*Да ладно. И ради этого вы рисковали своими жизнями?* — проворчал из своего меча Энсенрик, и я, пожалуй, отчасти была с ним согласна. Да и все были, в той или иной степени. Все же Лит-Муатар вместе с остатками войск стоял на краю пропасти и уже чуть-чуть соскальзывал вниз.
— Я боюсь повторить участь этой бедняжки — королевы авариэлей, — быстро и примирительно объяснилась жрица, подняв руку в защитном жесте. — Это зеркало ослабляет сам дух владельца. Тот, кто пользуется им слишком часто, начинает полагаться на магию зеркала больше, чем на себя, — сказала дроу, добавляя веса в каждое слово, позволяя всем это прочувствовать. — Но я готова прибегнуть к его помощи, если это будет действительно необходимо.
— В Андердарке есть силы, которые захотели бы завладеть такой вещью и использовать ее в своих целях. Я не знаю места, где она была бы укрыта более надежно, — заступилась за жрицу Натирра, и я слегка позавидовала ее уверенности. — Зеркало не попало к Вальшаресс, и это уже облегчает нам работу.
А сил, которые пожелали завладеть зеркалом, было и правда много, и с каждой из них не хотелось иметь никаких дел. Провидицу особо беспокоили три из них, те, что уже присоединились к Вальшаресс, восполняли ее войска или могли выступить на ее стороне в будущем. Именно к ним и предстояло отправляться дальше.
Слушая рассказы спутников о целом улье бехолдеров, городе иллитидов, сомнительном отдаленном поселении, которое поставляло в армию дроу отлично сколоченную нежить, разглядывая карты тоннелей, но не понимая в них практически ничего, я даже слегка удивлялась собственному спокойствию. А еще вновь ощущала себя инструментом, скальпелем, который направляет в нужное — больное, опасное — место чья-то знающая рука.
Конечно, Провидица не раз говорила о том, как сожалеет, что я помогаю ей не совсем по своей воле. Да и самой мне давным-давно стало понятно, насколько опасные силы собрались под землей, — бросать всё и искать путь наверх я не стала бы. Но все же неприятное зудящее утреннее ощущение вернулось, и справиться с ним не получалось никак. Я забыла о нем разве что в тот момент, когда Вален, склонившись над картами, объяснял, что часть пути до нужных мест во имя незаметности придется пройти пешком. Ведь это означало, что другую часть придется пройти не пешком.
А воспользоваться авариэльским зеркалом мне все же довелось, всего один раз. Провидица сама попросила меня об этом — ведь от одного раза ничего страшного случиться не должно было (ха!), а мне, как той, на кого указала ее богиня, зеркало обязательно показало бы что-нибудь важное.
Осторожно взяв зеркало обеими руками, я заглянула в него, не зная, что ожидаю увидеть, и ничего особенно не желая. И в итоге увидела, ну, ничего. Только… снег? Ревущую зимнюю бурю? Нечто такое же белое и остро-холодное, как то, что уже случайно заметила в авариэльском дворце.
*А попробуй попросить у зеркала кто-то конкретное. Пусть покажет, чем занимаются сейчас мозгососы, например,* — посоветовал Энсенрик, увлеченный процессом больше меня.
Да и вообще в храме повисла сосредоточенная заинтересованная тишина — хорошо, что хотя бы за плечом никто не стоял. Жалея, что не расспросила Шаори о том, как пользоваться зеркалом, я покрутила раму в руках, наклонила ее туда и сюда, чувствуя себя ужасно глупо. Эм. Зеркало? Пожалуйста?
Нет, ничего, только снег, обжигающая глаза белизна. Казалось, даже само зеркальное стекло и воздух возле него стали чуть холоднее: дыхнешь — изо рта вырвется пар.
Наверное, я хмурилась излишне живописно, вглядываясь в бушующую бурю, пытаясь понять, не сломалось ли зеркало вовсе после истории с авариэлями и Халастером, раз Провидица, приблизившись, положила руку на сгиб моего локтя и осторожно спросила:
— Что-то не так?
До меня донесся запах то ли духов, то ли масел, таких непривычных тут, под землей. Провидице вполне хватало роста, чтобы, стоя рядом, искоса заглянуть в зеркало — но она этого старательно избегала. В отличие от Дикена, который был уже готов взобраться по мне, как по дереву.
— Я вижу только снег. Зеркало не показывает мне ничего больше. — Признавшись в этом, я, для верности, попросила зеркало показать еще что-нибудь. Улей бехолдеров? «Зияющий портал»? Не-а, бесполезно.
— Снег? Босс, это же как в Хиллтопе! — Дикен взволнованно дернул меня за штанину. Вот только нежный эльфийский материал предупреждающе затрещал, а я, дернув штанину в обратную сторону, грозно зыркнула на кобольда. Он быстро убрал лапу и продолжил уже тише, извинительно: — В наших горах сейчас все еще зима, Босс…
Впрочем, да, место по ту сторону стекла и правда чуть-чуть напоминало окрестности Хилтопа в самые суровые зимы. Разве что я не могла припомнить, чтобы видела где-нибудь такое количество льда. Пожав плечами, я перевернула зеркало стеклом вниз и отдала его Провидице — почувствовав некоторое облегчение от того, что избавилась от этой вещицы.
По лицу дроу скользнула тень беспокойства, но тут же пропала. Натирра и Вален быстро и непонимающе переглянулись за ее спиной.
— Значит, в конце концов вы вернетесь домой, — растерянно решила Провидица.
Я давным-давно заметила интерес, с которым дроу-жрица поглядывает на лютню Дикена, но даже в самом безумном сне не могла вообразить, что она попросит его для нее спеть. Впрочем, я слишком мало знала о богине, которой поклонялась Провидица, и мне только предстояло расспросить Натирру о том, какое значение для служителей Эйлистри имеют танец и музыка. Поэтому в тот момент я удивилась не меньше, чем кобольд, — который сконфузился, растерялся и одновременно обрадовался настолько, что попытался для начала спрятаться за моими ногами.
Музыка Дикена, как и его пение… ну, они были хороши для Тимофаррара, который их выпестовал. И вполне подходили для боя, воодушевляя или лишая самообладания (последнее — чаще, не зря же кобольд за последнее время сочинил столько раздражающих, злых мотивчиков про дроу). Но представить его пение здесь, в храме, было настолько сложно, что мне показалось, будто Провидица просто не знает, о чем просит.
Я даже хотела что-то сказать на этот счет, пока жрица уговаривала Дикена выйти к ней, — но тут же поймала предупреждающий взгляд Натирры. Дроу чуть заметно покачала головой из стороны в сторону; что ж, никто не скажет, что я не пыталась это остановить.
Тем более, что Дикен был жутко доволен — его потряхивало от радостного волнения, струны лютни дребезжали почти в такт. Кобольд пообещал найти меня позже, в городе, чему я была даже рада, надеясь разобраться с кое-какими делами в одиночестве. Когда он совсем по-собачьи вертелся, устраиваясь на подушках у ног Провидицы, я заметила, что из внутренних помещений появились еще несколько женщин-дроу в похожих одеждах. Надеюсь, Дикен хотя бы не станет допевать ту балладу, которую насвистывал по пути в храм.
Натирра решила остаться с ними, хотя ее губы были упрямо сжаты, словно бы дроу настраивалась на что-то очень, очень непростое. А вот ужас и колебание на обычно безэмоциональном лице Валена меня даже слегка развеселили. Переступая с ноги на ногу, он, по-видимому, разрывался между преданностью Провидице и сильным желанием убраться из храма Лолт как можно дальше, пока не стало по-настоящему громко. В этом мы оказались удивительно похожи.
Коснувшись чужого плеча, я полушепотом, не отводя взгляда от тепло улыбающейся Провидицы, попросила Валена провести меня к тренировочным площадкам — вряд ли бы я нашла их сама с первого раза. В том, как быстро и без вопросов согласился тифлинг, мне померещилось облегчение.
Тренировочные площадки находились в другой части города, и, чтобы добраться до них, пришлось здорово попетлять — сквозь полупустые улицы с темными, молчащими домами, сквозь высокие арочные пролеты. Эта часть города выводила к внешним тоннелям, так что неудивительно, что ее отдали войскам. Войска тренировались тут же, на них из загонов по соседству поглядывали лохматые рофы, задумчиво пережевывающие жвачку. Посмотреть, конечно, было на что. Но теперь, наблюдая краем глаза за тренировкой дроу-солдат, я не восхищалась про себя их грацией, а думала о том, как же мало их было…
В какой-то момент Вален остановился, чтобы поприветствовать незнакомого мне дроу, одетого заметно лучше, чем прочие солдаты, но измотанного куда больше них. Мне не оставалось ничего, кроме как неловко топтаться рядом, пока эти двое быстро и неспокойно обсуждали последние донесения шпионов с территорий Вальшаресс. Дроу звали Имлотом, и он был одним из капитанов, которые вели войска Провидицы. На меня он косился с любопытством, как на какую-то диковинку, и я не ощущала враждебности — уже хотя бы поэтому стоило попытаться запомнить его имя.
Подходящая площадка для тренировки нашлась быстро — она была загорожена со всех сторон какими-то укреплениями, на ней стояла парочка потрепанных манекенов, и, главное, она была пустой. Ну, точнее, стала пустой, когда мне удалось избавиться от Валена.
Может, от скуки, а может, из нежелания возвращаться в храм Лолт и слушать Дикенову музыку тифлинг решил понаблюдать за тем, как я тренируюсь. И не сразу принял отказ, словно бы удивленно спросив о причинах. Наглядевшись на льдисто-синюю зиму в авариэльском зеркале, я не могла не думать о ней, когда краснела, бледнела и пыталась придумать отговорки поприличнее под чуть-чуть ироничным взглядом тифлинга. Возможно, он и правда хотел помочь, верно истолковав и меч Энсенрика в ножнах, и свисающий с моего локтя пивафви из храма. Но все-таки ледяное безразличие с недоверием пополам переносить было проще…
Уговорить Валена уйти мне удалось, только признавшись, что собираюсь чуть-чуть поэкспериментировать с магией и сама не знаю, чем это закончится. А значит, находиться в моей компании было несколько небезопасно. Когда его шаги стали неразличимыми на фоне прочих звуков, я выдохнула и с закрытыми глазами привалилась спиной к укреплениям, тут исполнявшим роль стен.
*Ну наконец-то. Я начал думать, что ты никогда от него не избавишься, — проворчал Энсенрик, который все это время раздраженно ерзал в своем мече. — На твоем месте я бы не церемонился с этим типом. Не переношу всех этих хвостатых.*
Я до сих пор чувствовала себя взбудораженной и смущенной, но все-таки это было лучше, чем вязкое утреннее нежелание переставлять ноги. Раздражение меча скатывалось с моего разума, не задевая, не заражая.
— Давай будем надеяться, что ты не окажешься на моем месте. Тут не слишком весело, знаешь ли, — ответила я и, решительно отлипнув от укреплений, накинула эльфийский плащ.
С пивафви, лежащим на плечах, я чувствовала себя несколько глупо, поскольку никогда не любила плащи. Мне вечно казалось, что кто-нибудь схватит меня за этот свисающий со спины кусок материи. Однако впереди меня ждало путешествие по отдаленному Андердарку со всеми его тоннелями, монстрами и прочими ужасами. А значит, дополнительная маскировка точно не была лишней.
*Интересно, как ты будешь доставать меч из ножен под всей этой тканью,* — скептически протянул Энсенрик, наблюдая, как я несколько раз крутанулась на месте и сделала пару осторожных шагов, привыкая к обновке. И в его словах был смысл.
Ну что ж.
Ближайший манекен смотрел на меня едва обозначенными глазами. Судя по многочисленным небольшим дырам-проколам в корпусе, на нем тренировался кто-то, вооруженный арбалетом. Причем усердно тренировался, местами на манекене не было живого, хм, места. Я тоже не собиралась отставать — желая не только перестать путаться в складках плаща, но и посмотреть, чему научилась, на что способна без покровительства живого оружия, пусть ему это и не сильно нравилось.
*Чудный удар. Браво. Но в настоящем бою тебя бы уже трижды убили.*
— Ну, тогда я буду надеяться, что ты меня подстрахуешь. Подстрахуешь же, правда?
Я помнила некоторые движения и стойки, которые использовал меч, и вполне могла сама их воспроизвести — еще бы, после стольких-то повторений. Но Энсенрик не был ими доволен, постоянно порываясь то одернуть меня, то поставить иначе. С тех пор как я увидела неспокойного духа — тогда, в авариэльской башне, — мне было очень просто представлять его рядом с собой, за спиной или по правую руку, ворчащим, прячущимся лицо в ладонях от стыда. Каким-то образом это развлекало и успокаивало, позволяло забыть о том, что на самом-то деле я в одиночестве сосредоточенно размахиваю мечом, переругиваясь с кем-то невидимым.
*Опять ты это делаешь, — уже менее уверенно пробормотал Энсенрик. Пожалуй, с такими словами он мог бы поежиться, вздрогнуть, втянуть голову в плечи. — Завязывай, говорю. Мы сюда не за воображаемым мной пришли,* — почти жалобно попросил он.
Я ухмыльнулась, вытирая пот со лба полой плаща. Я так и не поняла до конца, почему Энсенрик нервничал, когда мне вспоминался его прижизненный облик. Но это было отличным способом позлить его, отомстить за то, как меч шпынял меня во время тренировки.
— Если не прекратишь ругать меня, буду думать о тебе постоянно — кроме тех моментов, когда сплю. Может, еще и дорисую чего. — Угроза звучала так себе, но в ответ я ощутила немного паники и растерянности. Беззлобных, впрочем.
Избивая манекен различными способами, под разными углами и с разных сторон, я была даже довольна тем, что получалось. Мои руки почти без поддержки Энсенрика выполняли все, что от них нужно, а плащ, которого я так опасалась, удобно лежал на плечах и почти не сковывал движений, пусть я и постоянно цепляла его взглядом. Однако у всего этого была и вторая часть — на которую нужно было оставить силы, которая волновала и меня, и Энсенрика в равной степени.
*Уверена? — покойный приключенец, который сам же хотел опробовать новые возможности своего прибежища, заколебался, когда дошло до дела. — Я-то не против повторить, но итог тебе может не понравиться. Это предыдущему владельцу меча было все равно. Но он был ожившим скелетом.*
— Нужно разобраться с этими твоими способностями до того, как я выдохнусь. И до того, как мы уйдем глубоко в Андердарк, потом будет некогда. — Я пожала плечами с уверенностью, которой совсем не чувствовала.
*Ладно. Я… возьму ровно столько же, сколько взял в тот раз. Немного. Держись.*
Выставив меч перед собой, я для верности ухватилась за него двумя руками. И ощутила ровно то, что ощущала в храме: колючий холодок, покалывание в ладонях, намекающее, что из меня вытягивают нечто важное. Но теперь головокружение прошло почти сразу, а слабость, едва не добившая меня когда-то, казалось не такой уж страшной. Ведь на смену ей пришло успокаивающая сила, приятная тяжесть в руках, которые перестали гудеть от усталости. Глоток энергии в обмен на чуточку, э-э, жизни.
Рукоять меча под моими пальцами, под перчатками нагрелась. А потом, стоило мне сделать над собой усилие, как на лезвии стали плясать языки пламени. Наконец-то.
*А красиво, — задумчиво сказал Энсенрик, какое-то время понаблюдав за тем, как я выписываю в воздухе пылающие восьмерки. — Теперь можешь использовать меня вместо факела. Ну или просто поджаривать всех, кто не нравится.*
— Попробуй взять еще больше. Мне интересно, что будет… и что я смогу благодаря этому.
Кажется, такая идея не слишком нравилась мечу, однако он не стал возражать, и моя рука с оружием вновь слегка занемела. Но не только; в этот раз все прошло хуже. В глазах поплыло, я зашаталась и привалилась плечом к укреплениям, пережидая слабость, жалея, что не захватила с собой какое-нибудь лечебное зелье. Меч едва не упал на землю, причем практически по своей воле, но я успела его подхватить, даже не опалив одежду.
*Что-то мне подсказывает, что я могу взять еще больше. Но не буду. Даже не проси, — с испугом отчеканил Энсенрик. — Ты как?*
Вместо я ответа я, отдышавшись и проморгавшись, одной рукой подняла меч, а другой — раскатала на ладони шарик огня. Магическое пламя, парящее над перчаткой, не обжигало меня, но от этого было не менее разрушительным и полезным. Почти как в старые времена.
*Все, вижу. Кажется, ты довольна.*
— Приятно почувствовать себя прежней собой, — печально улыбнулась я, несмотря на то, что перед глазами расходились цветные круги. — Прости, если напугала. Я очень тебе благодарна, Энсенрик.
*Давай ты сначала ударишь пару раз во-о-он то чучело, а потом будешь меня благодарить,* — хмыкнул тот.
Тренировочный манекен, прежде стойко выдерживающий все мои выпады, развалился, сначала чуть-чуть поджаренный, а затем контрольно проткнутый пылающим лезвием. Давненько я не тренировалась с таким удовольствием, желанием, пьянящей радостью, которая придавала сил и сама по себе. Впрочем, у всего этого были и побочные эффекты. Магическое пламя вскоре погасло — удерживать его долго я не могла, да и действие энсенриковских способностей сошло на нет. А еще вторая часть тренировки получилась излишне громкой и яркой, благодаря чему меня легко нашел Дикен.
Я даже не услышала его шаги — обернулась на голос, тяжело дышащая, растрепанная, и даже не могла сказать, когда именно кобольд пришел и сколько стоял за моей спиной.
— Дикен давно понял, что к Босс возвращается магия. Огонь — это хорошо, — важно сказал мне ящер. Но тут же покосился на сломанный манекен, части которого вразброс лежали на земле, и добавил с укоризной: — Вот только кто станет чинить эту штуковину? Уж точно не Дикен. Для Босс будет лучше, если дроу ничего не узнают…
Теперь, когда на это указал кобольд, а в висках больше не стучал азарт, я и впрямь почувствовала себя виноватой. Но и отремонтировать манекен просто так не получилось бы. Да и вообще не получилось бы. Упс.
— Дроу ничего не узнают, если никто из нас не проболтается, — сказала я, отправив вздохнувшее оружие в ножны и принимаясь за уборку.
— А как думаешь, куда уходят мои силы, которые забираешь… — начала было я, но на полуслове исправилась, не желая случайно обидеть Энсенрика: — Забирает меч?
*Ну, есть у меня пара идей.*
И он замолчал, видимо, раздумывая, как бы поприятнее подать эти свои идеи. Благо, времени у нас было предостаточно: Дикен, отправленный ко мне прямиком из храма Лолт, новых приключений, конечно, жаждал, но не настолько, чтобы не застрять у загона с рофами. Лохматый подземный скот тоже заинтересовался им. Рофы, столпившись, высовывали лохматые головы из загона и разглядывали, обнюхивали кобольда, даже облизывали его лапы. Еще бы — предусмотрительный Дикен загодя набил карманы кристаллами соли, которую теперь с удовольствием скармливал новым знакомым.
Мне он тоже вручил пару кристаллов, но мое общение с подземным скотом как-то не задалось. Почесав по носу самого крупного и лохматого рофа, оценив размеры его закрученных вперед и вниз рогов, я отдала ему всю соль и ретировалась подальше, ощущая на себя взгляды тренирующихся солдат-дроу. В отличие от меня, Дикен легко находил общий язык с животными. Даже тогда, в пустыне, он первое время отсиживался в компании огромных волов и совершенно их не боялся.
*Только не забудь помыть руки. Не хочу, чтобы на мне тоже оказались слюни этой мохнатой коровы,* — брезгливо отозвался Энсенрик, заметив, как я отираю ладонь о штаны.
— Ну так что там с идеями? — попыталась подтолкнуть его, ощущая, что меч чем-то обеспокоен.
Мышцы мои уже начинали поднывать, и восторг от тренировки схлынывал, — но я все равно не могла нарадоваться тому, что снова использую магию, пусть и при поддержке меча. Сила, знакомая с детства, приливала к рукам, и нужна была только самая малость, чтобы ее направить. Я даже начала понимать Дикена, который в хорошем настроении часто что-нибудь насвистывал.
*Я когда-нибудь рассказывал тебе, что у меня была дочь? — спросил Энсенрик таким тоном, что радоваться мне перехотелось. Каждое слово давалось ему с усилием. — Последние пару дней я пытался вспомнить ее имя. И не мог. Такая малость, и так раздражает.*
Я сложила руки на груди, припоминая, слышала ли когда-нибудь о таком; точно слышала. А вот о нецелостности заключенной в мече личности успела подзабыть. Неприятно. Даже немного больно.
*В общем, мне кажется, что сегодня я… почти вспомнил. Когда ты использовала меч. Когда отдала ему… мне… больше, э-э, сил, чем тогда, в храме,* — несчастным голосом закончил Энсенрик, сжавшись, словно бы ожидая удара.
А я кивнула сама себе, даже того не заметив. Это было… предсказуемо. Одна из версий, которая тоже приходила мне в голову. Однако, когда Энсенрик подтвердил мои догадки, я не почувствовала ужаса или отторжения — скорее уж что-то вроде грустной теплоты.
— Ну, думаю, это не самая ужасная жертва в моей жизни. Я не против. Действительно не против. — Я успокаивающе коснулась пальцами рукояти меча. Почему-то такое прикосновение казалось очень важным. — Только постарайся удерживать себя от лишних, хм, заимствований. И меня тоже, если захочу слишком многого, и это станет опасным.
Ответное бормотание меча было несколько неразборчивым из-за того, что он путался в словах, мешая благодарность со своими обычными насмешками. А может, я просто отвлеклась и не слушала, покосившись на Дикена. Тот как раз вытряхнул из карманов последнюю соль, и рофы понемногу теряли к нему интерес. Пора было завязывать с откровенностями.
— Расскажешь потом, как ее звали? Твою дочь. Ну и вообще я была бы рада послушать о твоей прошлой жизни. — Бодрость в моем голосе была несколько преувеличенной, однако я планировала приходить сюда, к площадкам, до самого отбытия из Лит-Муатара. Энсенрику предстояло еще не раз пользоваться этими своими новыми способностями. Как и мне.
Меч обещал рассказать так много, как только сможет вспомнить.
Что касается Дикена — он составил целый план нашей совместной прогулки по городу, рассчитывая наскрести вдохновения для своей книги. Ведь теперь мы с ним были одни, без пригляда сопровождающих, и могли делать то, что хотим, идти туда, куда хотим, и тратить на это столько времени, сколько хотим. «Нашим» было все, что цепляло глаз в Лит-Муатаре, включая цветные кристаллы и фрески на обветшалых и брошенных зданиях, торчащую посреди города подозрительную колонну, по которой дроу каким-то образом определяли время, и прочие любопытные вещи. Конечно, город стоял на пороге войны и местами больше напоминал лагерь беженцев, но это ничуть не мешало нам с кобольдом осматривать достопримечательности.
Лит-Муатар не выглядел уж слишком большим, и при желании его можно было обойти пешком. Ну, центр, не забредая на окраины, поскольку разглядывать там было особо нечего, да и я держала в голове, что город принадлежит дроу из дома Маэвер, а те союзу с Провидицей не слишком рады. Не хотелось бы случайно зайти куда-нибудь не туда и потом отвоевывать Дикена, которого вновь попытаются увести в рабство. Так что, выслушивая кобольдские восхищения, я постоянно одним глазом косилась по сторонам, отслеживая, не подбирается ли к нам кто-нибудь или что-нибудь, и благодаря этому видела куда больше, чем прежде.
Например, теперь я замечала, сколь многое в городе делается руками рабов, да и сами рабы несколько раз попадались мне на глаза. Сначала я думала, что ими были любые не дроу — те же гномы, таскающие тюки с чем-то тяжелым в порту, или гоблины, которые ухаживали за скотом. Но позже я стала видеть и дроу-рабов. Ведь если сторонники Эйлистри, заметив меня и кобольда, реагировали даже чрезмерно благосклонно, а дроу из дома Маэвир вполне могли бросить вслед что-нибудь оскорбительное, понятное, несмотря на языковой барьер, то дроу-рабы не поднимали глаз от земли. Словно бы не видели ничего, кроме своей работы. Впрочем, даже так они умудрялись достаточно резво убираться с нашего пути.
Мы с Дикеном смотрелись ужасно… чужими в этом городе, теперь я ощущала это особенно сильно. Крылатый, вышагивающий напролом кобольд с лютней был редкостью сам по себе, а я со своей белой кожей и красными волосами привлекала так много ненужного внимания, что в конце концов сдалась и накинула капюшон. Не то чтобы это особенно помогало — казалось, уже весь город знал, как именно выглядят гости с поверхности. Но зато, скрыв лицо, я могла ругаться себе под нос и корчить такие гримасы, какие хотела. Да и паранойя слегка улеглась — до этого мне постоянно казалось, что за нами кто-то следит.
Проведав в порту едва ли не парящего над черной водой Каваллеса, поглазев на оружие и доспехи, над которыми работал кузнец Ризольвир, мы с Дикеном немного задержались у высокой, несколько параноидального вида башни, своеобразного центра Лит-Муатара. Теперь я знала, что она принадлежит дому Маэвир, и, по всей видимости, в ней обитала матрона этих дроу. Мрачноватое место — на ту же ограду хоть нанизывай черепа. Но все же я не могла не испытывать некий восторг от того, что эта башня была нормальной, не перевернутой, не напичканной извращенными чарами.
Стражи, стоявшие на воротах, косились на меня так, словно чего-то ждали. Но тогда я не догадывалась о причинах такого внимания, поэтому быстро выкинула его из головы.
К тому моменту, как я и Дикен оказались возле одной из таверн, мы успели посмотреть почти все, что пожелал кобольд. У крылатого, в отличие от меня, еще оставались силы — а я уже была не против опереться спиной о что-нибудь надежное и вообще передохнуть перед обратной дорогой.
— Босс, дроу внутри обрадуются, если Дикен для них сыграет? Как думаешь? — Судя по всему, кобольд с самого начала собирался выступить в таверне, и вряд ли его по-настоящему интересовал мое мнение. Как и мнение дроу, которым пришлось бы слушать его музыку.
— У тебя ведь только недавно был концерт. И слушателей — целый храм, включая наше с тобой теперешнее начальство, — для приличия посопротивлялась я. Мне не особо нравились такие места, однако все они работали по схожим правилам, обещали отдых и что-нибудь согревающее в стакане.
— Концерт был не очень длинным. Закончился, когда вернулся рогатый. Босс могла бы задержать его и подольше, — с укором ответил Дикен, мастерски игнорируя мой возмущенный кашель. — Если Дикен зайдет туда с Боссом, то его никто не посмеет выгнать! И никто не будет смотреть на Дикена так…
— Отлично ты это придумал. Надежный план, одобряю. — Я, морщась, потерла ладонями скулы. Но начало дня было утомляющим, можно себя и чуть-чуть наградить. — Ладно, пошли. Куплю тебе что-нибудь для голоса, — в конце концов решила я, делая шаг по направлению к дверям.
Если бы я знала, чем закончится эта идея, то вряд ли бы позволила вытащить себя из комнаты утром.
Эта дроу была… ну, холеной. Совсем не такой, как Провидица или Натирра. Ей, вероятно, никогда не приходилось скитаться или терпеть какие-либо лишения — кроме тех, которые приносило наше с Дикеном общество. Да и вообще общество всех, кто оказался в этой таверне.
— Меня зовут Зесиир. Я единственная выжившая наследница Майрун — матроны дома Маэвир, — вежливо и на отличном общем представилась моя неожиданная собеседница.
Она была, пожалуй, самой юной дроу из тех, которые мне встречались. Зесиир походила на едва-едва повзрослевшего подростка, даже черты лица казались отчасти детскими, — но, разглядывая ее брошь с пауком, следя за плавностью, с которой она поправляла хитро заплетенные белые волосы, я предчувствовала проблемы.
— Я хочу сделать вам одно… предложение. Раз уж мы обе оказались в этом месте, — очень просто и дружелюбно сказала дроу. Как будто правда верила в то, что мы встретились совершенно случайно. Как будто это не ее окружение чуть ранее оттеснило нас с Дикеном в самый дальний и наименее освещенный угол таверны.
— Я слушаю. Но не обещаю, что соглашусь, — осторожно ответила я, задвигая Дикена себе за спину.
На самом деле неприятности я почуяла гораздо раньше — еще в тот момент, когда в таверне появилась эта юная дроу в компании своих, вероятно, телохранителей с ничего не выражающими лицами. Точнее, этих ребят я приметила первыми, больно уж сильно они выделялись благодаря тому, как оглядывались по сторонам, смотря как бы сквозь посетителей, очевидно, разыскивая кого-то. Они были немного старше Зесиир — и обступали ее так, словно закрывали от чужих глаз.
К тому моменту я успела купить себе и Дикену что-то дымящееся, остро и терпко пахнущее специями, и мы отошли подальше, осматриваясь, привыкая. Кобольд, сжимая обеими лапами кружку, вертел головой по сторонам — наверно, искал свободное местечко, где мог бы устроиться со своей лютней. А я до сих пор радовалась тому, что золото — везде золото, и хмурый, не понимающий ни слова дроу-трактирщик спокойно налил то, во что я ткнула пальцем. Разговоры на чужом певучем языке звенели в воздухе, слова сливались так, что ухо в конце концов отказывалось их воспринимать. Когда меня окликнул на общем один из сопровождающих Зесиир, это было сродни удару током.
— Дом Маэвиир, мой дом, переживает тяжелые времена. Моя мать привела нас на край пропасти, — издалека начала юная дроу. — Многие считают, что пришло время изменений. Многие считают, что править должна я.
Поймав откровенно оценивающий взгляд одного из спутников Зесиир, я не мигая смотрела на него до тех пор, пока дроу не отвернулся. Смутно знакомое лицо. Что ж, видимо, моя паранойя взялась не на пустом месте, и на прогулке мы с Дикеном действительно подцепили хвост.
— Разумеется, моя мать не глупа. Она осознает, что я стала опасна для нее, и поэтому даже изгнала меня из своей башни, — тем временем продолжала Зесиир. — Считает, что за высокими стенами ей ничего не грозит, — ухмыльнулась дроу, отчего черты ее лица стали острыми и чуть-чуть неприятными.
— Твоя собственная мать выкинула тебя? Это грустно. Дикену очень жалко эту леди-дроу, — расчувствовался кобольд, высунувшись из-за моих ног. Похоже, он до сих пор не подозревал, в какую неприятную ситуацию мы попали.
— Не уверена, что понимаю, при чем тут я. — Сказав это, я ощутила, как дрожит и просится ко мне в руки меч Энсенрика. А вот он-то, кажется, уже знал, что происходит нечто не слишком хорошее.
— Может, моя мать меня и прогнала, но она меня недооценивает. Даже так у меня осталось много сторонников в нашем доме. — Зесиир нахмурила белесые брови и опустила подбородок, чтобы сфокусировать взгляд на искренне жалеющем ее Дикене. Но, похоже, забыла о том уже на следующий миг. — Все, что мне нужно, чтобы прийти к власти, — убийца. Достаточно умелый для того, чтобы разобраться с моей мамой.
Свое, хм, предложение юная дроу заканчивала совершенно будничным тоном, словно бы ей приходилось заниматься этим по десять раз на день. А может, действительно приходилось? Дикен поперхнулся словами сочувствия и от ужаса пребольно наступил мне на ногу — но я не отреагировала, пытаясь одновременно и сохранить лицо, и просчитать самый короткий путь до дверей.
*Ну, уйти вы уже точно не успеете. Не позволят, — мрачно заключил из своего меча Энсенрик. — Потяни время. Иначе не выкрутиться.*
Забавно: все, кто находился в таверне, смотрели подчеркнуто в другую сторону. Лишь телохранители Зесиир сосредоточенно следили за каждым моим движением.
— Дикен берет свои слова обратно: твоя мать умная, что выкинула тебя! Ты страшная! — разочарованно прошипел кобольд. — Босс, пошли отсюда. Дикен не хочет петь для этих дроу, — обиженно пробормотал он мне, но уйти первым не решился: сопровождение Зесиир ненавязчиво преграждало пути отхода.
— Почему я? Думаю, в городе есть более подходящие кандидатуры для этой работы. Более… сговорчивые, знающие порядки Андердарка, — сказала я, пытаясь не обращать внимания на поскуливание Дикена и бормотание Энсенрика, распекающего дроу со всеми их семейными связями.
— До Лит-Муатара уже дошли новости о ваших победах, — с готовностью сообщила Зесиир, и ее восхищение было почти что подлинным. — О союзниках, которые явятся в город благодаря вашей помощи. К тому же в городе вам начинают доверять. Вам будет проще проникнуть в нашу родовую башню.
А вот это было уже больше похоже на правду — ведь даже голос у юной дроу изменился, стал более низким и немного мечтательным. Думать о том, что, помимо Провидицы, за мной наблюдают еще сотни глаз, оказалось несколько… некомфортно. Все-таки с Андрентайдом было легче, гораздо легче.
— Каждая матрона-мать воспитывает своих дочерей, прекрасно осознавая, что однажды они попытаются занять ее место. Моя мать и сама убила бы меня, если бы у нее были доказательства нашего… заговора, — поспешила утешить меня Зесиир, заметив отвращение на моем лице. — Что-то, помимо слухов и сплетен, циркулирующих по городу.
— Вы меня не успокоили. Я отказываюсь. — Я пожала плечами, готовясь в любой момент взывать о поддержке к Энсенрику — пусть это и могло закончиться плохо, учитывая, сколько сил я отдала ему ранее. — Не хочу быть пешкой в чужих интригах.
Но Зесиир ничуть не удивилась такому ответу. Она наклонила голову набок, глядя на меня снизу-вверх, чуть-чуть лукаво, с полуулыбкой, нагоняя этим какую-то пробирающую до мурашек жуть.
— Не горячитесь. Вы ведь еще не услышали всей истории.
*Ну конечно, все не может быть так просто, — прорычал Энсенрик. Если бы я достала его из ножен, то, наверное, увидела бы, как раздраженно мерцает в рукояти рубин. — Слушай ее, но не слушайся. Она точно попробует тебя обдурить.*
— Я знаю свою мать. Она не верит, что нам удастся победить Вальшаресс. Она боится. Вы правда думаете, что, когда сюда придут войска Вальшаресс, моя мать будет сражаться вместе с вашей обожаемой Провидицей?
Ну, учитывая, какие настроения царили в городе… Учитывая, что я до сих пор слышала от дроу из дома Маэвир…
Перспектива такого предательства не нравилась мне почти так же сильно, как карьера наемного убийцы. Услышав, как часто и напряженно засопел Дикен, я дотянулась до него и коснулась костяных наростов на его голове. Кобольд вздрогнул всем телом и прижался к моей руке, ища поддержки; хоть кто-то может себе это позволить.
— Матрона Майрун предаст Провидицу, как только ей представится такой шанс. Ударит в спину, когда никто не будет этого ждать, а затем приползет на поклон к Вальшаресс, — наслаждаясь произведенным эффектом, сказала Зесиир. Она точно и с самого начала знала, что придется использовать эту карту. — А я всерьез полагаю, что мы сможем победить. Я не склоню голову перед общим врагом.
Потом Зесиир достаточно сжато, но воодушевленно пересказывала план убийства своей матушки — протягивала ко мне тонкую изящную руку с аккуратным кольцом, описывала, где стоят стражи, которым это самое кольцо нужно будет показать. Обещала золото и свою верность. Преданные Зесиир дроу должны были пропустить меня в башню Маэвир, а потом под каким-нибудь предлогом позвать саму матрону-мать и ее телохранителя. Самое забавное — им ведь даже не пришлось бы долго думать над предлогом. Избранная Лит-Муатара вполне могла пожелать познакомиться с сильными этого города. Никто не удивился бы, если б я по каким-то причинам завернула к торчащей посреди города башне.
Стараясь сохранять внешнее спокойствие, внутри я металась, выбирая между чем-то, что вызывало глубочайшее отвращение, и чем-то, что сулило серьезные проблемы в будущем. А может — и не сулило, ведь юная дроу, которая с такой жадностью рвалась к власти, могла и приукрасить ситуацию. Просто использовать меня, чтобы разделаться с надоевшей родственницей. Времени на раздумья было мало, а о расстановке сил в этом городе мне было известно еще меньше… в конце концов, надеясь, что не буду жалеть об этом до конца жизни, я отказалась от предложения Зесиир.
Во всяком случае, пока.
— Жаль. Это ведь отличная возможность для нас обеих, — вздохнула дроу и разочарованно поджала губы. Но быстро взяла себя в руки и продолжила бодро, будто совсем не обидевшись: — Но если передумаете, приходите ко мне снова. А чтобы найти меня… — Зесиир почти шептала, привстав на цыпочки, — просто оглянитесь по сторонам.
Сопровождение юной дроу расступилось, позволяя нам с Дикеном, у которого зуб на зуб не попадал, пройти. Уходя, я чувствовала, как нас провожали взглядами в спину не только Зесиир и ее телохранители, но еще и добрая часть посетителей таверны. Интересно, сколько из них поддерживали юную дроу в этой семейной склоке.
И сколько из них могли ненавязчиво сопровождать меня по разным сторонам улицы.
— В следующий раз я выбираю, куда пойти, — преувеличенно бодро сказала я Дикену, настолько, что сама не поверила собственному голосу. Все-таки в нем пробивалась напряженная хрипота. — Нескоро тебе теперь захочется для кого-нибудь петь, а?
Кобольд, чьи крылья печально опустились из-за всех неприятностей, посмотрел на меня, а затем снова повесил голову. Будто на ходу пересчитывал камни под ботинками. Закрепленная ремнем лютня дребезжала нестройно и жалко.
— Еще чуть-чуть, и Дикену разонравится этот город дроу, — пробормотал себе под нос он. — Прости, Босс! Дикен и думать не думал, что все так закончится…
— Они бы все равно нас с тобой нагнали, просто в другом месте. Рано или поздно. — Оставляя таверну за спиной, я усилием воли не позволила себе обернуться. Воспоминания до сих пор жгли затылок. Как и внимание нескольких дроу, убивающих время под стенами здания, глядящих нам с кобольдом вслед. — Просто… не ходи никуда один. Если соберешься опять прогуляться, бери с собой меня.
Крылатый ящер ответил горестным поскуливанием. Мне даже показалось, что у него как-то подозрительно блестят глаза, и трет он их как-то резко, будто таясь. Нет, просто показалось.
— Дикен уже был на побегушках у дракона… И тогда ему приходилось делать много всякого, — признался кобольд. Последнее слово он выплюнул с отвращением. — Дикен не хочет, чтобы его снова впутывали в чьи-то грязные делишки.
— Понимаю тебя как никто другой. — Я хмыкнула, думая о последнем задании Дикена на службе у дракона, и приостановилась, разглядывая развилку улиц, вспоминая дорогу. Во рту было солено и горько. — Пойдем уже обратно. Хватит с нас на сегодня… приключений.
Но, хотя таверна с такой юной и такой амбициозной Зесиир Маэвир осталась позади, сами по себе приключения преследовали нас с Дикеном еще долго.
Кобольд, видимо, близко к сердцу принял финальное напутствие Зесиир и потому настороженно косился на каждого встречного, оборачивался, провожал взглядом и подскакивал, когда впереди или сбоку появлялся кто-нибудь новый. Мне было грустно видеть его таким — ведь в нашем тандеме за настороженность обычно отвечала я. И, самое печальное, я ничем не могла ему помочь, не могла успокоить, ведь была занята точно такими же мыслями. А то и похуже.
С одной стороны, чем дальше мы были от Зесиир Маэвир, тем легче мне становилось дышать. А с другой — тем сильнее хотелось помыться, словно намерения дроу осели на коже липким противным слоем. Я не собиралась осваивать ассасинское мастерство (хотя бы потому, что во всем черном становилась похожа на какую-нибудь ворону), но и гибели Провидицы не желала тоже. Не говоря уже о том, что вряд ли бы у меня самой получилось после этого долго прожить. С каждым шагом принятое решение казалось все более сомнительным, его последствия — все более серьезными, до того, чтобы запаниковать, оставалось совсем чуть-чуть…
Дикен, притормозив, насупленно пялился в неосвещенной проулок. Не желая знать, что именно видят его глаза, я жестом поторопила кобольда, проследила, чтобы он меня обогнал, и в раздумьях запустила обе ладони в волосы. Как будто это могло помочь.
*Я понимаю, что ситуация неприятная. Но все-таки не настолько, чтобы рвать на себе волосы, м?* — вмешался в ход моих мыслей Энсенрик. Дернувшись от его едковатого замечания, я ухмыльнулась своей реакции и понадеялась, что никто больше ее не заметил.
— Это действительно так выглядит?
*Очень похоже.*
И все же меч был озадачен не меньше меня. Может, Энсенрик и мог помочь, когда дело доходило до драки, — и регулярно помогал, и был тем, на кого я полагалась так же, как на себя. Но в теперешней ситуации он был бессилен и злился. У нас обоих было не слишком много опыта в политических играх.
— Думаешь, я приняла правильное решение? — спросила я, не особо надеясь на ответ. Не то чтобы мне было действительно нужно мнение со стороны… А нет, все-таки очень нужно.
*Не знаю. Не могу определиться. Что-то мне подсказывает, что с проблемами ты встретишься при любом исходе, — кисло ответил меч. Еще недавно его колотило от раздражения; теперь, коснувшись рукояти, я ощутила, что она чуть теплая. Хорошо. — Но я буду на твоей стороне, даже если ты передумаешь. И кобольд тоже. — Тут он хмыкнул, видимо, подумав о чем-то забавном. — Ну, скорее всего. После того как перестанет ныть.*
Дикен, подуспокоившись, шагал впереди, выбирая дорогу, его хвост деловито ходил из стороны в сторону. Я почти бездумно шла следом, отмечая, что улицы становятся все более знакомыми. Да, мы точно тут проходили.
*Даже если ты решишь податься в ассасинство… Я бы на это посмотрел.* — Судя по смешку, Энсенрик тоже был не самого высокого мнения о моих способностях к наемным убийствам. И жаждал скорее забавных зрелищ, чем крови.
Фыркнув в ответ, я закинула голову и взглянула на потолок пещеры, который терялся где-то в высокой и недружелюбной темноте Андердарка. От всего случившегося, от усталости и дурных мыслей будто бы изнутри болели глаза и гудело в висках. Все, что мне оставалось, это следовать на нетвердых ногах за Дикеном и надеяться, что вскоре, уже вот-вот я окажусь в своей — пусть и чужой — комнате, где смогу отлежаться и как-нибудь придумать выход из положения.
Но даже тут все пошло не так.
Натолкнувшись на крылья Дикена, я несколько раз моргнула, чтобы очнуться и разобраться, почему он снова остановился. С некоторой обреченностью посмотрела в ту сторону, в которую смотрел кобольд. Встретилась взглядом с Валеном, который выделялся на фоне улицы и занимающихся своими делами дроу не меньше меня и Дикена, пусть вместо привычных доспехов на нем и было что-то непонятного темного цвета. Почему-то мне сразу подумалось, что тифлинг вновь побывал на тренировочных площадках (до них шагать недалеко), но никого не нашел, озадачился и стал искать дальше, хотя у нас не было никаких договоренностей.
На мгновение удивившись, я, впрочем, тут же обо всем забыла — еще б не забыть, когда на тебя смотрят так пристально, требовательно, не сходя с места, не меняя позы. Наверное, было бы забавно просто продолжить идти по своим делам. Или нет. Не то чтобы мне действительно хотелось проверять.
— Пошли. — Подтолкнув Дикена, который нерешительно переминался с лапы на лапу, я надеялась, что он не заметит в моем голосе облегчения. — Мы же не хотим показаться невежливыми, так?
И… пожалуй, теперь я была искренне рада видеть Валена. Хоть что-то привычное и понятное в этом городе. Правда, все, на что меня хватило, — пристроиться рядом с ним, глядя в основном себе под ноги, не решаясь заговорить, не зная, с чего начать. Повесивший голову Дикен тоже не особо желал распространяться о наших похождениях. Я слышала неприятный низкий звук, с которым терлись друг о друга его клыки.
— Что с вами обоими произошло? — настороженно спросил тифлинг, не дождавшись ни слова от меня или Дикена, попытавшись по очереди заглянуть обоим в лицо. Видимо, на нас было настолько жалко смотреть.
— Дикен и Босс попали в беду. Кажется. Дикен не уверен, — буркнул кобольд и обеими лапами вцепился в ремешок своей лютни, умоляюще косясь на меня темным глазом.
Мы снова куда-то шли. Совсем не в ту сторону, в которую мне хотелось сначала; но это и не имело значения. В тот момент я была готова брести за Валеном куда угодно. Однако, чтобы не потерять вот это вот неожиданное ощущение опоры под ногами, мне нужно было как-нибудь рассказать ему о произошедшем, а это оказалось… не слишком легко. Если подумать, мне вообще нечасто доводилось жаловаться кому-нибудь на свои, хм, приключения.
Хорошо, что Вален не стал меня торопить — хотя признание Дикена его явно обеспокоило. То, как он подобрался и сжал губы в ожидании очередных плохих новостей, напоминало мне о пережитом на островах, о времени, когда нам приходилось прикрывать друг друга, даже если обоим такое не слишком нравилось. Каким-то образом это помогало дышать ровнее; не желая и дальше испытывать чужое терпение, я все-таки начала свой рассказ. Как будто слово за словом избавлялась от заноз.
Ну, до того как начал вставлять свои комментарии размахивающий когтями Дикен, которому очень уж не хватало в моих словах эмоций, подробностей и рифмы. Его история получалась куда героичнее моей.
— Ясно. — Откровенно говоря, я опасалась даже смотреть на Валена, ожидая осуждения или чего похуже. Все-таки дело касалось Провидицы, положение которой из-за меня стало еще более шатким. Но тифлинг, дослушав наши с Дикеном откровения, лишь задумчиво потер пальцами подбородок и заключил: — Чего-то подобного следовало ожидать.
Его спокойствие было настолько неожиданным, что я не верила своим глазам. И Дикен не верил, на всякий случай пригнувшись, отступив от меня на пару шажков в сторону. Все наши переживания как-то чересчур просто разбивались о реакцию Валена.
— Не позволяйте втянуть себя в интриги Домов. Не сейчас, когда от вас зависит слишком многое, — назидательно, но по-прежнему спокойно сказал мне тифлинг. Как будто произошедшее вообще его не затронуло. — Дроу и дальше не оставят попыток использовать Избранного в своих целях. Ваша подмоченная репутация может осложнить жизнь всем.
— Но я действительно боюсь, что угроза реальна. — Возразив так, я с некоторым ужасом почувствовала, что хочу спорить дальше, и вовсе не о своей репутации. — Я мало знаю о порядках Лит-Муатара, но эта дроу, Зесиир, почти меня убедила. Если у нее и правда так много союзников… Если ее мать и правда так боится прихода Вальшаресс… — Закончить я не смогла из-за подступившего к горлу кома и просто взмахнула рукой, зацепив шершавое крыло Дикена. — Не хочу, чтобы Провидица пострадала из-за моей нерешительности.
— Я усилю охрану. В Лит-Муатаре много по-настоящему преданных Провидице людей, — пообещал Вален, с сомнением наблюдая за тем, как я размахиваю руками. — Дом Маэвир — ненадежные союзники, но один раз они уже проиграли Вальшаресс, а та долго помнит обиды. Если матрона Майрун попытается перейти на другую сторону сейчас, то падет.
Все это звучало… обнадеживающе. Наверно. Но, немного подумав, тифлинг поморщился, будто какая-то мысль все же показалась ему неприятной.
— Впрочем, все изменится, когда войска Вальшаресс подойдут к Лит-Муатару. Но к этому моменту в город должны вернуться мы.
И все равно я не могла поверить ему до конца.
Не могла заразиться вот этим вот хладнокровием того, кто пробыл среди дроу больше времени и знает, чего от них ожидать. Колебание, облегчение, сомнения, надежда — мне никак не удавалось навести порядок в мыслях. Прикусив губу, я с раздражением одернула рукава, особенно сильно ощущая, как же мне неудобно в чужой непривычной одежде. Пивафви, вес которого я уже почти перестала ощущать, вновь начал неприятно давить на плечи.
— Дроу презирают всех, кроме себя, и охотно используют, если есть возможность. Вам придется привыкнуть к этому, что выжить среди них, — неожиданно мягко сказал Вален, от внимания которого не ускользнул и этот мой жест. Пожалуй, прежде я никогда не замечала в его голосе столько терпения.
— В последнее время я и так не более чем инструмент в чужих руках. Сначала для сражения с Вальшаресс, а теперь и… и для всего остального. Даже привыкать не придется, — криво и неприятно ухмыльнулась я.
И только потом, округлив глаза, осознала, что именно выболтала. И кому.
Наверное, на меня так подействовал непривычный тон тифлинга, а может, событий было слишком много для одного дня. В здравом уме я бы ни за что не стала озвучивать что-то подобное — пусть оно и отражалось на моем лице, начиная с самого пробуждения. Вообще-то в этой мысли не было ничего жуткого… но все-таки странно делиться ей с кем-то, кто подозревает тебя во всяком предательском.
Втянув голову в плечи, я поняла, что по привычке тянусь к рукояти меча под плащом, но успела остановиться. Снова просить сочувствия у Энсенрика казалось уж слишком жалким. Хорошо, что Вален отреагировал иначе, чем я ожидала. Похоже, я совсем ничего не знала о нем.
— Это не так. — Он слегка замедлил шаг; я видела, что он смотрит на меня, но не могла заставить себя сделать то же и продолжала напряженно пялиться себе под ноги. — Никто из последователей Провидицы не считает вас просто… инструментом для исполнения ее видений.
Может, ему и пришлось сделать над собой усилие, чтобы сказать мне это, и, может, сказанное было не совсем правдой. Но все-таки я была ему благодарна — а еще совсем не готова услышать то, что прозвучало дальше.
— Не думайте, что только вы сталкивались с коварством дроу Андердарка.
Да нет. Да нет же. Быть такого не может.
— Только не говорите, что вас тоже пытались втянуть во что-то подобное, — вскинув голову, неверяще проговорила я. Перед глазами на миг поплыло, пришлось прищуриться — зато лицо определенно стало гореть чуть меньше.
— В начале. Вскоре после того, как я начал сопровождать Провидицу, — подтвердил мою дикую догадку тифлинг. С большим весельем, чем это сделала бы я, попав в подобное положение. — Но дроу научились меня уважать. Им пришлось.
В красках представив, чем могла быть чревата попытка впутать Валена в дела великих Домов, я едва сдержала нервный смешок. Для таких интриг нужно было иметь смелость. Правда, на какое-то мгновение мне стало интересно, с чего бы тифлингу вообще сопровождать Провидицу, учитывая детали его, хм, биографии, которые касались Бездны. Но вряд ли бы я решилась когда-нибудь спросить его об этом.
— Мой… характер многих пугает, и не потребовалось много времени, чтобы о нем узнали все. — Вален говорил полусерьезно, и от этого признание звучало еще более забавным. Ну да, конечно, в его образе определенно мог пугать только характер. — Но так даже лучше, если дело касается дроу.
Припомнив свои первые впечатления о тифлингe, я даже чуть-чуть посочувствовала дроу Лит-Муатара и уже открыто рассмеялась, спрятав лицо в ладонях. Смех этот выглядел резко лишним на фоне темной и полузаброшенной улицы, по которой мы к тому моменту подходили, но все равно принес облегчение. Пусть и напугал слегка Дикена, который, задрав голову, рассматривал на ходу окна какого-то темного молчащего строения и подпрыгнул, словно его поймали на горячем.
Все, что произошло в таверне с Зесиир, переставало казаться уж слишком ужасным. К тому же, когда прошла паника, у меня появилась пара идей, как выйти из своего щекотливого положения и не обзавестись репутацией ассасина.
— Значит, вот как вы стали их генералом, — таким же полусерьезным тоном сказала я, чувствуя, как возвращается самообладание. И в этом определенно была заслуга тифлинга, даже если думать о таком было удивительно. — Спасибо, Вален. Кажется, я — это снова я.
Вален кивнул в ответ, но несколько неуверенно, то ли не ожидая таких слов, то ли не совсем понимая, за что именно его благодарят. Его губы слегка искривились в улыбке — но выражение лица почти тут же снова стало привычным. Привычно бесстрастным, нагоняющим желание убраться подальше.
— Не оставайтесь без оружия и не бродите по Лит-Муатару в одиночку. — Оглянувшись на Дикена, который уже влез на выступ под темными пыльными окнами и, балансируя, пытался заглянуть внутрь, тифлинг точно пожалел о своих словах. Вряд ли присутствие кобольда могло уберечь меня от проблем. — До нашего отбытия осталось не так много времени. Будет лучше, если вы не попадете в неприятности снова.
Я подняла обе ладони и покачала головой, показывая, что все поняла и больше не собираюсь разгуливать по сомнительным местам. Максимум — до тренировочных площадок, иначе заворчавший из своего меча Энсенрик сожрет меня от скуки. Да и Дикен, скорее всего, захочет еще раз навестить косматых рофов.
И только тогда, на время выбросив из головы Зесиир и ее интриги, распрямившись, я наконец стала смотреть по сторонам. Улицы были незнакомыми и неухоженными; со своего места мне удавалось разглядеть шпили башни Маэвир и острые пики храма Лолт, но они едва виднелись. Похоже, вновь приближались окраины города.
Пускай шагать по Лит-Муатару вот так, в компании Валена, оказалось неожиданно спокойно, это не могло продолжаться вечно. К тому же тифлинг с самого начала целенаправленно вел нас с Дикеном… сюда. Куда-то. И лучше бы мне сразу выяснить, куда.
— А куда, кстати, мы идем? Я не знаю этих мест. — В мой голос вернулась привычная настороженность. Неудивительно: большую часть пути я не запомнила, сражаясь с дурными мыслями, и вряд ли бы смогла найти обратную дорогу сама.
— К загонам. Будет лучше, если животные познакомятся с вами обоими до начала путешествия. — Похоже, Вален давно уже ждал, когда я наконец об этом спрошу, и ответил заранее заготовленной фразой.
Сначала мне показалось, что он решил надо мной пошутить. И я действительно — впервые — могла прочитать смех на его бесстрастном лице. Но тифлинг не шутил.
— Меньше шансов, что вас сбросят в дороге или искусают, — варианты расправы он перебирал с той задумчивостью, которая свойственна скорее легкой издевке.
Переборов желание развернуться в обратную сторону, я не позволила сделать то же самое Дикену, успев поймать его, пискнувшего, за плечо. Ох, ну конечно. Сначала лодка со скелетоподобным, врастающим в воду лодочником, а теперь — это.
Не зря же мне не понравилось, что часть пути придется пройти не пешком.
@темы: фанфикшен, Ночи Невервинтера
вторник, 24 января 2023
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Глава 12.9, теперь — до конца)
Мне понравилось писать каждую часть отдельно, в чистом доке, и перекидывать готовые части в общий файл. Но в итоге, без контроля, глава распухла до каких-то зверских размеров
Ох и задолбаюсь же я теперь все это перечитывать и приглаживать.
+++
Меня подбросило на тонком лежаке, и я проснулась, ощутив под собой острые камни. В первый момент даже не поняла, что не так, просто все тело вопило о чьем-то присутствии и опасности. Ну а потом, разлепив веки, осознала, что рядом присела на колено Натирра и трясет меня за плечо.
Когда я оторвала голову от лежака и посмотрела на нее, дроу поднесла палец к губам. Спросонья я не сразу разобрала выражение на ее лице — казалось, она была готова вот-вот рассмеяться и едва сдерживалась, прикусив губу. Натирра указала куда-то назад, и я обернулась через плечо, привстав, оперевшись на локоть.
Дикен, задрав голову, стоял у ног Валена и что-то у него спрашивал. Тифлинг без всяких эмоций смотрел вниз, вот только хвост его как-то излишне нервно хлестал по воздуху.
— Повтори.
— Ты что, наполовину козел?
Остатки сна как рукой сняло. Это была мгновенная телепортация из мира сонной одури, позволяющей на время забыть про Андердарк со всеми его опасностями, к суровой реальности, где за время моего не-бодрствования Дикен остался наедине с Валеном.
— Дикен постоянно смотрит на твои рога. Такие же были у коз, которыми племя кормило старого Хозяина в горах, — пустился в воспоминания кобольд. Козы в драконьей пещере и правда были — вместе с прочим скотом. Загон которого я когда-то разрушила, спасаясь от десятка разозленных кобольдов.
— Я наполовину демон. — Вален медленно выдохнул, но все-таки продолжил говорить. Терпеливо. Наверно, рассчитывая закрыть эту тему раз и навсегда. — Таких как я называют тифлингами. Мой отец был демоном, танар`ри, а мать — человеком.
— А разве демоны могут делать детей?
Сомнения, беззастенчивого недоверия в голосе кобольда хватило бы на десятерых таких же. Мне инстинктивно захотелось засунуть голову под одеяло (точнее, трофейный пивафри, который был достаточно теплым, чтобы им укрываться), однако я боялась отводить взгляд от разворачивающейся сцены.
В поисках ответа, а может, ответственных Вален отвернулся к разрушенному лагерю. На меня, растрепанную после сна, и Натирру, присевшую рядом с лежаком, он смотрел чуть-чуть дольше, чем на все остальное. Затем прикрыл глаза и несколько замогильным голосом ответил:
— Могут, когда хотят.
— Натирра, я его задержу. Хватайте Дикена и бегите, — не совсем в шутку предложила я, привставая и одновременно пятясь. Но в отличие от меня дроу явно наслаждалась происходящим и была намерена узнать, чем все закончится.
— Ты всегда задаешь такие… личные вопросы, кобольд? — наверное, тифлинг хотел пристыдить Дикена. Наивный. Он еще не понял, что для того не существовало запретных тем.
— Босс говорит, что это часть обаяния Дикена. Он может быть очень непосредственным, если хочет. — И Дикен, счастливый, оскалился, демонстрируя два ряда острых белых клыков.
Что ответил Вален, я уже не расслышала, потому что приложила для этого все усилия, разве что уши руками не прикрыла. Запустив руку в волосы, нащупала шишку и ойкнула. Вот так пробуждение.
— Я не могу это больше слушать, — уже сидя пожаловалась Натирре, которая сочувственно ухмыльнулась. Невдалеке говорили об оружии, дробящем черепа, и дурных грибах, которыми как-то раз объелся Тимофаррар. — Как-то раз я уже пыталась объяснить Дикену, почему не стоит приставать с вопросами к каждому встречному. Но он понял все по-своему.
— Если быть честной, ко мне он тоже подходил, пока вы спали. Спрашивал, не боюсь ли я упасть в небо, если окажусь на поверхности. — Дроу старалась говорить бодро, но в ее голосе все-таки мерещилась дрожь.
И ко мне Натирра до сих пор приглядывалась со скрытой тревогой, наблюдала за каждым движением. Все-таки моя попытка показать поверхность пошла сильно не по плану, и мне оставалось надеяться, что дроу не увидела чего-нибудь слишком — для нее — жуткого.
— Так вот чем он занимается, когда я на него не смотрю, — проворчала я, касаясь висков.
Дикен к этому моменту уже отлип от несколько выжатого тифлинга и теперь махал мне с другого края лагеря. Я махнула ему в ответ, чувствуя странную теплоту. Натирра, глядя на все это, задумчиво произнесла — как будто борясь с собой:
— Еще он спросил, собираюсь ли я прикончить Сабал своими руками. Ему нужно больше драмы для книги.
И все-то он успевает запомнить. Я не знала, что сказать, не совсем понимала, чего от меня ждут. Но предыдущие встречи Натирры с бывшей союзницей были не особо веселыми.
— А вы хотите?
— Если будет возможность.
Казалось, дроу хотела сказать что-то еще, но в этот момент к нам приблизился Вален, уже успевший облачиться в вычищенные доспехи. Каким бы суровым ни выглядел тифлинг, впечатление было подпорчено подслушанным разговором, и он точно это знал.
— Собирайтесь, мы выдвигаемся. — В первую очередь Вален обращался ко мне — Натирра уже подготовилась к походу. Я снова почувствовала неловкость за то, что случилось вчера, поэтому торопливо кивнула, пряча глаза. Тифлинг, помолчав, предупредил: — Сначала обследуем озеро. До него ближе.
Ну, во всяком случае, мои спонтанные… приключения дали зацепку в поисках очередного осколка зеркала.
Рассказывая о замеченных на другой стороне озера огоньках, я могла обойти стороной то, почему вернулась промокшей, а Дикен с полными карманами камешков следует за мною шаг в шаг. Где-то там, в темноте, в одной из пещер отшельницей жила прежняя королева авариэлей — Шаори, и это было важнее, чем все остальное, важнее, чем то, что случайно увидели спутники.
Меня ужасно порадовало, что никто не стал задавать вопросы и вообще вспоминать о произошедшем. Разве что пришлось выслушать много всего хорошего от Энсенрика, который в какой-то момент обнаружил, что владелицы меча и след простыл, а позвать меня он не может. Клятвенно пообещав больше не учинять таких сцен и всегда держать оружие при себе, я не стала рассказывать, что случилось на озере. В первую очередь потому, что и самой думать об этом было немного жутко.
Еще досадно было осознавать, что по глупости потеряла реликвию, талисман со змейкой, чьими глазами были драгоценные камни. Не то чтобы она, предупреждая о чем-то опасном, особенно сильно облегчала мне жизнь: опасность в Андердарке крылась везде. Просто за столько времени я привыкла к этой вещице почти как к части своего тела; каждый раз, касаясь ее случайно или намеренно, вспоминала пустыню и все, что случилось дальше.
Но, может, оно и к лучшему. Не хотелось бы, чтобы скорбь когда-нибудь еще раз попыталась меня убить.
Вообще вокруг озера была целая сеть пещер — больших и маленьких, иногда переходящих одна в другую, похожих на черные пасти, из которых вот-вот выползет что-нибудь пакостное. Часть из них были сухими, часть подтопленными. Иногда пространство между озером и очередной выбоиной в стене было настолько маленьким или скользким, что приходилось идти прямо по темной холодной воде, надеясь, что нога не угодит в какую-нибудь расщелину. Вслед смотрели растерянные авариэли, среди которых я уже находила много знакомых лиц.
Сначала при виде этого места мне стало не по себе, но, когда рядом по той же воде, ругаясь сквозь зубы и оскальзываясь шли спутники, озеро выглядело самым обычным и безопасным. А вот света, блеска, который я заметила прежде, на другой стороне уже не было — я бы даже начала сомневаться в своих глазах, но Дикен видел свечение тоже. Так что оставалось лишь брести в темноте на поиски, слушая, как звук шагов и голоса эхом отдаются от стен и воды.
*Смотри, куда наступаешь. Я не хочу проверять, насколько глубоко здесь может быть,* — вздрогнув, попросил Энсенрик. За мгновение до этого я поскользнулась на гладком озерном дне, но удержалась на ногах, однако ножны с мечом хорошо ушли в воду.
Сама того не заметив, я вцепилась в меч обеими руками. Потерять здесь еще и его было бы совсем грустно.
*Ты так и не рассказала, зачем уходила сюда вчера. А я все пропустил. — Очередная попытка меча выяснить, что случилось накануне, завершилась ничем, но он не обиделся. — Тебя уже собирались искать, ты знаешь? Просто кобольд ускользнул первым.*
Дикену в некоторых местах вода доходила почти до груди, и он самозабвенно ныл.
О том, что у него промокли сапоги, рукописи, струны, а если он останется без струн, то перестанет быть бардом, потому что дроу не смогут сделать такие же хорошие и звонкие струны, какие некогда принес Тимофаррар, а еще из-за ледяной воды можно лишиться голоса, и это будет даже хуже, чем потерять струны… В итоге я не выдержала и предложила его понести — пусть у меня и было чувство, что Дикен с самого начала добивался именно этого.
Вот только чего кобольд не учел, так это того, что тащить его в итоге вызовется Вален. Я и сама не поняла, как всё случилось: просто, взяв кобольда на руки и закинув за спину его сумарь с драгоценными осколками зеркала, вдруг обнаружила на своем пути тифлинга. Который спокойно сообщил, что остаток пути Дикен проделает на его руках. Ящер онемел настолько, что даже не пискнул, когда я, поколебавшись, все-таки отдала его Валену, — только смотрел на меня широко распахнутыми (от ужаса?) глазами.
*Как думаешь, твой кобольд хорошо плавает?*
Хотелось верить, что красный блеск, мелькнувший в глазах тифлинга в этот момент, мне просто померещился. А еще хотелось верить, что это научит Дикена не приставать с дурацкими вопросами к тем, что может без особых усилий закинуть его примерно на середину темного холодного озера.
Натирра, наблюдавшая за всем этим, прикрыла улыбку ладонью — видимо, подумала о том же, о чем и я. Разделять с кем-то общие настроения оказалось неожиданно… весело.
Пещера Шаори была, вероятно, самой большой и самой облагороженной из всех местных пещер. Вход в нее по-домашнему занавесили какой-то плотной тканью, отгораживающей пространство от всего остального острова, от всего Андердарка. Перед входом были сложены своеобразные подношения: пища, благовония, кое-какая одежда и одеяла. Похоже, подданные не забыли о королеве и продолжали заботиться о ней, несмотря на свое состояние и ее отшельничество. Это было бы даже трогательным, если бы вскоре большая часть подношений не оказалась поломанной или растоптанной.
Дроу появились словно из ниоткуда.
Если б я не увидела этого сама, то не поверила бы. Вот пещера, к которой не смогла подступиться вода: темные сухие камни, слегка обточенные, чтобы не было острых граней. А вот на фоне этих самых камней, да и прямо на них возникают дроу, атакующие, явно прождавшие нас какое-то время. Позже Натирра расскажет мне, что вот так и выглядит связка из эльфийских плащей и самой малости чар маскировки, а тогда просто не хотелось верить глазам.
Кто-то из дроу выкрикнул что-то явно оскорбительное Натирре, и она ответила тем же. И первой же стала сражаться; мне показалось, она искала Сабал, но прежней союзницы среди группы светловолосых и темнокожих не оказалось. Я кое-как отогнала мысли о том, где была и чем таким важным занималась в этот момент Сабал. А потом запел Дикен, противным надтреснутым голосом, на который все-таки повлияла холодная вода, и думать уже было некогда: к рукам прилило тепло и очень-очень сильно захотелось как-нибудь пережить эту засаду.
Меня даже подмывало попросить Энсенрика сделать то же, что он сделал во время испытания в храме, но все-таки меч пока не особо понимал, сколько моих… сил можно брать и чем это обернется в итоге. Перестарайся он, и я бы оказалась на дне озера даже без вмешательства дроу. Так что приходилось выбираться так же, как раньше: надеяться, что ты окажешься более ловким и везучим, чем тот, кто пытается проткнуть твою шею тонкой изогнутой саблей, не позволять дроу зайти за спины спутников, не давать дроу утащить Дикена, держащегося поодаль и яростно болеющего за нас, в темноту вместе с его сумарем.
Когда я заметила краем глаза что-то невысокое и светловолосое, выходящее из пещеры, то приняла его за очередного дроу и мысленно застонала. Но после разглядела крылья и фонарик, который фигура держала на вытянутой руке, — фонарик, чрезвычайно похожий на те, которые освещали дворец. Раздраженная юная авариэль вышла на шум и наблюдала за сражением расширившимися глазами. От ярости.
— ТИХО!
А вот голоса у нее было очень, очень много. И магии. От ее крика всё в пещере застыло, буквально всё: цеп в руках Валена так и не ударил по ребрам мужчину-дроу, рот которого замер в немом возгласе, Натирру красиво и чуть-чуть пафосно перехватило в прыжке, оружейник, который преследовал меня, окаменел на середине замаха.
Пока юная авариэль, шумно дыша, рассматривала разруху перед пещерой, я и дроу-преследователь рассматривали друг друга, глаза в глаза, не моргая. Он явно старался двинуться, чтобы достать до меня кривой саблей, напрягал все мышцы, на скулах вздулись желваки. Я же — скорее расслабилась, все равно дергаться уже было бессмысленно, а меч с Энсенриком замер так же, как все остальное. Оставалось только гипнотизировать противника, надеясь хоть этим подпортить ему жизнь.
— Я уже отдала вам осколок зеркала. Вы обещали убраться отсюда и больше не беспокоить меня. — Авариэль обращалась ко всем дроу сразу, выплевывая каждое слово, потрясая фонарем, как дубиной. Она вся была хрупкая и невесомая, бело-грязные крылья дрожали, но от шипящих интонаций в голосе хотелось скрыться хоть ползком. — Так что. Вам. Еще. Здесь. Нужно?!
Я отвлеклась, наблюдая за раздраженной королевой острова, поэтому не сразу поняла, что с дроу, застывшим передо мной, происходит что-то не то. Он по-прежнему смотрел на меня, но взгляд стал каким-то отсутствующим, затуманенным. Потом — не по ситуации удивленным. А потом дроу вдруг начал исчезать, стираться, я видела сквозь него стену и озеро. То же происходило со всеми посланниками Вальшаресс.
В этот же момент время снова пошло: меня бросило вперед, руки сами завершили удар по пустому месту. Звенящую тишину нарушили звуки падения, бряцание оружия, ударившегося об пол, облегченный вздох Дикена где-то вне поля моего зрения.
— А вы еще кто такие? — Маленькая авариэль исподлобья оглядывала всех нас. Ее одежды некогда были богатыми, но теперь выглядели жалко, слишком уж много на них осело пещерной грязи.
— Босс, Дикен видел портреты этой авариэли во дворце, — Дикен бочком-бочком подобрался ко мне, не сводя глаз с королевы. — Правда, нарисованная она была чуть-чуть почище.
— Шаори, — напряженно произнес Вален. Едва поднявшись на ноги, он попытался зайти за спину сбежавшей королевы, но та зыркнула на него так, что тифлинг остановился. Связываться со спятившим магом — себе дороже.
Шаори поставила фонарь у своих ног, освободив и размяв вторую руку. Что совсем не добавляло уверенности — хотя вряд ли она сотворила что-то плохое с теми дроу, скорее уж отправила восвояси.
— Так вы пришли из дворца? Если вас прислал шут, то передайте ему, что я не вернусь. — Авариэль говорила чуть-чуть громче, чем нужно, от особо высоких нот у меня звенело в ушах.
Рядом поморщилась от слишком резкого звука Натирра. Из-за колдовства Шаори ей чуть ранее пришлось приземлиться на кучу растоптанных приношений, которая хоть немного смягчила падение.
— Ваш народ так сильно нуждается в вас. Вы оставили своих подданных в самое темное время, — с укором сказала дроу.
— Мне все равно, что случится с моим народом или с кем-нибудь еще, — зло прищурившись, прошипела в ответ авариэль. — Я больше не королева Шаори! Я не хочу ни за кого отвечать, не хочу говорить кому-то, что делать!
Авариэль пнула в воду рулон ткани, оставленный у входа в пещеру. Дальше она просто сердито бормотала себе под нос, не замечая, что поверх ее головы переглядываются, решительно не понимая, что делать.
— Это было мерзко, и когда наш город парил среди туч. Шаори то, Шаори это… Но даже под землей меня все равно продолжают терзать вопросами. Надо перебираться в другое место, здесь стало слишком шумно.
— Королева хочет сидеть в пещере и ни о чем не заботиться. Дикену нравится такая жизнь, — отозвался на бормотание Шаори Дикен, добавив в голос столько сочувствия, сколько вообще можно. — Разве что на голову иногда будут падать камни. Ну или сюда придут дроу с паучьими ножками, когда других авариэлей не останется.
Настроение королевы менялось так быстро и непредсказуемо, словно кто-то щелкал пальцами, из раздражения — в грусть.
— Это все… проклятие зеркала. Этого ужасного зеркала, — неожиданно оправдалась она, печально улыбнувшись кобольду. На ее месте словно бы на миг появился кто-то другой, более воспитанный, менее громкий. — Прежняя я не стала бы так поступать.
— Мы тоже пытаемся собрать осколки зеркала. Как и слуги Вальшаресс, — сказала я, радуясь, что Шаори сама вспомнила о зеркале.
Моим словам вторил Вален, холодно рассматривающий хрупкую авариэль:
— Почемы вы отдали осколок зеркала дроу? Если Вальшаресс получит достаточно силы, то попытается захватить поверхность, с которой пришел ваш город.
— Потому что дроу попросили, — тут же огрызнулась королева. Взывать к ее совести уже было поздно, слишком поздно. — Мой город проклят и сброшен в темноту из-за моего любопытства. Погибших не вернуть. Ничего уже не имеет смысла. — Ее голос сорвался, в нем было что-то от рыданий, лицо пошло плаксивыми морщинками. — Даже из пускающего слюни шута правитель лучше, чем из меня!
Такой Шаори — взлохмаченной, тянущейся ладонями к лицу, запертой в своем безумии, — хотелось сочувствовать, пусть это и было небезопасно. Даже Вален, из-за которого Шаори сорвалась, выглядел несколько виноватым и нерешительно поднял, а затем опустил руку, словно желая утешить королеву.
— Ваш шут так не думает, — поспешила успокоить Шаори я. — Он хочет вернуть все на свои места. Вас — на трон, город — в горы.
— Тогда я буду надеяться, что Элисиду хватит сил, чтобы совладать с оправой зеркала, когда у него будут все осколки. — На месте беглой королевы вновь был кто-то другой, кто-то, с кем хотелось говорить. Но наваждение быстро пропало, Шаори недобро и хрипло хихикнула: — Хотя не то чтобы мне было до всего этого дело, честно говоря.
Она противоречила сама себе, но это иногда происходило со всеми в Шаори Фелле. А вот смех ее меня насторожил, было в нем что-то от кудахтанья Халастера, устроившего весь этот бардак. Судя по тому, как отшатнулся Дикен, его мысли бродили в таком же направлении. Натирра, которой тоже посчастливилось пронаблюдать финальное представление великого мага, слегка присела и напряглась.
— А знаете, что? — Шаори обвела взглядом площадку перед пещерой, принимая какое-то решение. Я была более чем уверена, что мне оно не понравится. — Вы еще более надоедливы, чем отряд той дроу, Сабал, — мрачно произнесла она и добавила, словно плевок: — Передавайте привет шуту.
Пара быстрых пассов тонких, бледных королевских рук — и я начала понимать, как чувствовал себя тот исчезнувший оружейник-дроу.
*Ну вот и поговорили.*
Слова Энсенрика нагнали меня в тот момент, когда я еще видела по-детски злорадное лицо беглой королевы, но уже ощущала, что часть моих внутренностей, кажется, перебирается в другое место. Дальше была чернота, которую никак не получалось сморгнуть, дальше — рывок сквозь эту самую черноту и ощущение, что пол под ногами куда-то пропал.
Меня с силой швырнуло о землю, однако я хотя бы очутилась на чем-то мягком — тем, кто снизу, повезло меньше. Спихнув с себя кобольда, чье крыло загораживало обзор, я поспешила избавить спутников от своего веса и угодила рукой в озеро, промочив рукав. Ко всему привыкшие авариэли, которые пришли за водой, отодвинулись чуть в сторону и продолжали свое занятие, оглядываясь. Место было знакомым.
— А Дикен рад, что не пришлось обратно идти по воде, — голос у кобольда слегка дрожал. Он первым смог встать, хотя и переступал с ноги на ногу так, будто пересчитывал ноги. За его спиной кое-как поднималась Натирра, держась за стену, поджимая отбитый локоть, а Вален просто сел на земле, мрачно касаясь доспехов в районе ребер.
На другом краю озера неярко мерцал фонарик Шаори. Но и он быстро погас.
— Где-то в городе должны быть еще два осколка. Не может же нам все время везти, — сказала я в основном для того, чтобы хоть что-то сказать.
Вален смерил меня раздраженным взглядом того, кому хорошо так помяли ребра; того, кто знает, что ему еще идти далеко и опасно; того, кому пришлось выпить мышастого цвета целебное зелье, на вкус отвратительное ровно настолько же, насколько и на запах. Благо, между нами походкой лунатика прошел один из авариэлей, и внимание тифлинга переключилось на него.
Натирра, ничуть не ободренная моими словами, касалась своих кинжалов так, будто на их месте находилось горло одной знакомой королевской особы.
— Это было унизительно. Она вышвырнула нас, как мусор! — Пальцы дроу сжимались и разжимались, она хмыкнула: — Хотя меня и радует, что с отрядом Сабал Шаори сделала то же самое.
— А Дикен совсем не обиделся, — пожал крыльями кобольд, искренне не понимающий, почему все настолько раздражены. — Когда Дикен мешал старому Мастеру, тот хватал его и подвешивал на скале под потолком. Иногда потом забывал снимать.
— Мне ты о таком не рассказывал, — вздрогнула я. Иногда у меня из головы вылетало, каким вздорным характером обладал белый дракон.
Хотя, наверное, с Валеном, ничуть не тронутым подробностями из биографии Дикена, они бы нашли бы общий язык.
— Я понимаю твоего старого хозяина, кобольд, — холодно произнес тифлинг. И добавил уже тише, ворчливо, скорее себе под нос: — Жаль, что здесь нет достаточно высоких скал.
Я торопливо замаскировала смешок под зевок.
Мне было слишком досадно и горько, и я цеплялась за любые мелочи, чтобы хоть чуть-чуть поднять себе настроение. И заодно смириться с тем, что один из драгоценных осколков уже попал к отряду Сабал. Хотя, конечно, ничего удивительного в этом не было, все же дроу явились в Шаори Фелл раньше. Оставалось надеяться, что другие осколки пока еще тихо-мирно отравляли жизнь каким-нибудь бедолагам на острове...
Поймав себя на том, что начинаю задыхаться от дурных предчувствий, я рвано выдохнула и обратилась к Натирре:
— Может, все-таки объясните, что не так с башней? Мне хочется знать, к чему готовиться.
— О, Боссу она точно понравится! — ответил вместо Натирры кобольд. — Дикен почувствовал себя там как дома!
— Ну, если следующий осколок не там, я не знаю, где еще его искать, — загадочно улыбнулась дроу. — Эту башню… лучше увидеть своими глазами, слова ничего не передадут. Вы все поймете, когда мы будем на месте.
И они переглянулись, разделяя общую тайну, обнаруженную еще во время разведки и бережно оберегаемую от нас с Валеном.
Это была уже не первая моя попытка вытрясти хоть какую-то информацию о следующей цели. Дикен говорил об авариэльской башне с восхищенным придыханием, но туманно, Натирра отказывалась раскрывать подробности. Не то чтобы мне было не интересно, что же такое жуткое или прекрасное обнаружили компаньоны, но сил и терпения на расспросы уже не оставалось. Я подняла обе ладони вверх, показывая, что сдаюсь, и тут же спрятала их в карманы, прижав локти к бокам. Иначе был слишком высокий риск вцепиться в меч и начать жаловаться на жизнь ему.
— Вам не хватает настойчивости. Провидица несколько ошибалась, назначая вас лидером нашего отряда. — Колкое замечание Валена было сделано скорее от скуки и недовольства, чем из желания задеть. Неведение раздражало его в той же степени, что и меня.
— Вот сами их и допрашивайте, если хотите, — буркнула в ответ я, борясь с желанием еще и зарыться носом в воротник.
Но Вален тоже не торопился задавать вопросы откровенно развлекающимся разведчикам. Наверное, понимал, что вряд ли добьется большего — а если начнет препираться с Натиррой или Дикеном, то выглядеть такое будет просто смешно. Шаги его были по-особенному тяжелыми, хвост со свистом разрезал воздух. Но, во всяком случае, грозовая туча раздражения, витающая над тифлингом, для разнообразия была направлена не на меня.
По мере приближения к… башне на пути попадалось все меньше авариэлей и их домов.
Казалось бы, вот только-только мы миновали шумную базарную площадь, на которой крылатые эльфы торговали и спорили скорее по привычке, чем из-за необходимости, только-только остались позади относительно жилые кварталы — и вот уже начался пустырь. Темное обширное пространство, каждый неосторожный шаг по которому обострял паранойю, хотя ничего опасного на пути так и не попалось. Пару раз мне казалось, что в полутьме блестят чьи-то глаза, но то были всего лишь ядовитые светящиеся крохотные грибы.
И ни следа хоть чего-то высокого.
Наконец Натирра, отошедшая чуть вперед, уверенно остановилась примерно на середине пустыря. Дикен у ее ног пританцовывал от волнения и явно ждал моей реакции, ловил мой взгляд. Но я пока не могла ответить ему пониманием.
— То есть, по-вашему, мы пришли, — процедил Вален таким тоном, словно на самом деле сомневался в душевном состоянии дроу. И, откровенно говоря, я думала о том же самом: все-таки на этом острове могло произойти что угодно.
— Именно. Мы пришли к башне, — даже весело ответила Натирра, переводя взгляд с тифлинга на меня. Казалось, она развлекалась — не только мне хотелось поднять себе настроение после провала.
Вален коснулся рукой переносицы, прикрыл глаза.
— Хватит загадок. Мы не в том положении. — В его голосе было что-то, похожее на застрявшее в горле рычание. — Этот остров повлиял на твою способность думать, Натирра?
Но я… я что-то чувствовала. Видела смех в глазах дроу, нетерпение кобольда, их общее желание, чтобы хоть кто-то догадался, в чем дело. За спиной Натирры не было ничего, за что мог зацепиться взгляд, — и поэтому я посмотрела ей под ноги. На камни. Ровные-ровные, будто стесанные, причем почти на всем пустыре, причем, наверно, по кругу.
Догадка, пришедшая ко мне в голову, отдалась болезненным каким-то восторгом, и дроу это считала. Еще до того, как я подняла голову и открыла рот, Натирра кивнула и постучала носком сапога по камням.
— Она прямо здесь, под нами. Все это — фундамент.
— Дикен чувствует глубину после жизни в пещерах, а здесь везде глубоко и пусто. Дикен сразу понял, что тут есть что-то интересное, — похвастался кобольд, пока Натирра вела всех к замаскированному иллюзией входу в… башню. Подтолкнув ботинком камешек в одном месте, ящер прислушался; тронул струны, прошептал-прошипел пару слов, и иллюзия спала.
Вход представлял собой веселенькой расцветки дверь прямо на земле. Распахнутую. Уходящий вниз коридор со ступеньками освещался чем-то зеленым на стенах — надписями, которые нельзя было прочитать сверху. Все вместе это было похоже на картинку из дурацкого горячечного сна.
*Не знаю, как ты, а я всегда боялся замкнутых пространств, — вздрогнул в мече Энсенрик. — Уверена, что тебе сюда нужно?*
Я присела, чтобы получше рассмотреть коридор, и едва не упала назад, на руки. В лицо словно дохнуло чем-то ядовитым — настолько неприятной была магия этого места.
— Еще немного, и мы провалимся на Нижние Планы. — Мрачноватое предположение Валена тоже не вдохновляло. Тифлинг нависал надо мной, хмуро вглядываясь вниз, оценивая глубину. — Чем бы это ни было, оно перевернуто.
Ох, да. Главное — не думать об этом слишком часто.
— Дикен, если тебя затошнит, постарайся держаться подальше от меня, — на всякий случай предупредила я.
Кобольд важно и ответственно кивнул.
Ну, по крайней мере, башня действительно была подходящим местом для осколка — немного чокнутым, искаженным, но одновременно завораживающим. Ступени длились и длились; на кончиках пальцев и волос, моих и Натиры, на крыльях Дикена, на ножнах с Энсенриком вспыхивали искры магии, притянутые из стен. Перед тем как исчезнуть, они немного висели в воздухе, а рассыпались с едва слышимым звоном. Благодаря этому можно было хоть ненадолго забыть, что вокруг — толщи и толщи камня, сжимавшего перевернутую башню со всех сторон.
В глазах вскоре стало рябить от светящихся надписей на стенах. Где-то они были тусклыми, где-то — настолько свежими, что пачкали одежду при прикосновении. Кто-то старательно выводил их, пользуясь кисточкой и краской, от которой оставались потеки и неаккуратные капли на ступеньках. Я не знала языка, на котором были сделаны надписи, да и никто не знал. Хотя Дикен, порассматривав их какое-то время, сконфузился и сказал, что ему, кажется, нельзя говорить такие слова.
Чем дольше мы шли, тем отчетливее были звуки сражения снизу… сверху… нет, все-таки снизу — в основном рык и вопли, которые ну никак не могли принадлежать чему-то, хоть издали похожему на человека. Это уже не особо пугало, скорее, готовило к тому, что ждет впереди. Зато когда в коридоре на фоне сражения стало слышно бодрое и мелодичное посвистывание кого-то чрезвычайно занятого, все насторожились по-настоящему.
*А вот и автор… художеств. Ему совсем все равно, что там внизу кого-то рвут на части, да?*
Седовласый всклокоченный авариэль расписывал стены так увлеченно, что не сразу понял, что в его башне гости. Он был стариком, наверное, ученым стариком, и даже носил очки — заляпанные зеленым, как и его одежда. Мантия авариэля некогда была богатой, расшитой хитрыми узорами, но теперь на ней было слишком много пыли и краски. У ног стояло почти пустое ведерко.
Заметив нас, авариэль оторвался от своего занятия и дружелюбно помахал кисточкой, из-за чего в его волосах и морщинах появилось еще немного зелени. Искры магии, мерцавшие вокруг старика, всколыхнулись, следуя за его движениями.
— В последнее время к нам зачастили гости. Я верю, что это к добру. — Авариэль расплылся в довольной улыбке. Мешала разве что легкая безуминка в том, как резко и взволнованно он жестикулировал. — Я Петир, бывший архимаг и хозяин этой прекрасной башни. Добро пожаловать!
Авариэль не выглядел опасным, и в его словах было то, к чему я уже даже привыкла за время на острове. Странности.
— Бывший архимаг? — я ухватилась за то, что привлекло мое внимание, хотя вообще-то были проблемы и поважнее. Наверно.
— Бывший, — серьезно подтвердил старик. — Когда Шаори Фелл парил в небесах, я ушел из дворца, заперся в этой башне и совершенствовал свои заклинания. Целыми днями, иногда даже без перерыва на сон… — В его голосе было немного тоски. А потом она пропала, и он продолжил болтать — с чрезмерной, пожалуй, словоохотливостью. — Теперь я разочаровался в своем ремесле. Чего стоит магия, если из-за нее ты целыми днями сидишь в лабораториях и выходишь на улицу? Не видишь свой народ?
Петир всплеснул руками, и во все стороны снова полетела краска. Дикен огорченно забурчал и стал вытираться; мне малодушно захотелось выставить перед собой высокий живой щит. Но учитывая, что на роль его подходил разве что Вален, который подозрительно принюхивался к запаху краски и серы в воздухе… Пожалуй, в следующий раз.
— Но ведь старик и так сидит в перевернутой башне. И не похоже, что часто дышит воздухом, — пробормотал слегка позеленевший кобольд. На него тотчас же шикнула Натирра — и, судя по звуку, вполне успешно зажала его рот рукой.
Пожилой авариэль растерялся, улыбка померкла. Он потупился, стал смотреть себе под ноги и бормотать что-то про «действительно странно» и «очень странно». Помня, чем это обычно заканчивается, я спешно стала думать над новыми вопросами — но меня опередила Натирра:
— Петир, кто был вашим гостем раньше? — вежливо спросила она, не позволяя тому уж слишком сильно уйти в свои мысли. — Кто пришел раньше нас?
— А. Тут недавно проходили еще дроу, искали осколки зеркала Шаори, — спохватился тот. — Один такой как раз есть у моего ученика. — Авариэль нахмурился, словно вспоминая что-то неприятное. — Когда я завязал с магией, он увлекся ей сверх меры. Чокнулся на ней. Просто помешался! Теперь сидит внизу и носу не кажет наружу.
О магии он говорил с заметным отвращением — немного смешным для того, вокруг кого так и искрил воздух. А вот то, что в башне были дроу… Отделаться от ощущения, что очередной осколок уходит из рук, было не так-то просто. Впрочем, оглушительный и многообещающий рев на нижних ярусах быстро вернул меня к текущим проблемам.
— Что это за шум там, внизу? — спросила я, ощущая, как встают дыбом волосы. А еще Вален, неотрывно глядевший вниз, в коридор, очень недобро ухмыльнулся — словно бы с узнаванием.
Старый авариэль слегка сник.
— Эксперименты моего ученика. Они немного… вышли из-под контроля из-за заклинаний, которые я когда-то наложил. — Он помолчал, что-то обдумывая, и продолжил немного лекторским тоном: — Магия в этой башне работает непредсказуемо, никогда не знаешь, что получишь в итоге. Даже раньше мне приходилось прикладывать усилия, чтобы добраться до своего кабинета. А теперь это стало еще большей проблемой.
Ну отлично. То-то у Дикена зубы ныли от местной магии.
— То есть тут нельзя колдовать, — уточнил Вален так, будто только что осознал, что прошагал несколько лестничных пролетов в компании трех (ну, двух с половиной) очень-очень опасных магов. — Уж постарайтесь как-нибудь себя сдерживать, — сказал он, обращаясь ко всем сразу, но имея в виду, наверное, больше Дикена.
— А у Босс магическое оружие. Прямо из рук ожившего мертвого короля, — тут же нажаловался на меня тот.
Даже Энсенрик немного сжался под всеми этими изучающе-вопросительными взглядами. Но я выстояла и не дернулась, чтобы прикрыть рукой ножны с неожиданно оробевшим оружием.
— Может, дальше вам стоит пойти без этого меча? — с сомнением предложил Вален. Похоже, теперь он подозревал во всяком страшном не только меня.
*Может, тогда пойдем дальше без этого тифлинга?* — огрызнулся в ответ меч, и я порадовалась, что никто больше его не слышал.
Мотнув головой в ответ на предложение Валена, я жестом предложила двигаться дальше. Пора было искать ученика бывшего архимага и надеяться, что тот добровольно отдаст осколок магического зеркала, — а еще надеяться, что дроу не доберутся до ученика первыми. Петир, заметив мое движение, со вздохом вернулся к своему занятию: неуклюже, по-старчески, наклонился, окунул кисточку в ведро и совершил несколько быстрых мазков.
— А зачем старик делает все эти надписи? — проходя мимо, Дикен наконец-то спросил о том, что посещало мысли всех, но для чего никак не находилось времени.
— Ну, малыш, я… — авариэль как-то смутился, положил кисточку на выступ в стене, стал протирать мантией очки. — Я доказываю, что магия не стоит того, чтобы посвящать ей слишком много времени.
Кобольд охнул и торопливо потопал дальше, глядя себе под ноги, не по сторонам. До меня тоже наконец-то дошло, что не так с этими зелеными письменами.
— Так вы ругаете магию? Все это — брань?
Гордости в голосе Петира хватило бы на нескольких действующих архимагов.
— На всех языках, которые я знаю.
Брань на стенах верхних коридоров башни замечательно описывала то, что происходило на нижних ярусах.
Мало того, что пол тут стал потолком, а потолок — полом, и такая перевернутая архитектура не сразу укладывалась в голове, отчего Дикена пару раз все-таки стошнило. Мало того, что повсюду были опрокинутые шкафы с зельями, магические книги, шелестящие страницами, порталы, ведущие непонятно куда, подозрительные комнаты, набитые нежитью, и прочие атрибуты башни чуть-чуть спятившего волшебника. Мало было всего этого бардака — так поверх него бродили еще и различные адские твари.
Адскими они были в том смысле, что достали их прямиком из Адов. Неясно, что за эксперименты проводил тут ученик Петира, однако мне показалось, что он просто хотел заполучить свой личный кусочек Кровавой войны. Ну, или пытался отгородиться от всех, кто мог помешать работе, — но получилось то, что получилось. Я никогда не видела в одном месте так много планаров сразу и в первый момент замерла, пытаясь рассмотреть всех существ и осознать их формы. Впрочем, те твари, что не были заняты друг другом, очень быстро узнали о моем существовании.
Крылатые, клювастые, костистые и жутко воняющие твари, похожие на хищных птиц-переростков. Суккубы, полуобнаженные, кровососущие, с голосами, срывающимися на визг. Нечто черное и лохматое, дышащее огнем и по-собачьему резвое, хватающее за пятки. Но самым неприятным обстоятельством был громадный демон, балор, цеплявший рогами потолок. Он вертелся и переступал с копыта на копыто, лениво отбиваясь от мечников-дроу, которые его окружили, а еще несколько темных эльфов, вооруженных арбалетами, пытались достать его с другой стороны комнаты.
Среди дроу не было старой знакомой Натирры, но и дрались они не ради своих жизней, а словно бы отвлекая балора от лестницы вниз. С нашим появлением мишеней у них поприбавилось, да и демон поднял рогатую голову, перестал топтать того дроу, у которого так некстати подвернулась нога. Немигающие светящиеся глаза балора проследили за всем, что происходило в комнате, а потом остановились на Валене.
Благодаря этому я и увидела впервые, как искажается в башне магия.
Мне показалось, что тифлинг даже перестал дышать — настолько сильно у него сжались, клацнули зубы. В промежутке между тем, как в него едва не попал арбалетный болт, и тем, как он отпихнул с пути следующего болта Натирру, я вспоминала в основном то, что слышала о вражде между танар`ри и баатезу, а еще пыталась понять, кем из них является топочущий балор. Осторожную мысль о том, что родословная самого преданного, хм, защитника Провидицы сулит некоторые проблемы, додумывала уже на ходу, на полпути к арбалетчикам, уворачиваясь от окровавленных когтей суккубы.
Вален атаковал балора так уверенно, будто делал это уже не первый раз, — и балор тоже принял этот вызов, взмахнув когтистой лапой с мечом, расправив пылающие крылья, раскидав дроу вокруг себя, как кукол. От того, что я замечала краем глаза, захватывало дух и что-то болезненно скручивалось в животе. Когда тифлинг крутанулся на месте, оставил рану на торсе балора и отскочил; когда балор потянулся к нему, но не достал и взревел от бешенства. Но, по всей видимости, конкретно это демон не был терпеливым, да и дроу чуть раньше ему порядком поднадоели. В ответ на очередную атаку тифлинга он стал колдовать, колдовать что-то пакостное. Приложил лапу к груди, оставил когтями порез, заканчивая заклятие. И… сложился, исчез в облаке магических искр.
В следующий момент Вален, не желая того, с криком и в два прыжка оказался возле симпатичной черно-белой птички, собираясь сделать с ней что-то ужасное. Птичка была гладкой, со смешными короткими крыльями и неуклюжими перепончатыми лапками; она, задрав голову, вопросительно посмотрела на раскрасневшегося тифлинга и утопала туда, где потише. Ну а Вален еще какое-то время — непродолжительное, в общем-то, — просто наблюдал за ней, прежде чем случайно поймать мой взгляд. Растерянность на лице добавляла ему человечности и вызывала много-много сочувствия.
Что до меча Энсенрика — несмотря на его магическую природу, ничего необычного не происходило, хотя касалась я его с некоторой опаской. Ну, разве что слышала покойного приключенца я в этой башне чуть-чуть четче обычного. Меч как всегда пересказывал, что происходит вокруг, откровенно любовался суккобой, которая загнала меня в угол и уже наклонилась с душевысасывающими намерениями, жаловался, что на моем месте должен быть он… Удивительно, что между всем этим он еще и успел приглядывать, чтобы меня не зацепило арбалетным болтом или чем похуже, и пару раз оттаскивал, когда свистело прямо возле головы.
Никто больше предусмотрительно не пользовался магией. Мелькание серебряных волос Натирры я видела чаще, чем обычно, ведь она не прикрывалась чарами и не пряталась в тенях — зато перекидывалась ругательствами с теми, кого пыталась сразить. А Дикен, отложив лютню и засев под столом, добавлял ко всеобщему замешательству всякие пакостные штучки из своего сумаря — с шипами, огнем, ядом и еще Ады-знают-чем. Ровно до тех пор, пока его не нашла и не выгнала из укрытия черная псина с капающей огненной слюной. В конце концов я увидела, как ко мне через всю комнату с воплями несется Дикен, за ним — это чудище, а за чудищем — безобидная черно-белая птица, чуть-чуть ранее бывшая балором с огненным мечом и огненными же крыльями. После таких картин можно и рехнуться, наверное.
А, нет. Рехнуться можно было от того, как все закончилось, от неожиданного решения Дикена взять птицу с собой — вопреки здравому смыслу, вопреки попыткам убедить, что это только сейчас она одинокая, беззащитная и забавно пахнет водой и рыбкой. Кобольд благополучно пропустил мимо ушей, что его новый друг может снова стать сильно выше ростом, и упорно тащил сопротивляющуюся птицу вниз, спотыкаясь, забывая смотреть под ноги. Но, благо, все-таки избавился от нее, когда на одном из ярусов обнаружил вторую такую же — в горящей перевернутой библиотеке, в окружении того, что осталось от дроу и кого-то еще, теперь не опознаваемого. Птицы, увидев друг дружку, радостно гоготали, пока кобольд гадал, с Фаеруна они или вообще с какого-нибудь другого Плана.
И Сабал, да. Вскоре мы все-таки нагнали отряд Сабал.
Последний ярус башни оказался совсем небольшим и вполне облагороженным, хоть издали похожим на что-то жилое. Здесь даже не было всех тех тварей, что обитали выше, словно они и правда должны были защитить это место от вторжения извне. Но — не защитили, и отпечатки ботинок дроу, запачканных кровью, пеплом и еще чем-то подозрительным, вели вглубь, к центру, за стены.
Я поняла, что мы опоздали, почти сразу, после первого же услышанного звука. Стон боли, глухие удары, галдеж и смех на разные голоса. Разговор на повышенных тонах, требование, отказ и новые вопли. Времени красться, чтобы не попасть в какую-нибудь замаскированную ловушку в полу или на стене, времени не осторожность уже просто не было. К тому моменту, как мы попали в центральную лабораторию, ее новый владелец стоял на коленях с вывернутым, сломанным посередине крылом, и протягивал одетой во все красное дроу нечто блестящее и зеркальное.
Ученик Петира был совсем юным, тощим и бледным; свитки и книги вокруг него были раскиданы и обуглены, склянки с зельями — перебиты, повсюду виднелись следы борьбы. Окружавшие его мужчины-дроу перешучивались, один, со взведенным арбалетом, стоял за спиной авариэля, наступая на сломанное крыло. Пожалуй, у нас не было ни единого шанса заполучить осколок — несмотря на то, что Натирра тут же дернулась вперед, несмотря на то, что свита Сабал отвлеклась, ожидая приказов.
Выхватив из рук авариэля осколок, Сабал отсалютовала им, глядя в основном на Натирру, которая разочарованно и гневно зарычала, занятая сражением. Слегка раскосые глаза победившей дроу сузились, казалось, она не знала, чего хочет больше: дождаться-таки Натирры или скрыться вместе с осколком. Но в итоге Сабал, как и прежде, ушла телепортом.
Нелегкой дороги и жесткого приземления ей желали даже собственные солдаты.
Магические искры, в которых растворилась Сабал, чернели и цеплялись друг к другу. От того места, на котором стояла дроу, во все стороны начали расплываться темные сгустки энергии, шустрые и угрожающе потрескивающие. Один из них или даже несколько тут же прилипли к бедному ученику Петира, и он упал на пол, захрипел, мантию стало заливать красным. Еще один поразил дроу-солдата, который не сумел увернуться. Казалось, сгустки цеплялись ко всему, что умело дышать, — и все, кто был в комнате, бросились в разные стороны, умудряясь при этом продолжать сражение, заставляя противников нарываться на эти самые сгустки.
Подставив подножку дроу, который собирался толкнуть меня к одному из шаров, я по стону боли поняла, что шар все же попал в цель, правда, не в ту, к которой тянуло его изначально. А вот следующий сгусток энергии должен был стать моим, как ни метайся, — слишком быстро он двигался, слишком сильно его тянуло ко мне, слишком неудачным было место. Времени думать не оставалось, в ушах звенели вопли Энсенрика, а руки едва сопротивлялись тому, что он хотел сделать. В конце концов я сдалась, заслонилась мечом, и зачарованное оружие вобрало в себя магию башни.
Я была готова к тому, что ладони прострелит болью, — но засаднило глаза. От взрыва, от всполохов света, от белых искр, которыми рассыпался шар. Меч в моих руках мелко дрожал… как дрожал и тот, кто стоял близко-близко, спиной ко мне, заслоняя меня, наклонив подбородок к груди и раскинув руки. Каким-то странным образом его облик казался мне ужасно знакомым: и видавший виды магический балахон непонятного цвета с заплатками и дырами снизу, и ботинки со следами чьих-то зубов, и перстни на пальцах, и все остальное.
Пожалуй, я поняла, кто это, еще до того, как он обернулся, еще до того, как увидела лицо даже более шокированное, чем мое собственное. Темные глаза мужчины по-совиному распахнулись, рот приоткрылся от удивления; жидкая растительность на подбородке была слегка запачкана красным. Почему-то мне казалось, что когда-то давно, возможно, незадолго до смерти, он должен был потерять в лабиринтах Подгорья шляпу. Надо же было чем-то прикрывать эти торчащие во все стороны плохо остриженные волосы.
Когда последние магические искры опали на пол и растворились, Энсенрик во плоти пропал вместе с ними.
— Так у тебя была борода.
*А, правда? Не то чтобы я ей сильно гордился.*
В этот раз я почти и не почувствовала горечи от поражения — в основном потому, что вместо нее было много других забот. Когда последние из отряда Сабал уже лежали на полу, недвижимые, когда все, кто выжил, переглянулись между собой, примечая царапины, порванную одежду, вмятины на доспехах, взгляды обратились к бедолаге-авариэлю, вокруг которого уже расплывалась кровавая лужица.
*Как думаешь, кто-нибудь еще увидел… э-э-э… меня?*
— Вряд ли, все были слишком заняты. И вокруг было слишком много искр.
Перевернув ученика Петира на бок, чтобы меньше тревожить поломанное крыло, я уже не думала об осколке зеркала — смотрела на синие с подтеками губы авариэля и ощущала отстраненную ярость. Интересно: кажется, прежде я и не злилась на дроу по-настоящему, воспринимая их как неизбежное зло.
— Больно было? — спросила Энсенрика, держа в голове, что губы у его воплощения после встречи с тем энергетическим шаром были такого же нездорового цвета.
Мои руки и руки Натирры работали быстро, мы всё делали молча, не обмениваясь ни словом. Я замечала, что дроу негодует: косится неодобрительно, дышит чуть более шумно, чем обычно, но все-таки помогает выправлять искривленное крыло. Опыта в этом у нее было явно больше, чем у меня. Хорошо, что авариэль и не думал открывать глаза, иначе бы захлебнулся криком; плохо, что мне впервые пришлось воспользоваться своим статусом лидера отряда, посланного Провидицей. Только так у меня получилось убедить спутников потратить бесценное время на то, чтобы помочь обитателям башни.
*Вообще я успел забыть, что такое боль. Только отголоски твоей иногда ощущал. Так что это было скорее… интересно.*
А вот Энсенрик, кажется, пытался скрыться от меня в самом дальнем уголке своего меча, но у него ничего не получалось. От чужой растерянности, чужой паники у меня горели щеки, благо, это можно было списать на неудобную позу: я наклонилась над авариэлем, присев на одно колено.
*Слушай, Тари, я… Я уже даже забыл, каким был раньше. Ну, до той комнаты с мертвяками в Подгорье. При жизни. — Голос у меча прерывался, словно он не знал, куда деть глаза. — Давай пока лучше не будем вспоминать о произошедшем? Это всё как-то… смущающе.*
— Зато теперь я знаю, чем тебя можно смутить. — Я прикусила губу, сдерживая совсем не подходящую к месту улыбку. — Не только тебе же заниматься этим все время.
Несмотря на потерянный осколок зеркала, несмотря на то, что мои руки были почти по запястье запачканы красным, а тело болело от порезов, ссадин и зреющих синяков, — меня не покидало ощущение встречи со старым другом. Горько-радостное, такое, к которому хочется обращаться в дурное время. Не будь его, последние новости я бы переносила во много раз хуже.
— Прекращай дергаться. Не то чтобы я успела тебя хорошо рассмотреть. — Ну, не совсем: обращаясь к Энсенрику, я могла легко восстановить перед глазами его лицо. — И, вообще-то, спасибо, что прикрыл.
Смешок живого оружия был неловким, но в то же время подбадривающим.
А мне казалось, что, несмотря на наши с Натиррой усилия, бледный и холодеющий ученик Петира вовсе не выглядел лучше. Ему нужен был настоящий лекарь и настоящие лекарства, а не все эти повязки и лечебные зелья, которыми авариэля все равно не получалось напоить. А еще ему нужен был пригляд, и на роль сиделки подходил разве что оставшийся далеко наверху Петир. Подумав послать за ним Дикена, я вспомнила о подозрительных порталах в башне и существах, бродящих по этажам. Нет, так не пойдет.
Мне не особо хотелось просить о чем-нибудь Валена, который присматривал за входом на ярус, но выбора не оставалось. Тот, как и Натирра, был недоволен моим решением и вряд ли бы обрадовался поручению, так что подходила я, подобравшись, готовясь услышать что-нибудь колкое. При моем приближении тифлинг вскинулся — повернул голову, оторвался от стены, к которой прислонялся, сложив руки на груди. Его движения были такими резкими, словно он до сих сражался с тем пылающим балором, и мне определенно не мерещился красноватый блеск в глазах. Таким же красным блестели глаза у многих чудовищных существ, которые бродили по верхним этажам.
Неужели вся эта ярость, едва сдерживаемая, была вызвана потерей осколка? Или тем, что я трачу время, вместо того чтобы искать следующий? Или влиянием острова? Энсенрик в мече зашептал что-то предостерегающее, но я спокойно встретила взгляд наполненных бешенством глаз. Все это я уже видела, все это рано или поздно должно было кончиться — а к Валену в его обычном… настроении я успела привыкнуть. Бояться буду потом, сейчас есть дела поважнее.
*Чего ты так печешься об этом авариэле? — спросил Энсенрик сразу после того, как шаги Валена и копошение Дикена затихли наверху. — Он же был сумасшедшим, как и все на этом острове. Наверняка напал бы на тебя, когда увидел.*
— Потому что могу. Потому что это правильно. — И все-таки у меня не получалось не думать о том, какие жуткие тени бросали лампы на лицо тифлинга. Вздрогнув, я коснулась рукояти меча, чтобы прийти в себя. — Не хотела бы я, чтобы меня просто бросили, если что-то пойдет не так.
О возвращении бывшего архимага в лаборатории оповестили его же, архимаговы, возмущенные вопли. Вален тащил сопротивляющегося округлого Петира почти за шиворот под ну совсем непочтительное хихиканье кобольда, топающего позади. Петир вопил, что не хочет видеть свои старые свитки да книги, потому что от них воняет магией; Петир ругал своего выскочку-ученика и желал ему всяческих неприятностей, раз уж тот решил пачкать руки разным магическим. Но увидев, что стало с учеником после визита дроу, Петир замолк, будто забыв все слова. Постоял чуть-чуть над ним без движений — как мягкая кукла, как набитое тряпками пугало. Распрямился, отряхнулся, стал словно бы выше ростом.
Похоже, помимо магического дара, в бывшем архимаге дремал еще и талант сиделки — судя по тому, как быстро он начал распоряжаться, куда перенести бедолагу и как уложить. А еще он, постоянно проводивший опасные эксперименты, вроде бы знал, как ухаживать за ранами. Без своего дурацкого ведра с краской Петир казался почти обычным обеспокоенным стариком, пусть и крылатым. Только печальным и немного растерянным.
Еще один, последний осколок зеркала получилось найти исключительно благодаря нюху Дикена на хорошие сделки.
Когда все поднялись наверх, не прерывая напряженного молчания — еще более тягостного, чем после встречи с Шаори; когда кто-то мрачно предложил возвращаться во дворец к шуту и уже там отбивать осколки зеркала у дроу, потому что было непонятно, куда идти дальше, кобольд дернул меня за штанину и сказал:
— Босс, я пойдем на рынок?
— Дикен, сейчас не время для покупок. Да и вряд ли у авариэлей найдется что-нибудь полезное, — тут же отбилась я, даже не задумываясь над предложением кобольда. — Мы проходили мимо несколько раз. Там скучно.
В основном по этой причине мне и в голову прийти не могло, что осколок магического зеркала будет где-то на рынке. Это место было слишком… нормальным и почти не затронутым какими-либо искажениями. Ну сидят авариэли кружком среди развалин, ну переругиваются из-за безделушек у своих ног.
Ящер обиженно запыхтел:
— Но Дикену нравятся рынки! Нравится возиться с редкими вещицами. Если бы он не был писателем, то обязательно открыл свой магазин.
— Ну да. — А вот это уже было чем-то новым. Я хмыкнула, представив кобольда-торговца: у меня и кобольд-бард в голове уложился не сразу. — Хотя если распотрошить твою сумку до дна, то можно набрать добра на целую магическую лавку.
Кажется, остальные мои спутники тоже живо вообразили Дикена в роли торговца и были не слишком рады. Но все-таки это было лучше, чем давящее напряжение из башни. Даже Вален выглядел чуть более спокойным — словно все его раздражение было нейтрализовано кобольдской трескотней.
— Ты ведь уже пытался что-то купить на рынке, Дикен, и тебе ничего не продали. Тебя прогнали, — встряхнув головой, чтобы отогнать непрошеное видение, напомнила Натирра. И действительно: едва появившись в Шаори Фелле, кобольд умудрился вызвать гнев одного из торговцев.
— Теперь Дикен хочет не покупать, а меняться. Наверно, авариэли на острове просто не любят деньги, — не сдавался кобольд. Сцапав меня за рукав, он заныл: — Ну пожалуйста, Босс!
Так. Ладно. Все равно, кроме рынка, идти оставалось только во дворец, прямо в руки Сабал.
— А ты хочешь выменять что-то конкретное?
Компас. Дикен хотел выменять компас.
Тяжелый, узорчатый, из какого-то серого металла, с острыми подрагивающими стрелками. Дикену было не особенно интересно, на что он указывал: кобольд, как сорока, запал на блестящую поверхность. А авариэль-торговец никак не хотел расставаться с блестяшкой. Говорил, что компас ничего не стоит, ведь показывает не стороны света, а всего лишь путь к месту, в котором спрятан бесполезный осколок бесполезного зеркала... В обмен на компас авариэль желал получить что-то еще более бесполезное, то, что уже никак и никем не будет использоваться, — настолько сильно ему хотелось разориться.
Из по-настоящему бесполезного у Дикена была только сгоревшая книга из библиотеки Куаталы-медузы. (Еще, конечно, глубоко на дне сумки хранился мой старый-добрый экземпляр «Теней Андрентайда», но у меня язык не повернулся предложить авариэлю его. К тому же нужно было куда-то вложить осколки…) Передав обгоревшую до нечитаемости книгу торговцу, чихнув от копоти, кобольд погладил когтем компас и важно произнес, окруженный тремя немного растерянными лицами:
— Дикен думает, что дроу слишком глупые и жестокие, чтобы заключать выгодные сделки. И вообще не понимают, что такое дипломатия.
Все, что происходило дальше, напоминало игру в «горячо-холодно» — лишь с той особенностью, что «горячо» всегда находилось там, где больше всего пылищи, светящихся нездоровым цветом грибов и стрекотания гигантских пауков на потолке, а то и чего похуже. На правах героя, который спас день, Дикен топал впереди, едва удерживая обеими лапами тяжелый компас, и не обращал внимания на то, собирается ли его сцапать недружелюбное население острова. Идти за ним чуть сзади, прикрывая, позволяя себя вести, было непривычно, но забавно. Как-то раз Дикен пожаловался мне, что вечно плетется сзади и хочет хоть раз быть тем, кто выбирает дорогу. Наконец-то и ему улыбнулась удача.
Осколок был спрятан среди камней так глубоко, что я опасалась, не понадобится ли кирка. Его вложили ко двум остальным, в Дикенову книгу, под довольную болтовню кобольда о том, что она годится не только на растопку костра, как язвили недоброжелатели. Но, что было хуже, Дикен выбрал этот момент, чтобы изо всех своих кобольдовских сил разрекламировать свое первое творение Натирре и Валену. Глядя на плоховатую обложку, изображающую руины летающего города и, наверное, нас с кобольдом около них; заметив заинтересованность спутников; услышав, что Натирра уже обещает Дикену когда-нибудь полистать «Тени Андрентайда» и представив книгу в руках Валена, я наконец поняла, как мог себя чувствовать бедный Энсенрик. Все равно, что оказаться в одном исподнем перед незнакомцами.
Часть пути до авариэльского дворца я строила планы того, как бы поизящнее выкрасть или же выменять у кобольда книгу, пока она не попала в чужие руки. А оставшуюся часть — приставала с вопросами к Натирре.
Когда все проверяли-перепроверяли оружие и потайные карманы, готовясь к нелегкому, вероятно, финальному сражению; когда Дикен терзал на ходу свою лютню и как назло попадал мимо нот, бормоча слова из чего-то неспетого, а Вален слушал все это так, будто у него болели все зубы, — я представила лицо Сабал и перевела взгляд на Натирру, губы которой двигались, словно бы дроу молилась или выбирала подходящие заклинания.
— Натирра. — Дроу отвлеклась от своего занятия, подняла голову. — Можете что-то посоветовать насчет сражения с Сабал? Вы говорили, что раньше были, ну, на одной стороне.
Если Натирра все еще злилась на меня после событий в башне, то никак этого не показывала. И даже не растерялась, ответила сразу же, будто совет давно зрел в ее голове.
— Не встречайтесь с ней в бою. Даже не приближайтесь, все вы. — Дроу выделила голосом последние слова, убедилась, что ее услышали, и уже спокойнее добавила: — Будет лучше, если я сама ей займусь. Мы… знали друг друга и пару раз тренировались вместе. Мне знакомы ее слабые места.
Тренькание Дикеновых струн стихло, я заметила, что кобольд был весь внимание. Наконец-таки он получил ту драму для новой книги, которую хотел. Не то чтобы я собиралась расспрашивать дроу дальше, опасаясь, что тема ей неприятна, но Натирра продолжила говорить сама.
— Хотя, как у всех Красных Сестер, у Сабал не так много слабых мест, надо признаться, — спокойно сказала она. — Тарина, вы ведь знаете, чего стоит схватка с ассасинами Вальшаресс. Вы уже встречались с ними.
— Только однажды, еще на поверхности, и мне жутко повезло, — призналась я. Меня передернуло от воспоминаний о кинжале в подушке. — Проснулась вовремя и смогла отмахаться лежащей тут же книгой. Не твоей, Дикен, не радуйся, — прервала кобольда, который уже было набрал в грудь воздуха. — Натирра, если вы тренировались вместе с Сабал, то…
— Да. Я тоже была Красной Сестрой на службе у Вальшаресс. Одной из лучших. — В голосе дроу была и легкость, и гордость, и еще что-то непонятное. Она мрачно-весело улыбнулась, правда, улыбка не затрагивала глаз. — Я даже могла быть той, кого послали бы за вами на поверхность.
Э-э-э… Надеюсь, вот это вот легкое сожаление мне просто померещилось.
— Тогда я бы точно не дошла до Андердарка. — Помня, как сражается Натирра, я говорила искренне, вкладывая в слова все облегчение от таких новостей. — Хорошо, что теперь вы с Провидицей.
— Да. Мои знания были весьма… полезны, когда я перешла на ее сторону, — аккуратно отметила дроу.
*Кхм. То есть это тебя тифлинг постоянно подозревает в предательстве. Хотя среди вас есть те, кто уже предавал.* — Энсенрик из своего меча раздраженно зацыкал, и я была с ним согласна.
Настолько, что, сама того не заметив, покосилась на Валена. Интересно, он знал об этой истории? Что-то в выражении моего лица — наверно, поднятые брови, — заставило его поспешно отвернуться. Неужели смутился? Да нет, быть этого не может.
Незаданный мною вопрос так и висел в воздухе. Ладно. Ладно! Мне действительно надо знать, что же такое нашел в лагере Провидицы один из ассасинов Вальшаресс. Хотя бы на тот случай, если вдруг не переживу грядущее сражение и больше порасспрашивать об этом не получится.
— Но… почему вы теперь с Провидицей?
— Почему? — задумчиво протянула дроу. Коснулась волос, зацепила пальцем локон, раздумывая. — Однажды я не смогла ее убить, хотя и намеревалась. Не то чтобы у меня был выбор после такого.
Сначала мне показалось, что Натирра собирается оборвать свой рассказ на полуслове, хотя это было бы очень, очень жестоко с ее стороны. Чуть дышащий от волнения Дикен точно бы не пережил. Но, благо, дроу не стала такого делать.
— Провидица… давно уже ведет работу под землей. Распространяет учение Эйлистри, помогает тем, кто желает, уйти из Андердарка. Она была так убедительна, что несколько сильных союзников покинули Вальшаресс. Конечно, та была в ярости. — Судя по тону, об этих событиях Натирра вспоминала, как о чем-то хорошем. — Я начала изучать учение Эйлистри, чтобы присоединиться к лагерю Провидицы и уничтожить ее, когда будет шанс. Но мне неожиданно… понравилось то, что я узнавала.
Я заметила, что замедляю шаг, чтобы Натирра успела рассказать все-все до того, как вокруг станет опасно. Мы даже слегка отстали, пропустив Валена вперед.
— Эйлистри учит состраданию и прощению. Это не то, что часто можно встретить в Андердарке. Не то, что часто случалось со мной, — как-то очень просто пожала плечами дроу. Удивительно, но я ей сразу верила. — В тот день, когда мы с Провидицей остались наедине, я… поняла, что она знала о том, кто я. Все это время знала. Но видела во мне что-то лучшее. — А вот это звучало так, будто Натирра сомневалась в своих словах. — Поэтому кинжал, которым я собиралась ее заколоть, я в итоге положила к ее ногам.
Это все было очень… сложно представить, хотя я за время своих путешествий видела много странных вещей. Но и невозможным рассказанное Натиррой не было. Однако кое-что никак не укладывалось у меня в голове.
— А где в это время… — глядя на словно бы лакированные кончики рогов перед собой, начала я. За время своего недолгого пребывания в Лит-Муатаре я ни разу не оставалась с Провидицей наедине. Где-то недалеко тенью всегда маячил тифлинг.
— Ох, Вален тогда еще не присоединился к нам, — тихо усмехнулась дроу. — Иначе моя история могла закончиться быстрее.
Я улыбнулась ей в ответ и, как и дроу, прибавила шагу. Несколько раздраженный вздох Валена намекал, что ему не особо понравилось обсуждение за спиной. Но мое любопытство наконец было удовлетворено, да и Натирра не выглядела недовольной. Она больше не бормотала себе под нос, смотрела вперед спокойно и прямо. Наверно, еще не думала о том, как будет отбиваться от Дикена, который наверняка составлял в голове список вопросов…
Тронный зал со всеми его колоннами был по-прежнему слишком, излишне ярким. И на своем троне по-прежнему сидел печальный крылатый шут Элисид, который, увидев нашу компанию, чуть-чуть оживился, приподнялся, опираясь на руки, не доставая ногами до пола. Вот только магия, которая наводила порядок в этих стенах, еще не успела стереть с пола совсем свежие следы — кровь, паучья и не только, грязь, еще какая-то пакость. В тронном зале были дроу, вряд ли все, кто остался на острове, но все-таки более чем достаточно.
Сабал тоже была тут — яростно шептала что-то на ухо шуту, пока тот отмахивался от нее, хмурился и изучал с особым вниманием Дикенов сумарь с осколками зеркала. Дроу, заметив нас, распрямилась, ухмыльнулась многообещающе и недобро, ее красные одежды были запачканы темным и чуть-чуть порваны после всех неприятностей. Тронный зал наполнился звоном оружия, доставаемого из ножен, щелчками взведенных арбалетов; длинноволосый и тощий мужчина-дроу, маг, что-то зашептал себе под нос, глядя на меня, но тут же вскрикнул и затряс рукой, словно его ужалило молнией. Пока что тут нельзя было проливать кровь. Но — только пока.
Элисид погладил пальцами пустую раму зеркала, которую держал на коленях.
— Итак, все в сборе. Я чувствую, что осколки зеркала находятся в этой комнате, чувствую, как они тянутся друг к другу. Скоро проклятие будет снято с Шаори Фелла. — Вообще в его голосе была надежда. Но дрожь, выдающая страх, была тоже.
Заметив, что Натирра и Вален вновь обступили меня с обеих сторон, я испытала не раздражение, но благодарность. Особенно после того, как Элисид жестом отослал Сабал к ее отряду, и она подошла ближе, переводя взгляд с одного лица на другое, изучая, что-то планируя.
— Но забрать зеркало Шаори сможет только тот, кто отдаст мне все пять осколков разом, — аккуратно напомнил Элисид. Сабал, услышав это, раздраженно дернула уголком рта: видимо, рассчитывала на другой исход. — Иначе эту проблему решить нельзя.
— И все равно нам придется сражаться на потеху шуту, — сквозь зубы пробормотал Вален, рука которого давно уже лежала на рукояти цепа.
Элисид в ответ покачал головой, золотые колокольчики на его шляпе грустно зазвенели.
— Поверьте, это зрелище не доставит мне удовольствия.
— Зато доставит удовольствие мне! — тут же подхватила Сабал. Впервые услышав ее низкий голос, я даже удивилась тому, сколько было в нем хищного. Дроу, прищурившись, не сводила с меня оценивающего взгляда. — Сегодня Красные Сестры наконец узнают вкус крови Избранной, на которую так много ставит Провидица.
— Эй, никто не смеет так разговаривать с Боссом, пока рядом Дикен! — выкатившийся вперед кобольд оскалился в сторону дроу. Нагруженный, вооруженный позвякивающей лютней Дикен выглядел достаточно… угрожающе; я зачем-то помахала Сабал из-за его крылатой спины.
— Только попробуй приблизиться. Несколько наших… сестер уже пали от моей руки, — присоединилась к параду угроз Натирра.
Проигнорировав нас с Дикеном, Сабал с презрением зыркнула в ее сторону, сплюнула себе под ноги.
— Когда я доставлю зеркало госпоже, то расскажу и о твоей смерти, Натирра. Вальшаресс будет рада знать, что тебя больше нет.
— Ну, это мы еще посмотрим, — спокойно и даже слегка беззаботно парировала Натирра.
Несколько фраз, далее произнесенных Сабал в ее адрес, не предназначались для наших с Дикеном ушей — они были сказаны на языке дроу, почти таком же певучем, как язык эльфов с поверхности. Натирра ответила тон в тон, я не понимала ни слова. Зато заметила, как напряженно прислушивается Вален — нахмурившись, поджав губы, слегка опустив голову. Он разбирал явно побольше моего.
Когда я уже тянулась к тифлингу, чтобы попросить его перевести то, что он слышит, Элисид несколько раз хлопнул в ладоши, призывая к молчанию.
— Достаточно, — веско произнес он, и две дроу сбились на полуслове, в тронном зале наступила тишина. — У каждой из… сторон есть осколки зеркала, и они помогут вам в сражении. Колонны, которые вы видите, полны оборонительной магии. Поднесите осколок к колонне — и магия высвободится.
То-то мне сразу не понравились эти сияющие колонны. Я пригляделась к ближайшей — и впервые как следует рассмотрела все эти синие прожилки внутри камней. Мне не особо хотелось знать, что за магия сокрыта внутри, хватило экспериментов Шаори с зеркалом. Но Сабал после слов шута кивнула своему отряду, и ей преподнесли что-то блестящее и зеркальное. Тот, кто передавал осколки, даже отходил почтительно: торопливо, спиной вперед.
Дикен тоже сбросил свой сумарь на пол — внутри зазвенело — и принялся в нем копаться. А когда достал книгу с тремя осколками, отряд Сабал зашевелился, зашептался. Долго искали последний осколок, да? Сюрприз-сюрприз, насилие помогает не всегда.
— По моему сигналу. Я дам вам знать, когда укрощу чары. — Элисид пытался говорить ровным голосом, но получалось так себе, шута трясло от происходящего. Он с ногами залез на свой трон, обнял зеркальную раму. В его руке откуда-то взялся грязный платок, которым он взмахнул за мгновение до того, как по дворцу прошел низкий тяжелый гул. — Начали!
Колонны. Это дьяволовы колонны.
Пока Натирра и Вален сдерживали дроу и тянули время; пока отряд Сабал изо всех сил пытался не вестись на их провокации; пока самой Сабал не было видно, мы с Дикеном кое-как, чудом избегая атак, пробуждали магию, заключенную в ближайших колоннах. Которые из белых и сияющих превращались в мутно-стеклянные, и возле них тут же случались всякие интересные штуки. Я торопливо прислоняла резонирующий осколок зеркала к колонне, дожидалась, пока происходило… хоть что-нибудь, и перебрасывала осколок Дикену. Удерживать в руке и карманах все три, одновременно отбиваясь от преследующих дроу, было невозможно. Не когда пол ходит ходуном, а собственный меч завывает, что любит эльфийскую кровь по утрам и хочет больше, больше и больше.
Заклинание, которым пытались ранить нас с кобольдом, развеялось об колонну, за которой мы спрятались. В создателя этого заклинания отразилось что-то не менее неприятное, что нагнало его, несмотря на невидимость, и от чего он уже не встал. В самом центре зала, там, где было больше всего солдат дроу, явилась громадная шипастая клетка, которая тут же сцапала хорошую часть отряда Сабал и от которой едва увернулась Натирра, сделав шажок назад. Звуки, которыми заполнился дворец, должны были разогнать по углам даже самых голодных дроуков.
В общем, магия, о которой говорил Элисид, работала. (Правда, сам шут предпочитал на нее не смотреть, зажмурившись, да еще и уши руками закрыл.) Вот только у Сабал тоже были осколки зеркала, которыми она воспользовалась.
Я обещала Натирре не встречаться в бою с ее бывшей союзницей — но у меня все-таки не получилось этого избежать, когда Сабал в тронном зале дворца стало аж две. Копию, двойника, созданного авариэльской магией, можно было отличить по глазам — было в них что-то пустое и очень стеклянное, чрезмерно и неестественно блестящее; выражение глаз не менялось, как бы ни кривились губы второй Сабал от торжества или раздражения. Почему-то этот двойник напомнил мне о зеркальной комнате в лабиринте Халастера — у отражений в тех зеркалах был такой же пустой и безразличный взгляд.
Натирра была права: слабых мест у Сабал оказалось немного.
Откровенно говоря, я вообще не была уверена в их существовании — настолько тяжело приходилось Энсенрику, настолько тяжело приходилось мне. Меч с трудом отводил удары, я с трудом следила за тем, что колдует свободной рукой Красная Сестра. Ощущая, как меня прошибает холодным потом от каждого почти пропущенного выпада, я старалась не паниковать из-за того, что достать двойника Сабал не выходит. Да даже приблизиться достаточно не получалось — а где-то на периферии зрения двигалось еще одно призванное дроу существо, громадный, тяжелый, серокожий, раздутый страж, к которому меня и оттеснял двойник. Мне казалось, что я слышала где-то в той стороне голос Валена, но никак не могла остановиться и приглядеться как следует.
Если б не Дикен, не знаю, чем бы закончилась эта схватка. В какой-то момент, пожалуй, самый опасный, кобольд совсем разочаровался в щитах, которыми меня прикрывал и которые раз за разом разбивал двойник Сабал. В своей лютне он разочаровался тоже, поскольку его музыка, его пение действовали на кого угодно, но только не на зеркальное существо. В итоге Дикен, подгадав время, кубарем скатился под ноги Сабал и подло, очень по-кобольдски вцепился ей в ногу пониже колена. Ящер отделался свежей дырой в крыле и парой шишек, но не разжал зубов, даже когда его пнули. Двойник отвлекся, вскрикнул от боли и ярости, что позволило нам с Энсенриком завершить дело.
С настоящей Сабал схлестнулась Натирра. Не то чтобы сама Сабал особо хотела этого сражения — но я видела, как Натирра словно из ниоткуда возникла возле нее, преградила путь, не дала пройти дальше, ко мне и Дикену. Еще несколько дроу тут же отправились выручать свою, хм, предводительницу, но, когда я смотрела в ту сторону в следующий раз, они уже пачкали дворцовые полы. А к тому времени, как мы с Энсенриком разобрались с двойником, на затоптанном полу на спине лежала и сама Сабал.
Зажимая рану на животе, она продолжала что-то шипеть Натирре, несмотря на то, что подбородок от этого заливало красным. В красном был и один из кинжалов Натирры, которым она задумчиво помахивала в воздухе, слегка наклонившись к поверженной противнице. Волосы Натирры были всклокочены и с одной стороны стали короче, чем с другой, словно обкорнанные случайным замахом, да и поза ее выглядела не особо устойчивой.
Не знаю, о чем говорили две дроу. Но, когда Сабал кое-как подняла руку, протянув ее к Натирре, та покачала головой, как мне показалось, печально.
— Прости. Теперь я работаю на кое-кого другого, — с этими словами она опустилась на колени, и у Вальшаресс стало на одну Красную Сестру меньше.
Мои глаза заливал пот, ноги после сражения с зеркальным двойником подкашивались, я опиралась о стену, чтобы совсем уж жалко не осесть на пол. Даже когда Натирра издалека показала мне два зеркальных осколка, снятых с тела Сабал, я никак не могла поверить, что все наконец закончилось. А между тем, в тронном зале было тихо и очень, очень кроваво. Мелко вздрагивал на своем троне шут, который смотрел на происходящее, закрыв лицо ладонями, но оттопырив пару пальцев на обеих руках. Ныл о продырявленном крыле Дикен, которому никак не удавалось извернуться так, чтобы увидеть рану. Оглядывалась по сторонам, пошатываясь от усталости, Натирра — прислушивалась, кто из лежащих на полу дроу еще может дышать. Вот только…
Я поискала глазами Валена — и не нашла его, хотя за время, проведенное бок о бок, привыкла, что он вечно возвышается над всеми в комнате. Зато рядом с покореженной, проломленной клеткой с шипами, рядом с тушей серого призванного гиганта было подозрительно много зеленой брони.
Ох, нет.
Вообще у меня достаточно быстро получилось представить, что тут произошло. Представить, как шипы на дне и на стенках клетки запланированно проламывают спину стража, созданного зеркальным осколком. Представить, как страж утягивает Валена за собой, и тот тоже не может избежать этих острейших зачарованных шипов, которые пробивают его броню. Правда, чтобы осознать это все, пришлось сделать усилие над собой, заставить себя думать — а это было едва ли не тяжелее, чем уговорить гудящие, тяжелые руки и ноги двигаться.
Мои соображения, а еще присвистывание и удивленная брань Энсенрика были единственными комментариями к происходящему, поскольку сам Вален не горел желанием раскрывать подробности. Ну, или не мог. После произошедшего он отполз в сторону, к ближайшей колонне, и, прислонившись к ней, без особого результата зажимал покореженные пробоины-дыры в броне. Он старался дышать ровно, но получалось сбито и шумно, его глаза были закрыты, что напугало меня даже больше, чем кровь на доспехах и на колонне тоже.
Я была к нему ближе всех, поэтому подошла-проковыляла первой, первой заговорила, окликнула, вынуждая отреагировать. Вален ответил мне мутным от боли взглядом, и последняя эйфория победы улетучилась из моей головы. В этом взгляде не было того, что я видела в перевернутой башне, — но все равно он обещал проблемы посерьезнее оставшихся в городе темных эльфов, посерьезнее Элисида, который, привлекая внимание, почти подпрыгивал на своем троне. Похоже, мне вновь предстояло практиковаться во врачевании. Вот только если ученик Петира все время был в забытье, то Вален вполне себя контролировал, хоть и сжимал зубы при каждом вдохе. Ну и, вдобавок, тифлинг и без того испытывал ко мне мало симпатии.
Хорошо, что у него, как и у всех нас, оставалось совсем мало сил — аккурат на то, чтобы настаивать, что сейчас надо заниматься разбитым зеркалом, а не им. Да, в его словах был смысл, но я старательно пропускала их мимо ушей. А когда ко мне присоединились измученная Натирра и Дикен, усевшийся рядом, предлагающий спеть что-нибудь для поднятия духа, Вален окончательно сдался и больше не сопротивлялся попыткам стянуть покореженные доспехи. Разве что показывал всем своим видом, как относится к этой затее.
Я думала, что примерно представляю, что увижу под броней и искромсанным поддоспешником — его было проще срезать, чем снять. Но на самом деле нет, о таком я и подумать не могла.
Шрамы.
В основном старые, уже побелевшие, но я увидела и несколько относительно свежих. Местами шрамов оказалось так много, что на них можно было играть в крестики-нолики. А еще некоторые шрамы… точнее, раны, полученные до них, были не такими беспорядочными, как у Петирова ученика. В них прослеживалась логика, больше всего это напоминало следы пыток.
Мне потребовалась пара мгновений, чтобы перебороть подкатившие к горлу ужас и жалость; на это время я замерла, мои руки замерли, выражение лица, наверное, тоже стало странным. Что и заметил Вален — я поняла это по тому, что он весь подобрался и попытался отодвинуться, хотя отодвигаться было, вообще-то, некуда, позади колонна. Такое подействовало отрезвляюще, я быстро пришла в себя и начала делать то, что должна. Пусть и старалась пореже поднимать взгляд.
Мы с Натиррой пытались уладить все побыстрее, но от этого получалось только медленнее. Да и сложно было не думать о том, как после всего произошедшего возвращаться в Лит-Муатар. Путь был не слишком долгим, зато изматывающим, Черная река плескалась и бунтовала. Не самое подходящее место для того, на кого только что извели остатки зелий и бинтов.
— Займитесь уже зеркалом наконец, — в который раз пробормотал Вален, перехватывая и отодвигая мою руку. Без привычного раздражения, скорее с усталостью, от которой было еще больше не по себе.
— Да, Тарина, идите. Мы сделали все, что смогли, — неожиданно согласилась с ним дроу, сидевшая на полу, поджав ноги. Теперь я видела, что ее темные доспехи из непонятного материала кое-где стали еще темнее. Натирре тоже не помешала бы помощь: ее шатало, когда она отвлекалась. — Я останусь здесь на случай, если что-то пойдет не так.
Ага, «что-то». Но я и правда видела, что все самые неприятные раны мы закрыли, пусть и выглядели они до сих пор так себе. Да и авариэльское зеркало пора было собирать — чем бы это ни закончилось.
Поднявшись, я кивнула Дикену, и тот несколько неуклюже, кривляясь, приготовил книгу с осколками. Пробитое крыло здорово ему мешало, отдавая болью в лапу, — надо было заняться и этим тоже. Оставшиеся два осколка мне передала Натирра, и я торопливо перевернула их зеркальной частью вниз. По пути в них отражался запачканный кровью и грязью пол, лежащие на нем дроу, брошенное оружие, разломанная мебель и еще много чего.
Элисид, прижимая к груди пустую раму, вскочил со своего трона и пошел навстречу нам с Дикеном, забавно выбрасывая вперед колени. То ли он всегда так двигался и решил не менять привычек даже в своем новом статусе, то ли волновался перед тем, что должно было случиться. Раму от зеркала шут в конце концов опустил посреди зала, там же, где бухнулся на колени, — поверх разводов красного на полу. Для большей символичности, что ли?
— Надеюсь, Шаори сохранит пятна крови, когда все закончится. В память о событиях, которые произошли в этом зале, — сказал он, глядя на кровавые следы. На нас с Дикеном он не смотрел, но я ощущала, что его трясет. Да и бубенчики на шляпе позвякивали не просто так.
Отдавая ему осколки зеркала, я ойкнула и прикусила губу, потому что умудрилась рассечь ладонь. Моя кровь осталась на одном из осколков, но Элисид не стал ее вытирать, прежде чем вложить его в раму. Осколки, которые притащил Дикен, наоборот были образцово чистыми и блестящими.
Кобольд пристроился рядом с шутом, наблюдая через его плечо, как тот складывает осколки один к одному. Они словно бы врастали в раму, врастали друг в друга без следов и сколов — поверхность зеркала становилась похожа на небольшое ртутное озеро. А крылья трудящегося Элисида были украшены сзади цветными ленточками, чуть-чуть выцветшими от времени; я впервые это заметила, потому что смотрела на него сверху-вниз, чуть со спины, и чувствовала себя откровенно неловко.
Элисиду ведь совсем недолго оставалось осознавать себя. Я не была уверена, что хочу видеть его таким, каким он был до того, как разбилось зеркало Шаори. И уж вряд ли этого хотел сам Элисид.
Последний осколок никак не вставал на положенное место — словно шут по каким-то причинам не мог этого сделать или же не желал. Мы с Дикеном быстро переглянулись, подумав об одном и том же.
— Вы были не самым плохим правителем для этого безумного места. Мне жаль, что все закончится так, — подбирая слова, осторожно произнесла я. Искренне, на самом деле: шута ожидала незавидная участь.
Рука Элисида перестала елозить по зеркальной раме, он перекатился на пятки и выпрямился, насколько это позволяла его плохо скроенная фигура.
— Неважно, что случится со мной. Главное, что Шаори Фелл станет прежним и снова будет стоять в горах, среди ветра и солнца, — с усилием сказал он, теперь жутко напоминая авариэлей из города. Те часто говорили не совсем то, что думали, и наоборот. Шут горько усмехнулся, качнув головой: — Я ведь даже не вспомню ничего из того, что случилось. А если и вспомню, то не смогу понять.
— Но все остальные будут помнить вашу отвагу. То, как вы спасли город, — возразила я.
— Да-да, Дикен напишет про тебя в своей новой книге! — подбодрил Элисида Дикен, потрясая своим первым шедевром. Хорошо, что авариэлю не довелось его читать, иначе обещание крылатого ящера выглядело бы как угроза.
В подтверждение своих слов Дикен положил когтистую лапу на плечо шута. Ну, не будем показывать пальцем, от кого кобольд набрался подобных замашек; я сделала то же самое, отдавая себе отчет в том, как глупо такая сцена может выглядеть со стороны. Однако тогда это было не важно. Элисида нельзя было оставлять одного.
В тот момент, когда шут, решившись, поставил на место последний осколок зеркала, произошло сразу много вещей. Вспышка белого была настолько яркой, что вырывала слезы из глаз, но одновременно на острове стало легче дышать. Тронный зал заполнился звоном стекла, от которого вставали дыбом волосы, и старческим хихиканьем, неприятным, вредным таким. Шут под моей рукой обмяк, все его тело стало расхлябанным и больше не подчинялось ему до конца.
*Тари…* — предупреждающе начал Энсенрик. Рукоять меча слегка нагрелась еще до того, как я достала его из ножен.
— Вижу.
Крылатая темная фигура, появившаяся в зале телепортом, была очень и очень знакомой. От одного ее присутствия меня слегка затошнило, Дикен закашлялся, а Натирра начала с трудом подниматься на ноги, держась за колонну, прикрывая Валена, который тоже был не слишком рад таким новостям.
— Дикен, займи шута. И не смей смотреть в зеркало.
Захныкавший Элисид с пустыми глазами, бормоча что-то неразборчивое, общупывал крыло Дикена, которому это не слишком нравилось. Но кобольд, хоть и со вздохом, послушался. Целое теперь зеркало у наших ног отражало что-то снежно-белое, а не тронный зал; бросив один-единственный взгляд вниз, я перестала смотреть и шагнула наперерез гостю.
Вот так, в ярком свете колон, Ломилитрар Гниющий выглядел еще хуже, чем в храме. Его пятнистый балахон был порван и словно собрал на себя всю храмовую пыль, на лице поприбавилось ссадин и синяков, глаз заплыл, авариэль подволакивал ногу. Как я и предсказывала, Сабал не понравилось то, на что он ее обрек. Но все-таки Ломилитрар оказался жив, мог двигаться, и это было по-настоящему странным.
Его намерения я не поняла — да и не пыталась понять, честно говоря. Слишком хорошо помнила, через что пришлось пройти, и не хотела того же для Натирры или Валена, в сторону которых сразу направился жрец. Видимо, моя голова была слишком сильно забита последними событиями, раз я даже не вспомнила, что зеркало вообще-то уже собрано.
— Даже не думай, — предупредила авариэля я, выставив перед собой меч Энсенрика. Было бы лучше, если б тот не ходил вверх и вниз в такт дрожанию рук.
Авариэль остановился, отступил на шаг, виновато глядя на меня единственным полностью видящим глазом.
— Я… уже не тот, с кем вам пришлось встретиться в храме Эндри Фаэнья. Больше — нет, обещаю. — Голос его, казалось, с прошлого раза стал мягче. Или не стал? — Я здесь, что помочь тем, кто в этом нуждается.
*Да он даже себе помочь не может. Посмотри на него,* — скептически фыркнул Энсенрик. И это было веским поводом не опускать меч и не пропускать авариэля дальше.
— Ты выглядишь слишком побитым для того, кто умеет лечить.
— Я потратил много сил, служа не той госпоже. — Печаль авариэля казалась довольно искренней. Имя госпожи он и вовсе упоминать не стал.
— Ломилитрар говорит правду. Это я отправила его сюда, зная, что может понадобиться помощь… Тому, кто бы в итоге ни сложил осколки моего зеркала.
А это в вихре, искажающем пространство, явилась Шаори. Такая же юная и хрупкая, одетая в мешковатые одежды отшельника, покрытые пещерной грязью, с той же грязью на бледной коже. Но все-таки в ее голосе не было прежних визгливых ноток.
Шут, потерявший к Дикену всякий интерес, вскрикнул от радости и, громко топая, бросился к королеве. Какой-то миг все, кто был в зале, в едином порыве молились о том, чтобы не услышать хруст проклятого зеркала, до сих пор лежащего на полу. Обошлось.
— Я рада, что победа досталась вам, а не слугам Вальшаресс, — успокаивающе сказала Шаори. Шут скакал вокруг нее, пританцовывая, цветные ленточки в его крыльях развевались от быстрых движений. Это было самой печальной сценой, которую мне довелось видеть на острове. Шаори погладила его по голове, и Элисид, пуская слюни, затих у ее ног. — Прошу, уберите оружие. Оно вам больше не понадобится. С теми дроу, которые сейчас прорываются во дворец, я справлюсь сама.
Я все еще не до конца верила ей, но мои руки уже опускали меч. Где-то во дворце, не так уж и далеко, и правда слышался грохот. Интересно, сколько еще дроу осталось на острове…
Пропустив хромающего Ломилитрара вперед, я вернула меч Энсенрика в ножны и заметила краем глаза, что Натирра расслабленно привалилась к колонне, о которую прежде опиралась рукой. Шаори улыбнулась мне, но тут же стала серьезной:
— А теперь королеве нужен ее трон.
*Знаешь, мне кажется, у этого цепа долгая история. Это не совсем обычное оружие,* — задумчиво протянул Энсенрик, пока я относила цеп Валена к лодке.
Настоящему владельцу делать это было все еще неудобно, несмотря на усилия Ломилитрара, поэтому чуть-чуть пострадать пришлось мне.
— М? Почему это?
Если меч Энсенрика я, как и полагается, могла удерживать одной рукой, лишь в патовых ситуациях хватаясь обеими, то цеп с самого начала пришлось взять двумя руками. Но даже так мне едва хватало сил. Получив пару раз по ногам шипастым тяжелым шаром, я с уважением подумала о Валене, который постоянно и без особых проблем размахивал этой штуковиной в бою.
*На нем жуткий привкус, не могу описать словами. Холодом несет.— Мое же собственное оружие было не в восторге от такого соседства. Энсенрик из своих ножен хмыкал и что-то тихо бурчал, пока наконец не признался: — Мне не по себе, когда ты тащишь его вот так.*
— Только не говори, что ревнуешь. — Я почувствовала, что ухмыляюсь. Лодка Каваллеса покачивалась на водах Черной реки, остров под ногами подозрительно дрожал, словно искрашивался изнутри. Надо было спешить. — Если подвернется возможность, как-нибудь спрошу у Валена, есть ли имя у этого цепа. Самой теперь интересно.
Горестный вздох меча был наполнен укором. Я коснулась ножен в знак извинения и оглянулась, оттягивая момент встречи со скорбным лодочником.
Шаори Фелл исчез с острова без следа, словно бы все произошедшее было сном. Не осталось ни каменного колпака, накрывавшего город, ни острых скал вокруг, ни лагеря дроу и самих темных эльфов — ничего. Одна только гладкая чернота, сливавшаяся с речной ядовитой водой. О том, что авариэли в Андердарке действительно были, напоминало лишь завернутое в трофейный пивафри зеркало — его мы погрузили в первую очередь. Лодка тут же заметно ушла в воду, а Каваллес повернул голову в сторону свертка, но ничего не сказал.
Город начал меняться уже в тот самый момент, когда Шаори вернулась на свое место. Когда откинулась на спинку трона, когда провела пальцами по резным подлокотникам, вспоминая, привыкая. Королева так торопилась восстанавливать город, что мне показалось, будто нас всех сейчас вместе с ним перетащит на поверхность, и я не могла сказать, хорошим был бы такой исход или нет. Дела в Шаори Фелле шли слишком ужасно, чтобы тратить время на слова благодарности, какие-нибудь напутствия и прочие формальности. Да и что еще мы могли друг другу сказать?
Во всяком случае, Шаори хотя бы отдала свое зеркало, пусть даже с ним восстановление города и пошло бы быстрее. Не без краткой борьбы с собой, это точно. Но шут, бесцельно кружащий по залу, передразнивающий всех присутствующих, вглядывался в волшебное зеркало так сосредоточенно и… скорбно, что Шаори не выдержала и попросила убрать эту вещицу с глаз долой.
— Босс, если не поторопишься, лодка уплывет без тебя! Быстрей-быстрей-быстрей!
Фонарик Каваллеса поблескивал на носу лодки. И глаза Каваллеса поблескивали из-под надвинутого на лицо капюшона — две точки фоне подвижной объемной темноты. Дикен бесстрашно и бессовестно мешался у него в ногах, наступая на спадающую до пола мантию. М-да, терпение у лодочника было поистине дэвовское, раз кобольду до сих пор не прилетело по голове веслом.
Я послушно преодолела расстояние до лодки и, наступив на шатающийся пол, удивилась захлестнувшей меня тревоге. Словно на острове оставалось что-то невероятно важное, что-то, что ни в коем случае нельзя было бросать. Но зеленоглазая реликвия-змейка, вынесенная с Плана Теней, утонувшая в озере, исчезла вместе с авариэльским городом, и вряд ли мне удалось бы как-нибудь ее вернуть… Пусть это будет большая из жертв, которой потребует победа над Вальшаресс.
— И вновь великие герои отправляются в плавание! — Дикен, подпрыгнув, махнул мне с носа лодки, совершенно не боясь упасть в воду. Благо, все лишнее-утяжеляющее он уже скинул на пол. — На лодке без дыр, которая не утонет! Ведь не утонет, правда? — менее уверенно добавил он, обращаясь к Каваллесу. Тот, орудуя веслом, медленно покачал головой.
А ведь действительно: пробоина, полученная еще во время приближения к авариэльскому острову, была заделана. Причем настолько хорошо, что и следов латки я не заметила, словно дыра в полу затянулась сама собой. Вообще я бы не удивилась, будто оно так на самом деле, — но порадовалась, что это плавание должно было стать последним. Дальше предстояло путешествовать по суше. Дальше…
Нет, об этом пока думать не буду.
Подойдя к сидящему на полу Валену, я осторожно, но все равно шумно опустила цеп рядом с покореженным зеленым нагрудником и прочими частями брони. У того дружелюбного кузнеца-дроу из Лит-Муатара скоро должно было прибавиться работы. И у Провидицы — тоже, раз до лодки Валену все равно пришлось добираться в сопровождении Натирры. Похоже, тифлинг задремал, привалившись спиной к борту, но очнулся, услышав мои шаги. Он несколько скованно кивнул мне в знак благодарности, и я торопливо отошла дальше, к хвосту лодки, к Натирре — наблюдать за тем, как авариэльский остров теряется в темноте.
Мне не хотелось, чтобы Вален заметил, как я пялюсь на его шрамы, — а не делать этого не получалось. Мой взгляд сам собой цеплялся за них, тем более что из одежды на тифлинге осталась в основном куча повязок, которые никто не рискнул снимать. Бр-р. Наверное, не очень удобно, учитывая идущий от Темной реки холод.
Когда Каваллес отчалил, лодку стало качать. Я вцепилась рукой в борт и заглянула за край — но в этот раз в воде ничего опасного не плавало. Просто сильное течение.
— Мне интересно, смогут ли авариэли оправиться после всего, что случилось. — Стоящая рядом со мной Натирра неотрывно смотрела в сторону острова. Ее глаза различали явно больше моих. — Им тяжело придется без зеркала. Город ужасно пострадал.
— Ну, Шаори была настроена решительно, и у нее будут помощники. Тот же Петир, если он согласится выходить из своей башни. Или Ломилитрар. — Мне живо припомнился едва стоящий на ногах жрец, который по всему тронному залу ловил сопротивляющегося Дикена, чтобы залечить его крыло. — Вместе они наверняка смогут спасти тех, кому еще можно помочь, и восстановят то, что можно восстановить.
— Тогда мне бы хотелось увидеть восстановленный Шаори Фелл, — по-кошачьи потянувшись, сказала дроу. Мечтательность в ее голосе меня слегка удивила, но после всех приключений можно было и расслабиться. — Прогуляться по обычному городу, а не искаженному магией зеркала. Ведь даже разрушенный, Шаори Фелл сильно отличался от тех городов, которые строят тут, в Андердарке. Так много стекла!
Я так и не поняла до конца, почему Натирру настолько тянуло к поверхности, но все-таки было в ее желании что-то, хм, светлое. Особенно для кого-то с таким необычным прошлым.
— Думаю, когда все закончится, вы можете попробовать найти этих авариэлей. Только придется очень-очень долго карабкаться в горы.
— А Дикен тоже отправится в горы! Ну, не сразу, а когда-нибудь, — неожиданно вклинился кобольд. Обернувшись, я увидела, что он до сих пор составляет компанию Каваллесу. Кто б мог подумать, что ящеру настолько понравится плавать.
— Ты и так в горах всю жизнь проторчал. Неужели не нагляделся?
— Дикену хочется повидаться со своим старым Мастером. Уладить с ним кое-какие дела, — бодро ответил мне кобольд. — Как думаешь, Босс, дракон хоть иногда вспоминает о Дикене? — тут же продолжил он, не дав мне опомниться.
Натирра, которая прислушивалась к нашей болтовне, покосилась на меня удивленно и вопросительно. Я ответила ей беспомощным взглядом, подняв бровь. Боюсь представить, что за дела могут привести Дикена обратно в драконье логово, из которого он с таким трудом вырвался.
— Да, Дикен, я уверена, что вспоминает. И о тебе, и обо мне тоже. Но не уверена, в каких выражениях, — вздохнула я, решив оставить расспросы на более подходящее время. — Если решишь отправиться к Тимофаррару, предупреди меня, ладно? Буду знать, когда бить тревогу.
Кобольд оскалился в два ряда мелких белых зубов и отвернулся обратно к Каваллесу — наблюдать, как весло ходит по черной воде. Все еще переваривая то, что услышала, я потерла лицо ладонями и ощутила, как Натирра сочувственно коснулась моей руки.
— Крепитесь, — кусая губы, сказала она. — В конце концов, до вашего возвращения на поверхность пройдет еще много времени.
Остров скрылся из виду быстро — а может, и вовсе исчез, ведь настоящим он никогда не был, а чары Халастера и колдовство Шаори его больше не удерживали. Впереди, позади, со всех сторон была чернота, лишь слегка разгоняемая светом на борту лодки. Плавание обещало быть не столько долгим, сколько изнуряющим; лодка Каваллеса спокойно, почти бесшумно шла по ровной воде, и меня начинало клонить в сон.
И ведь можно было бы присоединиться к Дикену, который свил себе гнездо из одеяла и беззаботно посапывал, накрывшись крыльями. На самом деле я так и собиралась поступить — но в итоге только завистливо косилась на дрыхнувшего кобольда. Кое-что мешало выдохнуть и закрыть для себя страницу с авариэльским островом.
Мне не особо хотелось возвращаться к той части лодки, где был Вален. Но, с другой стороны, столь же сильно мне не хотелось до конца плавания бороться с уколами совести и нехорошим навязчивым беспокойством. Подняв воротник, я не могла не думать о том, что становится холоднее и не похоже, что тифлинг мог бы сам встать и найти что-нибудь, чтобы укрыться. Время от времени я слышала, что он ворочается или меняет позу, и это заставляло меня чувствовать себя еще хуже и нервно барабанить пальцами по борту лодки.
Ай, да в Ады это все.
Покопавшись в недрах всего полезного, взятого в путешествие из Лит-Муатара или подобранного на островах, я наконец нашла подходящее одеяло. И, собравшись с духом, направилась к тифлингу. На этой лодке нельзя было ничего скрыть, он сразу услышал мои шаги. Натирра, тоже заметившая движение, посмотрела в нашу сторону, но потом вернулась к своим делам. На ее коленях лежали раскрытые «Тени Андрентайда».
— Давайте я вам помогу. Так будет теплее.
Наверняка на моем лице была убийственная просто серьезность, граничащая с испугом, — тогда, когда я стояла перед Валеном с этим дурацким одеялом в руках. Хорошо, что тифлинг был слишком удивлен, чтобы сопротивляться. Нет, в первый момент он собирался отказаться, начал что-то говорить, поднял руку, чтобы отмахнуться, — но это было плохой идеей, потому что одна из повязок стала темнеть. Тифлинг скривился от боли и в итоге позволил мне приблизиться.
Разворачивая одеяло, а затем укрывая им Валена — плечо, другое плечо, колени, — я даже удивлялась собственному спокойствию. Происходящее было… ну, излишне личным. Я снова замечала все эти шрамы на коже и старалась поскорее их прикрыть, потому что чувствовала себя так, словно бы вижу то, чего видеть не должна. С другой стороны, не так давно я тоже показала спутникам несколько достаточно личных воспоминаний, да еще и против воли этих самых спутников.
— Вы хотите что-то спросить? — вопрос Валена застал меня врасплох. Я вздрогнула и часто заморгала, соображая, в чем дело. А тифлинг, словно в насмешку, добавил: — Это написано у вас на лице.
А, нет: кажется, он не насмехался надо мной, а говорил серьезно. Ну, ему и впрямь было виднее, он ведь все время наблюдал за моими действиями. То ли с опаской, то ли с непониманием; присев рядом с ним, я уже собиралась встать и отправляться восвояси, но помедлила.
— Откуда у вас эти шрамы?
Вообще я хотела спросить про это у Натирры, почему-то веря в то, что дроу знает ответ. А Вален словно и ждал этого вопроса. Меня настолько легко прочитать, да?
— Кровавая война. Я… провел там много времени. Был солдатом в легионах Бездны, — ровным голосом произнес он, внимательно глядя на меня, ожидая моей реакции. — Вы знаете, что такое Кровавая война?
Я медленно кивнула, то ли жалея о своих словах, то ли радуясь тому, как все сходится. Кровавая война, ну конечно. То, что я наблюдала в перевернутой башне, могло быть ее продолжением. Должно было быть ее продолжением. Тот, с кем мне несколько раз пришлось столкнуться на острове, и тот, кто сидел напротив меня, ежась под колючей тканью, были словно разными, э-э, людьми. Как крылатый шут Элисид до того, как разбилось зеркало, и после.
— А вы неплохо держитесь для кого-то, кто прошел через подобное, — достаточно искренне сказала я. Это пришло мне в голову сразу после ужасов о Бездне и тифлингах, которые я слышала от Дрогана во времена ученичества. — Что бы ни происходило вокруг. Даже в той башне, полной существ из Нижних Планов.
Опаски в синих глазах тифлинга стало еще больше, чем прежде. Недоверчиво прищурившись, он изучал мое лицо, но не нашел ничего, что намекало бы на неискренность.
— Мне пришлось научиться сдерживать свою демоническую часть. Без этого находиться в вашем мире было бы сложнее. — Сказав это, Вален быстро отвел взгляд. Похоже, он чувствовал себя не слишком уютно во всей этой ситуации. Ха, обычно на его месте была я.
Да и не так уж хорошо у него получалось справляться с собой, мы оба это знали.
— Для вас важно происхождение тех, кого вы встречаете на своем пути? Вы судите их… по крови? — неожиданно спросил меня тифлинг.
Я не совсем понимала, зачем ему вообще мое мнение, но наклонила голову набок, думая над ответом. Не то чтобы мне действительно было все равно, кто передо мной, однако…
— Мой единственный друг — кобольд.
Было в моих словах или интонации что-то от «спасите-меня-пожалуйста». Точно было. Только этим и можно объяснить то, что Вален впервые за все время нашего знакомства улыбнулся и тихо рассмеялся, слегка запрокинув голову, царапнув рогами борт лодки. Это длилось не слишком долго — но достаточно, чтобы оставить меня растерянной, чуть-чуть ошеломленной и не верящей собственным глазам.
Неловко улыбнувшись в ответ, я покинула его и вскоре, как и собиралась, уже подсела к Дикену. Кобольд, спросонья обнаружив у себя под боком теплого и не возражающего Босса, почти половиной себя забрался ко мне на колени, напрашиваясь на ласку. Ладно уж.
*Эй. Так что там насчет единственного друга?* — с укоризной поинтересовался Энсенрик.
Рубин в его рукояти мерцал, ловя свет Каваллесова фонарика. Оставив ножны с мечом на некотором расстоянии от себя, я постоянно ощущала пустоту на их месте. Все-таки последние приключения приучили меня чуть что хвататься за оружие.
— Так и знала, что тебе это не понравится.
Над моей головой до сих пор нависали тучи, и надо было еще много чего сделать, чтобы выпутаться из этой истории. Но почему-то — наверное, потому что авариэльский остров со всей его жутью наконец остался позади, — мне впервые за долгое-долгое время было спокойно.
Мне понравилось писать каждую часть отдельно, в чистом доке, и перекидывать готовые части в общий файл. Но в итоге, без контроля, глава распухла до каких-то зверских размеров
Ох и задолбаюсь же я теперь все это перечитывать и приглаживать. +++
Что-то похлопало Роланда по коленке. Это был голубой сыр.
— Не боись — он только подбодрить тя желает, — сказал чокнутый фигл, которого, как уяснил себе Роланд, звали Вулли Валенок.
Роланд решительно вошел в потрескивающее свечение, потому что никакой мужчина не согласится показаться трусом перед сыром.
Т. Пратчетт, «Зимних дел мастер»
— Не боись — он только подбодрить тя желает, — сказал чокнутый фигл, которого, как уяснил себе Роланд, звали Вулли Валенок.
Роланд решительно вошел в потрескивающее свечение, потому что никакой мужчина не согласится показаться трусом перед сыром.
Т. Пратчетт, «Зимних дел мастер»
Меня подбросило на тонком лежаке, и я проснулась, ощутив под собой острые камни. В первый момент даже не поняла, что не так, просто все тело вопило о чьем-то присутствии и опасности. Ну а потом, разлепив веки, осознала, что рядом присела на колено Натирра и трясет меня за плечо.
Когда я оторвала голову от лежака и посмотрела на нее, дроу поднесла палец к губам. Спросонья я не сразу разобрала выражение на ее лице — казалось, она была готова вот-вот рассмеяться и едва сдерживалась, прикусив губу. Натирра указала куда-то назад, и я обернулась через плечо, привстав, оперевшись на локоть.
Дикен, задрав голову, стоял у ног Валена и что-то у него спрашивал. Тифлинг без всяких эмоций смотрел вниз, вот только хвост его как-то излишне нервно хлестал по воздуху.
— Повтори.
— Ты что, наполовину козел?
Остатки сна как рукой сняло. Это была мгновенная телепортация из мира сонной одури, позволяющей на время забыть про Андердарк со всеми его опасностями, к суровой реальности, где за время моего не-бодрствования Дикен остался наедине с Валеном.
— Дикен постоянно смотрит на твои рога. Такие же были у коз, которыми племя кормило старого Хозяина в горах, — пустился в воспоминания кобольд. Козы в драконьей пещере и правда были — вместе с прочим скотом. Загон которого я когда-то разрушила, спасаясь от десятка разозленных кобольдов.
— Я наполовину демон. — Вален медленно выдохнул, но все-таки продолжил говорить. Терпеливо. Наверно, рассчитывая закрыть эту тему раз и навсегда. — Таких как я называют тифлингами. Мой отец был демоном, танар`ри, а мать — человеком.
— А разве демоны могут делать детей?
Сомнения, беззастенчивого недоверия в голосе кобольда хватило бы на десятерых таких же. Мне инстинктивно захотелось засунуть голову под одеяло (точнее, трофейный пивафри, который был достаточно теплым, чтобы им укрываться), однако я боялась отводить взгляд от разворачивающейся сцены.
В поисках ответа, а может, ответственных Вален отвернулся к разрушенному лагерю. На меня, растрепанную после сна, и Натирру, присевшую рядом с лежаком, он смотрел чуть-чуть дольше, чем на все остальное. Затем прикрыл глаза и несколько замогильным голосом ответил:
— Могут, когда хотят.
— Натирра, я его задержу. Хватайте Дикена и бегите, — не совсем в шутку предложила я, привставая и одновременно пятясь. Но в отличие от меня дроу явно наслаждалась происходящим и была намерена узнать, чем все закончится.
— Ты всегда задаешь такие… личные вопросы, кобольд? — наверное, тифлинг хотел пристыдить Дикена. Наивный. Он еще не понял, что для того не существовало запретных тем.
— Босс говорит, что это часть обаяния Дикена. Он может быть очень непосредственным, если хочет. — И Дикен, счастливый, оскалился, демонстрируя два ряда острых белых клыков.
Что ответил Вален, я уже не расслышала, потому что приложила для этого все усилия, разве что уши руками не прикрыла. Запустив руку в волосы, нащупала шишку и ойкнула. Вот так пробуждение.
— Я не могу это больше слушать, — уже сидя пожаловалась Натирре, которая сочувственно ухмыльнулась. Невдалеке говорили об оружии, дробящем черепа, и дурных грибах, которыми как-то раз объелся Тимофаррар. — Как-то раз я уже пыталась объяснить Дикену, почему не стоит приставать с вопросами к каждому встречному. Но он понял все по-своему.
— Если быть честной, ко мне он тоже подходил, пока вы спали. Спрашивал, не боюсь ли я упасть в небо, если окажусь на поверхности. — Дроу старалась говорить бодро, но в ее голосе все-таки мерещилась дрожь.
И ко мне Натирра до сих пор приглядывалась со скрытой тревогой, наблюдала за каждым движением. Все-таки моя попытка показать поверхность пошла сильно не по плану, и мне оставалось надеяться, что дроу не увидела чего-нибудь слишком — для нее — жуткого.
— Так вот чем он занимается, когда я на него не смотрю, — проворчала я, касаясь висков.
Дикен к этому моменту уже отлип от несколько выжатого тифлинга и теперь махал мне с другого края лагеря. Я махнула ему в ответ, чувствуя странную теплоту. Натирра, глядя на все это, задумчиво произнесла — как будто борясь с собой:
— Еще он спросил, собираюсь ли я прикончить Сабал своими руками. Ему нужно больше драмы для книги.
И все-то он успевает запомнить. Я не знала, что сказать, не совсем понимала, чего от меня ждут. Но предыдущие встречи Натирры с бывшей союзницей были не особо веселыми.
— А вы хотите?
— Если будет возможность.
Казалось, дроу хотела сказать что-то еще, но в этот момент к нам приблизился Вален, уже успевший облачиться в вычищенные доспехи. Каким бы суровым ни выглядел тифлинг, впечатление было подпорчено подслушанным разговором, и он точно это знал.
— Собирайтесь, мы выдвигаемся. — В первую очередь Вален обращался ко мне — Натирра уже подготовилась к походу. Я снова почувствовала неловкость за то, что случилось вчера, поэтому торопливо кивнула, пряча глаза. Тифлинг, помолчав, предупредил: — Сначала обследуем озеро. До него ближе.
Ну, во всяком случае, мои спонтанные… приключения дали зацепку в поисках очередного осколка зеркала.
Рассказывая о замеченных на другой стороне озера огоньках, я могла обойти стороной то, почему вернулась промокшей, а Дикен с полными карманами камешков следует за мною шаг в шаг. Где-то там, в темноте, в одной из пещер отшельницей жила прежняя королева авариэлей — Шаори, и это было важнее, чем все остальное, важнее, чем то, что случайно увидели спутники.
Меня ужасно порадовало, что никто не стал задавать вопросы и вообще вспоминать о произошедшем. Разве что пришлось выслушать много всего хорошего от Энсенрика, который в какой-то момент обнаружил, что владелицы меча и след простыл, а позвать меня он не может. Клятвенно пообещав больше не учинять таких сцен и всегда держать оружие при себе, я не стала рассказывать, что случилось на озере. В первую очередь потому, что и самой думать об этом было немного жутко.
Еще досадно было осознавать, что по глупости потеряла реликвию, талисман со змейкой, чьими глазами были драгоценные камни. Не то чтобы она, предупреждая о чем-то опасном, особенно сильно облегчала мне жизнь: опасность в Андердарке крылась везде. Просто за столько времени я привыкла к этой вещице почти как к части своего тела; каждый раз, касаясь ее случайно или намеренно, вспоминала пустыню и все, что случилось дальше.
Но, может, оно и к лучшему. Не хотелось бы, чтобы скорбь когда-нибудь еще раз попыталась меня убить.
Вообще вокруг озера была целая сеть пещер — больших и маленьких, иногда переходящих одна в другую, похожих на черные пасти, из которых вот-вот выползет что-нибудь пакостное. Часть из них были сухими, часть подтопленными. Иногда пространство между озером и очередной выбоиной в стене было настолько маленьким или скользким, что приходилось идти прямо по темной холодной воде, надеясь, что нога не угодит в какую-нибудь расщелину. Вслед смотрели растерянные авариэли, среди которых я уже находила много знакомых лиц.
Сначала при виде этого места мне стало не по себе, но, когда рядом по той же воде, ругаясь сквозь зубы и оскальзываясь шли спутники, озеро выглядело самым обычным и безопасным. А вот света, блеска, который я заметила прежде, на другой стороне уже не было — я бы даже начала сомневаться в своих глазах, но Дикен видел свечение тоже. Так что оставалось лишь брести в темноте на поиски, слушая, как звук шагов и голоса эхом отдаются от стен и воды.
*Смотри, куда наступаешь. Я не хочу проверять, насколько глубоко здесь может быть,* — вздрогнув, попросил Энсенрик. За мгновение до этого я поскользнулась на гладком озерном дне, но удержалась на ногах, однако ножны с мечом хорошо ушли в воду.
Сама того не заметив, я вцепилась в меч обеими руками. Потерять здесь еще и его было бы совсем грустно.
*Ты так и не рассказала, зачем уходила сюда вчера. А я все пропустил. — Очередная попытка меча выяснить, что случилось накануне, завершилась ничем, но он не обиделся. — Тебя уже собирались искать, ты знаешь? Просто кобольд ускользнул первым.*
Дикену в некоторых местах вода доходила почти до груди, и он самозабвенно ныл.
О том, что у него промокли сапоги, рукописи, струны, а если он останется без струн, то перестанет быть бардом, потому что дроу не смогут сделать такие же хорошие и звонкие струны, какие некогда принес Тимофаррар, а еще из-за ледяной воды можно лишиться голоса, и это будет даже хуже, чем потерять струны… В итоге я не выдержала и предложила его понести — пусть у меня и было чувство, что Дикен с самого начала добивался именно этого.
Вот только чего кобольд не учел, так это того, что тащить его в итоге вызовется Вален. Я и сама не поняла, как всё случилось: просто, взяв кобольда на руки и закинув за спину его сумарь с драгоценными осколками зеркала, вдруг обнаружила на своем пути тифлинга. Который спокойно сообщил, что остаток пути Дикен проделает на его руках. Ящер онемел настолько, что даже не пискнул, когда я, поколебавшись, все-таки отдала его Валену, — только смотрел на меня широко распахнутыми (от ужаса?) глазами.
*Как думаешь, твой кобольд хорошо плавает?*
Хотелось верить, что красный блеск, мелькнувший в глазах тифлинга в этот момент, мне просто померещился. А еще хотелось верить, что это научит Дикена не приставать с дурацкими вопросами к тем, что может без особых усилий закинуть его примерно на середину темного холодного озера.
Натирра, наблюдавшая за всем этим, прикрыла улыбку ладонью — видимо, подумала о том же, о чем и я. Разделять с кем-то общие настроения оказалось неожиданно… весело.
Пещера Шаори была, вероятно, самой большой и самой облагороженной из всех местных пещер. Вход в нее по-домашнему занавесили какой-то плотной тканью, отгораживающей пространство от всего остального острова, от всего Андердарка. Перед входом были сложены своеобразные подношения: пища, благовония, кое-какая одежда и одеяла. Похоже, подданные не забыли о королеве и продолжали заботиться о ней, несмотря на свое состояние и ее отшельничество. Это было бы даже трогательным, если бы вскоре большая часть подношений не оказалась поломанной или растоптанной.
Дроу появились словно из ниоткуда.
Если б я не увидела этого сама, то не поверила бы. Вот пещера, к которой не смогла подступиться вода: темные сухие камни, слегка обточенные, чтобы не было острых граней. А вот на фоне этих самых камней, да и прямо на них возникают дроу, атакующие, явно прождавшие нас какое-то время. Позже Натирра расскажет мне, что вот так и выглядит связка из эльфийских плащей и самой малости чар маскировки, а тогда просто не хотелось верить глазам.
Кто-то из дроу выкрикнул что-то явно оскорбительное Натирре, и она ответила тем же. И первой же стала сражаться; мне показалось, она искала Сабал, но прежней союзницы среди группы светловолосых и темнокожих не оказалось. Я кое-как отогнала мысли о том, где была и чем таким важным занималась в этот момент Сабал. А потом запел Дикен, противным надтреснутым голосом, на который все-таки повлияла холодная вода, и думать уже было некогда: к рукам прилило тепло и очень-очень сильно захотелось как-нибудь пережить эту засаду.
Меня даже подмывало попросить Энсенрика сделать то же, что он сделал во время испытания в храме, но все-таки меч пока не особо понимал, сколько моих… сил можно брать и чем это обернется в итоге. Перестарайся он, и я бы оказалась на дне озера даже без вмешательства дроу. Так что приходилось выбираться так же, как раньше: надеяться, что ты окажешься более ловким и везучим, чем тот, кто пытается проткнуть твою шею тонкой изогнутой саблей, не позволять дроу зайти за спины спутников, не давать дроу утащить Дикена, держащегося поодаль и яростно болеющего за нас, в темноту вместе с его сумарем.
Когда я заметила краем глаза что-то невысокое и светловолосое, выходящее из пещеры, то приняла его за очередного дроу и мысленно застонала. Но после разглядела крылья и фонарик, который фигура держала на вытянутой руке, — фонарик, чрезвычайно похожий на те, которые освещали дворец. Раздраженная юная авариэль вышла на шум и наблюдала за сражением расширившимися глазами. От ярости.
— ТИХО!
А вот голоса у нее было очень, очень много. И магии. От ее крика всё в пещере застыло, буквально всё: цеп в руках Валена так и не ударил по ребрам мужчину-дроу, рот которого замер в немом возгласе, Натирру красиво и чуть-чуть пафосно перехватило в прыжке, оружейник, который преследовал меня, окаменел на середине замаха.
Пока юная авариэль, шумно дыша, рассматривала разруху перед пещерой, я и дроу-преследователь рассматривали друг друга, глаза в глаза, не моргая. Он явно старался двинуться, чтобы достать до меня кривой саблей, напрягал все мышцы, на скулах вздулись желваки. Я же — скорее расслабилась, все равно дергаться уже было бессмысленно, а меч с Энсенриком замер так же, как все остальное. Оставалось только гипнотизировать противника, надеясь хоть этим подпортить ему жизнь.
— Я уже отдала вам осколок зеркала. Вы обещали убраться отсюда и больше не беспокоить меня. — Авариэль обращалась ко всем дроу сразу, выплевывая каждое слово, потрясая фонарем, как дубиной. Она вся была хрупкая и невесомая, бело-грязные крылья дрожали, но от шипящих интонаций в голосе хотелось скрыться хоть ползком. — Так что. Вам. Еще. Здесь. Нужно?!
Я отвлеклась, наблюдая за раздраженной королевой острова, поэтому не сразу поняла, что с дроу, застывшим передо мной, происходит что-то не то. Он по-прежнему смотрел на меня, но взгляд стал каким-то отсутствующим, затуманенным. Потом — не по ситуации удивленным. А потом дроу вдруг начал исчезать, стираться, я видела сквозь него стену и озеро. То же происходило со всеми посланниками Вальшаресс.
В этот же момент время снова пошло: меня бросило вперед, руки сами завершили удар по пустому месту. Звенящую тишину нарушили звуки падения, бряцание оружия, ударившегося об пол, облегченный вздох Дикена где-то вне поля моего зрения.
— А вы еще кто такие? — Маленькая авариэль исподлобья оглядывала всех нас. Ее одежды некогда были богатыми, но теперь выглядели жалко, слишком уж много на них осело пещерной грязи.
— Босс, Дикен видел портреты этой авариэли во дворце, — Дикен бочком-бочком подобрался ко мне, не сводя глаз с королевы. — Правда, нарисованная она была чуть-чуть почище.
— Шаори, — напряженно произнес Вален. Едва поднявшись на ноги, он попытался зайти за спину сбежавшей королевы, но та зыркнула на него так, что тифлинг остановился. Связываться со спятившим магом — себе дороже.
Шаори поставила фонарь у своих ног, освободив и размяв вторую руку. Что совсем не добавляло уверенности — хотя вряд ли она сотворила что-то плохое с теми дроу, скорее уж отправила восвояси.
— Так вы пришли из дворца? Если вас прислал шут, то передайте ему, что я не вернусь. — Авариэль говорила чуть-чуть громче, чем нужно, от особо высоких нот у меня звенело в ушах.
Рядом поморщилась от слишком резкого звука Натирра. Из-за колдовства Шаори ей чуть ранее пришлось приземлиться на кучу растоптанных приношений, которая хоть немного смягчила падение.
— Ваш народ так сильно нуждается в вас. Вы оставили своих подданных в самое темное время, — с укором сказала дроу.
— Мне все равно, что случится с моим народом или с кем-нибудь еще, — зло прищурившись, прошипела в ответ авариэль. — Я больше не королева Шаори! Я не хочу ни за кого отвечать, не хочу говорить кому-то, что делать!
Авариэль пнула в воду рулон ткани, оставленный у входа в пещеру. Дальше она просто сердито бормотала себе под нос, не замечая, что поверх ее головы переглядываются, решительно не понимая, что делать.
— Это было мерзко, и когда наш город парил среди туч. Шаори то, Шаори это… Но даже под землей меня все равно продолжают терзать вопросами. Надо перебираться в другое место, здесь стало слишком шумно.
— Королева хочет сидеть в пещере и ни о чем не заботиться. Дикену нравится такая жизнь, — отозвался на бормотание Шаори Дикен, добавив в голос столько сочувствия, сколько вообще можно. — Разве что на голову иногда будут падать камни. Ну или сюда придут дроу с паучьими ножками, когда других авариэлей не останется.
Настроение королевы менялось так быстро и непредсказуемо, словно кто-то щелкал пальцами, из раздражения — в грусть.
— Это все… проклятие зеркала. Этого ужасного зеркала, — неожиданно оправдалась она, печально улыбнувшись кобольду. На ее месте словно бы на миг появился кто-то другой, более воспитанный, менее громкий. — Прежняя я не стала бы так поступать.
— Мы тоже пытаемся собрать осколки зеркала. Как и слуги Вальшаресс, — сказала я, радуясь, что Шаори сама вспомнила о зеркале.
Моим словам вторил Вален, холодно рассматривающий хрупкую авариэль:
— Почемы вы отдали осколок зеркала дроу? Если Вальшаресс получит достаточно силы, то попытается захватить поверхность, с которой пришел ваш город.
— Потому что дроу попросили, — тут же огрызнулась королева. Взывать к ее совести уже было поздно, слишком поздно. — Мой город проклят и сброшен в темноту из-за моего любопытства. Погибших не вернуть. Ничего уже не имеет смысла. — Ее голос сорвался, в нем было что-то от рыданий, лицо пошло плаксивыми морщинками. — Даже из пускающего слюни шута правитель лучше, чем из меня!
Такой Шаори — взлохмаченной, тянущейся ладонями к лицу, запертой в своем безумии, — хотелось сочувствовать, пусть это и было небезопасно. Даже Вален, из-за которого Шаори сорвалась, выглядел несколько виноватым и нерешительно поднял, а затем опустил руку, словно желая утешить королеву.
— Ваш шут так не думает, — поспешила успокоить Шаори я. — Он хочет вернуть все на свои места. Вас — на трон, город — в горы.
— Тогда я буду надеяться, что Элисиду хватит сил, чтобы совладать с оправой зеркала, когда у него будут все осколки. — На месте беглой королевы вновь был кто-то другой, кто-то, с кем хотелось говорить. Но наваждение быстро пропало, Шаори недобро и хрипло хихикнула: — Хотя не то чтобы мне было до всего этого дело, честно говоря.
Она противоречила сама себе, но это иногда происходило со всеми в Шаори Фелле. А вот смех ее меня насторожил, было в нем что-то от кудахтанья Халастера, устроившего весь этот бардак. Судя по тому, как отшатнулся Дикен, его мысли бродили в таком же направлении. Натирра, которой тоже посчастливилось пронаблюдать финальное представление великого мага, слегка присела и напряглась.
— А знаете, что? — Шаори обвела взглядом площадку перед пещерой, принимая какое-то решение. Я была более чем уверена, что мне оно не понравится. — Вы еще более надоедливы, чем отряд той дроу, Сабал, — мрачно произнесла она и добавила, словно плевок: — Передавайте привет шуту.
Пара быстрых пассов тонких, бледных королевских рук — и я начала понимать, как чувствовал себя тот исчезнувший оружейник-дроу.
*Ну вот и поговорили.*
Слова Энсенрика нагнали меня в тот момент, когда я еще видела по-детски злорадное лицо беглой королевы, но уже ощущала, что часть моих внутренностей, кажется, перебирается в другое место. Дальше была чернота, которую никак не получалось сморгнуть, дальше — рывок сквозь эту самую черноту и ощущение, что пол под ногами куда-то пропал.
Меня с силой швырнуло о землю, однако я хотя бы очутилась на чем-то мягком — тем, кто снизу, повезло меньше. Спихнув с себя кобольда, чье крыло загораживало обзор, я поспешила избавить спутников от своего веса и угодила рукой в озеро, промочив рукав. Ко всему привыкшие авариэли, которые пришли за водой, отодвинулись чуть в сторону и продолжали свое занятие, оглядываясь. Место было знакомым.
— А Дикен рад, что не пришлось обратно идти по воде, — голос у кобольда слегка дрожал. Он первым смог встать, хотя и переступал с ноги на ногу так, будто пересчитывал ноги. За его спиной кое-как поднималась Натирра, держась за стену, поджимая отбитый локоть, а Вален просто сел на земле, мрачно касаясь доспехов в районе ребер.
На другом краю озера неярко мерцал фонарик Шаори. Но и он быстро погас.
— Где-то в городе должны быть еще два осколка. Не может же нам все время везти, — сказала я в основном для того, чтобы хоть что-то сказать.
Вален смерил меня раздраженным взглядом того, кому хорошо так помяли ребра; того, кто знает, что ему еще идти далеко и опасно; того, кому пришлось выпить мышастого цвета целебное зелье, на вкус отвратительное ровно настолько же, насколько и на запах. Благо, между нами походкой лунатика прошел один из авариэлей, и внимание тифлинга переключилось на него.
Натирра, ничуть не ободренная моими словами, касалась своих кинжалов так, будто на их месте находилось горло одной знакомой королевской особы.
— Это было унизительно. Она вышвырнула нас, как мусор! — Пальцы дроу сжимались и разжимались, она хмыкнула: — Хотя меня и радует, что с отрядом Сабал Шаори сделала то же самое.
— А Дикен совсем не обиделся, — пожал крыльями кобольд, искренне не понимающий, почему все настолько раздражены. — Когда Дикен мешал старому Мастеру, тот хватал его и подвешивал на скале под потолком. Иногда потом забывал снимать.
— Мне ты о таком не рассказывал, — вздрогнула я. Иногда у меня из головы вылетало, каким вздорным характером обладал белый дракон.
Хотя, наверное, с Валеном, ничуть не тронутым подробностями из биографии Дикена, они бы нашли бы общий язык.
— Я понимаю твоего старого хозяина, кобольд, — холодно произнес тифлинг. И добавил уже тише, ворчливо, скорее себе под нос: — Жаль, что здесь нет достаточно высоких скал.
Я торопливо замаскировала смешок под зевок.
Мне было слишком досадно и горько, и я цеплялась за любые мелочи, чтобы хоть чуть-чуть поднять себе настроение. И заодно смириться с тем, что один из драгоценных осколков уже попал к отряду Сабал. Хотя, конечно, ничего удивительного в этом не было, все же дроу явились в Шаори Фелл раньше. Оставалось надеяться, что другие осколки пока еще тихо-мирно отравляли жизнь каким-нибудь бедолагам на острове...
Поймав себя на том, что начинаю задыхаться от дурных предчувствий, я рвано выдохнула и обратилась к Натирре:
— Может, все-таки объясните, что не так с башней? Мне хочется знать, к чему готовиться.
— О, Боссу она точно понравится! — ответил вместо Натирры кобольд. — Дикен почувствовал себя там как дома!
— Ну, если следующий осколок не там, я не знаю, где еще его искать, — загадочно улыбнулась дроу. — Эту башню… лучше увидеть своими глазами, слова ничего не передадут. Вы все поймете, когда мы будем на месте.
И они переглянулись, разделяя общую тайну, обнаруженную еще во время разведки и бережно оберегаемую от нас с Валеном.
Это была уже не первая моя попытка вытрясти хоть какую-то информацию о следующей цели. Дикен говорил об авариэльской башне с восхищенным придыханием, но туманно, Натирра отказывалась раскрывать подробности. Не то чтобы мне было не интересно, что же такое жуткое или прекрасное обнаружили компаньоны, но сил и терпения на расспросы уже не оставалось. Я подняла обе ладони вверх, показывая, что сдаюсь, и тут же спрятала их в карманы, прижав локти к бокам. Иначе был слишком высокий риск вцепиться в меч и начать жаловаться на жизнь ему.
— Вам не хватает настойчивости. Провидица несколько ошибалась, назначая вас лидером нашего отряда. — Колкое замечание Валена было сделано скорее от скуки и недовольства, чем из желания задеть. Неведение раздражало его в той же степени, что и меня.
— Вот сами их и допрашивайте, если хотите, — буркнула в ответ я, борясь с желанием еще и зарыться носом в воротник.
Но Вален тоже не торопился задавать вопросы откровенно развлекающимся разведчикам. Наверное, понимал, что вряд ли добьется большего — а если начнет препираться с Натиррой или Дикеном, то выглядеть такое будет просто смешно. Шаги его были по-особенному тяжелыми, хвост со свистом разрезал воздух. Но, во всяком случае, грозовая туча раздражения, витающая над тифлингом, для разнообразия была направлена не на меня.
По мере приближения к… башне на пути попадалось все меньше авариэлей и их домов.
Казалось бы, вот только-только мы миновали шумную базарную площадь, на которой крылатые эльфы торговали и спорили скорее по привычке, чем из-за необходимости, только-только остались позади относительно жилые кварталы — и вот уже начался пустырь. Темное обширное пространство, каждый неосторожный шаг по которому обострял паранойю, хотя ничего опасного на пути так и не попалось. Пару раз мне казалось, что в полутьме блестят чьи-то глаза, но то были всего лишь ядовитые светящиеся крохотные грибы.
И ни следа хоть чего-то высокого.
Наконец Натирра, отошедшая чуть вперед, уверенно остановилась примерно на середине пустыря. Дикен у ее ног пританцовывал от волнения и явно ждал моей реакции, ловил мой взгляд. Но я пока не могла ответить ему пониманием.
— То есть, по-вашему, мы пришли, — процедил Вален таким тоном, словно на самом деле сомневался в душевном состоянии дроу. И, откровенно говоря, я думала о том же самом: все-таки на этом острове могло произойти что угодно.
— Именно. Мы пришли к башне, — даже весело ответила Натирра, переводя взгляд с тифлинга на меня. Казалось, она развлекалась — не только мне хотелось поднять себе настроение после провала.
Вален коснулся рукой переносицы, прикрыл глаза.
— Хватит загадок. Мы не в том положении. — В его голосе было что-то, похожее на застрявшее в горле рычание. — Этот остров повлиял на твою способность думать, Натирра?
Но я… я что-то чувствовала. Видела смех в глазах дроу, нетерпение кобольда, их общее желание, чтобы хоть кто-то догадался, в чем дело. За спиной Натирры не было ничего, за что мог зацепиться взгляд, — и поэтому я посмотрела ей под ноги. На камни. Ровные-ровные, будто стесанные, причем почти на всем пустыре, причем, наверно, по кругу.
Догадка, пришедшая ко мне в голову, отдалась болезненным каким-то восторгом, и дроу это считала. Еще до того, как я подняла голову и открыла рот, Натирра кивнула и постучала носком сапога по камням.
— Она прямо здесь, под нами. Все это — фундамент.
— Дикен чувствует глубину после жизни в пещерах, а здесь везде глубоко и пусто. Дикен сразу понял, что тут есть что-то интересное, — похвастался кобольд, пока Натирра вела всех к замаскированному иллюзией входу в… башню. Подтолкнув ботинком камешек в одном месте, ящер прислушался; тронул струны, прошептал-прошипел пару слов, и иллюзия спала.
Вход представлял собой веселенькой расцветки дверь прямо на земле. Распахнутую. Уходящий вниз коридор со ступеньками освещался чем-то зеленым на стенах — надписями, которые нельзя было прочитать сверху. Все вместе это было похоже на картинку из дурацкого горячечного сна.
*Не знаю, как ты, а я всегда боялся замкнутых пространств, — вздрогнул в мече Энсенрик. — Уверена, что тебе сюда нужно?*
Я присела, чтобы получше рассмотреть коридор, и едва не упала назад, на руки. В лицо словно дохнуло чем-то ядовитым — настолько неприятной была магия этого места.
— Еще немного, и мы провалимся на Нижние Планы. — Мрачноватое предположение Валена тоже не вдохновляло. Тифлинг нависал надо мной, хмуро вглядываясь вниз, оценивая глубину. — Чем бы это ни было, оно перевернуто.
Ох, да. Главное — не думать об этом слишком часто.
— Дикен, если тебя затошнит, постарайся держаться подальше от меня, — на всякий случай предупредила я.
Кобольд важно и ответственно кивнул.
Ну, по крайней мере, башня действительно была подходящим местом для осколка — немного чокнутым, искаженным, но одновременно завораживающим. Ступени длились и длились; на кончиках пальцев и волос, моих и Натиры, на крыльях Дикена, на ножнах с Энсенриком вспыхивали искры магии, притянутые из стен. Перед тем как исчезнуть, они немного висели в воздухе, а рассыпались с едва слышимым звоном. Благодаря этому можно было хоть ненадолго забыть, что вокруг — толщи и толщи камня, сжимавшего перевернутую башню со всех сторон.
В глазах вскоре стало рябить от светящихся надписей на стенах. Где-то они были тусклыми, где-то — настолько свежими, что пачкали одежду при прикосновении. Кто-то старательно выводил их, пользуясь кисточкой и краской, от которой оставались потеки и неаккуратные капли на ступеньках. Я не знала языка, на котором были сделаны надписи, да и никто не знал. Хотя Дикен, порассматривав их какое-то время, сконфузился и сказал, что ему, кажется, нельзя говорить такие слова.
Чем дольше мы шли, тем отчетливее были звуки сражения снизу… сверху… нет, все-таки снизу — в основном рык и вопли, которые ну никак не могли принадлежать чему-то, хоть издали похожему на человека. Это уже не особо пугало, скорее, готовило к тому, что ждет впереди. Зато когда в коридоре на фоне сражения стало слышно бодрое и мелодичное посвистывание кого-то чрезвычайно занятого, все насторожились по-настоящему.
*А вот и автор… художеств. Ему совсем все равно, что там внизу кого-то рвут на части, да?*
Седовласый всклокоченный авариэль расписывал стены так увлеченно, что не сразу понял, что в его башне гости. Он был стариком, наверное, ученым стариком, и даже носил очки — заляпанные зеленым, как и его одежда. Мантия авариэля некогда была богатой, расшитой хитрыми узорами, но теперь на ней было слишком много пыли и краски. У ног стояло почти пустое ведерко.
Заметив нас, авариэль оторвался от своего занятия и дружелюбно помахал кисточкой, из-за чего в его волосах и морщинах появилось еще немного зелени. Искры магии, мерцавшие вокруг старика, всколыхнулись, следуя за его движениями.
— В последнее время к нам зачастили гости. Я верю, что это к добру. — Авариэль расплылся в довольной улыбке. Мешала разве что легкая безуминка в том, как резко и взволнованно он жестикулировал. — Я Петир, бывший архимаг и хозяин этой прекрасной башни. Добро пожаловать!
Авариэль не выглядел опасным, и в его словах было то, к чему я уже даже привыкла за время на острове. Странности.
— Бывший архимаг? — я ухватилась за то, что привлекло мое внимание, хотя вообще-то были проблемы и поважнее. Наверно.
— Бывший, — серьезно подтвердил старик. — Когда Шаори Фелл парил в небесах, я ушел из дворца, заперся в этой башне и совершенствовал свои заклинания. Целыми днями, иногда даже без перерыва на сон… — В его голосе было немного тоски. А потом она пропала, и он продолжил болтать — с чрезмерной, пожалуй, словоохотливостью. — Теперь я разочаровался в своем ремесле. Чего стоит магия, если из-за нее ты целыми днями сидишь в лабораториях и выходишь на улицу? Не видишь свой народ?
Петир всплеснул руками, и во все стороны снова полетела краска. Дикен огорченно забурчал и стал вытираться; мне малодушно захотелось выставить перед собой высокий живой щит. Но учитывая, что на роль его подходил разве что Вален, который подозрительно принюхивался к запаху краски и серы в воздухе… Пожалуй, в следующий раз.
— Но ведь старик и так сидит в перевернутой башне. И не похоже, что часто дышит воздухом, — пробормотал слегка позеленевший кобольд. На него тотчас же шикнула Натирра — и, судя по звуку, вполне успешно зажала его рот рукой.
Пожилой авариэль растерялся, улыбка померкла. Он потупился, стал смотреть себе под ноги и бормотать что-то про «действительно странно» и «очень странно». Помня, чем это обычно заканчивается, я спешно стала думать над новыми вопросами — но меня опередила Натирра:
— Петир, кто был вашим гостем раньше? — вежливо спросила она, не позволяя тому уж слишком сильно уйти в свои мысли. — Кто пришел раньше нас?
— А. Тут недавно проходили еще дроу, искали осколки зеркала Шаори, — спохватился тот. — Один такой как раз есть у моего ученика. — Авариэль нахмурился, словно вспоминая что-то неприятное. — Когда я завязал с магией, он увлекся ей сверх меры. Чокнулся на ней. Просто помешался! Теперь сидит внизу и носу не кажет наружу.
О магии он говорил с заметным отвращением — немного смешным для того, вокруг кого так и искрил воздух. А вот то, что в башне были дроу… Отделаться от ощущения, что очередной осколок уходит из рук, было не так-то просто. Впрочем, оглушительный и многообещающий рев на нижних ярусах быстро вернул меня к текущим проблемам.
— Что это за шум там, внизу? — спросила я, ощущая, как встают дыбом волосы. А еще Вален, неотрывно глядевший вниз, в коридор, очень недобро ухмыльнулся — словно бы с узнаванием.
Старый авариэль слегка сник.
— Эксперименты моего ученика. Они немного… вышли из-под контроля из-за заклинаний, которые я когда-то наложил. — Он помолчал, что-то обдумывая, и продолжил немного лекторским тоном: — Магия в этой башне работает непредсказуемо, никогда не знаешь, что получишь в итоге. Даже раньше мне приходилось прикладывать усилия, чтобы добраться до своего кабинета. А теперь это стало еще большей проблемой.
Ну отлично. То-то у Дикена зубы ныли от местной магии.
— То есть тут нельзя колдовать, — уточнил Вален так, будто только что осознал, что прошагал несколько лестничных пролетов в компании трех (ну, двух с половиной) очень-очень опасных магов. — Уж постарайтесь как-нибудь себя сдерживать, — сказал он, обращаясь ко всем сразу, но имея в виду, наверное, больше Дикена.
— А у Босс магическое оружие. Прямо из рук ожившего мертвого короля, — тут же нажаловался на меня тот.
Даже Энсенрик немного сжался под всеми этими изучающе-вопросительными взглядами. Но я выстояла и не дернулась, чтобы прикрыть рукой ножны с неожиданно оробевшим оружием.
— Может, дальше вам стоит пойти без этого меча? — с сомнением предложил Вален. Похоже, теперь он подозревал во всяком страшном не только меня.
*Может, тогда пойдем дальше без этого тифлинга?* — огрызнулся в ответ меч, и я порадовалась, что никто больше его не слышал.
Мотнув головой в ответ на предложение Валена, я жестом предложила двигаться дальше. Пора было искать ученика бывшего архимага и надеяться, что тот добровольно отдаст осколок магического зеркала, — а еще надеяться, что дроу не доберутся до ученика первыми. Петир, заметив мое движение, со вздохом вернулся к своему занятию: неуклюже, по-старчески, наклонился, окунул кисточку в ведро и совершил несколько быстрых мазков.
— А зачем старик делает все эти надписи? — проходя мимо, Дикен наконец-то спросил о том, что посещало мысли всех, но для чего никак не находилось времени.
— Ну, малыш, я… — авариэль как-то смутился, положил кисточку на выступ в стене, стал протирать мантией очки. — Я доказываю, что магия не стоит того, чтобы посвящать ей слишком много времени.
Кобольд охнул и торопливо потопал дальше, глядя себе под ноги, не по сторонам. До меня тоже наконец-то дошло, что не так с этими зелеными письменами.
— Так вы ругаете магию? Все это — брань?
Гордости в голосе Петира хватило бы на нескольких действующих архимагов.
— На всех языках, которые я знаю.
Брань на стенах верхних коридоров башни замечательно описывала то, что происходило на нижних ярусах.
Мало того, что пол тут стал потолком, а потолок — полом, и такая перевернутая архитектура не сразу укладывалась в голове, отчего Дикена пару раз все-таки стошнило. Мало того, что повсюду были опрокинутые шкафы с зельями, магические книги, шелестящие страницами, порталы, ведущие непонятно куда, подозрительные комнаты, набитые нежитью, и прочие атрибуты башни чуть-чуть спятившего волшебника. Мало было всего этого бардака — так поверх него бродили еще и различные адские твари.
Адскими они были в том смысле, что достали их прямиком из Адов. Неясно, что за эксперименты проводил тут ученик Петира, однако мне показалось, что он просто хотел заполучить свой личный кусочек Кровавой войны. Ну, или пытался отгородиться от всех, кто мог помешать работе, — но получилось то, что получилось. Я никогда не видела в одном месте так много планаров сразу и в первый момент замерла, пытаясь рассмотреть всех существ и осознать их формы. Впрочем, те твари, что не были заняты друг другом, очень быстро узнали о моем существовании.
Крылатые, клювастые, костистые и жутко воняющие твари, похожие на хищных птиц-переростков. Суккубы, полуобнаженные, кровососущие, с голосами, срывающимися на визг. Нечто черное и лохматое, дышащее огнем и по-собачьему резвое, хватающее за пятки. Но самым неприятным обстоятельством был громадный демон, балор, цеплявший рогами потолок. Он вертелся и переступал с копыта на копыто, лениво отбиваясь от мечников-дроу, которые его окружили, а еще несколько темных эльфов, вооруженных арбалетами, пытались достать его с другой стороны комнаты.
Среди дроу не было старой знакомой Натирры, но и дрались они не ради своих жизней, а словно бы отвлекая балора от лестницы вниз. С нашим появлением мишеней у них поприбавилось, да и демон поднял рогатую голову, перестал топтать того дроу, у которого так некстати подвернулась нога. Немигающие светящиеся глаза балора проследили за всем, что происходило в комнате, а потом остановились на Валене.
Благодаря этому я и увидела впервые, как искажается в башне магия.
Мне показалось, что тифлинг даже перестал дышать — настолько сильно у него сжались, клацнули зубы. В промежутке между тем, как в него едва не попал арбалетный болт, и тем, как он отпихнул с пути следующего болта Натирру, я вспоминала в основном то, что слышала о вражде между танар`ри и баатезу, а еще пыталась понять, кем из них является топочущий балор. Осторожную мысль о том, что родословная самого преданного, хм, защитника Провидицы сулит некоторые проблемы, додумывала уже на ходу, на полпути к арбалетчикам, уворачиваясь от окровавленных когтей суккубы.
Вален атаковал балора так уверенно, будто делал это уже не первый раз, — и балор тоже принял этот вызов, взмахнув когтистой лапой с мечом, расправив пылающие крылья, раскидав дроу вокруг себя, как кукол. От того, что я замечала краем глаза, захватывало дух и что-то болезненно скручивалось в животе. Когда тифлинг крутанулся на месте, оставил рану на торсе балора и отскочил; когда балор потянулся к нему, но не достал и взревел от бешенства. Но, по всей видимости, конкретно это демон не был терпеливым, да и дроу чуть раньше ему порядком поднадоели. В ответ на очередную атаку тифлинга он стал колдовать, колдовать что-то пакостное. Приложил лапу к груди, оставил когтями порез, заканчивая заклятие. И… сложился, исчез в облаке магических искр.
В следующий момент Вален, не желая того, с криком и в два прыжка оказался возле симпатичной черно-белой птички, собираясь сделать с ней что-то ужасное. Птичка была гладкой, со смешными короткими крыльями и неуклюжими перепончатыми лапками; она, задрав голову, вопросительно посмотрела на раскрасневшегося тифлинга и утопала туда, где потише. Ну а Вален еще какое-то время — непродолжительное, в общем-то, — просто наблюдал за ней, прежде чем случайно поймать мой взгляд. Растерянность на лице добавляла ему человечности и вызывала много-много сочувствия.
Что до меча Энсенрика — несмотря на его магическую природу, ничего необычного не происходило, хотя касалась я его с некоторой опаской. Ну, разве что слышала покойного приключенца я в этой башне чуть-чуть четче обычного. Меч как всегда пересказывал, что происходит вокруг, откровенно любовался суккобой, которая загнала меня в угол и уже наклонилась с душевысасывающими намерениями, жаловался, что на моем месте должен быть он… Удивительно, что между всем этим он еще и успел приглядывать, чтобы меня не зацепило арбалетным болтом или чем похуже, и пару раз оттаскивал, когда свистело прямо возле головы.
Никто больше предусмотрительно не пользовался магией. Мелькание серебряных волос Натирры я видела чаще, чем обычно, ведь она не прикрывалась чарами и не пряталась в тенях — зато перекидывалась ругательствами с теми, кого пыталась сразить. А Дикен, отложив лютню и засев под столом, добавлял ко всеобщему замешательству всякие пакостные штучки из своего сумаря — с шипами, огнем, ядом и еще Ады-знают-чем. Ровно до тех пор, пока его не нашла и не выгнала из укрытия черная псина с капающей огненной слюной. В конце концов я увидела, как ко мне через всю комнату с воплями несется Дикен, за ним — это чудище, а за чудищем — безобидная черно-белая птица, чуть-чуть ранее бывшая балором с огненным мечом и огненными же крыльями. После таких картин можно и рехнуться, наверное.
А, нет. Рехнуться можно было от того, как все закончилось, от неожиданного решения Дикена взять птицу с собой — вопреки здравому смыслу, вопреки попыткам убедить, что это только сейчас она одинокая, беззащитная и забавно пахнет водой и рыбкой. Кобольд благополучно пропустил мимо ушей, что его новый друг может снова стать сильно выше ростом, и упорно тащил сопротивляющуюся птицу вниз, спотыкаясь, забывая смотреть под ноги. Но, благо, все-таки избавился от нее, когда на одном из ярусов обнаружил вторую такую же — в горящей перевернутой библиотеке, в окружении того, что осталось от дроу и кого-то еще, теперь не опознаваемого. Птицы, увидев друг дружку, радостно гоготали, пока кобольд гадал, с Фаеруна они или вообще с какого-нибудь другого Плана.
И Сабал, да. Вскоре мы все-таки нагнали отряд Сабал.
Последний ярус башни оказался совсем небольшим и вполне облагороженным, хоть издали похожим на что-то жилое. Здесь даже не было всех тех тварей, что обитали выше, словно они и правда должны были защитить это место от вторжения извне. Но — не защитили, и отпечатки ботинок дроу, запачканных кровью, пеплом и еще чем-то подозрительным, вели вглубь, к центру, за стены.
Я поняла, что мы опоздали, почти сразу, после первого же услышанного звука. Стон боли, глухие удары, галдеж и смех на разные голоса. Разговор на повышенных тонах, требование, отказ и новые вопли. Времени красться, чтобы не попасть в какую-нибудь замаскированную ловушку в полу или на стене, времени не осторожность уже просто не было. К тому моменту, как мы попали в центральную лабораторию, ее новый владелец стоял на коленях с вывернутым, сломанным посередине крылом, и протягивал одетой во все красное дроу нечто блестящее и зеркальное.
Ученик Петира был совсем юным, тощим и бледным; свитки и книги вокруг него были раскиданы и обуглены, склянки с зельями — перебиты, повсюду виднелись следы борьбы. Окружавшие его мужчины-дроу перешучивались, один, со взведенным арбалетом, стоял за спиной авариэля, наступая на сломанное крыло. Пожалуй, у нас не было ни единого шанса заполучить осколок — несмотря на то, что Натирра тут же дернулась вперед, несмотря на то, что свита Сабал отвлеклась, ожидая приказов.
Выхватив из рук авариэля осколок, Сабал отсалютовала им, глядя в основном на Натирру, которая разочарованно и гневно зарычала, занятая сражением. Слегка раскосые глаза победившей дроу сузились, казалось, она не знала, чего хочет больше: дождаться-таки Натирры или скрыться вместе с осколком. Но в итоге Сабал, как и прежде, ушла телепортом.
Нелегкой дороги и жесткого приземления ей желали даже собственные солдаты.
Магические искры, в которых растворилась Сабал, чернели и цеплялись друг к другу. От того места, на котором стояла дроу, во все стороны начали расплываться темные сгустки энергии, шустрые и угрожающе потрескивающие. Один из них или даже несколько тут же прилипли к бедному ученику Петира, и он упал на пол, захрипел, мантию стало заливать красным. Еще один поразил дроу-солдата, который не сумел увернуться. Казалось, сгустки цеплялись ко всему, что умело дышать, — и все, кто был в комнате, бросились в разные стороны, умудряясь при этом продолжать сражение, заставляя противников нарываться на эти самые сгустки.
Подставив подножку дроу, который собирался толкнуть меня к одному из шаров, я по стону боли поняла, что шар все же попал в цель, правда, не в ту, к которой тянуло его изначально. А вот следующий сгусток энергии должен был стать моим, как ни метайся, — слишком быстро он двигался, слишком сильно его тянуло ко мне, слишком неудачным было место. Времени думать не оставалось, в ушах звенели вопли Энсенрика, а руки едва сопротивлялись тому, что он хотел сделать. В конце концов я сдалась, заслонилась мечом, и зачарованное оружие вобрало в себя магию башни.
Я была готова к тому, что ладони прострелит болью, — но засаднило глаза. От взрыва, от всполохов света, от белых искр, которыми рассыпался шар. Меч в моих руках мелко дрожал… как дрожал и тот, кто стоял близко-близко, спиной ко мне, заслоняя меня, наклонив подбородок к груди и раскинув руки. Каким-то странным образом его облик казался мне ужасно знакомым: и видавший виды магический балахон непонятного цвета с заплатками и дырами снизу, и ботинки со следами чьих-то зубов, и перстни на пальцах, и все остальное.
Пожалуй, я поняла, кто это, еще до того, как он обернулся, еще до того, как увидела лицо даже более шокированное, чем мое собственное. Темные глаза мужчины по-совиному распахнулись, рот приоткрылся от удивления; жидкая растительность на подбородке была слегка запачкана красным. Почему-то мне казалось, что когда-то давно, возможно, незадолго до смерти, он должен был потерять в лабиринтах Подгорья шляпу. Надо же было чем-то прикрывать эти торчащие во все стороны плохо остриженные волосы.
Когда последние магические искры опали на пол и растворились, Энсенрик во плоти пропал вместе с ними.
— Так у тебя была борода.
*А, правда? Не то чтобы я ей сильно гордился.*
В этот раз я почти и не почувствовала горечи от поражения — в основном потому, что вместо нее было много других забот. Когда последние из отряда Сабал уже лежали на полу, недвижимые, когда все, кто выжил, переглянулись между собой, примечая царапины, порванную одежду, вмятины на доспехах, взгляды обратились к бедолаге-авариэлю, вокруг которого уже расплывалась кровавая лужица.
*Как думаешь, кто-нибудь еще увидел… э-э-э… меня?*
— Вряд ли, все были слишком заняты. И вокруг было слишком много искр.
Перевернув ученика Петира на бок, чтобы меньше тревожить поломанное крыло, я уже не думала об осколке зеркала — смотрела на синие с подтеками губы авариэля и ощущала отстраненную ярость. Интересно: кажется, прежде я и не злилась на дроу по-настоящему, воспринимая их как неизбежное зло.
— Больно было? — спросила Энсенрика, держа в голове, что губы у его воплощения после встречи с тем энергетическим шаром были такого же нездорового цвета.
Мои руки и руки Натирры работали быстро, мы всё делали молча, не обмениваясь ни словом. Я замечала, что дроу негодует: косится неодобрительно, дышит чуть более шумно, чем обычно, но все-таки помогает выправлять искривленное крыло. Опыта в этом у нее было явно больше, чем у меня. Хорошо, что авариэль и не думал открывать глаза, иначе бы захлебнулся криком; плохо, что мне впервые пришлось воспользоваться своим статусом лидера отряда, посланного Провидицей. Только так у меня получилось убедить спутников потратить бесценное время на то, чтобы помочь обитателям башни.
*Вообще я успел забыть, что такое боль. Только отголоски твоей иногда ощущал. Так что это было скорее… интересно.*
А вот Энсенрик, кажется, пытался скрыться от меня в самом дальнем уголке своего меча, но у него ничего не получалось. От чужой растерянности, чужой паники у меня горели щеки, благо, это можно было списать на неудобную позу: я наклонилась над авариэлем, присев на одно колено.
*Слушай, Тари, я… Я уже даже забыл, каким был раньше. Ну, до той комнаты с мертвяками в Подгорье. При жизни. — Голос у меча прерывался, словно он не знал, куда деть глаза. — Давай пока лучше не будем вспоминать о произошедшем? Это всё как-то… смущающе.*
— Зато теперь я знаю, чем тебя можно смутить. — Я прикусила губу, сдерживая совсем не подходящую к месту улыбку. — Не только тебе же заниматься этим все время.
Несмотря на потерянный осколок зеркала, несмотря на то, что мои руки были почти по запястье запачканы красным, а тело болело от порезов, ссадин и зреющих синяков, — меня не покидало ощущение встречи со старым другом. Горько-радостное, такое, к которому хочется обращаться в дурное время. Не будь его, последние новости я бы переносила во много раз хуже.
— Прекращай дергаться. Не то чтобы я успела тебя хорошо рассмотреть. — Ну, не совсем: обращаясь к Энсенрику, я могла легко восстановить перед глазами его лицо. — И, вообще-то, спасибо, что прикрыл.
Смешок живого оружия был неловким, но в то же время подбадривающим.
А мне казалось, что, несмотря на наши с Натиррой усилия, бледный и холодеющий ученик Петира вовсе не выглядел лучше. Ему нужен был настоящий лекарь и настоящие лекарства, а не все эти повязки и лечебные зелья, которыми авариэля все равно не получалось напоить. А еще ему нужен был пригляд, и на роль сиделки подходил разве что оставшийся далеко наверху Петир. Подумав послать за ним Дикена, я вспомнила о подозрительных порталах в башне и существах, бродящих по этажам. Нет, так не пойдет.
Мне не особо хотелось просить о чем-нибудь Валена, который присматривал за входом на ярус, но выбора не оставалось. Тот, как и Натирра, был недоволен моим решением и вряд ли бы обрадовался поручению, так что подходила я, подобравшись, готовясь услышать что-нибудь колкое. При моем приближении тифлинг вскинулся — повернул голову, оторвался от стены, к которой прислонялся, сложив руки на груди. Его движения были такими резкими, словно он до сих сражался с тем пылающим балором, и мне определенно не мерещился красноватый блеск в глазах. Таким же красным блестели глаза у многих чудовищных существ, которые бродили по верхним этажам.
Неужели вся эта ярость, едва сдерживаемая, была вызвана потерей осколка? Или тем, что я трачу время, вместо того чтобы искать следующий? Или влиянием острова? Энсенрик в мече зашептал что-то предостерегающее, но я спокойно встретила взгляд наполненных бешенством глаз. Все это я уже видела, все это рано или поздно должно было кончиться — а к Валену в его обычном… настроении я успела привыкнуть. Бояться буду потом, сейчас есть дела поважнее.
*Чего ты так печешься об этом авариэле? — спросил Энсенрик сразу после того, как шаги Валена и копошение Дикена затихли наверху. — Он же был сумасшедшим, как и все на этом острове. Наверняка напал бы на тебя, когда увидел.*
— Потому что могу. Потому что это правильно. — И все-таки у меня не получалось не думать о том, какие жуткие тени бросали лампы на лицо тифлинга. Вздрогнув, я коснулась рукояти меча, чтобы прийти в себя. — Не хотела бы я, чтобы меня просто бросили, если что-то пойдет не так.
О возвращении бывшего архимага в лаборатории оповестили его же, архимаговы, возмущенные вопли. Вален тащил сопротивляющегося округлого Петира почти за шиворот под ну совсем непочтительное хихиканье кобольда, топающего позади. Петир вопил, что не хочет видеть свои старые свитки да книги, потому что от них воняет магией; Петир ругал своего выскочку-ученика и желал ему всяческих неприятностей, раз уж тот решил пачкать руки разным магическим. Но увидев, что стало с учеником после визита дроу, Петир замолк, будто забыв все слова. Постоял чуть-чуть над ним без движений — как мягкая кукла, как набитое тряпками пугало. Распрямился, отряхнулся, стал словно бы выше ростом.
Похоже, помимо магического дара, в бывшем архимаге дремал еще и талант сиделки — судя по тому, как быстро он начал распоряжаться, куда перенести бедолагу и как уложить. А еще он, постоянно проводивший опасные эксперименты, вроде бы знал, как ухаживать за ранами. Без своего дурацкого ведра с краской Петир казался почти обычным обеспокоенным стариком, пусть и крылатым. Только печальным и немного растерянным.
Еще один, последний осколок зеркала получилось найти исключительно благодаря нюху Дикена на хорошие сделки.
Когда все поднялись наверх, не прерывая напряженного молчания — еще более тягостного, чем после встречи с Шаори; когда кто-то мрачно предложил возвращаться во дворец к шуту и уже там отбивать осколки зеркала у дроу, потому что было непонятно, куда идти дальше, кобольд дернул меня за штанину и сказал:
— Босс, я пойдем на рынок?
— Дикен, сейчас не время для покупок. Да и вряд ли у авариэлей найдется что-нибудь полезное, — тут же отбилась я, даже не задумываясь над предложением кобольда. — Мы проходили мимо несколько раз. Там скучно.
В основном по этой причине мне и в голову прийти не могло, что осколок магического зеркала будет где-то на рынке. Это место было слишком… нормальным и почти не затронутым какими-либо искажениями. Ну сидят авариэли кружком среди развалин, ну переругиваются из-за безделушек у своих ног.
Ящер обиженно запыхтел:
— Но Дикену нравятся рынки! Нравится возиться с редкими вещицами. Если бы он не был писателем, то обязательно открыл свой магазин.
— Ну да. — А вот это уже было чем-то новым. Я хмыкнула, представив кобольда-торговца: у меня и кобольд-бард в голове уложился не сразу. — Хотя если распотрошить твою сумку до дна, то можно набрать добра на целую магическую лавку.
Кажется, остальные мои спутники тоже живо вообразили Дикена в роли торговца и были не слишком рады. Но все-таки это было лучше, чем давящее напряжение из башни. Даже Вален выглядел чуть более спокойным — словно все его раздражение было нейтрализовано кобольдской трескотней.
— Ты ведь уже пытался что-то купить на рынке, Дикен, и тебе ничего не продали. Тебя прогнали, — встряхнув головой, чтобы отогнать непрошеное видение, напомнила Натирра. И действительно: едва появившись в Шаори Фелле, кобольд умудрился вызвать гнев одного из торговцев.
— Теперь Дикен хочет не покупать, а меняться. Наверно, авариэли на острове просто не любят деньги, — не сдавался кобольд. Сцапав меня за рукав, он заныл: — Ну пожалуйста, Босс!
Так. Ладно. Все равно, кроме рынка, идти оставалось только во дворец, прямо в руки Сабал.
— А ты хочешь выменять что-то конкретное?
Компас. Дикен хотел выменять компас.
Тяжелый, узорчатый, из какого-то серого металла, с острыми подрагивающими стрелками. Дикену было не особенно интересно, на что он указывал: кобольд, как сорока, запал на блестящую поверхность. А авариэль-торговец никак не хотел расставаться с блестяшкой. Говорил, что компас ничего не стоит, ведь показывает не стороны света, а всего лишь путь к месту, в котором спрятан бесполезный осколок бесполезного зеркала... В обмен на компас авариэль желал получить что-то еще более бесполезное, то, что уже никак и никем не будет использоваться, — настолько сильно ему хотелось разориться.
Из по-настоящему бесполезного у Дикена была только сгоревшая книга из библиотеки Куаталы-медузы. (Еще, конечно, глубоко на дне сумки хранился мой старый-добрый экземпляр «Теней Андрентайда», но у меня язык не повернулся предложить авариэлю его. К тому же нужно было куда-то вложить осколки…) Передав обгоревшую до нечитаемости книгу торговцу, чихнув от копоти, кобольд погладил когтем компас и важно произнес, окруженный тремя немного растерянными лицами:
— Дикен думает, что дроу слишком глупые и жестокие, чтобы заключать выгодные сделки. И вообще не понимают, что такое дипломатия.
Все, что происходило дальше, напоминало игру в «горячо-холодно» — лишь с той особенностью, что «горячо» всегда находилось там, где больше всего пылищи, светящихся нездоровым цветом грибов и стрекотания гигантских пауков на потолке, а то и чего похуже. На правах героя, который спас день, Дикен топал впереди, едва удерживая обеими лапами тяжелый компас, и не обращал внимания на то, собирается ли его сцапать недружелюбное население острова. Идти за ним чуть сзади, прикрывая, позволяя себя вести, было непривычно, но забавно. Как-то раз Дикен пожаловался мне, что вечно плетется сзади и хочет хоть раз быть тем, кто выбирает дорогу. Наконец-то и ему улыбнулась удача.
Осколок был спрятан среди камней так глубоко, что я опасалась, не понадобится ли кирка. Его вложили ко двум остальным, в Дикенову книгу, под довольную болтовню кобольда о том, что она годится не только на растопку костра, как язвили недоброжелатели. Но, что было хуже, Дикен выбрал этот момент, чтобы изо всех своих кобольдовских сил разрекламировать свое первое творение Натирре и Валену. Глядя на плоховатую обложку, изображающую руины летающего города и, наверное, нас с кобольдом около них; заметив заинтересованность спутников; услышав, что Натирра уже обещает Дикену когда-нибудь полистать «Тени Андрентайда» и представив книгу в руках Валена, я наконец поняла, как мог себя чувствовать бедный Энсенрик. Все равно, что оказаться в одном исподнем перед незнакомцами.
Часть пути до авариэльского дворца я строила планы того, как бы поизящнее выкрасть или же выменять у кобольда книгу, пока она не попала в чужие руки. А оставшуюся часть — приставала с вопросами к Натирре.
Когда все проверяли-перепроверяли оружие и потайные карманы, готовясь к нелегкому, вероятно, финальному сражению; когда Дикен терзал на ходу свою лютню и как назло попадал мимо нот, бормоча слова из чего-то неспетого, а Вален слушал все это так, будто у него болели все зубы, — я представила лицо Сабал и перевела взгляд на Натирру, губы которой двигались, словно бы дроу молилась или выбирала подходящие заклинания.
— Натирра. — Дроу отвлеклась от своего занятия, подняла голову. — Можете что-то посоветовать насчет сражения с Сабал? Вы говорили, что раньше были, ну, на одной стороне.
Если Натирра все еще злилась на меня после событий в башне, то никак этого не показывала. И даже не растерялась, ответила сразу же, будто совет давно зрел в ее голове.
— Не встречайтесь с ней в бою. Даже не приближайтесь, все вы. — Дроу выделила голосом последние слова, убедилась, что ее услышали, и уже спокойнее добавила: — Будет лучше, если я сама ей займусь. Мы… знали друг друга и пару раз тренировались вместе. Мне знакомы ее слабые места.
Тренькание Дикеновых струн стихло, я заметила, что кобольд был весь внимание. Наконец-таки он получил ту драму для новой книги, которую хотел. Не то чтобы я собиралась расспрашивать дроу дальше, опасаясь, что тема ей неприятна, но Натирра продолжила говорить сама.
— Хотя, как у всех Красных Сестер, у Сабал не так много слабых мест, надо признаться, — спокойно сказала она. — Тарина, вы ведь знаете, чего стоит схватка с ассасинами Вальшаресс. Вы уже встречались с ними.
— Только однажды, еще на поверхности, и мне жутко повезло, — призналась я. Меня передернуло от воспоминаний о кинжале в подушке. — Проснулась вовремя и смогла отмахаться лежащей тут же книгой. Не твоей, Дикен, не радуйся, — прервала кобольда, который уже было набрал в грудь воздуха. — Натирра, если вы тренировались вместе с Сабал, то…
— Да. Я тоже была Красной Сестрой на службе у Вальшаресс. Одной из лучших. — В голосе дроу была и легкость, и гордость, и еще что-то непонятное. Она мрачно-весело улыбнулась, правда, улыбка не затрагивала глаз. — Я даже могла быть той, кого послали бы за вами на поверхность.
Э-э-э… Надеюсь, вот это вот легкое сожаление мне просто померещилось.
— Тогда я бы точно не дошла до Андердарка. — Помня, как сражается Натирра, я говорила искренне, вкладывая в слова все облегчение от таких новостей. — Хорошо, что теперь вы с Провидицей.
— Да. Мои знания были весьма… полезны, когда я перешла на ее сторону, — аккуратно отметила дроу.
*Кхм. То есть это тебя тифлинг постоянно подозревает в предательстве. Хотя среди вас есть те, кто уже предавал.* — Энсенрик из своего меча раздраженно зацыкал, и я была с ним согласна.
Настолько, что, сама того не заметив, покосилась на Валена. Интересно, он знал об этой истории? Что-то в выражении моего лица — наверно, поднятые брови, — заставило его поспешно отвернуться. Неужели смутился? Да нет, быть этого не может.
Незаданный мною вопрос так и висел в воздухе. Ладно. Ладно! Мне действительно надо знать, что же такое нашел в лагере Провидицы один из ассасинов Вальшаресс. Хотя бы на тот случай, если вдруг не переживу грядущее сражение и больше порасспрашивать об этом не получится.
— Но… почему вы теперь с Провидицей?
— Почему? — задумчиво протянула дроу. Коснулась волос, зацепила пальцем локон, раздумывая. — Однажды я не смогла ее убить, хотя и намеревалась. Не то чтобы у меня был выбор после такого.
Сначала мне показалось, что Натирра собирается оборвать свой рассказ на полуслове, хотя это было бы очень, очень жестоко с ее стороны. Чуть дышащий от волнения Дикен точно бы не пережил. Но, благо, дроу не стала такого делать.
— Провидица… давно уже ведет работу под землей. Распространяет учение Эйлистри, помогает тем, кто желает, уйти из Андердарка. Она была так убедительна, что несколько сильных союзников покинули Вальшаресс. Конечно, та была в ярости. — Судя по тону, об этих событиях Натирра вспоминала, как о чем-то хорошем. — Я начала изучать учение Эйлистри, чтобы присоединиться к лагерю Провидицы и уничтожить ее, когда будет шанс. Но мне неожиданно… понравилось то, что я узнавала.
Я заметила, что замедляю шаг, чтобы Натирра успела рассказать все-все до того, как вокруг станет опасно. Мы даже слегка отстали, пропустив Валена вперед.
— Эйлистри учит состраданию и прощению. Это не то, что часто можно встретить в Андердарке. Не то, что часто случалось со мной, — как-то очень просто пожала плечами дроу. Удивительно, но я ей сразу верила. — В тот день, когда мы с Провидицей остались наедине, я… поняла, что она знала о том, кто я. Все это время знала. Но видела во мне что-то лучшее. — А вот это звучало так, будто Натирра сомневалась в своих словах. — Поэтому кинжал, которым я собиралась ее заколоть, я в итоге положила к ее ногам.
Это все было очень… сложно представить, хотя я за время своих путешествий видела много странных вещей. Но и невозможным рассказанное Натиррой не было. Однако кое-что никак не укладывалось у меня в голове.
— А где в это время… — глядя на словно бы лакированные кончики рогов перед собой, начала я. За время своего недолгого пребывания в Лит-Муатаре я ни разу не оставалась с Провидицей наедине. Где-то недалеко тенью всегда маячил тифлинг.
— Ох, Вален тогда еще не присоединился к нам, — тихо усмехнулась дроу. — Иначе моя история могла закончиться быстрее.
Я улыбнулась ей в ответ и, как и дроу, прибавила шагу. Несколько раздраженный вздох Валена намекал, что ему не особо понравилось обсуждение за спиной. Но мое любопытство наконец было удовлетворено, да и Натирра не выглядела недовольной. Она больше не бормотала себе под нос, смотрела вперед спокойно и прямо. Наверно, еще не думала о том, как будет отбиваться от Дикена, который наверняка составлял в голове список вопросов…
Тронный зал со всеми его колоннами был по-прежнему слишком, излишне ярким. И на своем троне по-прежнему сидел печальный крылатый шут Элисид, который, увидев нашу компанию, чуть-чуть оживился, приподнялся, опираясь на руки, не доставая ногами до пола. Вот только магия, которая наводила порядок в этих стенах, еще не успела стереть с пола совсем свежие следы — кровь, паучья и не только, грязь, еще какая-то пакость. В тронном зале были дроу, вряд ли все, кто остался на острове, но все-таки более чем достаточно.
Сабал тоже была тут — яростно шептала что-то на ухо шуту, пока тот отмахивался от нее, хмурился и изучал с особым вниманием Дикенов сумарь с осколками зеркала. Дроу, заметив нас, распрямилась, ухмыльнулась многообещающе и недобро, ее красные одежды были запачканы темным и чуть-чуть порваны после всех неприятностей. Тронный зал наполнился звоном оружия, доставаемого из ножен, щелчками взведенных арбалетов; длинноволосый и тощий мужчина-дроу, маг, что-то зашептал себе под нос, глядя на меня, но тут же вскрикнул и затряс рукой, словно его ужалило молнией. Пока что тут нельзя было проливать кровь. Но — только пока.
Элисид погладил пальцами пустую раму зеркала, которую держал на коленях.
— Итак, все в сборе. Я чувствую, что осколки зеркала находятся в этой комнате, чувствую, как они тянутся друг к другу. Скоро проклятие будет снято с Шаори Фелла. — Вообще в его голосе была надежда. Но дрожь, выдающая страх, была тоже.
Заметив, что Натирра и Вален вновь обступили меня с обеих сторон, я испытала не раздражение, но благодарность. Особенно после того, как Элисид жестом отослал Сабал к ее отряду, и она подошла ближе, переводя взгляд с одного лица на другое, изучая, что-то планируя.
— Но забрать зеркало Шаори сможет только тот, кто отдаст мне все пять осколков разом, — аккуратно напомнил Элисид. Сабал, услышав это, раздраженно дернула уголком рта: видимо, рассчитывала на другой исход. — Иначе эту проблему решить нельзя.
— И все равно нам придется сражаться на потеху шуту, — сквозь зубы пробормотал Вален, рука которого давно уже лежала на рукояти цепа.
Элисид в ответ покачал головой, золотые колокольчики на его шляпе грустно зазвенели.
— Поверьте, это зрелище не доставит мне удовольствия.
— Зато доставит удовольствие мне! — тут же подхватила Сабал. Впервые услышав ее низкий голос, я даже удивилась тому, сколько было в нем хищного. Дроу, прищурившись, не сводила с меня оценивающего взгляда. — Сегодня Красные Сестры наконец узнают вкус крови Избранной, на которую так много ставит Провидица.
— Эй, никто не смеет так разговаривать с Боссом, пока рядом Дикен! — выкатившийся вперед кобольд оскалился в сторону дроу. Нагруженный, вооруженный позвякивающей лютней Дикен выглядел достаточно… угрожающе; я зачем-то помахала Сабал из-за его крылатой спины.
— Только попробуй приблизиться. Несколько наших… сестер уже пали от моей руки, — присоединилась к параду угроз Натирра.
Проигнорировав нас с Дикеном, Сабал с презрением зыркнула в ее сторону, сплюнула себе под ноги.
— Когда я доставлю зеркало госпоже, то расскажу и о твоей смерти, Натирра. Вальшаресс будет рада знать, что тебя больше нет.
— Ну, это мы еще посмотрим, — спокойно и даже слегка беззаботно парировала Натирра.
Несколько фраз, далее произнесенных Сабал в ее адрес, не предназначались для наших с Дикеном ушей — они были сказаны на языке дроу, почти таком же певучем, как язык эльфов с поверхности. Натирра ответила тон в тон, я не понимала ни слова. Зато заметила, как напряженно прислушивается Вален — нахмурившись, поджав губы, слегка опустив голову. Он разбирал явно побольше моего.
Когда я уже тянулась к тифлингу, чтобы попросить его перевести то, что он слышит, Элисид несколько раз хлопнул в ладоши, призывая к молчанию.
— Достаточно, — веско произнес он, и две дроу сбились на полуслове, в тронном зале наступила тишина. — У каждой из… сторон есть осколки зеркала, и они помогут вам в сражении. Колонны, которые вы видите, полны оборонительной магии. Поднесите осколок к колонне — и магия высвободится.
То-то мне сразу не понравились эти сияющие колонны. Я пригляделась к ближайшей — и впервые как следует рассмотрела все эти синие прожилки внутри камней. Мне не особо хотелось знать, что за магия сокрыта внутри, хватило экспериментов Шаори с зеркалом. Но Сабал после слов шута кивнула своему отряду, и ей преподнесли что-то блестящее и зеркальное. Тот, кто передавал осколки, даже отходил почтительно: торопливо, спиной вперед.
Дикен тоже сбросил свой сумарь на пол — внутри зазвенело — и принялся в нем копаться. А когда достал книгу с тремя осколками, отряд Сабал зашевелился, зашептался. Долго искали последний осколок, да? Сюрприз-сюрприз, насилие помогает не всегда.
— По моему сигналу. Я дам вам знать, когда укрощу чары. — Элисид пытался говорить ровным голосом, но получалось так себе, шута трясло от происходящего. Он с ногами залез на свой трон, обнял зеркальную раму. В его руке откуда-то взялся грязный платок, которым он взмахнул за мгновение до того, как по дворцу прошел низкий тяжелый гул. — Начали!
Колонны. Это дьяволовы колонны.
Пока Натирра и Вален сдерживали дроу и тянули время; пока отряд Сабал изо всех сил пытался не вестись на их провокации; пока самой Сабал не было видно, мы с Дикеном кое-как, чудом избегая атак, пробуждали магию, заключенную в ближайших колоннах. Которые из белых и сияющих превращались в мутно-стеклянные, и возле них тут же случались всякие интересные штуки. Я торопливо прислоняла резонирующий осколок зеркала к колонне, дожидалась, пока происходило… хоть что-нибудь, и перебрасывала осколок Дикену. Удерживать в руке и карманах все три, одновременно отбиваясь от преследующих дроу, было невозможно. Не когда пол ходит ходуном, а собственный меч завывает, что любит эльфийскую кровь по утрам и хочет больше, больше и больше.
Заклинание, которым пытались ранить нас с кобольдом, развеялось об колонну, за которой мы спрятались. В создателя этого заклинания отразилось что-то не менее неприятное, что нагнало его, несмотря на невидимость, и от чего он уже не встал. В самом центре зала, там, где было больше всего солдат дроу, явилась громадная шипастая клетка, которая тут же сцапала хорошую часть отряда Сабал и от которой едва увернулась Натирра, сделав шажок назад. Звуки, которыми заполнился дворец, должны были разогнать по углам даже самых голодных дроуков.
В общем, магия, о которой говорил Элисид, работала. (Правда, сам шут предпочитал на нее не смотреть, зажмурившись, да еще и уши руками закрыл.) Вот только у Сабал тоже были осколки зеркала, которыми она воспользовалась.
Я обещала Натирре не встречаться в бою с ее бывшей союзницей — но у меня все-таки не получилось этого избежать, когда Сабал в тронном зале дворца стало аж две. Копию, двойника, созданного авариэльской магией, можно было отличить по глазам — было в них что-то пустое и очень стеклянное, чрезмерно и неестественно блестящее; выражение глаз не менялось, как бы ни кривились губы второй Сабал от торжества или раздражения. Почему-то этот двойник напомнил мне о зеркальной комнате в лабиринте Халастера — у отражений в тех зеркалах был такой же пустой и безразличный взгляд.
Натирра была права: слабых мест у Сабал оказалось немного.
Откровенно говоря, я вообще не была уверена в их существовании — настолько тяжело приходилось Энсенрику, настолько тяжело приходилось мне. Меч с трудом отводил удары, я с трудом следила за тем, что колдует свободной рукой Красная Сестра. Ощущая, как меня прошибает холодным потом от каждого почти пропущенного выпада, я старалась не паниковать из-за того, что достать двойника Сабал не выходит. Да даже приблизиться достаточно не получалось — а где-то на периферии зрения двигалось еще одно призванное дроу существо, громадный, тяжелый, серокожий, раздутый страж, к которому меня и оттеснял двойник. Мне казалось, что я слышала где-то в той стороне голос Валена, но никак не могла остановиться и приглядеться как следует.
Если б не Дикен, не знаю, чем бы закончилась эта схватка. В какой-то момент, пожалуй, самый опасный, кобольд совсем разочаровался в щитах, которыми меня прикрывал и которые раз за разом разбивал двойник Сабал. В своей лютне он разочаровался тоже, поскольку его музыка, его пение действовали на кого угодно, но только не на зеркальное существо. В итоге Дикен, подгадав время, кубарем скатился под ноги Сабал и подло, очень по-кобольдски вцепился ей в ногу пониже колена. Ящер отделался свежей дырой в крыле и парой шишек, но не разжал зубов, даже когда его пнули. Двойник отвлекся, вскрикнул от боли и ярости, что позволило нам с Энсенриком завершить дело.
С настоящей Сабал схлестнулась Натирра. Не то чтобы сама Сабал особо хотела этого сражения — но я видела, как Натирра словно из ниоткуда возникла возле нее, преградила путь, не дала пройти дальше, ко мне и Дикену. Еще несколько дроу тут же отправились выручать свою, хм, предводительницу, но, когда я смотрела в ту сторону в следующий раз, они уже пачкали дворцовые полы. А к тому времени, как мы с Энсенриком разобрались с двойником, на затоптанном полу на спине лежала и сама Сабал.
Зажимая рану на животе, она продолжала что-то шипеть Натирре, несмотря на то, что подбородок от этого заливало красным. В красном был и один из кинжалов Натирры, которым она задумчиво помахивала в воздухе, слегка наклонившись к поверженной противнице. Волосы Натирры были всклокочены и с одной стороны стали короче, чем с другой, словно обкорнанные случайным замахом, да и поза ее выглядела не особо устойчивой.
Не знаю, о чем говорили две дроу. Но, когда Сабал кое-как подняла руку, протянув ее к Натирре, та покачала головой, как мне показалось, печально.
— Прости. Теперь я работаю на кое-кого другого, — с этими словами она опустилась на колени, и у Вальшаресс стало на одну Красную Сестру меньше.
Мои глаза заливал пот, ноги после сражения с зеркальным двойником подкашивались, я опиралась о стену, чтобы совсем уж жалко не осесть на пол. Даже когда Натирра издалека показала мне два зеркальных осколка, снятых с тела Сабал, я никак не могла поверить, что все наконец закончилось. А между тем, в тронном зале было тихо и очень, очень кроваво. Мелко вздрагивал на своем троне шут, который смотрел на происходящее, закрыв лицо ладонями, но оттопырив пару пальцев на обеих руках. Ныл о продырявленном крыле Дикен, которому никак не удавалось извернуться так, чтобы увидеть рану. Оглядывалась по сторонам, пошатываясь от усталости, Натирра — прислушивалась, кто из лежащих на полу дроу еще может дышать. Вот только…
Я поискала глазами Валена — и не нашла его, хотя за время, проведенное бок о бок, привыкла, что он вечно возвышается над всеми в комнате. Зато рядом с покореженной, проломленной клеткой с шипами, рядом с тушей серого призванного гиганта было подозрительно много зеленой брони.
Ох, нет.
Вообще у меня достаточно быстро получилось представить, что тут произошло. Представить, как шипы на дне и на стенках клетки запланированно проламывают спину стража, созданного зеркальным осколком. Представить, как страж утягивает Валена за собой, и тот тоже не может избежать этих острейших зачарованных шипов, которые пробивают его броню. Правда, чтобы осознать это все, пришлось сделать усилие над собой, заставить себя думать — а это было едва ли не тяжелее, чем уговорить гудящие, тяжелые руки и ноги двигаться.
Мои соображения, а еще присвистывание и удивленная брань Энсенрика были единственными комментариями к происходящему, поскольку сам Вален не горел желанием раскрывать подробности. Ну, или не мог. После произошедшего он отполз в сторону, к ближайшей колонне, и, прислонившись к ней, без особого результата зажимал покореженные пробоины-дыры в броне. Он старался дышать ровно, но получалось сбито и шумно, его глаза были закрыты, что напугало меня даже больше, чем кровь на доспехах и на колонне тоже.
Я была к нему ближе всех, поэтому подошла-проковыляла первой, первой заговорила, окликнула, вынуждая отреагировать. Вален ответил мне мутным от боли взглядом, и последняя эйфория победы улетучилась из моей головы. В этом взгляде не было того, что я видела в перевернутой башне, — но все равно он обещал проблемы посерьезнее оставшихся в городе темных эльфов, посерьезнее Элисида, который, привлекая внимание, почти подпрыгивал на своем троне. Похоже, мне вновь предстояло практиковаться во врачевании. Вот только если ученик Петира все время был в забытье, то Вален вполне себя контролировал, хоть и сжимал зубы при каждом вдохе. Ну и, вдобавок, тифлинг и без того испытывал ко мне мало симпатии.
Хорошо, что у него, как и у всех нас, оставалось совсем мало сил — аккурат на то, чтобы настаивать, что сейчас надо заниматься разбитым зеркалом, а не им. Да, в его словах был смысл, но я старательно пропускала их мимо ушей. А когда ко мне присоединились измученная Натирра и Дикен, усевшийся рядом, предлагающий спеть что-нибудь для поднятия духа, Вален окончательно сдался и больше не сопротивлялся попыткам стянуть покореженные доспехи. Разве что показывал всем своим видом, как относится к этой затее.
Я думала, что примерно представляю, что увижу под броней и искромсанным поддоспешником — его было проще срезать, чем снять. Но на самом деле нет, о таком я и подумать не могла.
Шрамы.
В основном старые, уже побелевшие, но я увидела и несколько относительно свежих. Местами шрамов оказалось так много, что на них можно было играть в крестики-нолики. А еще некоторые шрамы… точнее, раны, полученные до них, были не такими беспорядочными, как у Петирова ученика. В них прослеживалась логика, больше всего это напоминало следы пыток.
Мне потребовалась пара мгновений, чтобы перебороть подкатившие к горлу ужас и жалость; на это время я замерла, мои руки замерли, выражение лица, наверное, тоже стало странным. Что и заметил Вален — я поняла это по тому, что он весь подобрался и попытался отодвинуться, хотя отодвигаться было, вообще-то, некуда, позади колонна. Такое подействовало отрезвляюще, я быстро пришла в себя и начала делать то, что должна. Пусть и старалась пореже поднимать взгляд.
Мы с Натиррой пытались уладить все побыстрее, но от этого получалось только медленнее. Да и сложно было не думать о том, как после всего произошедшего возвращаться в Лит-Муатар. Путь был не слишком долгим, зато изматывающим, Черная река плескалась и бунтовала. Не самое подходящее место для того, на кого только что извели остатки зелий и бинтов.
— Займитесь уже зеркалом наконец, — в который раз пробормотал Вален, перехватывая и отодвигая мою руку. Без привычного раздражения, скорее с усталостью, от которой было еще больше не по себе.
— Да, Тарина, идите. Мы сделали все, что смогли, — неожиданно согласилась с ним дроу, сидевшая на полу, поджав ноги. Теперь я видела, что ее темные доспехи из непонятного материала кое-где стали еще темнее. Натирре тоже не помешала бы помощь: ее шатало, когда она отвлекалась. — Я останусь здесь на случай, если что-то пойдет не так.
Ага, «что-то». Но я и правда видела, что все самые неприятные раны мы закрыли, пусть и выглядели они до сих пор так себе. Да и авариэльское зеркало пора было собирать — чем бы это ни закончилось.
Поднявшись, я кивнула Дикену, и тот несколько неуклюже, кривляясь, приготовил книгу с осколками. Пробитое крыло здорово ему мешало, отдавая болью в лапу, — надо было заняться и этим тоже. Оставшиеся два осколка мне передала Натирра, и я торопливо перевернула их зеркальной частью вниз. По пути в них отражался запачканный кровью и грязью пол, лежащие на нем дроу, брошенное оружие, разломанная мебель и еще много чего.
Элисид, прижимая к груди пустую раму, вскочил со своего трона и пошел навстречу нам с Дикеном, забавно выбрасывая вперед колени. То ли он всегда так двигался и решил не менять привычек даже в своем новом статусе, то ли волновался перед тем, что должно было случиться. Раму от зеркала шут в конце концов опустил посреди зала, там же, где бухнулся на колени, — поверх разводов красного на полу. Для большей символичности, что ли?
— Надеюсь, Шаори сохранит пятна крови, когда все закончится. В память о событиях, которые произошли в этом зале, — сказал он, глядя на кровавые следы. На нас с Дикеном он не смотрел, но я ощущала, что его трясет. Да и бубенчики на шляпе позвякивали не просто так.
Отдавая ему осколки зеркала, я ойкнула и прикусила губу, потому что умудрилась рассечь ладонь. Моя кровь осталась на одном из осколков, но Элисид не стал ее вытирать, прежде чем вложить его в раму. Осколки, которые притащил Дикен, наоборот были образцово чистыми и блестящими.
Кобольд пристроился рядом с шутом, наблюдая через его плечо, как тот складывает осколки один к одному. Они словно бы врастали в раму, врастали друг в друга без следов и сколов — поверхность зеркала становилась похожа на небольшое ртутное озеро. А крылья трудящегося Элисида были украшены сзади цветными ленточками, чуть-чуть выцветшими от времени; я впервые это заметила, потому что смотрела на него сверху-вниз, чуть со спины, и чувствовала себя откровенно неловко.
Элисиду ведь совсем недолго оставалось осознавать себя. Я не была уверена, что хочу видеть его таким, каким он был до того, как разбилось зеркало Шаори. И уж вряд ли этого хотел сам Элисид.
Последний осколок никак не вставал на положенное место — словно шут по каким-то причинам не мог этого сделать или же не желал. Мы с Дикеном быстро переглянулись, подумав об одном и том же.
— Вы были не самым плохим правителем для этого безумного места. Мне жаль, что все закончится так, — подбирая слова, осторожно произнесла я. Искренне, на самом деле: шута ожидала незавидная участь.
Рука Элисида перестала елозить по зеркальной раме, он перекатился на пятки и выпрямился, насколько это позволяла его плохо скроенная фигура.
— Неважно, что случится со мной. Главное, что Шаори Фелл станет прежним и снова будет стоять в горах, среди ветра и солнца, — с усилием сказал он, теперь жутко напоминая авариэлей из города. Те часто говорили не совсем то, что думали, и наоборот. Шут горько усмехнулся, качнув головой: — Я ведь даже не вспомню ничего из того, что случилось. А если и вспомню, то не смогу понять.
— Но все остальные будут помнить вашу отвагу. То, как вы спасли город, — возразила я.
— Да-да, Дикен напишет про тебя в своей новой книге! — подбодрил Элисида Дикен, потрясая своим первым шедевром. Хорошо, что авариэлю не довелось его читать, иначе обещание крылатого ящера выглядело бы как угроза.
В подтверждение своих слов Дикен положил когтистую лапу на плечо шута. Ну, не будем показывать пальцем, от кого кобольд набрался подобных замашек; я сделала то же самое, отдавая себе отчет в том, как глупо такая сцена может выглядеть со стороны. Однако тогда это было не важно. Элисида нельзя было оставлять одного.
В тот момент, когда шут, решившись, поставил на место последний осколок зеркала, произошло сразу много вещей. Вспышка белого была настолько яркой, что вырывала слезы из глаз, но одновременно на острове стало легче дышать. Тронный зал заполнился звоном стекла, от которого вставали дыбом волосы, и старческим хихиканьем, неприятным, вредным таким. Шут под моей рукой обмяк, все его тело стало расхлябанным и больше не подчинялось ему до конца.
*Тари…* — предупреждающе начал Энсенрик. Рукоять меча слегка нагрелась еще до того, как я достала его из ножен.
— Вижу.
Крылатая темная фигура, появившаяся в зале телепортом, была очень и очень знакомой. От одного ее присутствия меня слегка затошнило, Дикен закашлялся, а Натирра начала с трудом подниматься на ноги, держась за колонну, прикрывая Валена, который тоже был не слишком рад таким новостям.
— Дикен, займи шута. И не смей смотреть в зеркало.
Захныкавший Элисид с пустыми глазами, бормоча что-то неразборчивое, общупывал крыло Дикена, которому это не слишком нравилось. Но кобольд, хоть и со вздохом, послушался. Целое теперь зеркало у наших ног отражало что-то снежно-белое, а не тронный зал; бросив один-единственный взгляд вниз, я перестала смотреть и шагнула наперерез гостю.
Вот так, в ярком свете колон, Ломилитрар Гниющий выглядел еще хуже, чем в храме. Его пятнистый балахон был порван и словно собрал на себя всю храмовую пыль, на лице поприбавилось ссадин и синяков, глаз заплыл, авариэль подволакивал ногу. Как я и предсказывала, Сабал не понравилось то, на что он ее обрек. Но все-таки Ломилитрар оказался жив, мог двигаться, и это было по-настоящему странным.
Его намерения я не поняла — да и не пыталась понять, честно говоря. Слишком хорошо помнила, через что пришлось пройти, и не хотела того же для Натирры или Валена, в сторону которых сразу направился жрец. Видимо, моя голова была слишком сильно забита последними событиями, раз я даже не вспомнила, что зеркало вообще-то уже собрано.
— Даже не думай, — предупредила авариэля я, выставив перед собой меч Энсенрика. Было бы лучше, если б тот не ходил вверх и вниз в такт дрожанию рук.
Авариэль остановился, отступил на шаг, виновато глядя на меня единственным полностью видящим глазом.
— Я… уже не тот, с кем вам пришлось встретиться в храме Эндри Фаэнья. Больше — нет, обещаю. — Голос его, казалось, с прошлого раза стал мягче. Или не стал? — Я здесь, что помочь тем, кто в этом нуждается.
*Да он даже себе помочь не может. Посмотри на него,* — скептически фыркнул Энсенрик. И это было веским поводом не опускать меч и не пропускать авариэля дальше.
— Ты выглядишь слишком побитым для того, кто умеет лечить.
— Я потратил много сил, служа не той госпоже. — Печаль авариэля казалась довольно искренней. Имя госпожи он и вовсе упоминать не стал.
— Ломилитрар говорит правду. Это я отправила его сюда, зная, что может понадобиться помощь… Тому, кто бы в итоге ни сложил осколки моего зеркала.
А это в вихре, искажающем пространство, явилась Шаори. Такая же юная и хрупкая, одетая в мешковатые одежды отшельника, покрытые пещерной грязью, с той же грязью на бледной коже. Но все-таки в ее голосе не было прежних визгливых ноток.
Шут, потерявший к Дикену всякий интерес, вскрикнул от радости и, громко топая, бросился к королеве. Какой-то миг все, кто был в зале, в едином порыве молились о том, чтобы не услышать хруст проклятого зеркала, до сих пор лежащего на полу. Обошлось.
— Я рада, что победа досталась вам, а не слугам Вальшаресс, — успокаивающе сказала Шаори. Шут скакал вокруг нее, пританцовывая, цветные ленточки в его крыльях развевались от быстрых движений. Это было самой печальной сценой, которую мне довелось видеть на острове. Шаори погладила его по голове, и Элисид, пуская слюни, затих у ее ног. — Прошу, уберите оружие. Оно вам больше не понадобится. С теми дроу, которые сейчас прорываются во дворец, я справлюсь сама.
Я все еще не до конца верила ей, но мои руки уже опускали меч. Где-то во дворце, не так уж и далеко, и правда слышался грохот. Интересно, сколько еще дроу осталось на острове…
Пропустив хромающего Ломилитрара вперед, я вернула меч Энсенрика в ножны и заметила краем глаза, что Натирра расслабленно привалилась к колонне, о которую прежде опиралась рукой. Шаори улыбнулась мне, но тут же стала серьезной:
— А теперь королеве нужен ее трон.
*Знаешь, мне кажется, у этого цепа долгая история. Это не совсем обычное оружие,* — задумчиво протянул Энсенрик, пока я относила цеп Валена к лодке.
Настоящему владельцу делать это было все еще неудобно, несмотря на усилия Ломилитрара, поэтому чуть-чуть пострадать пришлось мне.
— М? Почему это?
Если меч Энсенрика я, как и полагается, могла удерживать одной рукой, лишь в патовых ситуациях хватаясь обеими, то цеп с самого начала пришлось взять двумя руками. Но даже так мне едва хватало сил. Получив пару раз по ногам шипастым тяжелым шаром, я с уважением подумала о Валене, который постоянно и без особых проблем размахивал этой штуковиной в бою.
*На нем жуткий привкус, не могу описать словами. Холодом несет.— Мое же собственное оружие было не в восторге от такого соседства. Энсенрик из своих ножен хмыкал и что-то тихо бурчал, пока наконец не признался: — Мне не по себе, когда ты тащишь его вот так.*
— Только не говори, что ревнуешь. — Я почувствовала, что ухмыляюсь. Лодка Каваллеса покачивалась на водах Черной реки, остров под ногами подозрительно дрожал, словно искрашивался изнутри. Надо было спешить. — Если подвернется возможность, как-нибудь спрошу у Валена, есть ли имя у этого цепа. Самой теперь интересно.
Горестный вздох меча был наполнен укором. Я коснулась ножен в знак извинения и оглянулась, оттягивая момент встречи со скорбным лодочником.
Шаори Фелл исчез с острова без следа, словно бы все произошедшее было сном. Не осталось ни каменного колпака, накрывавшего город, ни острых скал вокруг, ни лагеря дроу и самих темных эльфов — ничего. Одна только гладкая чернота, сливавшаяся с речной ядовитой водой. О том, что авариэли в Андердарке действительно были, напоминало лишь завернутое в трофейный пивафри зеркало — его мы погрузили в первую очередь. Лодка тут же заметно ушла в воду, а Каваллес повернул голову в сторону свертка, но ничего не сказал.
Город начал меняться уже в тот самый момент, когда Шаори вернулась на свое место. Когда откинулась на спинку трона, когда провела пальцами по резным подлокотникам, вспоминая, привыкая. Королева так торопилась восстанавливать город, что мне показалось, будто нас всех сейчас вместе с ним перетащит на поверхность, и я не могла сказать, хорошим был бы такой исход или нет. Дела в Шаори Фелле шли слишком ужасно, чтобы тратить время на слова благодарности, какие-нибудь напутствия и прочие формальности. Да и что еще мы могли друг другу сказать?
Во всяком случае, Шаори хотя бы отдала свое зеркало, пусть даже с ним восстановление города и пошло бы быстрее. Не без краткой борьбы с собой, это точно. Но шут, бесцельно кружащий по залу, передразнивающий всех присутствующих, вглядывался в волшебное зеркало так сосредоточенно и… скорбно, что Шаори не выдержала и попросила убрать эту вещицу с глаз долой.
— Босс, если не поторопишься, лодка уплывет без тебя! Быстрей-быстрей-быстрей!
Фонарик Каваллеса поблескивал на носу лодки. И глаза Каваллеса поблескивали из-под надвинутого на лицо капюшона — две точки фоне подвижной объемной темноты. Дикен бесстрашно и бессовестно мешался у него в ногах, наступая на спадающую до пола мантию. М-да, терпение у лодочника было поистине дэвовское, раз кобольду до сих пор не прилетело по голове веслом.
Я послушно преодолела расстояние до лодки и, наступив на шатающийся пол, удивилась захлестнувшей меня тревоге. Словно на острове оставалось что-то невероятно важное, что-то, что ни в коем случае нельзя было бросать. Но зеленоглазая реликвия-змейка, вынесенная с Плана Теней, утонувшая в озере, исчезла вместе с авариэльским городом, и вряд ли мне удалось бы как-нибудь ее вернуть… Пусть это будет большая из жертв, которой потребует победа над Вальшаресс.
— И вновь великие герои отправляются в плавание! — Дикен, подпрыгнув, махнул мне с носа лодки, совершенно не боясь упасть в воду. Благо, все лишнее-утяжеляющее он уже скинул на пол. — На лодке без дыр, которая не утонет! Ведь не утонет, правда? — менее уверенно добавил он, обращаясь к Каваллесу. Тот, орудуя веслом, медленно покачал головой.
А ведь действительно: пробоина, полученная еще во время приближения к авариэльскому острову, была заделана. Причем настолько хорошо, что и следов латки я не заметила, словно дыра в полу затянулась сама собой. Вообще я бы не удивилась, будто оно так на самом деле, — но порадовалась, что это плавание должно было стать последним. Дальше предстояло путешествовать по суше. Дальше…
Нет, об этом пока думать не буду.
Подойдя к сидящему на полу Валену, я осторожно, но все равно шумно опустила цеп рядом с покореженным зеленым нагрудником и прочими частями брони. У того дружелюбного кузнеца-дроу из Лит-Муатара скоро должно было прибавиться работы. И у Провидицы — тоже, раз до лодки Валену все равно пришлось добираться в сопровождении Натирры. Похоже, тифлинг задремал, привалившись спиной к борту, но очнулся, услышав мои шаги. Он несколько скованно кивнул мне в знак благодарности, и я торопливо отошла дальше, к хвосту лодки, к Натирре — наблюдать за тем, как авариэльский остров теряется в темноте.
Мне не хотелось, чтобы Вален заметил, как я пялюсь на его шрамы, — а не делать этого не получалось. Мой взгляд сам собой цеплялся за них, тем более что из одежды на тифлинге осталась в основном куча повязок, которые никто не рискнул снимать. Бр-р. Наверное, не очень удобно, учитывая идущий от Темной реки холод.
Когда Каваллес отчалил, лодку стало качать. Я вцепилась рукой в борт и заглянула за край — но в этот раз в воде ничего опасного не плавало. Просто сильное течение.
— Мне интересно, смогут ли авариэли оправиться после всего, что случилось. — Стоящая рядом со мной Натирра неотрывно смотрела в сторону острова. Ее глаза различали явно больше моих. — Им тяжело придется без зеркала. Город ужасно пострадал.
— Ну, Шаори была настроена решительно, и у нее будут помощники. Тот же Петир, если он согласится выходить из своей башни. Или Ломилитрар. — Мне живо припомнился едва стоящий на ногах жрец, который по всему тронному залу ловил сопротивляющегося Дикена, чтобы залечить его крыло. — Вместе они наверняка смогут спасти тех, кому еще можно помочь, и восстановят то, что можно восстановить.
— Тогда мне бы хотелось увидеть восстановленный Шаори Фелл, — по-кошачьи потянувшись, сказала дроу. Мечтательность в ее голосе меня слегка удивила, но после всех приключений можно было и расслабиться. — Прогуляться по обычному городу, а не искаженному магией зеркала. Ведь даже разрушенный, Шаори Фелл сильно отличался от тех городов, которые строят тут, в Андердарке. Так много стекла!
Я так и не поняла до конца, почему Натирру настолько тянуло к поверхности, но все-таки было в ее желании что-то, хм, светлое. Особенно для кого-то с таким необычным прошлым.
— Думаю, когда все закончится, вы можете попробовать найти этих авариэлей. Только придется очень-очень долго карабкаться в горы.
— А Дикен тоже отправится в горы! Ну, не сразу, а когда-нибудь, — неожиданно вклинился кобольд. Обернувшись, я увидела, что он до сих пор составляет компанию Каваллесу. Кто б мог подумать, что ящеру настолько понравится плавать.
— Ты и так в горах всю жизнь проторчал. Неужели не нагляделся?
— Дикену хочется повидаться со своим старым Мастером. Уладить с ним кое-какие дела, — бодро ответил мне кобольд. — Как думаешь, Босс, дракон хоть иногда вспоминает о Дикене? — тут же продолжил он, не дав мне опомниться.
Натирра, которая прислушивалась к нашей болтовне, покосилась на меня удивленно и вопросительно. Я ответила ей беспомощным взглядом, подняв бровь. Боюсь представить, что за дела могут привести Дикена обратно в драконье логово, из которого он с таким трудом вырвался.
— Да, Дикен, я уверена, что вспоминает. И о тебе, и обо мне тоже. Но не уверена, в каких выражениях, — вздохнула я, решив оставить расспросы на более подходящее время. — Если решишь отправиться к Тимофаррару, предупреди меня, ладно? Буду знать, когда бить тревогу.
Кобольд оскалился в два ряда мелких белых зубов и отвернулся обратно к Каваллесу — наблюдать, как весло ходит по черной воде. Все еще переваривая то, что услышала, я потерла лицо ладонями и ощутила, как Натирра сочувственно коснулась моей руки.
— Крепитесь, — кусая губы, сказала она. — В конце концов, до вашего возвращения на поверхность пройдет еще много времени.
Остров скрылся из виду быстро — а может, и вовсе исчез, ведь настоящим он никогда не был, а чары Халастера и колдовство Шаори его больше не удерживали. Впереди, позади, со всех сторон была чернота, лишь слегка разгоняемая светом на борту лодки. Плавание обещало быть не столько долгим, сколько изнуряющим; лодка Каваллеса спокойно, почти бесшумно шла по ровной воде, и меня начинало клонить в сон.
И ведь можно было бы присоединиться к Дикену, который свил себе гнездо из одеяла и беззаботно посапывал, накрывшись крыльями. На самом деле я так и собиралась поступить — но в итоге только завистливо косилась на дрыхнувшего кобольда. Кое-что мешало выдохнуть и закрыть для себя страницу с авариэльским островом.
Мне не особо хотелось возвращаться к той части лодки, где был Вален. Но, с другой стороны, столь же сильно мне не хотелось до конца плавания бороться с уколами совести и нехорошим навязчивым беспокойством. Подняв воротник, я не могла не думать о том, что становится холоднее и не похоже, что тифлинг мог бы сам встать и найти что-нибудь, чтобы укрыться. Время от времени я слышала, что он ворочается или меняет позу, и это заставляло меня чувствовать себя еще хуже и нервно барабанить пальцами по борту лодки.
Ай, да в Ады это все.
Покопавшись в недрах всего полезного, взятого в путешествие из Лит-Муатара или подобранного на островах, я наконец нашла подходящее одеяло. И, собравшись с духом, направилась к тифлингу. На этой лодке нельзя было ничего скрыть, он сразу услышал мои шаги. Натирра, тоже заметившая движение, посмотрела в нашу сторону, но потом вернулась к своим делам. На ее коленях лежали раскрытые «Тени Андрентайда».
— Давайте я вам помогу. Так будет теплее.
Наверняка на моем лице была убийственная просто серьезность, граничащая с испугом, — тогда, когда я стояла перед Валеном с этим дурацким одеялом в руках. Хорошо, что тифлинг был слишком удивлен, чтобы сопротивляться. Нет, в первый момент он собирался отказаться, начал что-то говорить, поднял руку, чтобы отмахнуться, — но это было плохой идеей, потому что одна из повязок стала темнеть. Тифлинг скривился от боли и в итоге позволил мне приблизиться.
Разворачивая одеяло, а затем укрывая им Валена — плечо, другое плечо, колени, — я даже удивлялась собственному спокойствию. Происходящее было… ну, излишне личным. Я снова замечала все эти шрамы на коже и старалась поскорее их прикрыть, потому что чувствовала себя так, словно бы вижу то, чего видеть не должна. С другой стороны, не так давно я тоже показала спутникам несколько достаточно личных воспоминаний, да еще и против воли этих самых спутников.
— Вы хотите что-то спросить? — вопрос Валена застал меня врасплох. Я вздрогнула и часто заморгала, соображая, в чем дело. А тифлинг, словно в насмешку, добавил: — Это написано у вас на лице.
А, нет: кажется, он не насмехался надо мной, а говорил серьезно. Ну, ему и впрямь было виднее, он ведь все время наблюдал за моими действиями. То ли с опаской, то ли с непониманием; присев рядом с ним, я уже собиралась встать и отправляться восвояси, но помедлила.
— Откуда у вас эти шрамы?
Вообще я хотела спросить про это у Натирры, почему-то веря в то, что дроу знает ответ. А Вален словно и ждал этого вопроса. Меня настолько легко прочитать, да?
— Кровавая война. Я… провел там много времени. Был солдатом в легионах Бездны, — ровным голосом произнес он, внимательно глядя на меня, ожидая моей реакции. — Вы знаете, что такое Кровавая война?
Я медленно кивнула, то ли жалея о своих словах, то ли радуясь тому, как все сходится. Кровавая война, ну конечно. То, что я наблюдала в перевернутой башне, могло быть ее продолжением. Должно было быть ее продолжением. Тот, с кем мне несколько раз пришлось столкнуться на острове, и тот, кто сидел напротив меня, ежась под колючей тканью, были словно разными, э-э, людьми. Как крылатый шут Элисид до того, как разбилось зеркало, и после.
— А вы неплохо держитесь для кого-то, кто прошел через подобное, — достаточно искренне сказала я. Это пришло мне в голову сразу после ужасов о Бездне и тифлингах, которые я слышала от Дрогана во времена ученичества. — Что бы ни происходило вокруг. Даже в той башне, полной существ из Нижних Планов.
Опаски в синих глазах тифлинга стало еще больше, чем прежде. Недоверчиво прищурившись, он изучал мое лицо, но не нашел ничего, что намекало бы на неискренность.
— Мне пришлось научиться сдерживать свою демоническую часть. Без этого находиться в вашем мире было бы сложнее. — Сказав это, Вален быстро отвел взгляд. Похоже, он чувствовал себя не слишком уютно во всей этой ситуации. Ха, обычно на его месте была я.
Да и не так уж хорошо у него получалось справляться с собой, мы оба это знали.
— Для вас важно происхождение тех, кого вы встречаете на своем пути? Вы судите их… по крови? — неожиданно спросил меня тифлинг.
Я не совсем понимала, зачем ему вообще мое мнение, но наклонила голову набок, думая над ответом. Не то чтобы мне действительно было все равно, кто передо мной, однако…
— Мой единственный друг — кобольд.
Было в моих словах или интонации что-то от «спасите-меня-пожалуйста». Точно было. Только этим и можно объяснить то, что Вален впервые за все время нашего знакомства улыбнулся и тихо рассмеялся, слегка запрокинув голову, царапнув рогами борт лодки. Это длилось не слишком долго — но достаточно, чтобы оставить меня растерянной, чуть-чуть ошеломленной и не верящей собственным глазам.
Неловко улыбнувшись в ответ, я покинула его и вскоре, как и собиралась, уже подсела к Дикену. Кобольд, спросонья обнаружив у себя под боком теплого и не возражающего Босса, почти половиной себя забрался ко мне на колени, напрашиваясь на ласку. Ладно уж.
*Эй. Так что там насчет единственного друга?* — с укоризной поинтересовался Энсенрик.
Рубин в его рукояти мерцал, ловя свет Каваллесова фонарика. Оставив ножны с мечом на некотором расстоянии от себя, я постоянно ощущала пустоту на их месте. Все-таки последние приключения приучили меня чуть что хвататься за оружие.
— Так и знала, что тебе это не понравится.
Над моей головой до сих пор нависали тучи, и надо было еще много чего сделать, чтобы выпутаться из этой истории. Но почему-то — наверное, потому что авариэльский остров со всей его жутью наконец остался позади, — мне впервые за долгое-долгое время было спокойно.
@темы: фанфикшен, Ночи Невервинтера
пятница, 06 января 2023
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Каким-то странным образом обе песни у меня ассоциируются с HotU, первая — особенно сильно. А другая музыка от того же автора не заходит. Но следить за ним буду, голос очень уж хороший, да и тексты связные.
@темы: музыка, Ночи Невервинтера
четверг, 01 декабря 2022
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
У меня сегодня не было задач на работе, поэтому развлекалась, прогоняя фото и арты через QQ — нейросеть, которая перерисовывает их в анимешном стиле. Загнала в том числе несколько неверских.
От моего ржача должны были вздрогнуть соседи) Это же почти новый мем про двух женщин и кота!
А это просто красивое
Жаль, что фото и арты, где несколько человек, не всегда выходят нормальными. И даже эти картинки получились не с первой попытки, нейросеть каждый раз путала количество рук.
+3
От моего ржача должны были вздрогнуть соседи) Это же почти новый мем про двух женщин и кота!
А это просто красивое
Жаль, что фото и арты, где несколько человек, не всегда выходят нормальными. И даже эти картинки получились не с первой попытки, нейросеть каждый раз путала количество рук. +3
@темы: Ночи Невервинтера
четверг, 04 августа 2022
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Сама себе не верю, но это финальный апд. То, что не могла дописать год, на нервах дописалось за какие-то три недели)
Теперь осталось перечитать все от начала до конца и справиться с кринжем. Прям видно, что первую половину писал другой человек)
***
В 2018–2019 гг. все это дело почему-то казалось хорошей идеей. А теперь ловлю себя на том, что порю какую-то несовместимую с лором чушь, страдаю, но не переписываю, иначе сносить пришлось бы практически все
читать дальше
Ну, так, во всяком случае, было лучше, чем идти через главную дверь дворца, рискуя быть подстреленными притаившимися вокруг дроу. Однако все эти подземные ходы под городом… Бр-р.
Было ясно, что их проделали дроуки — пробили, прокопали в легком и пористом днище острова. Начинаясь в потайных уголках города, тоннели пересекались между собой и соединяли разные части Шаори Фелл. Наверно, с точки зрения авариэлей пауки (те, что ходили не по потолкам) просто вырастали из темноты и утаскивали в нее же их наиболее неудачливых сородичей. Неудивительно, что крылатые предпочли отделаться малой кровью.
Нужный спуск Натирра и Дикен присмотрели еще во время своей разведки. За горой мусора в одном из пустых домов крылась аккуратная дыра в полу, в которую могло пройти рыхлое брюхо дроука со всеми его восемью лапами. Стены вокруг были заплетены паутиной, а по краям дыры поблескивало темного цвета… что-то, при взгляде на которое становилось жутко интересно, что же произошло с прежними хозяевами помещения. Искренне не желая, чтобы эта субстанция попала на одежду или на волосы, во время спуска я вжала голову в плечи и старалась держать локти поближе к телу. Не особенно помогло.
Ориентироваться под землей, среди хрупких камней, которые крошились под пальцами и ботинками, было практически невозможно. Глаза привыкли к темноте быстро, но идти все равно приходилось по большей части наощупь, надеясь, что чутье Натирры приведет куда нужно. Дроу, во всяком случае, уверенно шла впереди и выбирала нужные повороты — будто у нее в голове был компас, нацеленный на дворец со всеми его мрачными тайнами. Иногда она что-то шептала себе под нос и нетерпеливо оглядывалась, белые волосы хлестали ее по плечам. Такая горячность прежде не была свойственна Натирре, но ее можно было объяснить тем, что в любой момент в тоннелях могли появиться дроуки. Вряд ли бы того бедолаги около храма хватит надолго.
Натирра обернулась, ее глаза блеснули красноватым. Глаза Валена, который, несмотря на броню и оружие, шагал практически бесшумно, тоже поблескивали красным, особенно когда тифлинг натыкался на острые камни или, судя по тихой ругани, цеплял рогами низкие потолки. Дикена я не видела, но слышала его шумное дыхание сбоку от себя. Держу пари, его тоже мучило чувство, что все это уже случалось — чуть больше года назад мы с ним точно так же сначала нашли хорошо замаскированную нору в пустыне, потом долго решали, нужен ли будет свет, а потом полезли под землю. Сегодня, в момент спуска, кобольд даже взволнованно завел свое любимое «Босс, а помнишь…», но потом, постояв чуть-чуть около дыры, закашлялся, сбился и скис.
Если тоннели в пустыне пахли песком и сухой травой, то тоннели под Шаори Фелл были, пожалуй, чуть приторными.
Зацепившись носком ботинка за что-то мягкое, я споткнулась и, неловко взмахнув руками, едва плашмя не растянулась на полу, благо, успела схватиться за стенку тоннеля. Затем полезла ощупывать то, что лежало на полу и мимо чего так решительно прошагала Натирра. Нашла рукой чью-то руку, плечо, лицо с холодной и влажной кожей. Промолчала, прикусив губу, — зато за меня попытался закричать Дикен, чья клыкастая морда буквально лежала на моем плече. Благо, я успела не глядя придержать его пасть руками, и вопль, который мог собрать в одном месте всех окрестных дроуков, так и не состоялся.
После этого в тоннеле все-таки решено было зажечь пульсар — большую, спокойную, плавающую в воздухе оранжево-красную медузу. Она зависла над мертвецом, высветив полное отсутствие крыльев, светлые волосы и достаточно странную позу, в которой застыло тело. Судя по одеждам, это был один из воинов Вальшаресс, и его явно бросили здесь, как игрушку, — со скуки, а может, от нежелания нести ношу дальше. Глядя в распахнутые глаза покойника и на темные подтеки около губ, хотелось верить, что, когда эльфа затаскивали под землю, он уже хотя бы ничего не осознавал.
Натирра, даже не пожелав приблизиться к телу, хладнокровно хмыкнула и указала рукой на следующий поворот — почти пришли. Я заметила краем глаза, как Дикен снова прилип к Валену, и тот, вроде как, теперь был даже не против такой компании. Пульсар на всякий случай решили оставить, и вторая часть пути прошла под его мерное, успокаивающее потрескивание.
Тоннель заканчивался объемной кучей камней и плит — эдакой горкой, с которой было удобно подниматься к разобранному потолку-полу. Наверху, во дворце, было светлее, чем в тоннелях, свет мерцал, лился серым столбом. Чтобы узнать, кто именно заботился об освещении, нужен был кто-то юркий и неприметный. Кто-то, кто смог бы торопливо осмотреть комнату и, если что, быстро нырнуть обратно в дыру. Кто-то, за кем бы могли долго и безуспешно гоняться неповоротливые дроуки…
Когда Вален поднял на вытянутых руках Дикена, забавно поджимавшего под себя все конечности, на лице тифлинга было что-то среднее между неловкостью и виной. Действовал он подчеркнуто аккуратно — даже в конце, когда кобольда пришлось буквально вытолкнуть на поверхность, было понятно, что сделать это можно было гораздо сильнее. На какое-то мгновение я залюбовалась получившейся картиной, а потом, когда Вален поймал мой взгляд, сделала вид, что жутко интересуюсь пейзажем над его головой. Тем временем Дикен, клацнув зубами, прижался всем телом к полу и быстро-быстро пополз вперед. Кончик ребристого хвоста, свисавший в дыру, исчез, прикрытый чарами невидимости, но перед этим все же хлестнул тифлинга по лицу. Отомстил так отомстил.
Мне выпало держать кобольдов походный сумарь и лютню. Поймав себя на том, что как-то уж слишком сильно, до хруста, сжимаю в пальцах кожаные ремни, я расслабила пальцы и прислушалась. Не было даже звука шагов (вот умеет же, когда хочет!). Потом послышалось натужное сосредоточенное сопение, потом — скрип и шорох, как будто двигают что-то тяжелое. В конце концов кобольд, стоя на краю дыры, помахал в воздухе деревяшкой, очень похожей на ножку от стула.
— Босс, тут никого. И Дикен забаррикадировал двери.
И правда забаррикадировал: перекрыл ручку точно такой же деревяшкой, да еще и кресло под дверь пододвинул. Вот только если б не этот здоровенный пролом в стене…
Комната напоминала большой пыльный склад, хранилище, куда выносили ненужные или просто сломанные вещи. В глаза бросалась старинная, вычурная, красиво украшенная, но никому не нужная мебель, которая подпирала стены и, казалось, могла развалиться от одного неосторожного прикосновения. А вот мягкий голубоватый свет исходил из магических светильников, закрепленных на стенах, — пусть хозяева дворца и ушли, эти штуковины горели сами по себе, как наследие какой-нибудь погибшей цивилизации.
Вален помог выбраться мне, а потом подал руку Натирре, вытащив ее из тоннеля одним ровно одним движением. Кровавая дорожка, ведущая от пола к стене, недвусмысленно намекала, куда нужно двигаться дальше. Вооружившись одним из светильников (почему-то это казалось хорошей идеей, к тому же держать в руках что-то яркое и тяжелое было успокаивающе приятно), я выглянула в коридор.
Дворец восстанавливал сам себя, боролся с разрушениями, но получалось не особенно успешно. Магия в его стенах уже выдыхалась, поэтому практически во всех комнатах были следы борьбы, грязь и перья. (Дикен, подобравший одно длинное снежно-белое перышко, явно собирался писать им свою великую книгу, но после намека, откуда взялся трофей, тут же с ужасом его выбросил.) Почти у всех встречных статуй были отбиты головы, у картин — исцарапаны лица. На большей части из них, казалось, была изображена одна и та же авариэль: то ребенок, то взрослая, то в пышных одеждах, то с распущенными волосами, сидящая перед зеркалом. Зеркало на той картине изодрали в лоскуты тоже, то ли ногтями, то ли ножом…
В остальном замок казался тихим: в кладовых гнили брошенные припасы, в коридорах гуляло эхо и тихонько мерцали светильники. Разве что иногда приходилось спотыкаться о легкие, как будто сделанные из грязной ваты коконы да уворачиваться от свисающих с потолка гирлянд паутины. Один из коконов в конце концов вскрыла Натирра — с почти профессиональным изяществом, надо сказать. Придворный внутри оказался таким же сухим и таким же бледным, как его последнее пристанище; попадаться в лапы дроуков после такого хотелось еще меньше.
Новые хозяева дворца не показывались до тех пор, мы не зашли в самую глубь здания, к центру. К фонтану.
Комната была просторной, богато обставленной и с кучей картин — наверное, раньше ее использовали для каких-то официальных встреч. Но, главное, тут оказалась вода, до сих пор чистая и прохладная. А значит, несмотря на крайне сомнительные обстоятельства, наконец-то можно было пополнить запасы и смыть с кожи всякую вязкую дрянь. Вот только шум фонтана отлично скрыл топоток множества ног по потолку, поэтому сначала мы услышали все нарастающий шорох, а дальше сверху посыпались сети. Ну и дроуки посыпались тоже, да.
Первому, чьи конечности коснулись пола, прилетело в лицо моим светильником — сфера разбилась и обожгла грязно-серую скулу, губы чудища перекосило от бешенства. А я тем временем бросилась к Дикену, чтобы помочь ему освободиться от толстой, липкой паутины, которая опутала его ноги и крылья. Энсенрик ругнулся и как-то поежился внутри меча, однако лезвие без проблем перерезало путы на кобольде; тот, щелкнув зубами на потянувшуюся к нему шипастую лапу-руку, резво оказался за нашими спинами. Ударил по струнам. Запел — слов я не разобрала, но, может, это и к лучшему.
А вскоре в арьергарде оказалась еще и Натирра — ведь дроуки, которых все прибывало и прибывало в комнате, в первую очередь целились в нее. Нет, не то чтобы пауков вообще не интересовали мы с Валеном, однако было в их лицах что-то, что сулило крайне мучительную кончину единственной, хм, непеределанной дроу в этой комнате. В какой-то момент та даже отступила на полшага: обычно не особо эмоциональная, Натирра буквально фонтанировала отвращением. Хотя, пожалуй, меня бы тоже не обрадовал человеческий торс, прикрученный к насекомьему низу…
В общем, Натирру задвинули назад, и она, пусть не особо довольная таким положением, тут же начала что-то плести. Вовремя: успела отвести от Валена, который увлеченно разбивал дроуком фонтан, что-то искрящееся, прилетевшее со стороны… пауков? Ох, да ладно. Значит, кому-то, чтобы произнести даже простенькое заклинание, нужно долго учиться и каждый раз мысленно проходить странноватое испытание с кучей обнаженных телес. А кто-то может использовать магию, даже лишившись половины мозгов и превратившись в огромного паука.
В целом, сражаться с кем-то, у кого в два раза больше конечностей, чем у тебя, оказалось достаточно необычным опытом. Особенно под вопли Энсенрика о том, что при жизни он не очень жаловал насекомых, а сейчас хочет отомстить им за все хорошее. Особенно в компании Валена, которому было все так же сложно не попадаться под ноги. Особенно когда противники страшно скалят лица, плюются чем-то едким, выделяют такое же едкое с другого конца и не гнушаются пользоваться обычным оружием в дополнение к чрезвычайно сильным рукам. И это не говоря о том, сколько всего может вытечь из рассеченного брюха одной такой вот тварюшки…
Но все когда-то заканчивается, и дроуки закончились тоже. В этой части дворца уж точно: ничего больше не шипело, не топало, не сыпалось с потолка и не пыталось пролезть в двери из соседних коридоров. Однако меня не отпускало ощущение, что пара-другая пауков точно уползла в темноту и очень скоро попросит продолжения. Что касалось остальных дроуков — они, даже валяющиеся кверху брюхом, все равно выглядели так, будто в любой момент могут учинить еще какую-нибудь пакость. В итоге, едва-едва отдышавшись, мы приступили к сомнительному занятию — поиску и добиванию тех, что шевелится.
На то, чтобы обойти всех дроуков и убедиться, что никто из них внезапно не встанет, ушло не так много времени. Зато у меня наконец-таки получилось во всех подробностях рассмотреть этих странных созданий. Лапы у них подергивались, как у самых настоящих пауков, однако во многих осталось еще слишком много от дроу: волосы не успели отрасти, торс — раздуться, лица — измениться…
Лица.
Поймав себя на том, что уже долго-долго просто стою и смотрю на распластавшегося, лишившегося пары конечностей дроука, я потерла висок и вздрогнула: под пальцами оказалось прохладно, мокро и красно.
— Дикен, — окликнув кобольда, который весело болтал ногами и что-то насвистывал, сидя на разрушенном фонтане, я махнула ему рукой. Ящер с готовностью сорвался с места и подбежал ко мне, перепрыгивая на ходу через пауков всех мастей. — Посмотри внимательно на этого дроу, ладно?
Дикен посмотрел. Внимательно посмотрел. Даже присел на корточки, чтобы быть поближе к темно-серому подбородку лежащего на полу создания — да буквально носом в него уткнулся. Когда он поднялся, ожидая дальнейших указаний, на его морде было написано непонимание.
— Тебе не кажется, что мы когда-то его уже встречали?
Непонимания на морде кобольда стало больше. Поэтому прежде, чем ящер успел что-то ответить, я добавила — неожиданно для себя:
— Не здесь. В… Подгорье.
— Не-а. Дикен бы такое запомнил, — решительно сказал кобольд. — В Подгорье были только обычные дроу. Злые, но обычные, с двумя руками и двумя ногами. — И вот тут до него, кажется, начало доходить: глаза кобольда неожиданно распахнулись, рот приоткрылся, Дикен с опаской и сочувствием покосился на мои волосы. — Босс ударилась головой, да? У Дикена где-то было целебное зелье. Босс может взять себе его порцию, если хочет…
Ну спасибо, друг, поддержал. Благо, заметив, что над телом дроука происходит нечто интересное, к нам с кобольдом подошла Натирра. Легкая, сделанная из какого-то странного материала броня ее была испачкана мокрым; у меня перед глазами до сих пор стояла сцена того, как моя провожатая вскрывает дроучье брюхо так же ловко, как тот кокон в коридоре.
— Мне знакомо лицо этого дроука. Кажется, я видела его в Подгорье. — Решив сразу раскрыть все карты, я призналась сразу и честно: — Только тогда он еще ходил на двух ногах и был жив. Или не очень. Ой…
Теперь еще и у Натирры лицо стало вопросительно-подозрительным, а у меня начало пульсировать в висках. Дроу пару мгновений вглядывалась в меня, очевидно, отметив то же, что и кобольд чуть ранее, а затем молча присела на одно колено — начала осматривать тело, стараясь при этом особенно его не касаться. Дикен навис с другой стороны, лютня, закрепленная на его спине, тихонько бренькала, будто струны перебирала невидимая рука. Думаю, даже при жизни лежащий на полу дроук не получал столько внимания зараз.
— Сначала он был в отряде, который напал на таверну, а потом в комнате, где держали Халастера. Один из тех, кого вырубил Халастер, когда освободился, — почувствовал, что начинаю тараторить, я сделала глубокий вдох. Не помогло.
С другой стороны зала в нашу сторону начал с интересом посматривать Вален. А может, ему просто не нравилось, что мы втроем отлыниваем от грязной работы.
*Сама-то понимаешь, насколько странно это звучит? Иногда они возвращаются с того света... и отращивают дополнительные ноги*.
Мрачноватый, немного капризный тон, с которым говорил Энсенрик, тоже не особенно поднимал настроение. Чтобы не наблюдать, как перемигиваются компаньоны (точнее, это Натирра пыталась подавать какие-то знаки, а Дикен упорно не понимал, чего от него хотят), я отвернулась и все-таки встретилась взглядом с тифлингом. Вот только его тут не хватало.
— Ну хоть ты-то мне веришь?
*Не знаю, — пожал плечами неспокойный дух. И как у него это вообще получилось без тела? — Я редко вижу лица, все больше по потрохам. Но ты веришь точно.*
Отчасти жалея, что вообще начала этот разговор, я хмыкнула. Всматриваться в темные углы дворца отчего-то стало немного более жутко. Казалось, в одном из них, самом дальнем, в любой момент кто-то может начать мерзко хихикать…
*Целый день ты о Халастере. Не к добру, а?* — Энсенрик теперь старательно делал вид, будто это не он молчал всю дорогу от острова Создателя к острову авариэлей. Но почему бы и нет. А меня тем временем окликнула Натирра.
— Тарина. — Дроу выглядела несколько обеспокоенной, ее белесые брови сошлись на переносице. — Я не знаю, кого именно вы видели в Подгорье, но для нас будет лучше, если это окажутся разные существа. — Заметив, что к нам все-таки решительно шагает Вален, перебивший наконец все выжившее вокруг, она кисло ухмыльнулась. — Хотя этот остров, несомненно, полон сюрпризов.
Насколько дикими были эти сюрпризы, выяснилось очень скоро.
Правда, перед этим мы вчетвером умудрились накрепко потеряться в коридорах дворца и вообще убедиться, что внутри это место значительно больше, чем снаружи. А еще встретились с местными обитателями иного рода — здоровенными, видимо, изменившимися под влиянием магии пауками, хорошо, что без дроувских голов. Твари оказались дьявольски вредными, жутко шипели и постоянно лезли кусаться; выцарапывая из голенища сапога пару истекающих чем-то зеленым челюстей, я приметила темную дорожку, уводящую в один из коридоров. Конечно, кровавую. Конечно, выглядящую слишком уж приглашающе. Однако и то — ориентир.
И была комната с большими деревянными сундуками, обитыми чем-то красным. И были исцарапанные изнутри крышки. И были лежащие в сундуках дроу разной степени, хм, превращенности.
Свалившись в один из коробов, Дикен жутко перепугался сам и каким-то образом разбудил всех дремлющих вокруг существ. Благо, большая часть из них оказалась еще незаконченной: все, что они могли делать, это резво выбираться из своих пристанищ, жутко вопить и быстро-быстро ползти в твою сторону. После — цепко хватали за ноги. А дальше я не смотрела: отбивала чечетку в попытках скинуть с лодыжки холодные когтистые пальцы.
Точку во всем этом безобразии поставил Элисид, местный правитель и шут.
Правда, сначала пришлось еще немного попетлять по коридорам, слушая, как со всех сторон топают и стрекочут дроуки. Пусть комнату с сундуками и забаррикадировали, на этот раз по-настоящему, бюстом какой-то длинноволосой авариэли, шум в том районе произвел такой же эффект, как если бы кто-то тронул палочкой паутину. Но пауки вдруг отстали и разбежались, едва впереди замаячили высокие створчатые двери. Закрытые — и открывшиеся бесшумно, от одного только прикосновения.
За ними оказался зал, совсем не тронутый разрушениями, с настолько чистыми и блестящими полами, что ступать по ним ботинками, перемазанными во всякой паучьей пакости, было даже как-то неудобно. Света внутри было столько, что у меня с непривычки заслезились глаза, а Натирра и вовсе прикрыла лицо рукой; в основном этот свет лился сбоку и сверху, от уходящих куда-то под потолок колонн. А в другом конце комнаты стоял трон, и на троне этом, положив голову на сцепленные пальцы, сидел шут. Всамделишный. В странноватой одежде и даже шляпе с золотыми бубенчиками.
Увидев его, все дружно затормозили и обнажили оружие.
— Босс, тут какой-то странный парень, — протянул Дикен, очень стараясь не пятиться, но все равно уперевшись хвостом в мою ногу. — И его мы тоже убьем, да? — А вот в этом уже была надежда.
Да еще Вален пробормотал что-то про то, что шут без зрителей — не к добру.
Шут рассматривал нас спокойно и даже с улыбкой на тонких губах. Весь он был каким-то мелким, похожим на ребенка, сгорбленным и перекрученным, лицо явно несло отпечаток какой-то болезни. Ноги правителя странного острова даже не доставали до пола, волосы топорщились из-под шляпы. Но помахал он вполне благодушно и с полным осознанием того, что делает, этим разительно отличаясь от остальных авариэлей острова.
— Вижу, вас тоже коснулась карающая рука Халастера, — сказал он с сочувствием мне, когда мы подошли ближе.
*Да он издевается*.
— Тоже?
С трона шут не встал, так и смотрел снизу-вверх, при этом умудряясь выглядеть торжественно и чертовски, хм, умно. Кажется, его совсем не смущали четыре вооруженных гостя. Меня же не отпускало ощущение, что разговор должен был начаться как-то иначе.
— На вас лежит отпечаток той же магии, которая погубила наш бедный город, — без обидняков заявил шут. Бубенчики на его шляпе позвякивали при каждом движении. — Вы наверняка должны были это почувствовать, Тарина.
Самое время вставать в позу «я-же-говорила». А вообще, когда твое имя называют первые встречные, это достаточно неприятно. Даже спутники мои напряглись, хотя, казалось бы, куда уж сильнее-то.
— Халастер делает плохие вещи с теми людьми, которые его злят, да, Босс? Авариэли чем-то разозлили Халастера? — А вот Дикен уже перехотел убивать странного парня на троне и теперь проявлял чудеса сообразительности, успевая попутно разглядывать комнату.
Шут уже начал было даже обдумывать ответ на его вопрос, но я остановила происходящее вокруг безумие, подняв ладонь.
— Дикен, не лезь. — Ответом стало недоуменное сопение на уровне пояса. — Давайте начнем сначала. Вы вообще кто?
Элисид оказался ужасно везучим шутом в городе, которому жутко не повезло. Прежде он, по собственному признанию, пускал слюни, плясал для удовольствия настоящей королевы авариэлей — Шаори, и ни о чем больше особенно и не думал. Их город стоял высоко-высоко в горах, под солнцем и ветром; все было хорошо. А потом Элисид обнаружил себя с чрезвычайно тяжелой и умной головой, в дурацком костюме и в окружении немного свихнувшихся слуг. За окнами дворца оказалась пещера, в дверях тронного зала мелькнула спина королевы…
Дело было в магическом зеркале, в которое часами глядела Шаори: так она следила за врагами своего народа, настоящими и выдуманными. В какой-то момент артефакт, кажется, совсем завладел разумом хозяйки — только этим и можно объяснить желание Шаори пошпионить за Халастером. Тот, естественно, такому вниманию не обрадовался и ударил в ответ. В итоге город авариэлей закинуло глубоко под землю, а все его жители словно бы отразились в кривом стекле.
— Все, что прошло через зеркало, обернулось в свою противоположность, — лаконично закончил свой печальный рассказ Элисид. — Королева бросила свой трон, дурак стал всезнайкой. А само зеркало разбилось на части, так что мы все оказались в ловушке тут.
Разница между тем, как выглядел шут, и тем, как и что он говорил, была столь значительной, что становилось не по себе. Такое же ощущение у меня возникало разве что во время разговоров с Провидицей: как будто кто-то видит тебя насквозь, но тщетно пытается это скрыть.
— Откуда здесь взялись дроуки? — спросил Вален, нависая над Элисидом и его троном, но все-таки не подходя ближе. Рука его до сих пор касалась рукояти цепа. — Остров окружен водой со всех сторон. Не могли же все они переплыть через реку.
Я постаралась отогнать от себя видение плывущего по ядовитым волнам здоровенного паука (или сразу нескольких), а Элисид поерзал и рассеянно потеребил края шляпы, накручивая на палец позолоченную нить.
— Дроуки пришли на этот остров вслед за нами. Отсюда, из дворца. Сначала в дальних комнатах появились красные сундуки, а потом — эти существа. — Услышав о сундуках, Дикен, побывавший в одном из них и вдоволь наобнимавшийся с содержимым, скорчил страшную рожу. Шут отметил это и сочувственно усмехнулся. — Вижу, вы уже нашли то место. Думаю, оно тоже как-то связано с Халастером, с его наказанием за любопытство Шаори.
Натирра, посмотрев на меня, а потом на Элисида, на время спрятала лицо в ладонях: наверняка что-то поняла. Но промолчала. Ладно, потом спрошу, все равно это вряд ли будет что-то хорошее.
— Тогда почему их нет в этой комнате? — продолжал не особенно дружелюбно настаивать Вален. А вот это уже легко.
— Магия, — ответила ему я. — Здесь сосредоточена вся магия этого места. Наверняка до сих пор работают какие-то охранные заклинания.
Шут закивал, по тронному залу разнесся веселенький звон колокольчиков.
— Раньше нас было больше. Многие прятались в тронном зале, но потом… ушли. Не стали меня слушать. — Что-то в его голосе подсказывало, что находиться среди свихнувшихся соотечественников было не очень весело. А ведь за троном действительно стояли какие-то вещи, много вещей! — Магия, которая защищала Шаори, продолжает защищать и меня, но теперь я привязан к этому месту. Тут не может даже пролиться кровь, пока я того не захочу.
— Зачем авариэлю хотеть, чтобы пролилась кровь? — До этого Дикен внимательно, как загипнотизированный рассматривал колокольчики на шляпе шута, а тут неожиданно отмер и горестно выдохнул: — Здесь ведь такие чистые полы.
Авариэль подобрался и сполз на край трона, теперь ноги его твердо стояли на камне. Вот мы, кажется, и подошли к самому главному на сегодня.
— Я предлагаю вам сделку, — честно сказал Элисид. — Где-то на острове находятся пять осколков волшебного зеркала. Принесите их, чтобы я смог вернуть город обратно на поверхность. Зеркало после этого станет вашим. — Переводя взгляд с одного лица на другое, он вряд ли нашел много энтузиазма и веско добавил: — Вам ведь нужна любая помощь в войне с Вальшаресс.
— Вы и об этом знаете, — все же не выдержала я. — Быстро же расходятся новости по Андердарку.
Натирра презрительно скривила губы. Кажется, ей до сих пор мешал исходящий от колонн свет, поэтому на шута она не смотрела — больше на его ноги. Но и от них дроу была не в восторге.
— Он предложил то же отряду Вальшаресс. Поэтому они ждали нас возле дворца.
— Вам нужна помощь, а нам — надежда, — не стал отпираться Элисид. Хотя, казалось, говорить о таком ему было не очень приятно, он даже почти что начал оправдываться. — Дроу приходили сюда, но вряд ли добились особых успехов. Наш город успел на них… подействовать. Вы тоже скоро это почувствуете.
Подействовать, значит. И снова в дальнем углу комнаты как будто кто-то хихикнул…
— Если часть осколков окажется у нас, а часть — у них, придется сражаться. На потеху шуту, — заключил Вален, которому перспектива сражения во дворце не нравилась даже больше, чем возможность немного двинуться рассудком.
*Лично я уже начал делать ставки, что произойдет раньше. Но это так, к слову*.
Ну хоть что-то здесь никак не меняется.
— Так значит, Халастер... — упустивший разговор над телом дроука Вален теперь решительно ничего не понимал и очень об этом жалел.
— Даже больший безумец, чем казалось сначала. — Не то чтобы остров уходил у меня из-под ног, но... нет, все-таки слегка уходил.
— И все дроу, которые попали Подгорье?..
— Вряд ли. Иначе тут было бы не протолкнуться от дроуков. — Прокрутив перед глазами всех темных эльфов, с которыми пришлось повстречаться в Подгорье, я зарылась подбородком в воротник куртки. — Хотя непонятно, скольких еще их бродит по острову.
Зато ясно, откуда в тоннелях под дворцом появилось то тело: его тащили в комнату с сундуками, но почему-то не донесли. Наверняка количество полупауков сильно выросло, когда на остров пришел отряд Вальшаресс.
— Я даже не знаю, можно ли называть таких существ дроуками, — аккуратно поправила меня Натирра. — Само их существование — насмешка над всеми нашими верованиями. Халастер не мог унизить дроу сильнее, чем этим.
К тому моменту она уже просветила меня насчет того, как появляются обычные дроуки и при чем тут молчащая ныне богиня Лолт. Про то, откуда на острове могли взяться многоногие твари из дворца, Натирра рассказала тоже. Кажется, она не особенно верила собственным словам, но все сходилось слишком удачно: тот дроу из Подгорья, донимавшие Халастера авариэли, сундуки эти кровавые, в конце-то концов. Превратить одно существо в другое и натравить его на своих обидчиков — вполне в духе старика.
Ах да, произошло все это аккурат перед новым спуском в тоннели. Переваривать новости каждому пришлось молча и в одиночку, зато, когда в поле зрения вдруг появился дроук, потолок на него обрушивали вдохновленно и достаточно слаженно.
— Первые слухи об авариэлях появились незадолго до того, как Халастер был пленен. Наверняка он какое-то время сопротивлялся вторжению и наполнял остров этими тварями. А потом отомстил охране, которая его пытала. — Натирра, вроде бы, поклонялась Эйлистри, как и Провидица, однако подобные превращения все равно вызывали у нее негодование. Она даже сжала руку в кулак — и тут же расслабила, дернув плечом.
— Удивительно, что мы вообще выжили после того, как его освободили, — проворчала я, вызвав у нее неожиданно искренний смешок.
Судя по тоскливому молчанию, Вален теперь понимал еще меньше, чем пару минут назад. Но и спрашивать о чем-то еще, рискуя вызвать тем самым новую порцию странных разговоров и возмущений, не торопился. С другой стороны, какая разница, что за природу имеет дроу на паучьих ножках, когда он пытается откусить тебе голову…
А еще упорно, сосредоточенно и подозрительно долго молчал Дикен. Он даже достал откуда-то из закромов перо (обычное, не снятое с кого-то из обитателей острова) и теперь ковырял им в зубах, шагая чуть поодаль и время от времени ускоряя шаг, чтоб не отстать слишком уж сильно. Притихший кобольд сильно походил на склянку с алхимическим огнем, которая вот-вот треснет и ка-а-ак рванет; дел впереди было много, лучше б узнать, что творится в голове у верного компаньона.
— Дикен, ты чего такой печальный? — спросила я, сняв с его крыла клок паутины.
Кобольд покосился на меня темным глазом. Перо, кончик которого он жевал, казалось, могло развалиться в любой момент. М-да, вряд ли им еще можно будет писать.
— Если Босс соберет зеркало, тот парень снова станет глупым? Будет опять смешить королеву?
А, Элисид. Я только-только забыла взгляд, которым авариэль провожал нас, уходящих к дверям. Дверям, за которые не мог выйти сам.
— Ну, скорее всего. Если этому городу очень повезет и все станет так, как было. — Хотя «как было», конечно, уже вряд ли когда-то станет. В лучшем случае получится «не так ужасно, как сейчас», но об этом я сказать не решилась. Спросила только: — А почему ты о нем думаешь?
— Шутовство — это очень серьезно. Дикен тоже когда-то был шутом, поэтому понимает, — медленно, будто бы собираясь с мыслями, проговорил кобольд. Сделал еще пару шажков вперед. — Если бы было нужно, Дикен тоже отдал рассудок за Босс. И все остальное, что попросят.
Кто-то из компаньонов, или Вален, или Натирра, слегка сбился с шага. Где-то внутри меча не очень удачно съязвил Энсенрик.
Уж что-что, а смущать совершенно безобидными фразами Дикен умел как никто другой, однако в городе, полном безумных авариэлей, его признание выглядело совсем мрачно.
— Не пугай меня так, пожалуйста. — Я коснулась его плеча. — Будем надеяться, тебе никогда не придется делать что-то подобное.
Вот с такими настроениями и начались поиски осколков волшебного зеркала.
На самом деле, где их искать, было совершено неясно. Элисид говорил, что осколки должны тянуться к самым сильным местам города — точкам, в которых прежде бурлила жизнь, которые поддерживали Шаори Фелл. А один из осколков унесла с собой сбежавшая королева, которая стала отшельницей и обитала в одной из местных пещер. Лезть за ней в темноту особенно не хотелось, да и где вообще находилась эта пещера, Элисид не знал (зато знал, что Шаори точно жива, иначе он бы смог наконец покинуть дворец). В итоге решено было возвращаться к библиотеке — потому что место выглядело больно уж примечательным, а еще… ну, я же обещала это Валену.
Притихшее здание вид имело насупленный и слегка угрожающий. Внутри больше не плакали и не смеялись; двери библиотеки были закрыты, кажется, их что-то держало изнутри (или все-таки кто-то?).
— Если осколок внутри, он должен искажать это место сильнее, чем остальную часть города, — поделилась своими опасениями я. Мне очень хотелось, чтобы запас всяких выскакивающих из темноты в лицо штук закончился. Ан нет.
Вален снял дверь с петель так легко, будто всю жизнь только этим и занимался. Сначала осмотрел замок и чуть-чуть с ним повозился, а потом нажал где нужно, и дверь поддалась. Наружу тут же пахнуло горелым; я удивилась, что не почувствовала этого в первый раз, а Дикен с его чутким нюхом тут же раскашлялся и чихнул. (Кажется, даже с искрами. Ох.)
Вален же первым собирался шагнуть в темноту коридора, но прежде, чем он это сделал, на него выпрыгнуло нечто. Что-то. Перепачканный в саже и взъерошенный авариэль.
Наверное, он хотел вытолкнуть вторженца из библиотеки, но сил не хватило, и бедолага с подкашивающимися ногами просто повис на Валеновой руке. Впрочем, тифлинг почти сразу отодрал его от себя и выволок наружу. Хорошо хоть, что не прибил по дороге.
— Не трогайте ее, она не сделала ничего плохого! — распластавшийся на земле авариэль обращался, конечно, ко всем нам сразу, но больше — к Натирре, под ноги которой неуклюже свалился. Теперь было видно, что сажа на его коже растерта как-то неравномерно, местами ее оказалось слишком много. Она как будто прилипла к чему-то жирному.
— Не трогать кого? — осторожно спросила дроу, которая, как ни старалась, не могла избежать взгляда крылатого чудика. Ну хоть кто-то наконец смотрел на нее снизу-вверх, а не наоборот.
— Куаталу. Мою жену. — Авариэль отвернулся, всхлипнул и уставился на свои ноги. — Она потеряла рассудок… стала ужасным чудовищем.
Я посмотрела в темноту дверного проема. И Натирра. И Вален. И Дикен тоже, наверное. Темнота теперь казалась не такой темной, внутри здания плясали оранжевые искры: что-то горело.
Авариэль тем временем бубнил о монстрах, которые одним лишь взглядом обращают всех неосторожных в камень, и своей миссии — не пускать горожан в библиотеку, дабы Шаори Фелл не обзавелся парой-другой удивленных статуй. Ибо жена бедолаги, местный библиотекарь и невероятная красавица, стала ни кем-нибудь, а… целой медузой.
При себе она вечно носила какой-то осколок зеркала, но эта новость была воспринята как само собой разумеющееся.
Нашли.
— Дикен и Босс однажды уже победили медузу и знают, что делать. Да, Босс? — особой уверенности в голосе Дикена не было. Мне вдруг ясно вспомнилось, какую несуразную статую он представлял собой там, в пустыне, пока я пыталась обратить весь этот камень в плоть.
И опять наше прошлое приключение бесцеремонно вторглось в приключение нынешнее.
— Нам с тобой в тот раз очень повезло. И вряд ли сейчас мы где-то найдем башенный щит, — сказала я, пытаясь выкинуть из головы старый храм, который должен вот-вот превратиться в погребенную под песками могилу…
— Босс все равно избавилась от него еще на подходе.
…фигуру напротив, сбрасывающую капюшон, обнажающую клубок из змей вместо волос…
— Не могла же я одновременно тащить щит и вести тебя. Помнишь, кто хотел идти в бой с закрытыми глазами?
…разливающийся по рукам и ногам холод. Все вокруг меркнет, шею не повернуть: это окаменение добралось до глаз.
— Ты слишком из плоти для того, кто столько времени провел наедине с медузой. — Только обратившись к сидящему на земле авариэлю, я осознала, как странно выглядела наша с Дикеном перебранка со стороны. Вряд ли Натирра с Валеном что-то поняли. — Прости, но, может, твоя жена превратилась в какое-то другое существо?
Авариэль замотал головой. К библиотеке тем временем уже начинали подтягиваться другие жители острова; впрочем, они держались на почтительном расстоянии и просто глазели, не вмешиваясь.
— Моя жена стала ужасной медузой, а ее… — слово авариэль подобрать не смог, но очень убедительно изобразил что-то, что можно нанести на лицо, — стала средством, которое позволяет выдерживать ее взгляд.
А. Ну да, узнаю Халастера. Что может быть логичнее. Интересно, как авариэль вообще догадался об этом эффекте…
— Она часто плачет, когда жжет свои книги, — громкий смех Энсенрика в моей голове был прерван тем же авариэлем. Искренне верившим, что в супруге его осталось еще что-то человеческое. Или авариэльское.
Вот теперь, наконец, понятно, что за звуки тогда привлекли наше с Валеном внимание. Интересно, знай мы, что за дверями плачет медуза, прошли бы мимо?
Не уверена насчет тифлинга, но я пару раз задавалась этим вопросом, пока находилась в библиотеке.
Не одна, с Дикеном; и перед этим пришлось немного поспорить со спутниками, которым не особо хотелось так разбрасываться Избранными. Однако как обращаться с медузами, знали только мы с кобольдом (ну, примерно), а еще снаружи должен был остаться кто-то, кто мог бы, если понадобится, вернуть в нормальное состояние две застывшие в смешных позах статуи. Ну и защитной мази, по признанию авариэля, осталось не так уж много. Да и ту Вален мрачно посоветовал сначала испытать на кобольде (не удивлюсь, если Дикен когда-нибудь цапнет его в пылу особенно жаркой битвы).
Мазь сработала. Медуза в библиотеке действительно была.
Наружу мы с Дикеном вышли озадаченными, задыхающимися и провонявшимися паленым на десять приключений вперед. Кобольд часто кашлял, топая скорее наощупь, держась близко-близко к стене; я на вытянутой руке несла перед собой полусгоревшую книгу с чуть-чуть торчащим из нее осколком зеркала. Его на всякий случай перевернула блестящей поверхностью вниз — чтоб никто больше случайно не отразился.
Книгу у меня тут же попытались забрать. Все еще удерживая ее за другой край, сморгнув слезы, я увидела перед собой Натирру. Кажется, дроу не особенно доверяла мне в моем теперешнем состоянии — вдруг сделаю из одного осколка еще пять? Хм, и правильно; убедившись, что дроу крепко держит почерневший томик, я сложилась пополам в приступе кашля, который не могла позволить себе внутри. Надышаться густым воздухом Шаори Фелла до конца было невозможно, он словно бы застревал в легких, но все же был лучше того, чем приходилось дышать в библиотеке.
Дикен потряс свою флягу с водой.
— Боссу б попить. У леди-дроу осталась вода? Наша вся вышла.
Глотнув из вложенной в руку фляжки, я умылась и едва удержалась от того, чтобы вылить остатки воды на кобольда — он весь был в копоти. Заметила, что авариэли вокруг библиотеки исчезли: может, им стало скучно, а может, их успел разогнать Вален. Сам тифлинг в это время за шиворот удерживал бедолагу — мужа медузы, который так и сидел на земле, не сводя взгляда с мерцающего в здании огня.
— Где-то под этими змеями еще жива прежняя Куатала, — промолчать, глядя в полные надежды глаза авариэля, было просто невозможно.
Вот только ему лучше не знать, что осколок зеркала медуза держала при себе для того, чтобы отразиться в нем и тоже окаменеть. Очень уж тяжело ей давалась компания змей вокруг лица. Не работало.
Авариэль заторможено кивнул. Вален наконец перестал удерживать его и начал с намеком разминать кисть; Натирра вертела в руках книгу с осколком, пытаясь прочитать название. Так, надо бы и им все объяснить…
— Там правда была медуза. И она загадывала нам загадки!
Куатала ходила меж стеллажей в главном зале библиотеки, выбирала с полок книги и относила их к горящему тут же кострищу. Она обладала всеми положенными медузьими атрибутами — сероватого цвета кожей, вертикальными зрачками и пятнистыми в ромбик змеями, которые оплетали ее голову, как раздерганная корона. Змеи и сообщили ей о нашем появлении: слаженное шипение, а также разворачивающий просто рывок «волос» в сторону отвлекли Куаталу от сожжения увесистого томика.
Впрочем, нам с кобольдом, задыхающимся от дыма и копоти, перемазанным чем-то едко пахнущим, она даже не удивилась, лишь посоветовала покинуть библиотеку, потому что в ней скоро будет нечего читать. А перед этим какое-то время вежливо не обращала внимания на наши препирания. Мы с Дикеном бросили монетку на то, что первым поздоровается с медузой, и пообещали друг другу не смотреть ей в глаза. Но, если изо всех сил пытаешься чего-нибудь не сделать, все равно в конце концов это сделаешь, так что в глаза Куатале я посмотрела — почти человеческие, глядящие немного с укором.
И ничего не случилось. И все завывания Энсенрика о том, что ему не хочется проторчать еще десяток лет на поясе каменной статуи, были зряшними.
В общем, для медузы Куатала оказалась разговорчива и достаточно, эм, мила. Свою прошлую жизнь она помнила в той степени, чтобы осознавать, во что превратилась, а рассматривать в зеркале свои змеелоконы ей порядком поднадоело. Так что уболтать ее отдать осколок у нас получилось, пусть под конец говорить пришлось реже, чем кашлять. А из тех подзакопченных занавесок получились неплохие повязки на лица…
Осколок Куатала пообещала отдать в обмен на интеллектуальную беседу… соревнование разумов… ох, да загадки свои она начала загадывать. И вот тут-то мы едва не продули.
— «Забудь тьму, посмотри на меня, чтобы увидеть свет», — четко-четко, едва ли не по слогам процитировал Дикен. Чтобы было слышнее, он задрал голову и в итоге налетел на какой-то мусор. Но выровнялся, вовремя подхваченный рукой Валена. — Это что-то, что всегда горит и сверкает.
— Слишком просто, кобольд. Солнце.
— Вот и Босс с Дикеном так решили. А потом змеиная леди нас чуть не искусала.
Вален покосился на него с таким выражением, будто не до конца верил тому, что слышит. Однако он краем глаза постоянно следил за передвижениями кобольда и был готов подхватить его снова, вдруг что. Все-таки в рюкзаке Дикена решили хранить драгоценный осколок зеркала — ни в чьи больше карманы он просто не поместился бы.
Идти к авариэльскому храму — следующему мрачноватому месту, которое следовало проверить, — предстояло через весь город. Путь был неблизкий.
— Правильный ответ — грязь, — ответила на незаданный вопрос я. — Куатала взбесилась, когда мы начали возражать. И все ее змеи… в общем, взбесились тоже, начали жалить ее и друг друга.
Меня передернуло от воспоминаний о том, как сердито отмахивалась от змей Куатала, словно и не чувствуя укусов. Ну а мазь, которой пользовался бедолага-авариэль, к тому моменту начала высыхать на коже и истончаться, отчего спорить с медузой становилось еще более некомфортно.
Натирра, шагающая рядом со мной, покачала головой. Оценила, наверно, насколько близко мы были к окаменению.
— Давай еще одну, — попросил тифлинг. Видимо, слушать Дикеновы рассказы было веселее, чем глазеть на разруху в Шаори Фелл.
Дикен с готовностью откашлялся. Или просто вдохнул что-то не то: окраины города были полны нечистот.
— «Ничему не избежать меня. Когда я появляюсь, мир покрывает тьма».
— А вот это уже солнце, — я даже улыбнулась уголками губ. — Солнечный свет. С ним оказалось попроще, надо было только сначала найти неправильный ответ.
То ли обдумывая мои слова, то ли отвлекшись на кобольда, который брезгливо рассматривал какую-то пакость под ботинками, Вален коснулся затылка, затем рогов с острого края. Жест частый и очень простой — и все равно один из тех, после которых прикладываешь усилия, чтобы перестать пялиться.
— Вам очень повезло выйти из этой библиотеки, — наконец сказал он.
Не знаю, что именно он имел в виду. Может, то, что мы с Дикеном действительно везучие и выкрутились лишь благодаря бессонным ночам, которые кобольд провел, развлекая Тимофаррара загадками. А может, снова намекал на мою подозрительную избранность. Дела до этого мне уже не было: минутное облегчение и радость от хорошо выполненной задачи схлынывали, уступая место моей обычной настороженности.
Вряд ли в храме было что-то хорошее.
Нет, какое-то время во мне теплилась надежда, что проклятие не тронет такое благословенное место. Но все же в Шаори Фелл оставалось не слишком много всякого светлого, да и дроуков, похоже, к храму тянуло — еще один дурной знак. Ну а в том, что осколок внутри, после посещения библиотеки я почти не сомневалась. Очередная пульсирующая жизнью точка города просто обязана была его позвать.
*Там, где храм, должны быть и храмовники, — вклинился в мои размышления Энсенрик. Последнее слово он произнес с некоторым отвращением. — Как думаешь, осколок и их превратил в уродов?*
Я благодарно коснулась рукояти меча рукой. Наверняка на моем лице уже появилось то выражение сердитой сосредоточенности, от которого Дикену вечно хотелось засунуть голову в землю.
— Куатала была красива раньше — думаю, поэтому-то она и стала медузой. Тут все искажается, как в разбитом зеркале, помнишь?
Неудовольствие живого оружия ощущалось, как что-то кислое на языке.
*Ла-а-адно. Но их все еще могли просто сожрать дроуки.*
Узнать, насколько сильно он ошибался, предстояло чуть позже. А пока нужно было действительно что-то делать с дроуками, облюбовавшими грот вокруг храма. Издалека зал казался пустым, но, если присмотреться, темнота в его верхней части выглядела слишком неоднородной. Подвижной.
— Если авариэли их кормят, — Натирра, задрав голову, задумчиво взвешивала в руках один из своих кинжалов и говорила чуть-чуть нараспев, — то почему бы нам не поступить так же?
Пока это экзотическое предложение укладывалось у меня в голове, дроу продолжала размышлять вслух. Соваться к храму вот так вот просто не хотелось, и мы остановились на безопасном расстоянии, чтоб все обговорить.
— Если эти существа отвлекутся… насытятся… нам будет легче пройти в обе стороны.
Думаю, мы с Дикеном одновременно представили, как пыхтя волочим к храму мешок с чем-то вяло сопротивляющимся. У меня дернулось веко, кобольд поперхнулся и присел на хвост.
— На улицах и в домах Шаори Фелл много тел. И еще можно использовать тех, кому все равно.
Эта Эйлистри, которой так преданы Провидица и Натирра, точно доброе божество? Судя по тону, дроу совсем не понимала, что плохого в ее предложении, и ждала моего положительного ответа.
Покосившись на Валена, я поняла, что в нашей с кобольдом компании прибыло: синие и вечно настороженные глаза тифлинга стали еще синее и округлились от удивления. Переглянулись мы с полным пониманием, и тифлинг неожиданно ответил за меня.
— Пройдем сами, — веско произнес он. — В Шаори Фелл и так осталось слишком мало горожан.
Натирра поджала губы, но, глядя на кивающую меня, подчинилась. На несколько мгновений она как будто осталась в одиночестве в нашей компании — а я задумалась над тем, что у Провидицы за последователи такие, не знающие и не понимающие методов друг друга.
Но потом, конечно, стало не до размышлений, ибо нас снова пытались сожрать.
Не сразу, конечно. Сначала дроуки не обратили внимания на кучку существ, передвигающихся неторопливо и осторожно, скрывающихся под какой-то ветошью, надвинутой на лицо (позаимствованной, честно говоря, в ближайших домах). Одна из фигур еще и с заметным усилием тащила что-то, прижимая его рукой к себе. Что-то, закрытое тканью, вертелось и никак не могло усесться спокойно, и его явно было слишком мало, чтобы кого-нибудь накормить.
Однако им заинтересовались. Вниз спустилась всего пара дроуков, затем присоединился третий — в первый раз их было сильно побольше. Те, что заинтересовались, степенно сходили по почти отвесным стенам пещеры, расслабленные и спокойные, с одинаково хищным выражением на лицах и странно натянутой кожей на обнаженных торсах. Они подходили справа, слева и сзади, еще не окружая, но намекая, что этим все и закончится. Зеленоватый, поганочный свет растущих в гроте грибов бросал странные блики на их тела.
Слыша свистящее дыхание Дикена, я искала взглядом двери храма и сама дышала в такт собственным шагам. Вален и Натирра зажали меня с двух сторон, опять наводя на мысли о карауле, конвое или чем-то таком, но это одновременно и чуть-чуть успокаивало. Примерно в той же степени, в которой нервировала болтовня Энсенрика — он с чувством описывал, как менялось выражение на лице настигающего нас сзади дроука. Тот точно ощущал присутствие Натирры, но не мог до конца понять, от чего ему так беспокойно. От этого существо кривилось, принюхивалось и цокало на своих паучьих ногах все активнее.
В одном из храмовых окон то появлялся, то исчезал свет, будто мимо окна кто-то ходил со свечей.
Когда пара дроуков, безмолвных, заинтересованных, все же преградили дорогу, Натирра как бы случайно коснулась моего локтя. Ну, вовремя. У меня никак не получалось взять кобольда настолько удобно, чтобы не мешал его хвост, а рука начинала ныть. Я с облегчением позволила ему скатиться на пол и наконец уверенно сжала то, что ранее прижимала к себе под одеждой.
Пропитанный маслом, сделанный из какой-то ветоши факел зашелся красным, когда Дикен на него дыхнул. Такой же факел в руках Валена тоже пошел огнем, кажется, тифлинг даже слегка обжег перчатку и пальцы, но это не помешало ему ткнуть горящей головешкой в лицо ближайшему дроуку. Я поддержала его, чудом не задев и не ослепив Натирру, которую, как и дроуков, совсем не обрадовало такое количество света. Ну а потом оставалось только прорываться вперед, к храму, стараясь не думать о том, как возвращаться обратно в город.
Храмовые двери оказались не просто не заперты — одна из створок была приглашающе приоткрыта.
Распахнув ее полностью, под вопли и рычание дроуков я пропихнула вперед Дикена и пропустила Натирру. (Та едва не сломала мне запястье, почувствовав прикосновение к спине. Надо завязывать с этой привычкой.) Затем понаблюдала, как сражается Вален — он не отступал и, кажется, только чудом не позволял себя окружить. Понаблюдала еще чуть-чуть. Начала подозревать, что дело не чисто и тифлинг чересчур увлекся сражением, благо, после моего оклика он все же вспомнил, ради чего мы пришли. Да что тут происходит вообще…
Конечно, дроукам не понравилось, что двери храма захлопнулись прямо перед их лицами. Однако внутрь никто ломиться не стал, видимо, решив, что незачем тратить силы, если можно спокойно подождать снаружи. Так что, отлепившись от дверей, я смогла осмотреться. Мои ноги до сих пор были немного ватными, и я хватала воздух ртом с момента, как переступила порог, но тогда почти не обращала на это внимания. Кажется, на улице было безопаснее.
*Этот храм… осквернен. Иди осторожно, у меня мурашки от этого места.* — Казалось, мой меч был напуган впервые за время на острове. И совершенно прав насчет осквернения.
Мне приходилось видеть не так много оскверненных святилищ, но в этом точно обитала какая-то злая сила. И почти все окна занавесили изнутри, чтобы ей было сподручнее и спокойнее. И над освещением потрудились, чтобы внутри была раздражающая глаза недотемнота, чуть-чуть разгоняемая светом чего-то чадящего и пахнущего тленом. Выразительные пятна на полу говорили сами за себя, а пространство вокруг алтаря выглядело подозрительно и ненатурально свободным. Пятен на нем было больше всего.
— Босс, там птицы! — Дикен, не разобравшись, с разгона ткнул когтем в одну из клеток, подвешенных к потолку. Но потом до него дошло, что в храме чересчур тихо для пернатых, и он растерянно добавил: — Были. Кажется, это храм Эдри Фаэнья, Босс. Богини крылатых эльфов.
Смотреть на съежившиеся легкие комочки на дне клеток было тревожней всего. Бывшие храмовые питомцы словно символизировали то, что случается с обитателями поверхности в Андердарке. А еще я почему-то начала вспоминать о собственном фамильяре: даже если у меня получится его позвать, ворон будет так выделяться на фоне окрестностей…
Зато, может, хотя бы Натирру порадую. Птицы в клетках явно заинтересовали ее — наверно, потому, что местные домашние любимцы носили чешую или что похуже. Исследуя храм, дроу бросала быстрые взгляды на птичьи клетки и даже коснулась одной из них. Заметив это, я почувствовала тошноту и стала смотреть в другую сторону: на запылившиеся скамейки, на Валена, который был настолько напряжен, что, кажется, подумывал вернуться на улицу. На местного жреца, который сливался с темнотой не хуже нашего скорбного лодочника Каваллеса. (Интересно, чем он там занимается, кстати.)
*А вот и храмовники. У этого, вроде, только мантия уродс… Эй, чего тебя так шатает?*
Балахон на храмовнике действительно был сродни тряпкам, которыми занавесили окна. В темный цвет ткань перекрасили неумело и непонятно чем, из-за чего местами она была чуть пятнистой. Пятнистыми по краям, но в основном черными были и крылья авариэля; при виде него у меня поплыло в глазах, и я схватилась за первое, что попалось под руку.
На сухом скуластом лице храмовника появилась улыбка — какая-то чересчур понимающая, но ни разу не сочувственная.
О нет.
— Он меня проклял! Не подходите! — воскликнула я и сделала шаг назад, выставив перед собой меч Энсенрика, хотя вообще было поздно. Меч ощущался непривычно тяжелым.
— На вас возложила руки богиня болезни и яда. Не я, — с каким-то укором сказал авариэль. Все еще улыбаясь, он приблизился, и теперь стал заметен болезненно-пергаментный цвет его лица.
Впрочем, выражение на его лице изменилось, когда к нему из-за моей спины направился Вален. Авариэль шмыгнул за колонну так плавно и шустро, будто использовал для этого крылья.
— Что еще за богиня?! — рычащие нотки в голосе тифлинга были продолжением всех тех слов, которые он произнес себе под нос перед этим.
— Талона, — ответила я, перебрав в голове всех знакомых божеств. — Теперь понятно, что стало со всеми этими птицами.
От моих слов храмовник скривился, будто у него разом заболели все зубы.
— Раньше я служил Эдри Фаэнья, нашей крылатой леди. Но под землей не место воспоминаниям о полете. Так что мне пришлось… изменить храм в честь своей новой покровительницы.
Вален все еще размеренно шагал следом, и авариэлю очень хотелось держаться по другую сторону храма от него. Он быстро обошел одну из клеток, отвернувшись, не глядя на содержимое, но резко остановился, когда на его пути вынырнула Натирра. Дроу была ниже почти на две головы, но рассмотрев ее (и кинжалы в ее руках), авариэль отклонился назад, забавно задрав подбородок. Попытался развернуться, но с другой стороны его как раз нагнал Вален.
Больше идти было некуда.
— Меня зовут Ломилитрар Гниющий, — со всем достоинством, возможным в этой ситуации, представился храмовник. А затем указал на меня, что наверняка потребовало определенной силы духа. — Вы были избраны моей богиней, чтобы пройти испытание. Поэтому сейчас вы чувствуете то, что чувствуете.
— Давайте в следующий раз избранным будет кто-нибудь другой? — В груди уже поднимался нехороший жар, мое дыхание стало горячим. Слишком много божественного внимания для одного дня.
Потом было еще немного допросов, угроз и размахивания оружием. Но ничто из этого особенно не работало: голова Ломилитрара была задурена не меньше, чем у остальных эльфов на острове. Любые слова о том, что было до Андердарка, кажется, причиняли ему боль, а еще его дергало каждый раз, когда он смотрел на птичьи клетки. Да и вообще храмовник выглядел так, будто в любой момент мог свихнуться и проклясть еще кого-нибудь за компанию.
Осколок зеркала у него тоже был, хотя авариэль и не помнил, как к нему попала эта опасная вещица. А испытание, о котором он говорил, задыхаясь от предвкушения… Ну, ему очень хотелось, чтобы я выстояла в бою против существа, которого он призовет. В награду за такое зрелище Ломилитрар обещал и исцеление, и осколок. Вот только доверять кому-то, кто говорит о болезнях с таких восхищением, отчаянно не хотелось.
— Вы можете убить меня, но вместе со мной умрет единственный способ излечиться. — Несмотря на то, что в его храме была куча вооруженных и злых гостей, авариэль уже чувствовал себя спокойно и с жадностью наблюдал, как я вытираю со лба пот. — И тогда благословение Талоны останется с вами до конца ваших дней.
Дикен, жмущийся к моим ногам, оскалился в его сторону.
— Босс, этот парень такой же, как змеиная леди в библиотеке. От него воняет безумием.
*Решайте быстрее. У тебя отвратительно горячие руки.*
— Кто-то из нас может сразиться вместо Тарины? — ровным голосом спросила Натирра. Она до сих пор не убирала оружие и не отходила от храмовника, маячила за его крылом, как раздраженная тень. — Мы делаем одно дело.
Тот ухмыльнулся и покачал головой.
— Я… Талона не позволит кому-то из вас помогать избранной. А если вы попытаетесь, — он многозначительно взглянул на Дикена, снимающего с пояса лютню, — я не смогу предсказать последствия.
Кто бы сомневался.
Ну да ладно.
— Я сделаю, как он хочет. Нужно разобраться с этим, пока у меня есть силы. — Я пыталась говорить бодро, но, кажется, никто мне не верил. Дикен шумно втянул носом воздух, а смотреть на Валена, который, похоже, взвешивал в голове очередную мою избранность, я и вовсе не решалась. — Что дальше?
— Идите к алтарю. — Ломилитрар, довольный, добившийся своего, сплел руки на груди. — Слуга Талоны появится перед вами.
Ну, не зря мне не понравились те пятна на полу — вероятно, часть своей паствы жрец как раз перевел на подобные испытания. Я прошагала к указанному месту, радуясь, что идти получалось не шатаясь. Правда, для этого приходилось контролировать каждый шаг, держать спину подчеркнуто ровно, следить за дыханием. Однако, ощущая тяжесть меча, я думала, что все не так плохо — жрец оставил мне ровно столько сил, сколько нужно, чтобы защититься.
*Талона наслаждается страданиями других. Не думай, что будет легко*, — зашептал Энсенрик, и меня обрадовало, что он заговорил. От напряженных взглядов спутников, сверлящих спину, и их молчания было не по себе.
— Смотри в оба, ладно? Сейчас мне особенно нужна твоя помощь.
Будто в насмешку, первым, кого призвал чокнутый авариэль, оказался паук — я даже услышала возгласы негодования с той стороны, где остались компаньоны. Паук был примерно таким же, как те, с которыми пришлось столкнуться во дворце. Вот только судя по буро-зеленому… чему-то, что стекало с его жвал, он то ли был жутко ядовитый, то ли чем-то болел, а может, все вместе.
Слуга Талоны чуть-чуть путался в собственных ногах и шатался, как зомби, но меня разглядел и бросился. Что-то подсказывало, что одного укуса будет достаточно, и вряд ли у Ломилитрара найдется противоядие.
*Бей по лапам! — воскликнул Энсенрик, когда я отскочила с пути существа. Паук тем временем разворачивался, темный блестящий панцирь на его спине выглядел плотным. — Надо достать до брюха!*
Да знаю я. Подпускать паука к себе не хотелось, но я все же задержалась на месте, стараясь не обращать внимания на то, что мир перед глазами плывет. Подождала, пока существо приблизится, раскрыв жвалы. Сделала шаг в сторону и навстречу, подрубила лапы с одной стороны, а потом пинком перевернула верещащего паука на спину.
Энсенрик внутри меча сжался от отвращения, когда лезвие проткнуло брюхо и походило из стороны в сторону. Паучьи лапы, целые и не очень, еще немного подергались, оставляя занозы в моей одежде, а затем застыли.
*Ну, допустим, это действительно было не слишком сложно. А теперь вытащи меня из этого, пожалуйста, и не забудь обтереть. — Я сначала сняла руки с рукояти меча, но затем оперлась об нее и зажмурилась, пережидая головокружение. Перемазанное в паучьей пакости лезвие дзинькнуло о пол. — Молодец. Ты справилась.*
Я кивнула в ответ на похвалу, но облегчения не почувствовала. Казалось, паук забрал с собой остатки моих сил — даже чтобы вытащить меч Энсенрика из него, понадобилось упереться в тушку ногой. И обратный путь до Ломилитрара дался непросто, пришлось бороться с желанием пообниматься с каждой встречной колонной. А судя по лицам спутников, мне явно не стоило пытаться улыбаться в таком состоянии.
В любом случае, на исцеление было рассчитывать рано.
— Я не говорил, что ваше испытание будет состоять только из одного этапа, — почти искренне удивился жрец, дождавшись, когда я доковыляю до него. — Госпожа ядов будет удовлетворена, только когда вы ощутите весь ужас болезни.
— Это не честная игра, — отметила Натирра, пока я пыталась подобрать слова.
Ломилитрар дернул плечами. Не знаю, как ему удавалось так хладнокровно игнорировать нависающего над ним Валена. И по-моему, Дикен как раз примеривался, чтобы вцепиться в голень авариэля.
— Болезни и не бывают честными, — объяснился тот. — Каждый этап будет сложнее предыдущего. На каждом избранной будет становиться… хуже.
— И сколько этапов ты приготовил? — Собственный голос показался мне непривычно глухим, будто доносящимся издалека.
— Не я, — спокойно улыбнулся жрец. — Талона.
Узнать, из скольких этапов состоит испытание, так и не получилось: все разбивалось о непроницаемое выражение лица жреца и его воззвания к богине. В итоге мне пришлось вновь отправиться к алтарю, чувствуя, что в храме одновременно и жутко жарко, и жутко холодно.
А потом стало жарко и ломотно на сгибах всех суставов, потому что пришлось побегать от призванного Ломилитраром упыря. Не знаю, откуда он его взял, не знаю, как долго это существо бродило в своем посмертии, то прыти ему было не занимать — а может, это я чувствовала себя, словно во сне. Резкие движения нежити, клацающие желтые зубы, царапины на скуле, оставленные мертвой рукой, — я радовалась только тому, что Ломилитрар хотя бы загодя прибрался на импровизированной арене. Спотыкаться еще и о тушку паука было бы совсем сложно, а так ее стерли чары.
То же случилось и с упырем, когда его голова отделилась от шеи. В этот момент от слабости меня бросило на колени — чтобы встать, пришлось собраться с силами и немного послушать подбадривающее бормотание Энсенрика.
— Жрец просто мучает ее, — донесся откуда-то издалека голос Валена, и мне захотелось с ним согласиться. Особенно когда на импровизированной арене возникла следующая тварь, к которой благоволила Талона.
Зеленокожее высоченное существо, сгорбившись, озиралось по сторонам. Руки-лапы опускались ниже колен и почти подметали пол, язык выпал из пасти и ходил из стороны в сторону, пробуя воздух. Наконец мутные глаза существа сошлись на мне, и я не стала паниковать только потому, что было страшно тратить на это силы. Тролль.
*У тебя ведь нет с собой какой-нибудь кислоты? — напряженный голос меча только добавил уныния к и без того безрадостной ситуации. — Ладно, я знаю, что нет. Как думаешь, сколько эта тварь будет отращивать руку, если не прижечь рану?*
Поразмыслить над этим я не успела: тролля не слишком интересовало, куда его переместило, зато я как раз подходила на роль внепланового обеда. Остальное шло по самому дурацкому сценарию. Я не хотела тратить силы на то, чтобы ранить тролля, потому что его раны тут же бы затянулись. Я не могла прижечь их, потому что не запаслась нужными склянками. Я не могла даже попросить о помощи тех, кто остался снаружи, потому что пришлось бы отвлечься, — хотя и замечала краем глаза, что в храме происходит какое-то движение.
Если бы у меня было хоть немного сил, на самое простенькое оборонительное заклинание… Эта мысль металась в голове даже тогда, когда тролль ударил меня по плечу, выбив меч, и повалил на пол. А упираясь в его тушу ногами и вяло пытаясь отодвинуть слюнявую морду от своего лица, я почему-то думала, что все это должно выглядеть очень драматично — не завидую тем, кто наблюдает со стороны. Такие размышления не давали мне рехнуться от ужаса, не позволяли сосредоточиться на том, как на самом деле плоха ситуация. Они — и обжигающая кожу безделушка с Плана Теней на шее. Я не помнила, когда она была настолько горячей в последний раз, казалось, еще чуть-чуть, и металл оставит красный след.
Меч с вопящим Энсенриком внутри лежал совсем рядом, чуть выше моей головы. В конце концов я перехватила его посередине, за лезвие, — и вскрикнула от неожиданности, озадачив тролля, который даже перестал скалиться. Руку обожгло холодом, словно бы оружие вытягивало из меня кровь. Но взамен во мне вдруг появились силы на чары — буквально на мгновение, но хватило и его.
Рукоять меча, раскаленная, слегка заостренная с одного края, вошла в глазницу тролля с силой, которой я не ожидала от себя и в лучшие времена. Каким-то чудом Талоне (или все-таки ее жрецу?) хватило и этого.
* Поздравляю. Ты все-таки схватилась за меч с неправильного конца.*
Голос меча, саркастичный до той степени, что в нем сквозила истерика, очень четко зазвучал в моей голове. Остальные звуки как-то приглушились — я слышала их словно из-под слоя воды, сердце и то бухало громче. На все мое тело тоже словно давила вода (и тролль, но его можно было скинуть), так что в итоге я решила чуть-чуть полежать на полу. Однако занятие это мне быстро надоело, тем более что камни под ладонями дрожали, в храме до сих пор что-то происходило.
Запрокинув голову, я увидела, как в перевернутом мире жрец Талоны сидит на полу, утирая лицо, а над ним стоит Вален, и его кулаки сжаты. Взглянув в сторону, поняла, что совсем близко все это время были Натирра с Дикеном, и дроу оттаскивала кобольда от арены с алтарем. Ее губы шевелились, она обращалась ко мне, но я не могла разобрать ни слова.
*Она говорит, что осталось еще два этапа, — аккуратно перевел Энсенрик, видимо, уловив мою проблему. И, помолчав, добавил с удовлетворением: — Жрец пообещал это чуть раньше. Но его все равно побили.*
Натирра до сих пор ждала от меня хоть какой-нибудь реакции, а Дикен, судя по уперто-угрюмому выражению морды, был готов пусть в ход зубы. Кивнув им обоим, я отвернулась и уставилась в потолок.
— Ты ведь что-то сделал со мной? Опять какие-то твои… свойства?
*Ну, это же магический меч, который забирает души. Я давно подозревал, что он может работать в двух направлениях. Усиливать. Если будет забирать часть… ну, э-э-э, ты сама видела.*
— Тогда я просто порадуюсь, что меня не затянуло целиком, как тебя.
Потолок плыл и подмигивал разноцветными пятнами, которые кружились перед глазами. Я так и не выпустила оружие из рук — было все же что-то жутко веселое в том, чтобы сражаться неправильной стороной меча. Или оказаться поглощенным этим самым мечом.
*Вряд ли тут хватило бы места для двоих, — рассмеялся Энсенрик, хотя голос его до сих пор был виноватым. — Тари, на твоем месте я бы попытался встать. Непонятно, на сколько хватит терпения жреца. Расскажешь, что обо мне думаешь, когда все это закончится.*
«Тари», значит? Давненько мое имя так не сокращали. От того, кто — вообще-то — едва не добил меня в решающий момент, пусть и решив причинить добро, такое звучало особенно смешно.
Последние два этапа испытания я потом так и не смогла вспомнить, хотя пыталась.
Было лишь ощущение, что Ломилитрару отказала фантазия, и он снова призвал нечто ядовитое, многоногое и не-мертвое. А радостные вопли Дикена под конец казались совсем не к месту: я уже не верила, что смогу победить, не прислушивалась к утешающим уговорам меча. Кое-как держалась на ногах, ожидая, когда на арене появится следующая тварь, и даже не разобралась сначала, почему кобольд вдруг полез обниматься.
Поняла, что к чему, только когда меня ненавязчиво взял за локоть Вален. Благодарность и облегчение так ударили по ногам, что на обратном пути я, кажется, думала лишь о том, как бы перестать заваливаться вперед или на тифлинга. Благо, тот каждый раз успевал меня подхватить и даже не раздражался, когда я случайно прижимала прядь его волос, свисающую ниже подбородка.
При нашем приближении Ломилитрар поклонился, слегка расправив крылья — темные, окрашенные перья изнутри чередовались со светлыми. Для меня движения жреца и так были чуть замедлены, а такая картина и вовсе заставила закрыть глаза. Видимо, меня еще и снова шатнуло, потому что рука Валена крепче сжалась на моем локте.
Когда я открыла глаза, авариэль уже тянулся пальцами к моему лбу — как будто только того и ждал. Я сжалась, ожидая чего-то противного, но пальцы у него оказались неожиданно ухоженными, сухими и теплыми. А лицо, пусть и с темным потеком у губ, потеряло налет чего-то садистского. Исцеляя меня, Ломилитрар испытывал сострадание… и ужас.
Момент, когда меня швырнуло в мое обычное состояние, был не из приятных. Силы вернулись, но тело не сразу смогло их принять, а звуков оказалось ну слишком много. Зато, после нескольких попыток, я наконец-то сделала нормальный вдох — и тут же на это пожаловалась. Забыла, что храмовым воздухом лучше было вообще не дышать.
— Босс вернулась! — ни одна сила в мире не смогла бы отцепить кобольда от моих коленей. — Бой был жу-у-утко эпичным, но Дикен волновался и почти ничего не запомнил. Будет трудно вписать в книгу, — проныл искренне расстроенный ящер.
— Поверь, это к лучшему. Мне самой уже не хочется ничего вспоминать. — Я погладила его по голове свободной рукой. Великая книга Дикена определенно будет лучше без описания того, как я валяюсь на полу, считая, что через пару мгновений мне перегрызут горло.
Другую руку, пробормотав слова благодарности, осторожно отняла у Валена. Тот покосился на меня с сомнением, да и самой мне было спокойнее опираться на него. Но остатки гордости сохранить все-таки нужно.
— Мы едва не потеряли вас, но вы выстояли. Провидица будет рада услышать, как вы прошли это испытание, — похвалила меня Натирра. Ну, или попыталась. Голос у нее был слегка охрипший, после возни с кобольдом дроу выглядела взъерошенной.
— Яд и болезнь уничтожают слабых. Победив в испытании Талоны, вы доказали, что достойны жизни. — Теперь, когда проклятие было снято, Ломилитрар благосклонно наблюдал, как я прихожу в себя. На почтительном, впрочем, расстоянии, склонив голову, подобрав крылья. — Хотя я не ожидал, что вы сможете победить. Не удивлюсь, если вам помогает какая-то незримая сила.
Натирра едва заметно улыбнулась, наверняка вспомнив про свою богиню. От Валена потянуло холодом, мне захотелось сделать шаг в сторону. Энсенрик в мече обидно заржал.
— Осколок. — Только и смогла сказать я.
— Я уже отдал его вашему другу, — авариэль кивнул на Дикена.
Тот с готовностью стянул с себя сумку, запустил лапу внутрь и вытащил полусгоревшую книгу, в которой теперь было две острых жутких закладки. И когда только успели?
— А теперь вам стоит покинуть храм. Для вас здесь больше делать нечего, а я должен встретить новых гостей, — произнес Ломилитрар, и я только тогда поняла, что он подошел подозрительно близко к дверям. И собирается выходить, вон, даже пальцы на засов положил. А там ведь дроуки, до которых ему словно не было дела.
Крылатая спина жреца исчезла в дверях. Вообще-то никто не горел желанием его останавливать, но и бросить чокнутого авариэля было бы неправильно…
— Вот так мы и пройдем обратно. Какая удача, — сквозь зубы проговорил Вален, но все-таки последовал за мной к выходу из храма. Ну, или проводил меня. Несмотря на то, что проклятие исчезло, пережитое не могло пройти вот так просто.
Ломилитрар, однако, не ушел далеко. Он остановился возле окон храма, и мы нагнали жреца в тот момент, когда с крыши его (и нас) заметил дроук. Существо возрадовалось и начало спускаться — но чем ниже дроук сходил, тем медленнее становились его движения, можно было будто взаправду услышать, как он тормозит всеми восемью лапами. В конце концов дроук замер, а Ломилитрар, задрав голову, окинул его безразличным взглядом. Дроук под этим взглядом как-то скукожился и нерешительно, пошатываясь, поцокал в сторону. Позже он все-таки спустился на землю и, не оглядываясь, пошел вперед. Туда, где кипело сражение.
— Вот они, те, на кого обратила свой взгляд Талона, — Ломилитрар, будто ничего не случилось, указал на кучу малу из дроу и дроуков. И вряд ли Госпожа ядов имела виды на кого-то из восьмилапых.
— Сабал. Она из Красных Сестер. — Натирра наблюдала за смутно знакомой мне дроу в красных одеждах, которая с невероятной проворностью отбивалась от паучьих ног. Несмотря на преимущество в росте, у дроука вот-вот должны были начаться проблемы — если я правильно трактовала гнилушечный свет, окутавший руку Сабал. Натирра хмыкнула, я не могла понять, что за выражение на ее лице. — Ее отряд, должно быть, шел за нами и попал в ловушку. Мы уже встречались с ними на острове.
Красные Сестры, воины Вальшаресс. Одна такая как раз пыталась убить меня еще на поверхности, а потом скрылась со всеми моими вещами. Вот только эту дроу Натирра почему-то знала по имени.
— Вы знакомы?
— Раньше мы были на одной стороне, — просто ответила Натирра, и мне перехотелось еще что-то спрашивать.
Пасть Дикена тоже придержала бы на всякий случай, но в стороне, где сражение, так бахнуло, что он отвлекся. У отряда Сабал были все шансы победить, к этому моменту нам было лучше оказаться подальше. Да и проверять, насколько сильно дроуки боятся подходить к Ломилитрару, не хотелось.
К слову, о жреце. Тот внимательно следил за сражением и особенно за дроу, про которую говорила Натирра. Я начала подозревать, что знаю, кто следующим будет отбиваться от посланников Талоны.
— Если ты проклянешь кого-то из дроу, то пострадаешь. Они не станут церемониться с тобой. — Я понимала, что не повлияю на действия авариэля, но промолчать все равно не могла. В конце концов, он был виноват в случившемся не больше, чем остальные жители острова.
— Они просто его убьют и даже слушать не будут. — Вален выразился более прямо и несколько удовлетворенно. Он до сих пор держался возле меня, видимо, еще помня, насколько плохо мне было в храме.
Ломилитрар пожал плечами, словно перспектива расправы совсем его не пугала.
— Я могу сопротивляться воле Талоны не больше вашего. К тому же… — он замолчал. С такими же паузами говорили и другие авариэли в моменты коротких просветлений. — К тому же я провел на этом острове столько времени, что иногда мне становится все равно, жив я или мертв.
Дроуки стали чужой проблемой, и смотреть на это, честно говоря, было радостно. Всё, что обитало вокруг храма, взбудораженное, разозленное нашим бегством, теперь сползалось к отряду Сабал. Дроу сопротивлялись, пещера наполнилась звуками битвы, криками и вспышками незнакомой магии, от которой вставали дыбом волосы, а лицо опаляло жаром и холодом. Я не могла отвести глаз от дроу, хотя после произошедшего в храме мне нужно было внимательно смотреть под ноги — очень уж не хотелось свалиться и снова опираться на компаньонов.
Сражение мы, не сговариваясь, стали обходить по широкой дуге, перебежками. И не то чтобы нас не заметили — заметили, рассматривали, пытаясь найти любые признаки осколка зеркала. Сабал отдала приказ, и несколько мужчин-дроу направились в нашу сторону. Вален и Натирра выступили вперед, прикрывая меня и Дикена с его бесценным сумарем, но это было лишним. Жутко неосмотрительно поворачиваться спиной к куче дроуков, каким бы потрясающим оружейником ты ни был. Когда одного из темных эльфов, все еще сопротивляющегося, утащили к потолку, я перестала смотреть.
Зато обернулась и мазнула взглядом по Ломилитрару, который до сих пор болтался около храма, провожая нас, приветствуя дроу. Попутно обратила внимание, что Сабал делала руками пассы, но заклинание не срабатывало, что-то (ха!) шло не так.
— Посмотрим, как ты теперь используешь телепорт, — на ходу пробормотала в сторону бывшей союзницы Натирра. Сабал непонимающе глядела на свои поднятые ладони, пока остальной отряд не подпускал к ней дроуков.
Что-то подсказывало, что больше Ломилитрар не сможет никого испытывать.
Вот так мы и вышли из того тупика — унося с собой сразу два осколка разбитого зеркала, гадая, сколько осколков успели собрать дроу, раздумывая, где бы скрыться, чтобы восстановить силы и привести в порядок мысли. В итоге решили вернуться к лагерю дроу, который сами же и разрушили, едва появившись на острове. Там теперь не должно было быть никого, кроме павших, а мы уже не могли дальше исследовать Шаори Фелл. События этого долгого дня еще чуть, и довели бы нас до изнеможения, — на обратном пути сил и так оставалось только на то, чтобы брести по разрушенному городу, не глядя друг на друга и на авариэлей, увязавшихся следом. Но эти, благо, быстро отстали.
Забавно, но тел дроу, с которыми мы встретились раньше, в лагере не оказалось, только кровь на камнях и следы сражения. Кто, куда и зачем их унес, в принципе, было понятно — красные сундуки во дворце ждали новых трофеев. Впору было даже благодарить дроуков за помощь: отдыхать в компании недвижимых тел, чьи очертания так резко и мрачно выделяются в темноте, — то еще занятие.
Потом какое-то время ушло на то, чтобы проверить, нет ли вокруг ловушек, и спокойно осмотреть скарб дроу — в их вещах могло быть что-то полезное. Натирра предупредила, что мне лучше не совать руки в сундуки, мало ли что внутри, и потому обшаривала их сама. Вернулась довольная, с плащом из какой-то темной и мягкой ткани. Сказала, что это пивафри, он жутко ценный и крайне хорош, если нужно спрятаться или незамеченным куда-то пройти. Я понадеялась для начала использовать его вместо одеяла, подложив свое прежнее на камни, — все ж не так жестко спать...
А потом началось самое неприятное.
То вроде бы безопасное время, когда маячки, которые должны сообщить о прибытии нежданных гостей, расставлены, раны обработаны и даже спальные места подготовлены. Но спать не получается, хотя ты и не дежурный, слишком много нужно обдумать, воспоминания о прошедшем дне вспыхивают в голове и стучат в висках. В итоге все, что остается, — сидеть и смотреть на компаньонов, пока компаньоны занимаются тем же и по тем же самым причинам.
Я потерла скулы ладонями. Перед глазами вставало то лицо шута, запертого в опустевшем дворце, то шипящие змеи Куаталы, так преданно оберегаемой супругом, то неожиданное признание Натирры. Нездоровая дерганная бодрость в руках и ногах требовала движения, действий, но это был просто обман. Почувствовав, насколько плохо ему может быть, тело радовалось даже своему обычному побитому состоянию.
Энсенрик будто бы задремал, не отвечая на мои оклики, и расталкивать его не хотелось. Какое-то время я всерьез задумывалась над тем, чтобы, оставив меч, чуть-чуть пройтись в одиночестве и заодно проведать Каваллеса. Или, например, сходить к озеру неподалеку, которое Халастер великодушно разместил рядом с городом и из которого авариэли брали воду. Но от этих идей веяло чем-то самоубийственным — в Шаори Фелле лучше было не оставаться одному. Хотя и в компании лучше не становилось: над уничтоженным лагерем дроу висело давящее сосредоточенное молчание, от которого хотелось бежать.
Вален чистил свой цеп так, будто каждым движением сносил кому-то голову. Учитывая, как он… увлекся сражением чуть раньше, его доспехи тоже нужно было усердно почистить, кое-где из темно-зеленых они стали черными. При взгляде на острые части наплечников у меня начинала ныть отбитая рука; весь облик тифлинга намекал, что к нему лучше не поворачиваться спиной. Натирра же казалась статуей, одной из тех, в которые может обратить взгляд медузы, тех, на которые мы с Дикеном нагляделись в пустыне. Она, сидя, смотрела на камни под ногами, но на самом деле — куда-то в себя, лицо дроу было скрыто за волосами.
Мне вспомнились слова шута о том, что остров влияет на всех, кто на нем появляется. Продрало ознобом. Благо, хотя бы Дикен сохранял свой привычный настрой: повесив над собой шарик из света, он то царапал, то перечеркивал что-то на листе бумаги. Время от времени кобольд оценивающе оглядывал всех и произносил под нос несколько слов — иногда я успевала расслышать их, но этого было мало, чтобы понять, о чем он пишет. Несколько исписанных листов кобольд уже успел сжечь.
— Как вы начали путешествовать вместе? — вопрос Натирры застал меня врасплох. Теперь она повернулась ко мне, более уставшая, чем когда-либо за время нашего знакомства.
Пока я наблюдала за кобольдом, прислушиваясь к его бормотанию, дроу, вероятно, наблюдала за мной. Но я с радостью ухватилась за эту ниточку, до того тошно было сидеть в тишине.
— Его учитель похитил кое-какие артефакты из дома моего учителя. А потом Дикен сбежал от своего учителя и решил использовать меня, чтобы точно получить свободу. — Я сделала акцент на «использовать», но скорее чтобы подразнить кобольда, чем от старой обиды. — Обещал взамен отдать один из артефактов. Разбитым.
Дикен оторвался от записей, но даже и не подумал выглядеть пристыженным. Если бы у него были уши, то он был обязательно их навострил.
— Его учитель был белым драконом. Я помню, — серьезно кивнула дроу. Я заметила краем глаза, что Вален уже не так увлеченно занимался цепом.
— И этот белый дракон едва не сожрал меня, когда услышал, за чем я пришла. Пришлось оббегать все горы, выполняя его поручения. — Я не стала уточнять, что пришлось еще и разбираться с демонофеей, жаждущей крови Тимофаррара. Так и не поняла, что между ними произошло. — Но в конце концов дракон пообещал не искать Дикена, а я вернула своему учителю артефакт. Видели бы вы моё лицо, когда через пару дней я обнаружила Дикена у камина в родном поместье.
— Учитель Босс был добрым гномом. Он пустил Дикена чуть-чуть пожить той зимой, потому что ему было некуда идти, — радостно вклинился Дикен, отложив в сторону исписанные листы.
Как будто и не было той некрасивой сцены, когда я, да и все ученики Дрогана вопрошали, что вообще забыл в Хиллтопе этот кобольд, из-за хозяина которого случилось столько бед. Теперь мне было за себя стыдно.
— Он говорил, что вытащил тебя из сугроба на границах поместья, узнал по лютне. Хорошо, что ты тогда увязался за мной, а не пошел куда-нибудь еще, — сказала я. Стыдно было и за первые дни кобольда в поместье: даже с его обычным оптимизмом выносить общее недоверие и колкости, наверное, оказалось сложно.
Но сугробы я все-таки вспомнила зря. Судя по общей растерянности, посланцы Провидицы не совсем понимали, что это такое. А еще Дикен вдруг решил поделиться вещами, которые я бы предпочла не озвучивать.
— И маленькую Босс он так же нашел, в сугробе. Сам рассказывал, пока нес Дикена в дом. — Голос кобольда был полон восхищения, пульсар над его головой становился то темнее, то ярче в такт словам. — Смеялся сильно, а дальше Дикен ничего не помнит.
Если Вален, сидевший напротив меня, раньше слушал разговор вполуха, то теперь он положил цеп на камни и поднял голову. Натирра непонимающе прищурилась, сдерживая вопросы. Все их внимание было направлено на меня, я почувствовала, как начали гореть щеки.
Ну здорово. Отправив Дикену ВЗГЛЯД, который он, конечно, не понял, я села поудобнее на лежаке и начала подбирать слова.
— Я с детства росла в доме мастера Дрогана вместе с другими учениками, была старшей. Он наткнулся на меня зимой в горах, ночью, когда путешествовал. Говорил, что так перепугался, что пообещал себе больше никогда не брать в рот вина. — Саму меня на месте мастера, наверное, хватил бы удар. — Я тогда не замерзла из-за своей склонности к магии, поэтому смогла выйти на дорогу, когда услышала лошадь.
— Но почему вас там оставили? Талантливые девочки — высшая ценность здесь, в Андердарке, — искренне возмутилась Натирра. Она даже слегка наклонилась в мою сторону, оперевшись на вытянутую руку.
— Ну, это была голодная зима. — Я улыбнулась, но как-то беспомощно. — В любом случае, я ничего не помню о том времени, так что и причин не знаю.
Синие глаза Валена смотрели на меня слишком пристально, и мне казалось, что он снова подозревает меня в обмане. Только на этот раз тифлинг был прав: кое-что я все-таки помнила, темными картинками, урывками. Просто не обдумывала их слишком часто, чтобы не портить себе настроение.
Вот и теперь, например, у меня в горле, во рту, стало горько и сухо. Надо было заканчивать эту тему, пока еще кто-нибудь что-нибудь не спросил.
— В общем, вскоре выяснилось, что артефакт, который разбил Дикен, не так прост, как остальные, — продолжила рассказ я. Мой голос был чуть более бодрым, чем нужно. — Учитель решил выяснить, какую силу он скрывает, и поэтому я отправилась с караваном в пустыню на севере. Там работал хороший друг учителя. И Дикен тоже привязался к караванщикам.
— Дикен был поваром у этих полуросликов, — дополнил кобольд. Но, видимо, тут в нем все-таки проснулась совесть, и он торопливо добавил: — Сначала. Как помощник для Босс он был си-и-ильно полезнее!
— Да, переход по пустыне был неспокойным. Сначала у нас украли проводника, потом на караван напали зомби, поднятые проклятием. Мы с Дикеном тогда стали сражаться вместе… и не расставались до самого конца приключения.
М-да уж. Конец нашего приключения был… исключительно трагичным. Даже Дикен не решился ничего сказать по этому поводу — лишь вертел в лапах перо и ждал, что будет дальше. Я тоже не стала задевать старые раны, Шаори Фелл и так видел слишком много печального.
— В какой-то момент мы выяснили, что за артефактом охотится древняя медуза, гораздо более злобная, чем та из библиотеки. Он нужен был ей, чтобы поднять в воздух летающий город, который был спрятан в песках. Это бы дало ей много власти. — Я помолчала, отгоняя воспоминания о мертвых змеях, обрамляющих голову Геродис под самый конец. Вот она, плата за управление мифалларом. — Артефакт она забрала, город взлетел, но мы с Дикеном заставили его снова упасть. Потом на какое-то время потеряли друг друга из виду, но случайно встретились в Уотердипе. — Развела руками, радуясь, что рассказ подошел в концу. — А дальше вы знаете.
Натирра благосклонно улыбнулась и размяла плечи. Кажется, мой рассказ немного ее развлек, она выглядела чуть-чуть живее.
— Какая хорошая история. Мне хочется верить, что вы с Дикеном не случайно встретились снова — слишком большое везение для обычного совпадения.
— Босс и Дикен вдвоем падали с неба и тонули в песках на поверхности, так что теперь их тянет в одни и те же места, — подытожил кобольд, и важность, с которой он говорил, заставила меня рассмеяться.
Это было не совсем подходящее занятие для такого места, но я ничего не могла с собой поделать. Отсмеявшись, заметила, что Вален отвел взгляд и снова взялся за чистку оружия. Я ни разу не видела, чтобы тифлинг смеялся или улыбался, и даже не могла представить обстоятельства, при которых это бы стало возможным.
— Провидица говорит, что поверхность Торила прекрасна. Я надеюсь, что когда-нибудь и сама увижу ее, — ни к кому особенно не обращаясь, вздохнула дроу, в ее голосе была непонятная тоска. — Иногда мне кажется, что в Андердарке нет ничего, кроме крови и темноты.
Я проглотила вопрос о том, что вообще могло привести Натирру в лагерь Провидицы, если раньше у этой дроу была куда более воинственная компания. И вместе с тем у меня вдруг появилась идея. Несколько диковатая, но будто бы хорошая, рожденная из острого желания делать хоть что-то.
— Я… думаю, что могу показать вам то, что видела за время путешествия, — сбиваясь, будто не веря своим же словам, сказала я. — Это только малая часть поверхности, но все же лучше, чем ничего.
Натирра тоже такого не ожидала, даже чуть-чуть отшатнулась от удивления, и я начала жалеть о своем предложении. Но в конце концов она не стала возражать и настороженно кивнула.
Так, ладно. В конце концов, это почти и не магия, а значит, потребует минимальных усилий. В конце концов, это словно бы рассказать кому-то свой сон.
Скинув пивафви, которым укрывала колени, я пересела поближе к Натирре и взяла ее за руку. С некоторой опаской, надо сказать, держа в голове, что близко-близко к ней лежат кинжалы, до которых тянуться — одно мгновение. Моя ладонь выглядела неестественно бледной на фоне почти эбонитовой ладони дроу.
— Дикен, последи за лагерем, — попросила кобольда, который увлеченно наблюдал за моими перемещениями.
И, наклонившись вперед, протянула руку Валену, который изо всех сил делал вид, что ему не интересен разговор.
Пора бы привыкнуть к тому, что многие мои идеи в итоге работают не так, как положено.
Стоя на берегу озера, из которого авариэли брали воду, я захлебывалась дыханием и никак не могла совладать с собой. Сердце не переставая бухало где-то в горле, пальцы дрожали, лицо до сих пор горело от стыда и бессильной злости. Уголки глаз пекло, сколько б я не терла их рукавами.
Я до сих пор помнила ощущение двух ладоней: той, что меньше моей, и той, что больше, которая старалась не слишком сильно сжимать мою. И ведь сначала все шло неплохо: я решила показать — вспомнить — зимы в Хиллтопе. Заснеженные горы, которые особенно хорошо видно в ясную погоду, холодный ветер со льдинками, царапающими лицо, то самое чувство, когда отогреваешь у огня замерзшие и почти негнущиеся пальцы. Норы лесных существ, прокопанные в снегу. Ход в драконье логово, замаскированный среди камней.
Затем припомнила первые ручьи по весне, полноводные, холодные, — и то, как можно кидать в них камни, чтобы перейти на другую сторону, не промочив ноги. Цветы, появляющиеся прямо на снегу, шумные торговые караваны, которые с большей охотой поднимались в Хиллтоп с первым теплом. Показала путь одного такого каравана к пустыне Анаурох: бело-желтые барханы, которых становится все больше и больше, осыпающийся под ногами песок, черные скалы с надписями на древних языках. Бедуины, закрывающие лицо и тело тканью, чтобы защититься от солнца. Руины строений, архитектура которых не поддается никакой логике.
С этих самых руин все и началось. Как следовало я рассмотрела только храм под землей, который раскопали археологи, в котором встретила Дрогана. Рассказывая об этом месте, я старательно думала о существах, которые заняли пустые залы, цветных фресках и письменах… неприметных ловушках. Но в какой-то момент мои мысли начали скакать, картинки перед закрытыми веками — метаться. Паника, безысходность, боль потери, ярость — совсем не это я хотела показать спутникам. И уж тем более не нужна им была череда обрывочных сцен с рушащимся потолком и Планом Теней.
Хуже того, я не сразу смогла все это остановить. А остановив, сама не поняла, как оказалась у воды — хотя перед этим определенно слышала оклики, которые проигнорировала. Более смешного бегства и представить нельзя.
Оставшись в одиночестве, я с мрачным удовлетворением осознавала, что мне становится хуже. Я снова и очень ярко ощущала то чувство вины, которое долгое время, задавленное, зудило глубоко внутри. Чувство вины за то, что кто-то погиб, спасая тебя, а ты до сих пор сомневаешься в том, что погибнуть должен был не ты. И вообще мне на голову словно свалился весь Андердарк: халастеровское заклятие, от которого на ребрах остались кривые странные письмена, надежды Провидицы, недоверие спутников, маячащая в конце пути Вальшаресс. Слишком много, невыносимо много.
Пытаясь справиться с собой, я присела на колено и умылась ледяной водой из озера, а потом, закатив рукав, просто опустила в нее руку. Несмотря на то, что Шаори Фелл был окружен Черной рекой, озерная вода не пахла ядом, не пахла ничем — но на острове было так много нелогичного, что такое казалось почти нормальным. Темнота в гроте не была непроглядной, поверхность озера поблескивала, будто оно светилось изнутри. Глядя на блики, я ощущала, как в голове становится легко и пусто, а чувство вины слабнет.
Холодная вода успокаивала пылающую кожу; я опустила в озеро и другую руку, закрыла саднящие глаза. Безделушка с Плана Теней отчаянно и раздражающе жгла шею — я на ощупь расстегнула крепление на ремешке и, не открывая глаз, отдала реликвию озеру. Всплеска не услышала. Можно было снова опустить руки в воду. Наконец-то…
— Ай-й-й!
Боль в затылке заставила меня подскочить на месте, неуклюже взмахнув руками, и отчаянно заморгать. А потом — до смерти перепугаться: сама того не заметив, я зашла в озеро по колено, набрав полные сапоги воды и здорово замерзнув. И голова моя заболела так резко, потому что…
— Мог бы просто позвать, — проворчала я, бредя к берегу. Где меня ждал Дикен с еще одним камнем, зажатым в лапе.
— Дикен звал много раз. Но Босс ничего не слышала. — Насупившийся, сжавшийся кобольд словно готовился запулить в меня еще одним камнем. Но в итоге он, размахнувшись, просто бросил его в озеро, когда я вышла на берег.
Стуча зубами, я вылила из сапог воду, стараясь на смотреть на Дикена. Я не знала, что сказать и как оправдаться за то, что он видел, не до конца понимала, что вообще произошло. Но меня жутко радовало, что за мной отправился именно он, а не Вален или Натирра. Как мне вообще в голову могло прийти остаться на острове в одиночестве?!
— Босс нужно уходить с авариэльского острова, — неожиданно миролюбиво сказал кобольд, подойдя ко мне поближе. — Это плохое место. Дикену тут тяжело пишется.
Его темные глаза-бусины смотрели на меня внимательно и испытывающе, словно кобольд до сих пор ждал беды. Иногда я забывала, какой ум и какое сердце скрываются в этом крылатом создании.
Прижав голову Дикена к своему бедру, я почувствовала, что меня наконец перестала бить дрожь. На другой стороне озера, темного и блестящего, неярко мерцало что-то вроде фонаря.
— Нам всем нужно.
Теперь осталось перечитать все от начала до конца и справиться с кринжем. Прям видно, что первую половину писал другой человек)
***
В 2018–2019 гг. все это дело почему-то казалось хорошей идеей. А теперь ловлю себя на том, что порю какую-то несовместимую с лором чушь, страдаю, но не переписываю, иначе сносить пришлось бы практически все
читать дальше
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое.
Кафка, «Превращение»
Кафка, «Превращение»
Ну, так, во всяком случае, было лучше, чем идти через главную дверь дворца, рискуя быть подстреленными притаившимися вокруг дроу. Однако все эти подземные ходы под городом… Бр-р.
Было ясно, что их проделали дроуки — пробили, прокопали в легком и пористом днище острова. Начинаясь в потайных уголках города, тоннели пересекались между собой и соединяли разные части Шаори Фелл. Наверно, с точки зрения авариэлей пауки (те, что ходили не по потолкам) просто вырастали из темноты и утаскивали в нее же их наиболее неудачливых сородичей. Неудивительно, что крылатые предпочли отделаться малой кровью.
Нужный спуск Натирра и Дикен присмотрели еще во время своей разведки. За горой мусора в одном из пустых домов крылась аккуратная дыра в полу, в которую могло пройти рыхлое брюхо дроука со всеми его восемью лапами. Стены вокруг были заплетены паутиной, а по краям дыры поблескивало темного цвета… что-то, при взгляде на которое становилось жутко интересно, что же произошло с прежними хозяевами помещения. Искренне не желая, чтобы эта субстанция попала на одежду или на волосы, во время спуска я вжала голову в плечи и старалась держать локти поближе к телу. Не особенно помогло.
Ориентироваться под землей, среди хрупких камней, которые крошились под пальцами и ботинками, было практически невозможно. Глаза привыкли к темноте быстро, но идти все равно приходилось по большей части наощупь, надеясь, что чутье Натирры приведет куда нужно. Дроу, во всяком случае, уверенно шла впереди и выбирала нужные повороты — будто у нее в голове был компас, нацеленный на дворец со всеми его мрачными тайнами. Иногда она что-то шептала себе под нос и нетерпеливо оглядывалась, белые волосы хлестали ее по плечам. Такая горячность прежде не была свойственна Натирре, но ее можно было объяснить тем, что в любой момент в тоннелях могли появиться дроуки. Вряд ли бы того бедолаги около храма хватит надолго.
Натирра обернулась, ее глаза блеснули красноватым. Глаза Валена, который, несмотря на броню и оружие, шагал практически бесшумно, тоже поблескивали красным, особенно когда тифлинг натыкался на острые камни или, судя по тихой ругани, цеплял рогами низкие потолки. Дикена я не видела, но слышала его шумное дыхание сбоку от себя. Держу пари, его тоже мучило чувство, что все это уже случалось — чуть больше года назад мы с ним точно так же сначала нашли хорошо замаскированную нору в пустыне, потом долго решали, нужен ли будет свет, а потом полезли под землю. Сегодня, в момент спуска, кобольд даже взволнованно завел свое любимое «Босс, а помнишь…», но потом, постояв чуть-чуть около дыры, закашлялся, сбился и скис.
Если тоннели в пустыне пахли песком и сухой травой, то тоннели под Шаори Фелл были, пожалуй, чуть приторными.
Зацепившись носком ботинка за что-то мягкое, я споткнулась и, неловко взмахнув руками, едва плашмя не растянулась на полу, благо, успела схватиться за стенку тоннеля. Затем полезла ощупывать то, что лежало на полу и мимо чего так решительно прошагала Натирра. Нашла рукой чью-то руку, плечо, лицо с холодной и влажной кожей. Промолчала, прикусив губу, — зато за меня попытался закричать Дикен, чья клыкастая морда буквально лежала на моем плече. Благо, я успела не глядя придержать его пасть руками, и вопль, который мог собрать в одном месте всех окрестных дроуков, так и не состоялся.
После этого в тоннеле все-таки решено было зажечь пульсар — большую, спокойную, плавающую в воздухе оранжево-красную медузу. Она зависла над мертвецом, высветив полное отсутствие крыльев, светлые волосы и достаточно странную позу, в которой застыло тело. Судя по одеждам, это был один из воинов Вальшаресс, и его явно бросили здесь, как игрушку, — со скуки, а может, от нежелания нести ношу дальше. Глядя в распахнутые глаза покойника и на темные подтеки около губ, хотелось верить, что, когда эльфа затаскивали под землю, он уже хотя бы ничего не осознавал.
Натирра, даже не пожелав приблизиться к телу, хладнокровно хмыкнула и указала рукой на следующий поворот — почти пришли. Я заметила краем глаза, как Дикен снова прилип к Валену, и тот, вроде как, теперь был даже не против такой компании. Пульсар на всякий случай решили оставить, и вторая часть пути прошла под его мерное, успокаивающее потрескивание.
Тоннель заканчивался объемной кучей камней и плит — эдакой горкой, с которой было удобно подниматься к разобранному потолку-полу. Наверху, во дворце, было светлее, чем в тоннелях, свет мерцал, лился серым столбом. Чтобы узнать, кто именно заботился об освещении, нужен был кто-то юркий и неприметный. Кто-то, кто смог бы торопливо осмотреть комнату и, если что, быстро нырнуть обратно в дыру. Кто-то, за кем бы могли долго и безуспешно гоняться неповоротливые дроуки…
Когда Вален поднял на вытянутых руках Дикена, забавно поджимавшего под себя все конечности, на лице тифлинга было что-то среднее между неловкостью и виной. Действовал он подчеркнуто аккуратно — даже в конце, когда кобольда пришлось буквально вытолкнуть на поверхность, было понятно, что сделать это можно было гораздо сильнее. На какое-то мгновение я залюбовалась получившейся картиной, а потом, когда Вален поймал мой взгляд, сделала вид, что жутко интересуюсь пейзажем над его головой. Тем временем Дикен, клацнув зубами, прижался всем телом к полу и быстро-быстро пополз вперед. Кончик ребристого хвоста, свисавший в дыру, исчез, прикрытый чарами невидимости, но перед этим все же хлестнул тифлинга по лицу. Отомстил так отомстил.
Мне выпало держать кобольдов походный сумарь и лютню. Поймав себя на том, что как-то уж слишком сильно, до хруста, сжимаю в пальцах кожаные ремни, я расслабила пальцы и прислушалась. Не было даже звука шагов (вот умеет же, когда хочет!). Потом послышалось натужное сосредоточенное сопение, потом — скрип и шорох, как будто двигают что-то тяжелое. В конце концов кобольд, стоя на краю дыры, помахал в воздухе деревяшкой, очень похожей на ножку от стула.
— Босс, тут никого. И Дикен забаррикадировал двери.
И правда забаррикадировал: перекрыл ручку точно такой же деревяшкой, да еще и кресло под дверь пододвинул. Вот только если б не этот здоровенный пролом в стене…
Комната напоминала большой пыльный склад, хранилище, куда выносили ненужные или просто сломанные вещи. В глаза бросалась старинная, вычурная, красиво украшенная, но никому не нужная мебель, которая подпирала стены и, казалось, могла развалиться от одного неосторожного прикосновения. А вот мягкий голубоватый свет исходил из магических светильников, закрепленных на стенах, — пусть хозяева дворца и ушли, эти штуковины горели сами по себе, как наследие какой-нибудь погибшей цивилизации.
Вален помог выбраться мне, а потом подал руку Натирре, вытащив ее из тоннеля одним ровно одним движением. Кровавая дорожка, ведущая от пола к стене, недвусмысленно намекала, куда нужно двигаться дальше. Вооружившись одним из светильников (почему-то это казалось хорошей идеей, к тому же держать в руках что-то яркое и тяжелое было успокаивающе приятно), я выглянула в коридор.
Дворец восстанавливал сам себя, боролся с разрушениями, но получалось не особенно успешно. Магия в его стенах уже выдыхалась, поэтому практически во всех комнатах были следы борьбы, грязь и перья. (Дикен, подобравший одно длинное снежно-белое перышко, явно собирался писать им свою великую книгу, но после намека, откуда взялся трофей, тут же с ужасом его выбросил.) Почти у всех встречных статуй были отбиты головы, у картин — исцарапаны лица. На большей части из них, казалось, была изображена одна и та же авариэль: то ребенок, то взрослая, то в пышных одеждах, то с распущенными волосами, сидящая перед зеркалом. Зеркало на той картине изодрали в лоскуты тоже, то ли ногтями, то ли ножом…
В остальном замок казался тихим: в кладовых гнили брошенные припасы, в коридорах гуляло эхо и тихонько мерцали светильники. Разве что иногда приходилось спотыкаться о легкие, как будто сделанные из грязной ваты коконы да уворачиваться от свисающих с потолка гирлянд паутины. Один из коконов в конце концов вскрыла Натирра — с почти профессиональным изяществом, надо сказать. Придворный внутри оказался таким же сухим и таким же бледным, как его последнее пристанище; попадаться в лапы дроуков после такого хотелось еще меньше.
Новые хозяева дворца не показывались до тех пор, мы не зашли в самую глубь здания, к центру. К фонтану.
Комната была просторной, богато обставленной и с кучей картин — наверное, раньше ее использовали для каких-то официальных встреч. Но, главное, тут оказалась вода, до сих пор чистая и прохладная. А значит, несмотря на крайне сомнительные обстоятельства, наконец-то можно было пополнить запасы и смыть с кожи всякую вязкую дрянь. Вот только шум фонтана отлично скрыл топоток множества ног по потолку, поэтому сначала мы услышали все нарастающий шорох, а дальше сверху посыпались сети. Ну и дроуки посыпались тоже, да.
Первому, чьи конечности коснулись пола, прилетело в лицо моим светильником — сфера разбилась и обожгла грязно-серую скулу, губы чудища перекосило от бешенства. А я тем временем бросилась к Дикену, чтобы помочь ему освободиться от толстой, липкой паутины, которая опутала его ноги и крылья. Энсенрик ругнулся и как-то поежился внутри меча, однако лезвие без проблем перерезало путы на кобольде; тот, щелкнув зубами на потянувшуюся к нему шипастую лапу-руку, резво оказался за нашими спинами. Ударил по струнам. Запел — слов я не разобрала, но, может, это и к лучшему.
А вскоре в арьергарде оказалась еще и Натирра — ведь дроуки, которых все прибывало и прибывало в комнате, в первую очередь целились в нее. Нет, не то чтобы пауков вообще не интересовали мы с Валеном, однако было в их лицах что-то, что сулило крайне мучительную кончину единственной, хм, непеределанной дроу в этой комнате. В какой-то момент та даже отступила на полшага: обычно не особо эмоциональная, Натирра буквально фонтанировала отвращением. Хотя, пожалуй, меня бы тоже не обрадовал человеческий торс, прикрученный к насекомьему низу…
В общем, Натирру задвинули назад, и она, пусть не особо довольная таким положением, тут же начала что-то плести. Вовремя: успела отвести от Валена, который увлеченно разбивал дроуком фонтан, что-то искрящееся, прилетевшее со стороны… пауков? Ох, да ладно. Значит, кому-то, чтобы произнести даже простенькое заклинание, нужно долго учиться и каждый раз мысленно проходить странноватое испытание с кучей обнаженных телес. А кто-то может использовать магию, даже лишившись половины мозгов и превратившись в огромного паука.
В целом, сражаться с кем-то, у кого в два раза больше конечностей, чем у тебя, оказалось достаточно необычным опытом. Особенно под вопли Энсенрика о том, что при жизни он не очень жаловал насекомых, а сейчас хочет отомстить им за все хорошее. Особенно в компании Валена, которому было все так же сложно не попадаться под ноги. Особенно когда противники страшно скалят лица, плюются чем-то едким, выделяют такое же едкое с другого конца и не гнушаются пользоваться обычным оружием в дополнение к чрезвычайно сильным рукам. И это не говоря о том, сколько всего может вытечь из рассеченного брюха одной такой вот тварюшки…
Но все когда-то заканчивается, и дроуки закончились тоже. В этой части дворца уж точно: ничего больше не шипело, не топало, не сыпалось с потолка и не пыталось пролезть в двери из соседних коридоров. Однако меня не отпускало ощущение, что пара-другая пауков точно уползла в темноту и очень скоро попросит продолжения. Что касалось остальных дроуков — они, даже валяющиеся кверху брюхом, все равно выглядели так, будто в любой момент могут учинить еще какую-нибудь пакость. В итоге, едва-едва отдышавшись, мы приступили к сомнительному занятию — поиску и добиванию тех, что шевелится.
На то, чтобы обойти всех дроуков и убедиться, что никто из них внезапно не встанет, ушло не так много времени. Зато у меня наконец-таки получилось во всех подробностях рассмотреть этих странных созданий. Лапы у них подергивались, как у самых настоящих пауков, однако во многих осталось еще слишком много от дроу: волосы не успели отрасти, торс — раздуться, лица — измениться…
Лица.
Поймав себя на том, что уже долго-долго просто стою и смотрю на распластавшегося, лишившегося пары конечностей дроука, я потерла висок и вздрогнула: под пальцами оказалось прохладно, мокро и красно.
— Дикен, — окликнув кобольда, который весело болтал ногами и что-то насвистывал, сидя на разрушенном фонтане, я махнула ему рукой. Ящер с готовностью сорвался с места и подбежал ко мне, перепрыгивая на ходу через пауков всех мастей. — Посмотри внимательно на этого дроу, ладно?
Дикен посмотрел. Внимательно посмотрел. Даже присел на корточки, чтобы быть поближе к темно-серому подбородку лежащего на полу создания — да буквально носом в него уткнулся. Когда он поднялся, ожидая дальнейших указаний, на его морде было написано непонимание.
— Тебе не кажется, что мы когда-то его уже встречали?
Непонимания на морде кобольда стало больше. Поэтому прежде, чем ящер успел что-то ответить, я добавила — неожиданно для себя:
— Не здесь. В… Подгорье.
— Не-а. Дикен бы такое запомнил, — решительно сказал кобольд. — В Подгорье были только обычные дроу. Злые, но обычные, с двумя руками и двумя ногами. — И вот тут до него, кажется, начало доходить: глаза кобольда неожиданно распахнулись, рот приоткрылся, Дикен с опаской и сочувствием покосился на мои волосы. — Босс ударилась головой, да? У Дикена где-то было целебное зелье. Босс может взять себе его порцию, если хочет…
Ну спасибо, друг, поддержал. Благо, заметив, что над телом дроука происходит нечто интересное, к нам с кобольдом подошла Натирра. Легкая, сделанная из какого-то странного материала броня ее была испачкана мокрым; у меня перед глазами до сих пор стояла сцена того, как моя провожатая вскрывает дроучье брюхо так же ловко, как тот кокон в коридоре.
— Мне знакомо лицо этого дроука. Кажется, я видела его в Подгорье. — Решив сразу раскрыть все карты, я призналась сразу и честно: — Только тогда он еще ходил на двух ногах и был жив. Или не очень. Ой…
Теперь еще и у Натирры лицо стало вопросительно-подозрительным, а у меня начало пульсировать в висках. Дроу пару мгновений вглядывалась в меня, очевидно, отметив то же, что и кобольд чуть ранее, а затем молча присела на одно колено — начала осматривать тело, стараясь при этом особенно его не касаться. Дикен навис с другой стороны, лютня, закрепленная на его спине, тихонько бренькала, будто струны перебирала невидимая рука. Думаю, даже при жизни лежащий на полу дроук не получал столько внимания зараз.
— Сначала он был в отряде, который напал на таверну, а потом в комнате, где держали Халастера. Один из тех, кого вырубил Халастер, когда освободился, — почувствовал, что начинаю тараторить, я сделала глубокий вдох. Не помогло.
С другой стороны зала в нашу сторону начал с интересом посматривать Вален. А может, ему просто не нравилось, что мы втроем отлыниваем от грязной работы.
*Сама-то понимаешь, насколько странно это звучит? Иногда они возвращаются с того света... и отращивают дополнительные ноги*.
Мрачноватый, немного капризный тон, с которым говорил Энсенрик, тоже не особенно поднимал настроение. Чтобы не наблюдать, как перемигиваются компаньоны (точнее, это Натирра пыталась подавать какие-то знаки, а Дикен упорно не понимал, чего от него хотят), я отвернулась и все-таки встретилась взглядом с тифлингом. Вот только его тут не хватало.
— Ну хоть ты-то мне веришь?
*Не знаю, — пожал плечами неспокойный дух. И как у него это вообще получилось без тела? — Я редко вижу лица, все больше по потрохам. Но ты веришь точно.*
Отчасти жалея, что вообще начала этот разговор, я хмыкнула. Всматриваться в темные углы дворца отчего-то стало немного более жутко. Казалось, в одном из них, самом дальнем, в любой момент кто-то может начать мерзко хихикать…
*Целый день ты о Халастере. Не к добру, а?* — Энсенрик теперь старательно делал вид, будто это не он молчал всю дорогу от острова Создателя к острову авариэлей. Но почему бы и нет. А меня тем временем окликнула Натирра.
— Тарина. — Дроу выглядела несколько обеспокоенной, ее белесые брови сошлись на переносице. — Я не знаю, кого именно вы видели в Подгорье, но для нас будет лучше, если это окажутся разные существа. — Заметив, что к нам все-таки решительно шагает Вален, перебивший наконец все выжившее вокруг, она кисло ухмыльнулась. — Хотя этот остров, несомненно, полон сюрпризов.
Насколько дикими были эти сюрпризы, выяснилось очень скоро.
Правда, перед этим мы вчетвером умудрились накрепко потеряться в коридорах дворца и вообще убедиться, что внутри это место значительно больше, чем снаружи. А еще встретились с местными обитателями иного рода — здоровенными, видимо, изменившимися под влиянием магии пауками, хорошо, что без дроувских голов. Твари оказались дьявольски вредными, жутко шипели и постоянно лезли кусаться; выцарапывая из голенища сапога пару истекающих чем-то зеленым челюстей, я приметила темную дорожку, уводящую в один из коридоров. Конечно, кровавую. Конечно, выглядящую слишком уж приглашающе. Однако и то — ориентир.
И была комната с большими деревянными сундуками, обитыми чем-то красным. И были исцарапанные изнутри крышки. И были лежащие в сундуках дроу разной степени, хм, превращенности.
Свалившись в один из коробов, Дикен жутко перепугался сам и каким-то образом разбудил всех дремлющих вокруг существ. Благо, большая часть из них оказалась еще незаконченной: все, что они могли делать, это резво выбираться из своих пристанищ, жутко вопить и быстро-быстро ползти в твою сторону. После — цепко хватали за ноги. А дальше я не смотрела: отбивала чечетку в попытках скинуть с лодыжки холодные когтистые пальцы.
Точку во всем этом безобразии поставил Элисид, местный правитель и шут.
Правда, сначала пришлось еще немного попетлять по коридорам, слушая, как со всех сторон топают и стрекочут дроуки. Пусть комнату с сундуками и забаррикадировали, на этот раз по-настоящему, бюстом какой-то длинноволосой авариэли, шум в том районе произвел такой же эффект, как если бы кто-то тронул палочкой паутину. Но пауки вдруг отстали и разбежались, едва впереди замаячили высокие створчатые двери. Закрытые — и открывшиеся бесшумно, от одного только прикосновения.
За ними оказался зал, совсем не тронутый разрушениями, с настолько чистыми и блестящими полами, что ступать по ним ботинками, перемазанными во всякой паучьей пакости, было даже как-то неудобно. Света внутри было столько, что у меня с непривычки заслезились глаза, а Натирра и вовсе прикрыла лицо рукой; в основном этот свет лился сбоку и сверху, от уходящих куда-то под потолок колонн. А в другом конце комнаты стоял трон, и на троне этом, положив голову на сцепленные пальцы, сидел шут. Всамделишный. В странноватой одежде и даже шляпе с золотыми бубенчиками.
Увидев его, все дружно затормозили и обнажили оружие.
— Босс, тут какой-то странный парень, — протянул Дикен, очень стараясь не пятиться, но все равно уперевшись хвостом в мою ногу. — И его мы тоже убьем, да? — А вот в этом уже была надежда.
Да еще Вален пробормотал что-то про то, что шут без зрителей — не к добру.
Шут рассматривал нас спокойно и даже с улыбкой на тонких губах. Весь он был каким-то мелким, похожим на ребенка, сгорбленным и перекрученным, лицо явно несло отпечаток какой-то болезни. Ноги правителя странного острова даже не доставали до пола, волосы топорщились из-под шляпы. Но помахал он вполне благодушно и с полным осознанием того, что делает, этим разительно отличаясь от остальных авариэлей острова.
— Вижу, вас тоже коснулась карающая рука Халастера, — сказал он с сочувствием мне, когда мы подошли ближе.
*Да он издевается*.
— Тоже?
С трона шут не встал, так и смотрел снизу-вверх, при этом умудряясь выглядеть торжественно и чертовски, хм, умно. Кажется, его совсем не смущали четыре вооруженных гостя. Меня же не отпускало ощущение, что разговор должен был начаться как-то иначе.
— На вас лежит отпечаток той же магии, которая погубила наш бедный город, — без обидняков заявил шут. Бубенчики на его шляпе позвякивали при каждом движении. — Вы наверняка должны были это почувствовать, Тарина.
Самое время вставать в позу «я-же-говорила». А вообще, когда твое имя называют первые встречные, это достаточно неприятно. Даже спутники мои напряглись, хотя, казалось бы, куда уж сильнее-то.
— Халастер делает плохие вещи с теми людьми, которые его злят, да, Босс? Авариэли чем-то разозлили Халастера? — А вот Дикен уже перехотел убивать странного парня на троне и теперь проявлял чудеса сообразительности, успевая попутно разглядывать комнату.
Шут уже начал было даже обдумывать ответ на его вопрос, но я остановила происходящее вокруг безумие, подняв ладонь.
— Дикен, не лезь. — Ответом стало недоуменное сопение на уровне пояса. — Давайте начнем сначала. Вы вообще кто?
Элисид оказался ужасно везучим шутом в городе, которому жутко не повезло. Прежде он, по собственному признанию, пускал слюни, плясал для удовольствия настоящей королевы авариэлей — Шаори, и ни о чем больше особенно и не думал. Их город стоял высоко-высоко в горах, под солнцем и ветром; все было хорошо. А потом Элисид обнаружил себя с чрезвычайно тяжелой и умной головой, в дурацком костюме и в окружении немного свихнувшихся слуг. За окнами дворца оказалась пещера, в дверях тронного зала мелькнула спина королевы…
Дело было в магическом зеркале, в которое часами глядела Шаори: так она следила за врагами своего народа, настоящими и выдуманными. В какой-то момент артефакт, кажется, совсем завладел разумом хозяйки — только этим и можно объяснить желание Шаори пошпионить за Халастером. Тот, естественно, такому вниманию не обрадовался и ударил в ответ. В итоге город авариэлей закинуло глубоко под землю, а все его жители словно бы отразились в кривом стекле.
— Все, что прошло через зеркало, обернулось в свою противоположность, — лаконично закончил свой печальный рассказ Элисид. — Королева бросила свой трон, дурак стал всезнайкой. А само зеркало разбилось на части, так что мы все оказались в ловушке тут.
Разница между тем, как выглядел шут, и тем, как и что он говорил, была столь значительной, что становилось не по себе. Такое же ощущение у меня возникало разве что во время разговоров с Провидицей: как будто кто-то видит тебя насквозь, но тщетно пытается это скрыть.
— Откуда здесь взялись дроуки? — спросил Вален, нависая над Элисидом и его троном, но все-таки не подходя ближе. Рука его до сих пор касалась рукояти цепа. — Остров окружен водой со всех сторон. Не могли же все они переплыть через реку.
Я постаралась отогнать от себя видение плывущего по ядовитым волнам здоровенного паука (или сразу нескольких), а Элисид поерзал и рассеянно потеребил края шляпы, накручивая на палец позолоченную нить.
— Дроуки пришли на этот остров вслед за нами. Отсюда, из дворца. Сначала в дальних комнатах появились красные сундуки, а потом — эти существа. — Услышав о сундуках, Дикен, побывавший в одном из них и вдоволь наобнимавшийся с содержимым, скорчил страшную рожу. Шут отметил это и сочувственно усмехнулся. — Вижу, вы уже нашли то место. Думаю, оно тоже как-то связано с Халастером, с его наказанием за любопытство Шаори.
Натирра, посмотрев на меня, а потом на Элисида, на время спрятала лицо в ладонях: наверняка что-то поняла. Но промолчала. Ладно, потом спрошу, все равно это вряд ли будет что-то хорошее.
— Тогда почему их нет в этой комнате? — продолжал не особенно дружелюбно настаивать Вален. А вот это уже легко.
— Магия, — ответила ему я. — Здесь сосредоточена вся магия этого места. Наверняка до сих пор работают какие-то охранные заклинания.
Шут закивал, по тронному залу разнесся веселенький звон колокольчиков.
— Раньше нас было больше. Многие прятались в тронном зале, но потом… ушли. Не стали меня слушать. — Что-то в его голосе подсказывало, что находиться среди свихнувшихся соотечественников было не очень весело. А ведь за троном действительно стояли какие-то вещи, много вещей! — Магия, которая защищала Шаори, продолжает защищать и меня, но теперь я привязан к этому месту. Тут не может даже пролиться кровь, пока я того не захочу.
— Зачем авариэлю хотеть, чтобы пролилась кровь? — До этого Дикен внимательно, как загипнотизированный рассматривал колокольчики на шляпе шута, а тут неожиданно отмер и горестно выдохнул: — Здесь ведь такие чистые полы.
Авариэль подобрался и сполз на край трона, теперь ноги его твердо стояли на камне. Вот мы, кажется, и подошли к самому главному на сегодня.
— Я предлагаю вам сделку, — честно сказал Элисид. — Где-то на острове находятся пять осколков волшебного зеркала. Принесите их, чтобы я смог вернуть город обратно на поверхность. Зеркало после этого станет вашим. — Переводя взгляд с одного лица на другое, он вряд ли нашел много энтузиазма и веско добавил: — Вам ведь нужна любая помощь в войне с Вальшаресс.
— Вы и об этом знаете, — все же не выдержала я. — Быстро же расходятся новости по Андердарку.
Натирра презрительно скривила губы. Кажется, ей до сих пор мешал исходящий от колонн свет, поэтому на шута она не смотрела — больше на его ноги. Но и от них дроу была не в восторге.
— Он предложил то же отряду Вальшаресс. Поэтому они ждали нас возле дворца.
— Вам нужна помощь, а нам — надежда, — не стал отпираться Элисид. Хотя, казалось, говорить о таком ему было не очень приятно, он даже почти что начал оправдываться. — Дроу приходили сюда, но вряд ли добились особых успехов. Наш город успел на них… подействовать. Вы тоже скоро это почувствуете.
Подействовать, значит. И снова в дальнем углу комнаты как будто кто-то хихикнул…
— Если часть осколков окажется у нас, а часть — у них, придется сражаться. На потеху шуту, — заключил Вален, которому перспектива сражения во дворце не нравилась даже больше, чем возможность немного двинуться рассудком.
*Лично я уже начал делать ставки, что произойдет раньше. Но это так, к слову*.
Ну хоть что-то здесь никак не меняется.
— Так значит, Халастер... — упустивший разговор над телом дроука Вален теперь решительно ничего не понимал и очень об этом жалел.
— Даже больший безумец, чем казалось сначала. — Не то чтобы остров уходил у меня из-под ног, но... нет, все-таки слегка уходил.
— И все дроу, которые попали Подгорье?..
— Вряд ли. Иначе тут было бы не протолкнуться от дроуков. — Прокрутив перед глазами всех темных эльфов, с которыми пришлось повстречаться в Подгорье, я зарылась подбородком в воротник куртки. — Хотя непонятно, скольких еще их бродит по острову.
Зато ясно, откуда в тоннелях под дворцом появилось то тело: его тащили в комнату с сундуками, но почему-то не донесли. Наверняка количество полупауков сильно выросло, когда на остров пришел отряд Вальшаресс.
— Я даже не знаю, можно ли называть таких существ дроуками, — аккуратно поправила меня Натирра. — Само их существование — насмешка над всеми нашими верованиями. Халастер не мог унизить дроу сильнее, чем этим.
К тому моменту она уже просветила меня насчет того, как появляются обычные дроуки и при чем тут молчащая ныне богиня Лолт. Про то, откуда на острове могли взяться многоногие твари из дворца, Натирра рассказала тоже. Кажется, она не особенно верила собственным словам, но все сходилось слишком удачно: тот дроу из Подгорья, донимавшие Халастера авариэли, сундуки эти кровавые, в конце-то концов. Превратить одно существо в другое и натравить его на своих обидчиков — вполне в духе старика.
Ах да, произошло все это аккурат перед новым спуском в тоннели. Переваривать новости каждому пришлось молча и в одиночку, зато, когда в поле зрения вдруг появился дроук, потолок на него обрушивали вдохновленно и достаточно слаженно.
— Первые слухи об авариэлях появились незадолго до того, как Халастер был пленен. Наверняка он какое-то время сопротивлялся вторжению и наполнял остров этими тварями. А потом отомстил охране, которая его пытала. — Натирра, вроде бы, поклонялась Эйлистри, как и Провидица, однако подобные превращения все равно вызывали у нее негодование. Она даже сжала руку в кулак — и тут же расслабила, дернув плечом.
— Удивительно, что мы вообще выжили после того, как его освободили, — проворчала я, вызвав у нее неожиданно искренний смешок.
Судя по тоскливому молчанию, Вален теперь понимал еще меньше, чем пару минут назад. Но и спрашивать о чем-то еще, рискуя вызвать тем самым новую порцию странных разговоров и возмущений, не торопился. С другой стороны, какая разница, что за природу имеет дроу на паучьих ножках, когда он пытается откусить тебе голову…
А еще упорно, сосредоточенно и подозрительно долго молчал Дикен. Он даже достал откуда-то из закромов перо (обычное, не снятое с кого-то из обитателей острова) и теперь ковырял им в зубах, шагая чуть поодаль и время от времени ускоряя шаг, чтоб не отстать слишком уж сильно. Притихший кобольд сильно походил на склянку с алхимическим огнем, которая вот-вот треснет и ка-а-ак рванет; дел впереди было много, лучше б узнать, что творится в голове у верного компаньона.
— Дикен, ты чего такой печальный? — спросила я, сняв с его крыла клок паутины.
Кобольд покосился на меня темным глазом. Перо, кончик которого он жевал, казалось, могло развалиться в любой момент. М-да, вряд ли им еще можно будет писать.
— Если Босс соберет зеркало, тот парень снова станет глупым? Будет опять смешить королеву?
А, Элисид. Я только-только забыла взгляд, которым авариэль провожал нас, уходящих к дверям. Дверям, за которые не мог выйти сам.
— Ну, скорее всего. Если этому городу очень повезет и все станет так, как было. — Хотя «как было», конечно, уже вряд ли когда-то станет. В лучшем случае получится «не так ужасно, как сейчас», но об этом я сказать не решилась. Спросила только: — А почему ты о нем думаешь?
— Шутовство — это очень серьезно. Дикен тоже когда-то был шутом, поэтому понимает, — медленно, будто бы собираясь с мыслями, проговорил кобольд. Сделал еще пару шажков вперед. — Если бы было нужно, Дикен тоже отдал рассудок за Босс. И все остальное, что попросят.
Кто-то из компаньонов, или Вален, или Натирра, слегка сбился с шага. Где-то внутри меча не очень удачно съязвил Энсенрик.
Уж что-что, а смущать совершенно безобидными фразами Дикен умел как никто другой, однако в городе, полном безумных авариэлей, его признание выглядело совсем мрачно.
— Не пугай меня так, пожалуйста. — Я коснулась его плеча. — Будем надеяться, тебе никогда не придется делать что-то подобное.
Вот с такими настроениями и начались поиски осколков волшебного зеркала.
На самом деле, где их искать, было совершено неясно. Элисид говорил, что осколки должны тянуться к самым сильным местам города — точкам, в которых прежде бурлила жизнь, которые поддерживали Шаори Фелл. А один из осколков унесла с собой сбежавшая королева, которая стала отшельницей и обитала в одной из местных пещер. Лезть за ней в темноту особенно не хотелось, да и где вообще находилась эта пещера, Элисид не знал (зато знал, что Шаори точно жива, иначе он бы смог наконец покинуть дворец). В итоге решено было возвращаться к библиотеке — потому что место выглядело больно уж примечательным, а еще… ну, я же обещала это Валену.
Притихшее здание вид имело насупленный и слегка угрожающий. Внутри больше не плакали и не смеялись; двери библиотеки были закрыты, кажется, их что-то держало изнутри (или все-таки кто-то?).
— Если осколок внутри, он должен искажать это место сильнее, чем остальную часть города, — поделилась своими опасениями я. Мне очень хотелось, чтобы запас всяких выскакивающих из темноты в лицо штук закончился. Ан нет.
Вален снял дверь с петель так легко, будто всю жизнь только этим и занимался. Сначала осмотрел замок и чуть-чуть с ним повозился, а потом нажал где нужно, и дверь поддалась. Наружу тут же пахнуло горелым; я удивилась, что не почувствовала этого в первый раз, а Дикен с его чутким нюхом тут же раскашлялся и чихнул. (Кажется, даже с искрами. Ох.)
Вален же первым собирался шагнуть в темноту коридора, но прежде, чем он это сделал, на него выпрыгнуло нечто. Что-то. Перепачканный в саже и взъерошенный авариэль.
Наверное, он хотел вытолкнуть вторженца из библиотеки, но сил не хватило, и бедолага с подкашивающимися ногами просто повис на Валеновой руке. Впрочем, тифлинг почти сразу отодрал его от себя и выволок наружу. Хорошо хоть, что не прибил по дороге.
— Не трогайте ее, она не сделала ничего плохого! — распластавшийся на земле авариэль обращался, конечно, ко всем нам сразу, но больше — к Натирре, под ноги которой неуклюже свалился. Теперь было видно, что сажа на его коже растерта как-то неравномерно, местами ее оказалось слишком много. Она как будто прилипла к чему-то жирному.
— Не трогать кого? — осторожно спросила дроу, которая, как ни старалась, не могла избежать взгляда крылатого чудика. Ну хоть кто-то наконец смотрел на нее снизу-вверх, а не наоборот.
— Куаталу. Мою жену. — Авариэль отвернулся, всхлипнул и уставился на свои ноги. — Она потеряла рассудок… стала ужасным чудовищем.
Я посмотрела в темноту дверного проема. И Натирра. И Вален. И Дикен тоже, наверное. Темнота теперь казалась не такой темной, внутри здания плясали оранжевые искры: что-то горело.
Авариэль тем временем бубнил о монстрах, которые одним лишь взглядом обращают всех неосторожных в камень, и своей миссии — не пускать горожан в библиотеку, дабы Шаори Фелл не обзавелся парой-другой удивленных статуй. Ибо жена бедолаги, местный библиотекарь и невероятная красавица, стала ни кем-нибудь, а… целой медузой.
При себе она вечно носила какой-то осколок зеркала, но эта новость была воспринята как само собой разумеющееся.
Нашли.
— Дикен и Босс однажды уже победили медузу и знают, что делать. Да, Босс? — особой уверенности в голосе Дикена не было. Мне вдруг ясно вспомнилось, какую несуразную статую он представлял собой там, в пустыне, пока я пыталась обратить весь этот камень в плоть.
И опять наше прошлое приключение бесцеремонно вторглось в приключение нынешнее.
— Нам с тобой в тот раз очень повезло. И вряд ли сейчас мы где-то найдем башенный щит, — сказала я, пытаясь выкинуть из головы старый храм, который должен вот-вот превратиться в погребенную под песками могилу…
— Босс все равно избавилась от него еще на подходе.
…фигуру напротив, сбрасывающую капюшон, обнажающую клубок из змей вместо волос…
— Не могла же я одновременно тащить щит и вести тебя. Помнишь, кто хотел идти в бой с закрытыми глазами?
…разливающийся по рукам и ногам холод. Все вокруг меркнет, шею не повернуть: это окаменение добралось до глаз.
— Ты слишком из плоти для того, кто столько времени провел наедине с медузой. — Только обратившись к сидящему на земле авариэлю, я осознала, как странно выглядела наша с Дикеном перебранка со стороны. Вряд ли Натирра с Валеном что-то поняли. — Прости, но, может, твоя жена превратилась в какое-то другое существо?
Авариэль замотал головой. К библиотеке тем временем уже начинали подтягиваться другие жители острова; впрочем, они держались на почтительном расстоянии и просто глазели, не вмешиваясь.
— Моя жена стала ужасной медузой, а ее… — слово авариэль подобрать не смог, но очень убедительно изобразил что-то, что можно нанести на лицо, — стала средством, которое позволяет выдерживать ее взгляд.
А. Ну да, узнаю Халастера. Что может быть логичнее. Интересно, как авариэль вообще догадался об этом эффекте…
— Она часто плачет, когда жжет свои книги, — громкий смех Энсенрика в моей голове был прерван тем же авариэлем. Искренне верившим, что в супруге его осталось еще что-то человеческое. Или авариэльское.
Вот теперь, наконец, понятно, что за звуки тогда привлекли наше с Валеном внимание. Интересно, знай мы, что за дверями плачет медуза, прошли бы мимо?
Не уверена насчет тифлинга, но я пару раз задавалась этим вопросом, пока находилась в библиотеке.
Не одна, с Дикеном; и перед этим пришлось немного поспорить со спутниками, которым не особо хотелось так разбрасываться Избранными. Однако как обращаться с медузами, знали только мы с кобольдом (ну, примерно), а еще снаружи должен был остаться кто-то, кто мог бы, если понадобится, вернуть в нормальное состояние две застывшие в смешных позах статуи. Ну и защитной мази, по признанию авариэля, осталось не так уж много. Да и ту Вален мрачно посоветовал сначала испытать на кобольде (не удивлюсь, если Дикен когда-нибудь цапнет его в пылу особенно жаркой битвы).
Мазь сработала. Медуза в библиотеке действительно была.
Наружу мы с Дикеном вышли озадаченными, задыхающимися и провонявшимися паленым на десять приключений вперед. Кобольд часто кашлял, топая скорее наощупь, держась близко-близко к стене; я на вытянутой руке несла перед собой полусгоревшую книгу с чуть-чуть торчащим из нее осколком зеркала. Его на всякий случай перевернула блестящей поверхностью вниз — чтоб никто больше случайно не отразился.
Книгу у меня тут же попытались забрать. Все еще удерживая ее за другой край, сморгнув слезы, я увидела перед собой Натирру. Кажется, дроу не особенно доверяла мне в моем теперешнем состоянии — вдруг сделаю из одного осколка еще пять? Хм, и правильно; убедившись, что дроу крепко держит почерневший томик, я сложилась пополам в приступе кашля, который не могла позволить себе внутри. Надышаться густым воздухом Шаори Фелла до конца было невозможно, он словно бы застревал в легких, но все же был лучше того, чем приходилось дышать в библиотеке.
Дикен потряс свою флягу с водой.
— Боссу б попить. У леди-дроу осталась вода? Наша вся вышла.
Глотнув из вложенной в руку фляжки, я умылась и едва удержалась от того, чтобы вылить остатки воды на кобольда — он весь был в копоти. Заметила, что авариэли вокруг библиотеки исчезли: может, им стало скучно, а может, их успел разогнать Вален. Сам тифлинг в это время за шиворот удерживал бедолагу — мужа медузы, который так и сидел на земле, не сводя взгляда с мерцающего в здании огня.
— Где-то под этими змеями еще жива прежняя Куатала, — промолчать, глядя в полные надежды глаза авариэля, было просто невозможно.
Вот только ему лучше не знать, что осколок зеркала медуза держала при себе для того, чтобы отразиться в нем и тоже окаменеть. Очень уж тяжело ей давалась компания змей вокруг лица. Не работало.
Авариэль заторможено кивнул. Вален наконец перестал удерживать его и начал с намеком разминать кисть; Натирра вертела в руках книгу с осколком, пытаясь прочитать название. Так, надо бы и им все объяснить…
— Там правда была медуза. И она загадывала нам загадки!
Куатала ходила меж стеллажей в главном зале библиотеки, выбирала с полок книги и относила их к горящему тут же кострищу. Она обладала всеми положенными медузьими атрибутами — сероватого цвета кожей, вертикальными зрачками и пятнистыми в ромбик змеями, которые оплетали ее голову, как раздерганная корона. Змеи и сообщили ей о нашем появлении: слаженное шипение, а также разворачивающий просто рывок «волос» в сторону отвлекли Куаталу от сожжения увесистого томика.
Впрочем, нам с кобольдом, задыхающимся от дыма и копоти, перемазанным чем-то едко пахнущим, она даже не удивилась, лишь посоветовала покинуть библиотеку, потому что в ней скоро будет нечего читать. А перед этим какое-то время вежливо не обращала внимания на наши препирания. Мы с Дикеном бросили монетку на то, что первым поздоровается с медузой, и пообещали друг другу не смотреть ей в глаза. Но, если изо всех сил пытаешься чего-нибудь не сделать, все равно в конце концов это сделаешь, так что в глаза Куатале я посмотрела — почти человеческие, глядящие немного с укором.
И ничего не случилось. И все завывания Энсенрика о том, что ему не хочется проторчать еще десяток лет на поясе каменной статуи, были зряшними.
В общем, для медузы Куатала оказалась разговорчива и достаточно, эм, мила. Свою прошлую жизнь она помнила в той степени, чтобы осознавать, во что превратилась, а рассматривать в зеркале свои змеелоконы ей порядком поднадоело. Так что уболтать ее отдать осколок у нас получилось, пусть под конец говорить пришлось реже, чем кашлять. А из тех подзакопченных занавесок получились неплохие повязки на лица…
Осколок Куатала пообещала отдать в обмен на интеллектуальную беседу… соревнование разумов… ох, да загадки свои она начала загадывать. И вот тут-то мы едва не продули.
— «Забудь тьму, посмотри на меня, чтобы увидеть свет», — четко-четко, едва ли не по слогам процитировал Дикен. Чтобы было слышнее, он задрал голову и в итоге налетел на какой-то мусор. Но выровнялся, вовремя подхваченный рукой Валена. — Это что-то, что всегда горит и сверкает.
— Слишком просто, кобольд. Солнце.
— Вот и Босс с Дикеном так решили. А потом змеиная леди нас чуть не искусала.
Вален покосился на него с таким выражением, будто не до конца верил тому, что слышит. Однако он краем глаза постоянно следил за передвижениями кобольда и был готов подхватить его снова, вдруг что. Все-таки в рюкзаке Дикена решили хранить драгоценный осколок зеркала — ни в чьи больше карманы он просто не поместился бы.
Идти к авариэльскому храму — следующему мрачноватому месту, которое следовало проверить, — предстояло через весь город. Путь был неблизкий.
— Правильный ответ — грязь, — ответила на незаданный вопрос я. — Куатала взбесилась, когда мы начали возражать. И все ее змеи… в общем, взбесились тоже, начали жалить ее и друг друга.
Меня передернуло от воспоминаний о том, как сердито отмахивалась от змей Куатала, словно и не чувствуя укусов. Ну а мазь, которой пользовался бедолага-авариэль, к тому моменту начала высыхать на коже и истончаться, отчего спорить с медузой становилось еще более некомфортно.
Натирра, шагающая рядом со мной, покачала головой. Оценила, наверно, насколько близко мы были к окаменению.
— Давай еще одну, — попросил тифлинг. Видимо, слушать Дикеновы рассказы было веселее, чем глазеть на разруху в Шаори Фелл.
Дикен с готовностью откашлялся. Или просто вдохнул что-то не то: окраины города были полны нечистот.
— «Ничему не избежать меня. Когда я появляюсь, мир покрывает тьма».
— А вот это уже солнце, — я даже улыбнулась уголками губ. — Солнечный свет. С ним оказалось попроще, надо было только сначала найти неправильный ответ.
То ли обдумывая мои слова, то ли отвлекшись на кобольда, который брезгливо рассматривал какую-то пакость под ботинками, Вален коснулся затылка, затем рогов с острого края. Жест частый и очень простой — и все равно один из тех, после которых прикладываешь усилия, чтобы перестать пялиться.
— Вам очень повезло выйти из этой библиотеки, — наконец сказал он.
Не знаю, что именно он имел в виду. Может, то, что мы с Дикеном действительно везучие и выкрутились лишь благодаря бессонным ночам, которые кобольд провел, развлекая Тимофаррара загадками. А может, снова намекал на мою подозрительную избранность. Дела до этого мне уже не было: минутное облегчение и радость от хорошо выполненной задачи схлынывали, уступая место моей обычной настороженности.
Вряд ли в храме было что-то хорошее.
Нет, какое-то время во мне теплилась надежда, что проклятие не тронет такое благословенное место. Но все же в Шаори Фелл оставалось не слишком много всякого светлого, да и дроуков, похоже, к храму тянуло — еще один дурной знак. Ну а в том, что осколок внутри, после посещения библиотеки я почти не сомневалась. Очередная пульсирующая жизнью точка города просто обязана была его позвать.
*Там, где храм, должны быть и храмовники, — вклинился в мои размышления Энсенрик. Последнее слово он произнес с некоторым отвращением. — Как думаешь, осколок и их превратил в уродов?*
Я благодарно коснулась рукояти меча рукой. Наверняка на моем лице уже появилось то выражение сердитой сосредоточенности, от которого Дикену вечно хотелось засунуть голову в землю.
— Куатала была красива раньше — думаю, поэтому-то она и стала медузой. Тут все искажается, как в разбитом зеркале, помнишь?
Неудовольствие живого оружия ощущалось, как что-то кислое на языке.
*Ла-а-адно. Но их все еще могли просто сожрать дроуки.*
Узнать, насколько сильно он ошибался, предстояло чуть позже. А пока нужно было действительно что-то делать с дроуками, облюбовавшими грот вокруг храма. Издалека зал казался пустым, но, если присмотреться, темнота в его верхней части выглядела слишком неоднородной. Подвижной.
— Если авариэли их кормят, — Натирра, задрав голову, задумчиво взвешивала в руках один из своих кинжалов и говорила чуть-чуть нараспев, — то почему бы нам не поступить так же?
Пока это экзотическое предложение укладывалось у меня в голове, дроу продолжала размышлять вслух. Соваться к храму вот так вот просто не хотелось, и мы остановились на безопасном расстоянии, чтоб все обговорить.
— Если эти существа отвлекутся… насытятся… нам будет легче пройти в обе стороны.
Думаю, мы с Дикеном одновременно представили, как пыхтя волочим к храму мешок с чем-то вяло сопротивляющимся. У меня дернулось веко, кобольд поперхнулся и присел на хвост.
— На улицах и в домах Шаори Фелл много тел. И еще можно использовать тех, кому все равно.
Эта Эйлистри, которой так преданы Провидица и Натирра, точно доброе божество? Судя по тону, дроу совсем не понимала, что плохого в ее предложении, и ждала моего положительного ответа.
Покосившись на Валена, я поняла, что в нашей с кобольдом компании прибыло: синие и вечно настороженные глаза тифлинга стали еще синее и округлились от удивления. Переглянулись мы с полным пониманием, и тифлинг неожиданно ответил за меня.
— Пройдем сами, — веско произнес он. — В Шаори Фелл и так осталось слишком мало горожан.
Натирра поджала губы, но, глядя на кивающую меня, подчинилась. На несколько мгновений она как будто осталась в одиночестве в нашей компании — а я задумалась над тем, что у Провидицы за последователи такие, не знающие и не понимающие методов друг друга.
Но потом, конечно, стало не до размышлений, ибо нас снова пытались сожрать.
Не сразу, конечно. Сначала дроуки не обратили внимания на кучку существ, передвигающихся неторопливо и осторожно, скрывающихся под какой-то ветошью, надвинутой на лицо (позаимствованной, честно говоря, в ближайших домах). Одна из фигур еще и с заметным усилием тащила что-то, прижимая его рукой к себе. Что-то, закрытое тканью, вертелось и никак не могло усесться спокойно, и его явно было слишком мало, чтобы кого-нибудь накормить.
Однако им заинтересовались. Вниз спустилась всего пара дроуков, затем присоединился третий — в первый раз их было сильно побольше. Те, что заинтересовались, степенно сходили по почти отвесным стенам пещеры, расслабленные и спокойные, с одинаково хищным выражением на лицах и странно натянутой кожей на обнаженных торсах. Они подходили справа, слева и сзади, еще не окружая, но намекая, что этим все и закончится. Зеленоватый, поганочный свет растущих в гроте грибов бросал странные блики на их тела.
Слыша свистящее дыхание Дикена, я искала взглядом двери храма и сама дышала в такт собственным шагам. Вален и Натирра зажали меня с двух сторон, опять наводя на мысли о карауле, конвое или чем-то таком, но это одновременно и чуть-чуть успокаивало. Примерно в той же степени, в которой нервировала болтовня Энсенрика — он с чувством описывал, как менялось выражение на лице настигающего нас сзади дроука. Тот точно ощущал присутствие Натирры, но не мог до конца понять, от чего ему так беспокойно. От этого существо кривилось, принюхивалось и цокало на своих паучьих ногах все активнее.
В одном из храмовых окон то появлялся, то исчезал свет, будто мимо окна кто-то ходил со свечей.
Когда пара дроуков, безмолвных, заинтересованных, все же преградили дорогу, Натирра как бы случайно коснулась моего локтя. Ну, вовремя. У меня никак не получалось взять кобольда настолько удобно, чтобы не мешал его хвост, а рука начинала ныть. Я с облегчением позволила ему скатиться на пол и наконец уверенно сжала то, что ранее прижимала к себе под одеждой.
Пропитанный маслом, сделанный из какой-то ветоши факел зашелся красным, когда Дикен на него дыхнул. Такой же факел в руках Валена тоже пошел огнем, кажется, тифлинг даже слегка обжег перчатку и пальцы, но это не помешало ему ткнуть горящей головешкой в лицо ближайшему дроуку. Я поддержала его, чудом не задев и не ослепив Натирру, которую, как и дроуков, совсем не обрадовало такое количество света. Ну а потом оставалось только прорываться вперед, к храму, стараясь не думать о том, как возвращаться обратно в город.
Храмовые двери оказались не просто не заперты — одна из створок была приглашающе приоткрыта.
Распахнув ее полностью, под вопли и рычание дроуков я пропихнула вперед Дикена и пропустила Натирру. (Та едва не сломала мне запястье, почувствовав прикосновение к спине. Надо завязывать с этой привычкой.) Затем понаблюдала, как сражается Вален — он не отступал и, кажется, только чудом не позволял себя окружить. Понаблюдала еще чуть-чуть. Начала подозревать, что дело не чисто и тифлинг чересчур увлекся сражением, благо, после моего оклика он все же вспомнил, ради чего мы пришли. Да что тут происходит вообще…
Конечно, дроукам не понравилось, что двери храма захлопнулись прямо перед их лицами. Однако внутрь никто ломиться не стал, видимо, решив, что незачем тратить силы, если можно спокойно подождать снаружи. Так что, отлепившись от дверей, я смогла осмотреться. Мои ноги до сих пор были немного ватными, и я хватала воздух ртом с момента, как переступила порог, но тогда почти не обращала на это внимания. Кажется, на улице было безопаснее.
*Этот храм… осквернен. Иди осторожно, у меня мурашки от этого места.* — Казалось, мой меч был напуган впервые за время на острове. И совершенно прав насчет осквернения.
Мне приходилось видеть не так много оскверненных святилищ, но в этом точно обитала какая-то злая сила. И почти все окна занавесили изнутри, чтобы ей было сподручнее и спокойнее. И над освещением потрудились, чтобы внутри была раздражающая глаза недотемнота, чуть-чуть разгоняемая светом чего-то чадящего и пахнущего тленом. Выразительные пятна на полу говорили сами за себя, а пространство вокруг алтаря выглядело подозрительно и ненатурально свободным. Пятен на нем было больше всего.
— Босс, там птицы! — Дикен, не разобравшись, с разгона ткнул когтем в одну из клеток, подвешенных к потолку. Но потом до него дошло, что в храме чересчур тихо для пернатых, и он растерянно добавил: — Были. Кажется, это храм Эдри Фаэнья, Босс. Богини крылатых эльфов.
Смотреть на съежившиеся легкие комочки на дне клеток было тревожней всего. Бывшие храмовые питомцы словно символизировали то, что случается с обитателями поверхности в Андердарке. А еще я почему-то начала вспоминать о собственном фамильяре: даже если у меня получится его позвать, ворон будет так выделяться на фоне окрестностей…
Зато, может, хотя бы Натирру порадую. Птицы в клетках явно заинтересовали ее — наверно, потому, что местные домашние любимцы носили чешую или что похуже. Исследуя храм, дроу бросала быстрые взгляды на птичьи клетки и даже коснулась одной из них. Заметив это, я почувствовала тошноту и стала смотреть в другую сторону: на запылившиеся скамейки, на Валена, который был настолько напряжен, что, кажется, подумывал вернуться на улицу. На местного жреца, который сливался с темнотой не хуже нашего скорбного лодочника Каваллеса. (Интересно, чем он там занимается, кстати.)
*А вот и храмовники. У этого, вроде, только мантия уродс… Эй, чего тебя так шатает?*
Балахон на храмовнике действительно был сродни тряпкам, которыми занавесили окна. В темный цвет ткань перекрасили неумело и непонятно чем, из-за чего местами она была чуть пятнистой. Пятнистыми по краям, но в основном черными были и крылья авариэля; при виде него у меня поплыло в глазах, и я схватилась за первое, что попалось под руку.
На сухом скуластом лице храмовника появилась улыбка — какая-то чересчур понимающая, но ни разу не сочувственная.
О нет.
— Он меня проклял! Не подходите! — воскликнула я и сделала шаг назад, выставив перед собой меч Энсенрика, хотя вообще было поздно. Меч ощущался непривычно тяжелым.
— На вас возложила руки богиня болезни и яда. Не я, — с каким-то укором сказал авариэль. Все еще улыбаясь, он приблизился, и теперь стал заметен болезненно-пергаментный цвет его лица.
Впрочем, выражение на его лице изменилось, когда к нему из-за моей спины направился Вален. Авариэль шмыгнул за колонну так плавно и шустро, будто использовал для этого крылья.
— Что еще за богиня?! — рычащие нотки в голосе тифлинга были продолжением всех тех слов, которые он произнес себе под нос перед этим.
— Талона, — ответила я, перебрав в голове всех знакомых божеств. — Теперь понятно, что стало со всеми этими птицами.
От моих слов храмовник скривился, будто у него разом заболели все зубы.
— Раньше я служил Эдри Фаэнья, нашей крылатой леди. Но под землей не место воспоминаниям о полете. Так что мне пришлось… изменить храм в честь своей новой покровительницы.
Вален все еще размеренно шагал следом, и авариэлю очень хотелось держаться по другую сторону храма от него. Он быстро обошел одну из клеток, отвернувшись, не глядя на содержимое, но резко остановился, когда на его пути вынырнула Натирра. Дроу была ниже почти на две головы, но рассмотрев ее (и кинжалы в ее руках), авариэль отклонился назад, забавно задрав подбородок. Попытался развернуться, но с другой стороны его как раз нагнал Вален.
Больше идти было некуда.
— Меня зовут Ломилитрар Гниющий, — со всем достоинством, возможным в этой ситуации, представился храмовник. А затем указал на меня, что наверняка потребовало определенной силы духа. — Вы были избраны моей богиней, чтобы пройти испытание. Поэтому сейчас вы чувствуете то, что чувствуете.
— Давайте в следующий раз избранным будет кто-нибудь другой? — В груди уже поднимался нехороший жар, мое дыхание стало горячим. Слишком много божественного внимания для одного дня.
Потом было еще немного допросов, угроз и размахивания оружием. Но ничто из этого особенно не работало: голова Ломилитрара была задурена не меньше, чем у остальных эльфов на острове. Любые слова о том, что было до Андердарка, кажется, причиняли ему боль, а еще его дергало каждый раз, когда он смотрел на птичьи клетки. Да и вообще храмовник выглядел так, будто в любой момент мог свихнуться и проклясть еще кого-нибудь за компанию.
Осколок зеркала у него тоже был, хотя авариэль и не помнил, как к нему попала эта опасная вещица. А испытание, о котором он говорил, задыхаясь от предвкушения… Ну, ему очень хотелось, чтобы я выстояла в бою против существа, которого он призовет. В награду за такое зрелище Ломилитрар обещал и исцеление, и осколок. Вот только доверять кому-то, кто говорит о болезнях с таких восхищением, отчаянно не хотелось.
— Вы можете убить меня, но вместе со мной умрет единственный способ излечиться. — Несмотря на то, что в его храме была куча вооруженных и злых гостей, авариэль уже чувствовал себя спокойно и с жадностью наблюдал, как я вытираю со лба пот. — И тогда благословение Талоны останется с вами до конца ваших дней.
Дикен, жмущийся к моим ногам, оскалился в его сторону.
— Босс, этот парень такой же, как змеиная леди в библиотеке. От него воняет безумием.
*Решайте быстрее. У тебя отвратительно горячие руки.*
— Кто-то из нас может сразиться вместо Тарины? — ровным голосом спросила Натирра. Она до сих пор не убирала оружие и не отходила от храмовника, маячила за его крылом, как раздраженная тень. — Мы делаем одно дело.
Тот ухмыльнулся и покачал головой.
— Я… Талона не позволит кому-то из вас помогать избранной. А если вы попытаетесь, — он многозначительно взглянул на Дикена, снимающего с пояса лютню, — я не смогу предсказать последствия.
Кто бы сомневался.
Ну да ладно.
— Я сделаю, как он хочет. Нужно разобраться с этим, пока у меня есть силы. — Я пыталась говорить бодро, но, кажется, никто мне не верил. Дикен шумно втянул носом воздух, а смотреть на Валена, который, похоже, взвешивал в голове очередную мою избранность, я и вовсе не решалась. — Что дальше?
— Идите к алтарю. — Ломилитрар, довольный, добившийся своего, сплел руки на груди. — Слуга Талоны появится перед вами.
Ну, не зря мне не понравились те пятна на полу — вероятно, часть своей паствы жрец как раз перевел на подобные испытания. Я прошагала к указанному месту, радуясь, что идти получалось не шатаясь. Правда, для этого приходилось контролировать каждый шаг, держать спину подчеркнуто ровно, следить за дыханием. Однако, ощущая тяжесть меча, я думала, что все не так плохо — жрец оставил мне ровно столько сил, сколько нужно, чтобы защититься.
*Талона наслаждается страданиями других. Не думай, что будет легко*, — зашептал Энсенрик, и меня обрадовало, что он заговорил. От напряженных взглядов спутников, сверлящих спину, и их молчания было не по себе.
— Смотри в оба, ладно? Сейчас мне особенно нужна твоя помощь.
Будто в насмешку, первым, кого призвал чокнутый авариэль, оказался паук — я даже услышала возгласы негодования с той стороны, где остались компаньоны. Паук был примерно таким же, как те, с которыми пришлось столкнуться во дворце. Вот только судя по буро-зеленому… чему-то, что стекало с его жвал, он то ли был жутко ядовитый, то ли чем-то болел, а может, все вместе.
Слуга Талоны чуть-чуть путался в собственных ногах и шатался, как зомби, но меня разглядел и бросился. Что-то подсказывало, что одного укуса будет достаточно, и вряд ли у Ломилитрара найдется противоядие.
*Бей по лапам! — воскликнул Энсенрик, когда я отскочила с пути существа. Паук тем временем разворачивался, темный блестящий панцирь на его спине выглядел плотным. — Надо достать до брюха!*
Да знаю я. Подпускать паука к себе не хотелось, но я все же задержалась на месте, стараясь не обращать внимания на то, что мир перед глазами плывет. Подождала, пока существо приблизится, раскрыв жвалы. Сделала шаг в сторону и навстречу, подрубила лапы с одной стороны, а потом пинком перевернула верещащего паука на спину.
Энсенрик внутри меча сжался от отвращения, когда лезвие проткнуло брюхо и походило из стороны в сторону. Паучьи лапы, целые и не очень, еще немного подергались, оставляя занозы в моей одежде, а затем застыли.
*Ну, допустим, это действительно было не слишком сложно. А теперь вытащи меня из этого, пожалуйста, и не забудь обтереть. — Я сначала сняла руки с рукояти меча, но затем оперлась об нее и зажмурилась, пережидая головокружение. Перемазанное в паучьей пакости лезвие дзинькнуло о пол. — Молодец. Ты справилась.*
Я кивнула в ответ на похвалу, но облегчения не почувствовала. Казалось, паук забрал с собой остатки моих сил — даже чтобы вытащить меч Энсенрика из него, понадобилось упереться в тушку ногой. И обратный путь до Ломилитрара дался непросто, пришлось бороться с желанием пообниматься с каждой встречной колонной. А судя по лицам спутников, мне явно не стоило пытаться улыбаться в таком состоянии.
В любом случае, на исцеление было рассчитывать рано.
— Я не говорил, что ваше испытание будет состоять только из одного этапа, — почти искренне удивился жрец, дождавшись, когда я доковыляю до него. — Госпожа ядов будет удовлетворена, только когда вы ощутите весь ужас болезни.
— Это не честная игра, — отметила Натирра, пока я пыталась подобрать слова.
Ломилитрар дернул плечами. Не знаю, как ему удавалось так хладнокровно игнорировать нависающего над ним Валена. И по-моему, Дикен как раз примеривался, чтобы вцепиться в голень авариэля.
— Болезни и не бывают честными, — объяснился тот. — Каждый этап будет сложнее предыдущего. На каждом избранной будет становиться… хуже.
— И сколько этапов ты приготовил? — Собственный голос показался мне непривычно глухим, будто доносящимся издалека.
— Не я, — спокойно улыбнулся жрец. — Талона.
Узнать, из скольких этапов состоит испытание, так и не получилось: все разбивалось о непроницаемое выражение лица жреца и его воззвания к богине. В итоге мне пришлось вновь отправиться к алтарю, чувствуя, что в храме одновременно и жутко жарко, и жутко холодно.
А потом стало жарко и ломотно на сгибах всех суставов, потому что пришлось побегать от призванного Ломилитраром упыря. Не знаю, откуда он его взял, не знаю, как долго это существо бродило в своем посмертии, то прыти ему было не занимать — а может, это я чувствовала себя, словно во сне. Резкие движения нежити, клацающие желтые зубы, царапины на скуле, оставленные мертвой рукой, — я радовалась только тому, что Ломилитрар хотя бы загодя прибрался на импровизированной арене. Спотыкаться еще и о тушку паука было бы совсем сложно, а так ее стерли чары.
То же случилось и с упырем, когда его голова отделилась от шеи. В этот момент от слабости меня бросило на колени — чтобы встать, пришлось собраться с силами и немного послушать подбадривающее бормотание Энсенрика.
— Жрец просто мучает ее, — донесся откуда-то издалека голос Валена, и мне захотелось с ним согласиться. Особенно когда на импровизированной арене возникла следующая тварь, к которой благоволила Талона.
Зеленокожее высоченное существо, сгорбившись, озиралось по сторонам. Руки-лапы опускались ниже колен и почти подметали пол, язык выпал из пасти и ходил из стороны в сторону, пробуя воздух. Наконец мутные глаза существа сошлись на мне, и я не стала паниковать только потому, что было страшно тратить на это силы. Тролль.
*У тебя ведь нет с собой какой-нибудь кислоты? — напряженный голос меча только добавил уныния к и без того безрадостной ситуации. — Ладно, я знаю, что нет. Как думаешь, сколько эта тварь будет отращивать руку, если не прижечь рану?*
Поразмыслить над этим я не успела: тролля не слишком интересовало, куда его переместило, зато я как раз подходила на роль внепланового обеда. Остальное шло по самому дурацкому сценарию. Я не хотела тратить силы на то, чтобы ранить тролля, потому что его раны тут же бы затянулись. Я не могла прижечь их, потому что не запаслась нужными склянками. Я не могла даже попросить о помощи тех, кто остался снаружи, потому что пришлось бы отвлечься, — хотя и замечала краем глаза, что в храме происходит какое-то движение.
Если бы у меня было хоть немного сил, на самое простенькое оборонительное заклинание… Эта мысль металась в голове даже тогда, когда тролль ударил меня по плечу, выбив меч, и повалил на пол. А упираясь в его тушу ногами и вяло пытаясь отодвинуть слюнявую морду от своего лица, я почему-то думала, что все это должно выглядеть очень драматично — не завидую тем, кто наблюдает со стороны. Такие размышления не давали мне рехнуться от ужаса, не позволяли сосредоточиться на том, как на самом деле плоха ситуация. Они — и обжигающая кожу безделушка с Плана Теней на шее. Я не помнила, когда она была настолько горячей в последний раз, казалось, еще чуть-чуть, и металл оставит красный след.
Меч с вопящим Энсенриком внутри лежал совсем рядом, чуть выше моей головы. В конце концов я перехватила его посередине, за лезвие, — и вскрикнула от неожиданности, озадачив тролля, который даже перестал скалиться. Руку обожгло холодом, словно бы оружие вытягивало из меня кровь. Но взамен во мне вдруг появились силы на чары — буквально на мгновение, но хватило и его.
Рукоять меча, раскаленная, слегка заостренная с одного края, вошла в глазницу тролля с силой, которой я не ожидала от себя и в лучшие времена. Каким-то чудом Талоне (или все-таки ее жрецу?) хватило и этого.
* Поздравляю. Ты все-таки схватилась за меч с неправильного конца.*
Голос меча, саркастичный до той степени, что в нем сквозила истерика, очень четко зазвучал в моей голове. Остальные звуки как-то приглушились — я слышала их словно из-под слоя воды, сердце и то бухало громче. На все мое тело тоже словно давила вода (и тролль, но его можно было скинуть), так что в итоге я решила чуть-чуть полежать на полу. Однако занятие это мне быстро надоело, тем более что камни под ладонями дрожали, в храме до сих пор что-то происходило.
Запрокинув голову, я увидела, как в перевернутом мире жрец Талоны сидит на полу, утирая лицо, а над ним стоит Вален, и его кулаки сжаты. Взглянув в сторону, поняла, что совсем близко все это время были Натирра с Дикеном, и дроу оттаскивала кобольда от арены с алтарем. Ее губы шевелились, она обращалась ко мне, но я не могла разобрать ни слова.
*Она говорит, что осталось еще два этапа, — аккуратно перевел Энсенрик, видимо, уловив мою проблему. И, помолчав, добавил с удовлетворением: — Жрец пообещал это чуть раньше. Но его все равно побили.*
Натирра до сих пор ждала от меня хоть какой-нибудь реакции, а Дикен, судя по уперто-угрюмому выражению морды, был готов пусть в ход зубы. Кивнув им обоим, я отвернулась и уставилась в потолок.
— Ты ведь что-то сделал со мной? Опять какие-то твои… свойства?
*Ну, это же магический меч, который забирает души. Я давно подозревал, что он может работать в двух направлениях. Усиливать. Если будет забирать часть… ну, э-э-э, ты сама видела.*
— Тогда я просто порадуюсь, что меня не затянуло целиком, как тебя.
Потолок плыл и подмигивал разноцветными пятнами, которые кружились перед глазами. Я так и не выпустила оружие из рук — было все же что-то жутко веселое в том, чтобы сражаться неправильной стороной меча. Или оказаться поглощенным этим самым мечом.
*Вряд ли тут хватило бы места для двоих, — рассмеялся Энсенрик, хотя голос его до сих пор был виноватым. — Тари, на твоем месте я бы попытался встать. Непонятно, на сколько хватит терпения жреца. Расскажешь, что обо мне думаешь, когда все это закончится.*
«Тари», значит? Давненько мое имя так не сокращали. От того, кто — вообще-то — едва не добил меня в решающий момент, пусть и решив причинить добро, такое звучало особенно смешно.
Последние два этапа испытания я потом так и не смогла вспомнить, хотя пыталась.
Было лишь ощущение, что Ломилитрару отказала фантазия, и он снова призвал нечто ядовитое, многоногое и не-мертвое. А радостные вопли Дикена под конец казались совсем не к месту: я уже не верила, что смогу победить, не прислушивалась к утешающим уговорам меча. Кое-как держалась на ногах, ожидая, когда на арене появится следующая тварь, и даже не разобралась сначала, почему кобольд вдруг полез обниматься.
Поняла, что к чему, только когда меня ненавязчиво взял за локоть Вален. Благодарность и облегчение так ударили по ногам, что на обратном пути я, кажется, думала лишь о том, как бы перестать заваливаться вперед или на тифлинга. Благо, тот каждый раз успевал меня подхватить и даже не раздражался, когда я случайно прижимала прядь его волос, свисающую ниже подбородка.
При нашем приближении Ломилитрар поклонился, слегка расправив крылья — темные, окрашенные перья изнутри чередовались со светлыми. Для меня движения жреца и так были чуть замедлены, а такая картина и вовсе заставила закрыть глаза. Видимо, меня еще и снова шатнуло, потому что рука Валена крепче сжалась на моем локте.
Когда я открыла глаза, авариэль уже тянулся пальцами к моему лбу — как будто только того и ждал. Я сжалась, ожидая чего-то противного, но пальцы у него оказались неожиданно ухоженными, сухими и теплыми. А лицо, пусть и с темным потеком у губ, потеряло налет чего-то садистского. Исцеляя меня, Ломилитрар испытывал сострадание… и ужас.
Момент, когда меня швырнуло в мое обычное состояние, был не из приятных. Силы вернулись, но тело не сразу смогло их принять, а звуков оказалось ну слишком много. Зато, после нескольких попыток, я наконец-то сделала нормальный вдох — и тут же на это пожаловалась. Забыла, что храмовым воздухом лучше было вообще не дышать.
— Босс вернулась! — ни одна сила в мире не смогла бы отцепить кобольда от моих коленей. — Бой был жу-у-утко эпичным, но Дикен волновался и почти ничего не запомнил. Будет трудно вписать в книгу, — проныл искренне расстроенный ящер.
— Поверь, это к лучшему. Мне самой уже не хочется ничего вспоминать. — Я погладила его по голове свободной рукой. Великая книга Дикена определенно будет лучше без описания того, как я валяюсь на полу, считая, что через пару мгновений мне перегрызут горло.
Другую руку, пробормотав слова благодарности, осторожно отняла у Валена. Тот покосился на меня с сомнением, да и самой мне было спокойнее опираться на него. Но остатки гордости сохранить все-таки нужно.
— Мы едва не потеряли вас, но вы выстояли. Провидица будет рада услышать, как вы прошли это испытание, — похвалила меня Натирра. Ну, или попыталась. Голос у нее был слегка охрипший, после возни с кобольдом дроу выглядела взъерошенной.
— Яд и болезнь уничтожают слабых. Победив в испытании Талоны, вы доказали, что достойны жизни. — Теперь, когда проклятие было снято, Ломилитрар благосклонно наблюдал, как я прихожу в себя. На почтительном, впрочем, расстоянии, склонив голову, подобрав крылья. — Хотя я не ожидал, что вы сможете победить. Не удивлюсь, если вам помогает какая-то незримая сила.
Натирра едва заметно улыбнулась, наверняка вспомнив про свою богиню. От Валена потянуло холодом, мне захотелось сделать шаг в сторону. Энсенрик в мече обидно заржал.
— Осколок. — Только и смогла сказать я.
— Я уже отдал его вашему другу, — авариэль кивнул на Дикена.
Тот с готовностью стянул с себя сумку, запустил лапу внутрь и вытащил полусгоревшую книгу, в которой теперь было две острых жутких закладки. И когда только успели?
— А теперь вам стоит покинуть храм. Для вас здесь больше делать нечего, а я должен встретить новых гостей, — произнес Ломилитрар, и я только тогда поняла, что он подошел подозрительно близко к дверям. И собирается выходить, вон, даже пальцы на засов положил. А там ведь дроуки, до которых ему словно не было дела.
Крылатая спина жреца исчезла в дверях. Вообще-то никто не горел желанием его останавливать, но и бросить чокнутого авариэля было бы неправильно…
— Вот так мы и пройдем обратно. Какая удача, — сквозь зубы проговорил Вален, но все-таки последовал за мной к выходу из храма. Ну, или проводил меня. Несмотря на то, что проклятие исчезло, пережитое не могло пройти вот так просто.
Ломилитрар, однако, не ушел далеко. Он остановился возле окон храма, и мы нагнали жреца в тот момент, когда с крыши его (и нас) заметил дроук. Существо возрадовалось и начало спускаться — но чем ниже дроук сходил, тем медленнее становились его движения, можно было будто взаправду услышать, как он тормозит всеми восемью лапами. В конце концов дроук замер, а Ломилитрар, задрав голову, окинул его безразличным взглядом. Дроук под этим взглядом как-то скукожился и нерешительно, пошатываясь, поцокал в сторону. Позже он все-таки спустился на землю и, не оглядываясь, пошел вперед. Туда, где кипело сражение.
— Вот они, те, на кого обратила свой взгляд Талона, — Ломилитрар, будто ничего не случилось, указал на кучу малу из дроу и дроуков. И вряд ли Госпожа ядов имела виды на кого-то из восьмилапых.
— Сабал. Она из Красных Сестер. — Натирра наблюдала за смутно знакомой мне дроу в красных одеждах, которая с невероятной проворностью отбивалась от паучьих ног. Несмотря на преимущество в росте, у дроука вот-вот должны были начаться проблемы — если я правильно трактовала гнилушечный свет, окутавший руку Сабал. Натирра хмыкнула, я не могла понять, что за выражение на ее лице. — Ее отряд, должно быть, шел за нами и попал в ловушку. Мы уже встречались с ними на острове.
Красные Сестры, воины Вальшаресс. Одна такая как раз пыталась убить меня еще на поверхности, а потом скрылась со всеми моими вещами. Вот только эту дроу Натирра почему-то знала по имени.
— Вы знакомы?
— Раньше мы были на одной стороне, — просто ответила Натирра, и мне перехотелось еще что-то спрашивать.
Пасть Дикена тоже придержала бы на всякий случай, но в стороне, где сражение, так бахнуло, что он отвлекся. У отряда Сабал были все шансы победить, к этому моменту нам было лучше оказаться подальше. Да и проверять, насколько сильно дроуки боятся подходить к Ломилитрару, не хотелось.
К слову, о жреце. Тот внимательно следил за сражением и особенно за дроу, про которую говорила Натирра. Я начала подозревать, что знаю, кто следующим будет отбиваться от посланников Талоны.
— Если ты проклянешь кого-то из дроу, то пострадаешь. Они не станут церемониться с тобой. — Я понимала, что не повлияю на действия авариэля, но промолчать все равно не могла. В конце концов, он был виноват в случившемся не больше, чем остальные жители острова.
— Они просто его убьют и даже слушать не будут. — Вален выразился более прямо и несколько удовлетворенно. Он до сих пор держался возле меня, видимо, еще помня, насколько плохо мне было в храме.
Ломилитрар пожал плечами, словно перспектива расправы совсем его не пугала.
— Я могу сопротивляться воле Талоны не больше вашего. К тому же… — он замолчал. С такими же паузами говорили и другие авариэли в моменты коротких просветлений. — К тому же я провел на этом острове столько времени, что иногда мне становится все равно, жив я или мертв.
Дроуки стали чужой проблемой, и смотреть на это, честно говоря, было радостно. Всё, что обитало вокруг храма, взбудораженное, разозленное нашим бегством, теперь сползалось к отряду Сабал. Дроу сопротивлялись, пещера наполнилась звуками битвы, криками и вспышками незнакомой магии, от которой вставали дыбом волосы, а лицо опаляло жаром и холодом. Я не могла отвести глаз от дроу, хотя после произошедшего в храме мне нужно было внимательно смотреть под ноги — очень уж не хотелось свалиться и снова опираться на компаньонов.
Сражение мы, не сговариваясь, стали обходить по широкой дуге, перебежками. И не то чтобы нас не заметили — заметили, рассматривали, пытаясь найти любые признаки осколка зеркала. Сабал отдала приказ, и несколько мужчин-дроу направились в нашу сторону. Вален и Натирра выступили вперед, прикрывая меня и Дикена с его бесценным сумарем, но это было лишним. Жутко неосмотрительно поворачиваться спиной к куче дроуков, каким бы потрясающим оружейником ты ни был. Когда одного из темных эльфов, все еще сопротивляющегося, утащили к потолку, я перестала смотреть.
Зато обернулась и мазнула взглядом по Ломилитрару, который до сих пор болтался около храма, провожая нас, приветствуя дроу. Попутно обратила внимание, что Сабал делала руками пассы, но заклинание не срабатывало, что-то (ха!) шло не так.
— Посмотрим, как ты теперь используешь телепорт, — на ходу пробормотала в сторону бывшей союзницы Натирра. Сабал непонимающе глядела на свои поднятые ладони, пока остальной отряд не подпускал к ней дроуков.
Что-то подсказывало, что больше Ломилитрар не сможет никого испытывать.
Вот так мы и вышли из того тупика — унося с собой сразу два осколка разбитого зеркала, гадая, сколько осколков успели собрать дроу, раздумывая, где бы скрыться, чтобы восстановить силы и привести в порядок мысли. В итоге решили вернуться к лагерю дроу, который сами же и разрушили, едва появившись на острове. Там теперь не должно было быть никого, кроме павших, а мы уже не могли дальше исследовать Шаори Фелл. События этого долгого дня еще чуть, и довели бы нас до изнеможения, — на обратном пути сил и так оставалось только на то, чтобы брести по разрушенному городу, не глядя друг на друга и на авариэлей, увязавшихся следом. Но эти, благо, быстро отстали.
Забавно, но тел дроу, с которыми мы встретились раньше, в лагере не оказалось, только кровь на камнях и следы сражения. Кто, куда и зачем их унес, в принципе, было понятно — красные сундуки во дворце ждали новых трофеев. Впору было даже благодарить дроуков за помощь: отдыхать в компании недвижимых тел, чьи очертания так резко и мрачно выделяются в темноте, — то еще занятие.
Потом какое-то время ушло на то, чтобы проверить, нет ли вокруг ловушек, и спокойно осмотреть скарб дроу — в их вещах могло быть что-то полезное. Натирра предупредила, что мне лучше не совать руки в сундуки, мало ли что внутри, и потому обшаривала их сама. Вернулась довольная, с плащом из какой-то темной и мягкой ткани. Сказала, что это пивафри, он жутко ценный и крайне хорош, если нужно спрятаться или незамеченным куда-то пройти. Я понадеялась для начала использовать его вместо одеяла, подложив свое прежнее на камни, — все ж не так жестко спать...
А потом началось самое неприятное.
То вроде бы безопасное время, когда маячки, которые должны сообщить о прибытии нежданных гостей, расставлены, раны обработаны и даже спальные места подготовлены. Но спать не получается, хотя ты и не дежурный, слишком много нужно обдумать, воспоминания о прошедшем дне вспыхивают в голове и стучат в висках. В итоге все, что остается, — сидеть и смотреть на компаньонов, пока компаньоны занимаются тем же и по тем же самым причинам.
Я потерла скулы ладонями. Перед глазами вставало то лицо шута, запертого в опустевшем дворце, то шипящие змеи Куаталы, так преданно оберегаемой супругом, то неожиданное признание Натирры. Нездоровая дерганная бодрость в руках и ногах требовала движения, действий, но это был просто обман. Почувствовав, насколько плохо ему может быть, тело радовалось даже своему обычному побитому состоянию.
Энсенрик будто бы задремал, не отвечая на мои оклики, и расталкивать его не хотелось. Какое-то время я всерьез задумывалась над тем, чтобы, оставив меч, чуть-чуть пройтись в одиночестве и заодно проведать Каваллеса. Или, например, сходить к озеру неподалеку, которое Халастер великодушно разместил рядом с городом и из которого авариэли брали воду. Но от этих идей веяло чем-то самоубийственным — в Шаори Фелле лучше было не оставаться одному. Хотя и в компании лучше не становилось: над уничтоженным лагерем дроу висело давящее сосредоточенное молчание, от которого хотелось бежать.
Вален чистил свой цеп так, будто каждым движением сносил кому-то голову. Учитывая, как он… увлекся сражением чуть раньше, его доспехи тоже нужно было усердно почистить, кое-где из темно-зеленых они стали черными. При взгляде на острые части наплечников у меня начинала ныть отбитая рука; весь облик тифлинга намекал, что к нему лучше не поворачиваться спиной. Натирра же казалась статуей, одной из тех, в которые может обратить взгляд медузы, тех, на которые мы с Дикеном нагляделись в пустыне. Она, сидя, смотрела на камни под ногами, но на самом деле — куда-то в себя, лицо дроу было скрыто за волосами.
Мне вспомнились слова шута о том, что остров влияет на всех, кто на нем появляется. Продрало ознобом. Благо, хотя бы Дикен сохранял свой привычный настрой: повесив над собой шарик из света, он то царапал, то перечеркивал что-то на листе бумаги. Время от времени кобольд оценивающе оглядывал всех и произносил под нос несколько слов — иногда я успевала расслышать их, но этого было мало, чтобы понять, о чем он пишет. Несколько исписанных листов кобольд уже успел сжечь.
— Как вы начали путешествовать вместе? — вопрос Натирры застал меня врасплох. Теперь она повернулась ко мне, более уставшая, чем когда-либо за время нашего знакомства.
Пока я наблюдала за кобольдом, прислушиваясь к его бормотанию, дроу, вероятно, наблюдала за мной. Но я с радостью ухватилась за эту ниточку, до того тошно было сидеть в тишине.
— Его учитель похитил кое-какие артефакты из дома моего учителя. А потом Дикен сбежал от своего учителя и решил использовать меня, чтобы точно получить свободу. — Я сделала акцент на «использовать», но скорее чтобы подразнить кобольда, чем от старой обиды. — Обещал взамен отдать один из артефактов. Разбитым.
Дикен оторвался от записей, но даже и не подумал выглядеть пристыженным. Если бы у него были уши, то он был обязательно их навострил.
— Его учитель был белым драконом. Я помню, — серьезно кивнула дроу. Я заметила краем глаза, что Вален уже не так увлеченно занимался цепом.
— И этот белый дракон едва не сожрал меня, когда услышал, за чем я пришла. Пришлось оббегать все горы, выполняя его поручения. — Я не стала уточнять, что пришлось еще и разбираться с демонофеей, жаждущей крови Тимофаррара. Так и не поняла, что между ними произошло. — Но в конце концов дракон пообещал не искать Дикена, а я вернула своему учителю артефакт. Видели бы вы моё лицо, когда через пару дней я обнаружила Дикена у камина в родном поместье.
— Учитель Босс был добрым гномом. Он пустил Дикена чуть-чуть пожить той зимой, потому что ему было некуда идти, — радостно вклинился Дикен, отложив в сторону исписанные листы.
Как будто и не было той некрасивой сцены, когда я, да и все ученики Дрогана вопрошали, что вообще забыл в Хиллтопе этот кобольд, из-за хозяина которого случилось столько бед. Теперь мне было за себя стыдно.
— Он говорил, что вытащил тебя из сугроба на границах поместья, узнал по лютне. Хорошо, что ты тогда увязался за мной, а не пошел куда-нибудь еще, — сказала я. Стыдно было и за первые дни кобольда в поместье: даже с его обычным оптимизмом выносить общее недоверие и колкости, наверное, оказалось сложно.
Но сугробы я все-таки вспомнила зря. Судя по общей растерянности, посланцы Провидицы не совсем понимали, что это такое. А еще Дикен вдруг решил поделиться вещами, которые я бы предпочла не озвучивать.
— И маленькую Босс он так же нашел, в сугробе. Сам рассказывал, пока нес Дикена в дом. — Голос кобольда был полон восхищения, пульсар над его головой становился то темнее, то ярче в такт словам. — Смеялся сильно, а дальше Дикен ничего не помнит.
Если Вален, сидевший напротив меня, раньше слушал разговор вполуха, то теперь он положил цеп на камни и поднял голову. Натирра непонимающе прищурилась, сдерживая вопросы. Все их внимание было направлено на меня, я почувствовала, как начали гореть щеки.
Ну здорово. Отправив Дикену ВЗГЛЯД, который он, конечно, не понял, я села поудобнее на лежаке и начала подбирать слова.
— Я с детства росла в доме мастера Дрогана вместе с другими учениками, была старшей. Он наткнулся на меня зимой в горах, ночью, когда путешествовал. Говорил, что так перепугался, что пообещал себе больше никогда не брать в рот вина. — Саму меня на месте мастера, наверное, хватил бы удар. — Я тогда не замерзла из-за своей склонности к магии, поэтому смогла выйти на дорогу, когда услышала лошадь.
— Но почему вас там оставили? Талантливые девочки — высшая ценность здесь, в Андердарке, — искренне возмутилась Натирра. Она даже слегка наклонилась в мою сторону, оперевшись на вытянутую руку.
— Ну, это была голодная зима. — Я улыбнулась, но как-то беспомощно. — В любом случае, я ничего не помню о том времени, так что и причин не знаю.
Синие глаза Валена смотрели на меня слишком пристально, и мне казалось, что он снова подозревает меня в обмане. Только на этот раз тифлинг был прав: кое-что я все-таки помнила, темными картинками, урывками. Просто не обдумывала их слишком часто, чтобы не портить себе настроение.
Вот и теперь, например, у меня в горле, во рту, стало горько и сухо. Надо было заканчивать эту тему, пока еще кто-нибудь что-нибудь не спросил.
— В общем, вскоре выяснилось, что артефакт, который разбил Дикен, не так прост, как остальные, — продолжила рассказ я. Мой голос был чуть более бодрым, чем нужно. — Учитель решил выяснить, какую силу он скрывает, и поэтому я отправилась с караваном в пустыню на севере. Там работал хороший друг учителя. И Дикен тоже привязался к караванщикам.
— Дикен был поваром у этих полуросликов, — дополнил кобольд. Но, видимо, тут в нем все-таки проснулась совесть, и он торопливо добавил: — Сначала. Как помощник для Босс он был си-и-ильно полезнее!
— Да, переход по пустыне был неспокойным. Сначала у нас украли проводника, потом на караван напали зомби, поднятые проклятием. Мы с Дикеном тогда стали сражаться вместе… и не расставались до самого конца приключения.
М-да уж. Конец нашего приключения был… исключительно трагичным. Даже Дикен не решился ничего сказать по этому поводу — лишь вертел в лапах перо и ждал, что будет дальше. Я тоже не стала задевать старые раны, Шаори Фелл и так видел слишком много печального.
— В какой-то момент мы выяснили, что за артефактом охотится древняя медуза, гораздо более злобная, чем та из библиотеки. Он нужен был ей, чтобы поднять в воздух летающий город, который был спрятан в песках. Это бы дало ей много власти. — Я помолчала, отгоняя воспоминания о мертвых змеях, обрамляющих голову Геродис под самый конец. Вот она, плата за управление мифалларом. — Артефакт она забрала, город взлетел, но мы с Дикеном заставили его снова упасть. Потом на какое-то время потеряли друг друга из виду, но случайно встретились в Уотердипе. — Развела руками, радуясь, что рассказ подошел в концу. — А дальше вы знаете.
Натирра благосклонно улыбнулась и размяла плечи. Кажется, мой рассказ немного ее развлек, она выглядела чуть-чуть живее.
— Какая хорошая история. Мне хочется верить, что вы с Дикеном не случайно встретились снова — слишком большое везение для обычного совпадения.
— Босс и Дикен вдвоем падали с неба и тонули в песках на поверхности, так что теперь их тянет в одни и те же места, — подытожил кобольд, и важность, с которой он говорил, заставила меня рассмеяться.
Это было не совсем подходящее занятие для такого места, но я ничего не могла с собой поделать. Отсмеявшись, заметила, что Вален отвел взгляд и снова взялся за чистку оружия. Я ни разу не видела, чтобы тифлинг смеялся или улыбался, и даже не могла представить обстоятельства, при которых это бы стало возможным.
— Провидица говорит, что поверхность Торила прекрасна. Я надеюсь, что когда-нибудь и сама увижу ее, — ни к кому особенно не обращаясь, вздохнула дроу, в ее голосе была непонятная тоска. — Иногда мне кажется, что в Андердарке нет ничего, кроме крови и темноты.
Я проглотила вопрос о том, что вообще могло привести Натирру в лагерь Провидицы, если раньше у этой дроу была куда более воинственная компания. И вместе с тем у меня вдруг появилась идея. Несколько диковатая, но будто бы хорошая, рожденная из острого желания делать хоть что-то.
— Я… думаю, что могу показать вам то, что видела за время путешествия, — сбиваясь, будто не веря своим же словам, сказала я. — Это только малая часть поверхности, но все же лучше, чем ничего.
Натирра тоже такого не ожидала, даже чуть-чуть отшатнулась от удивления, и я начала жалеть о своем предложении. Но в конце концов она не стала возражать и настороженно кивнула.
Так, ладно. В конце концов, это почти и не магия, а значит, потребует минимальных усилий. В конце концов, это словно бы рассказать кому-то свой сон.
Скинув пивафви, которым укрывала колени, я пересела поближе к Натирре и взяла ее за руку. С некоторой опаской, надо сказать, держа в голове, что близко-близко к ней лежат кинжалы, до которых тянуться — одно мгновение. Моя ладонь выглядела неестественно бледной на фоне почти эбонитовой ладони дроу.
— Дикен, последи за лагерем, — попросила кобольда, который увлеченно наблюдал за моими перемещениями.
И, наклонившись вперед, протянула руку Валену, который изо всех сил делал вид, что ему не интересен разговор.
Пора бы привыкнуть к тому, что многие мои идеи в итоге работают не так, как положено.
Стоя на берегу озера, из которого авариэли брали воду, я захлебывалась дыханием и никак не могла совладать с собой. Сердце не переставая бухало где-то в горле, пальцы дрожали, лицо до сих пор горело от стыда и бессильной злости. Уголки глаз пекло, сколько б я не терла их рукавами.
Я до сих пор помнила ощущение двух ладоней: той, что меньше моей, и той, что больше, которая старалась не слишком сильно сжимать мою. И ведь сначала все шло неплохо: я решила показать — вспомнить — зимы в Хиллтопе. Заснеженные горы, которые особенно хорошо видно в ясную погоду, холодный ветер со льдинками, царапающими лицо, то самое чувство, когда отогреваешь у огня замерзшие и почти негнущиеся пальцы. Норы лесных существ, прокопанные в снегу. Ход в драконье логово, замаскированный среди камней.
Затем припомнила первые ручьи по весне, полноводные, холодные, — и то, как можно кидать в них камни, чтобы перейти на другую сторону, не промочив ноги. Цветы, появляющиеся прямо на снегу, шумные торговые караваны, которые с большей охотой поднимались в Хиллтоп с первым теплом. Показала путь одного такого каравана к пустыне Анаурох: бело-желтые барханы, которых становится все больше и больше, осыпающийся под ногами песок, черные скалы с надписями на древних языках. Бедуины, закрывающие лицо и тело тканью, чтобы защититься от солнца. Руины строений, архитектура которых не поддается никакой логике.
С этих самых руин все и началось. Как следовало я рассмотрела только храм под землей, который раскопали археологи, в котором встретила Дрогана. Рассказывая об этом месте, я старательно думала о существах, которые заняли пустые залы, цветных фресках и письменах… неприметных ловушках. Но в какой-то момент мои мысли начали скакать, картинки перед закрытыми веками — метаться. Паника, безысходность, боль потери, ярость — совсем не это я хотела показать спутникам. И уж тем более не нужна им была череда обрывочных сцен с рушащимся потолком и Планом Теней.
Хуже того, я не сразу смогла все это остановить. А остановив, сама не поняла, как оказалась у воды — хотя перед этим определенно слышала оклики, которые проигнорировала. Более смешного бегства и представить нельзя.
Оставшись в одиночестве, я с мрачным удовлетворением осознавала, что мне становится хуже. Я снова и очень ярко ощущала то чувство вины, которое долгое время, задавленное, зудило глубоко внутри. Чувство вины за то, что кто-то погиб, спасая тебя, а ты до сих пор сомневаешься в том, что погибнуть должен был не ты. И вообще мне на голову словно свалился весь Андердарк: халастеровское заклятие, от которого на ребрах остались кривые странные письмена, надежды Провидицы, недоверие спутников, маячащая в конце пути Вальшаресс. Слишком много, невыносимо много.
Пытаясь справиться с собой, я присела на колено и умылась ледяной водой из озера, а потом, закатив рукав, просто опустила в нее руку. Несмотря на то, что Шаори Фелл был окружен Черной рекой, озерная вода не пахла ядом, не пахла ничем — но на острове было так много нелогичного, что такое казалось почти нормальным. Темнота в гроте не была непроглядной, поверхность озера поблескивала, будто оно светилось изнутри. Глядя на блики, я ощущала, как в голове становится легко и пусто, а чувство вины слабнет.
Холодная вода успокаивала пылающую кожу; я опустила в озеро и другую руку, закрыла саднящие глаза. Безделушка с Плана Теней отчаянно и раздражающе жгла шею — я на ощупь расстегнула крепление на ремешке и, не открывая глаз, отдала реликвию озеру. Всплеска не услышала. Можно было снова опустить руки в воду. Наконец-то…
— Ай-й-й!
Боль в затылке заставила меня подскочить на месте, неуклюже взмахнув руками, и отчаянно заморгать. А потом — до смерти перепугаться: сама того не заметив, я зашла в озеро по колено, набрав полные сапоги воды и здорово замерзнув. И голова моя заболела так резко, потому что…
— Мог бы просто позвать, — проворчала я, бредя к берегу. Где меня ждал Дикен с еще одним камнем, зажатым в лапе.
— Дикен звал много раз. Но Босс ничего не слышала. — Насупившийся, сжавшийся кобольд словно готовился запулить в меня еще одним камнем. Но в итоге он, размахнувшись, просто бросил его в озеро, когда я вышла на берег.
Стуча зубами, я вылила из сапог воду, стараясь на смотреть на Дикена. Я не знала, что сказать и как оправдаться за то, что он видел, не до конца понимала, что вообще произошло. Но меня жутко радовало, что за мной отправился именно он, а не Вален или Натирра. Как мне вообще в голову могло прийти остаться на острове в одиночестве?!
— Босс нужно уходить с авариэльского острова, — неожиданно миролюбиво сказал кобольд, подойдя ко мне поближе. — Это плохое место. Дикену тут тяжело пишется.
Его темные глаза-бусины смотрели на меня внимательно и испытывающе, словно кобольд до сих пор ждал беды. Иногда я забывала, какой ум и какое сердце скрываются в этом крылатом создании.
Прижав голову Дикена к своему бедру, я почувствовала, что меня наконец перестала бить дрожь. На другой стороне озера, темного и блестящего, неярко мерцало что-то вроде фонаря.
— Нам всем нужно.
@темы: фанфикшен, Ночи Невервинтера
понедельник, 25 апреля 2022
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
В 2017 году у меня появился хедканон, что Вален из Невервинтера встречался с Безымянным и Ко из Планескейпа. Мааленький такой хедканончик, который и возник-то, пока писала пост (в котором теперь потерлись все картинки, жаль). Но привязчивый.
В 2022 году наконец начала писать про это фанфик. Пока тут только первая часть, оставшиеся две буду еще месяца полтора пинать, наверно. Но… блин, так здорово, что получилось вернуться к этой мысли, хотя уже почти не помню Планескейп)
***
Апд, теперь до конца. Все снова скатилось в какие-то сопли и откуда-то вылезли персонажи, которых тут не должно было быть. Но я довольна))
+++
Вален не задумывается над тем, что эта встреча может стать только первой в череде прочих.
Честно говоря, тогда он вообще ни о чем не задумывается. Болтаясь ранним утром у стен великого морга — Мортуария, он наблюдает за сборщиками трупов, которые передают Пыльным собранный за ночь «урожай», и чувствует острую зависть. Вален тощий и верткий, не боится покойников и может пролезть в любую дыру, но его руки слишком слабые, чтобы таскать отяжелевшие негнущиеся тела.
Собирать по всему Сигилу трупы бедняг, погибших своей смертью или приконченных более везучими обитателями города, — не совсем то, чего ему бы на самом деле хотелось. Не говоря уже об общении с Пыльными, каждое слово которых звучит, как грохот могильных плит. Однако за эту работу хорошо платят, а еще в руках сборщиков трупов оседает все то, что было в карманах их клиентов. Возможно, через пару лет Вален все же наймется к Фароду и его нищим — если, конечно, умудрится выжить на улице. (В чем он в свои самые темные моменты сомневается. Беспризорников в Улье много, но до совершеннолетия добираются ох не все.)
В животе урчит гулко и неприятно, и Вален раздраженно трет его рукой сквозь одежду. Он голоден настолько, что даже запах жидкости для бальзамирования, которой несет от работающих вокруг Мортуария мертвяков, не способен перебить аппетит. Ближайший к Валену мертвяк сосредоточенно, но немного бестолково работает метлой, его рот зашит, а на лбу цвета старой бумаги выбиты цифры. Тифлинг еще немного наблюдает за ним сквозь металлическое ограждение, за которое цепляется ногами, руками и даже хвостом. А потом, бросив последний взгляд на сборщиков, которые с гоготом катят пустые телеги обратно, спрыгивает на землю и неторопливо бредет по площади.
Над его головой, в той части пространства, где у обычного города было бы небо, один за другим тухнут фонари другого района Сигила — более благополучного, чем Улей. Но Вален не обращает внимания на существ по ту сторону кольца, они для него не более реальны, чем какой-нибудь Материальный план. На эту недостижимую сторону Сигила приятно смотреть хорошими, сытыми вечерами, желательно с крыши какого-нибудь здания повыше, брошенного или с плохой славой, чтоб никто не прогнал.
А сейчас надо добыть еды.
Пока на площадь перед Мортуарием стягиваются похоронные процессии, Вален неторопливо прогуливается между скорбящими — но на самом деле, хлеща себя по бедрам хвостом, напряженно думает и приглядывается. Он — вор, карманник, и наметанным взглядом выцепляет из толпы тех, кто одет побогаче, кто слишком сосредоточен на своей боли, чтобы хорошо спрятать кошелек, тех, кто праздно глазеет по сторонам, оставляя карманы топорщиться. Когда Пыльные выставят тела для прощания, начнется толкучка. И конечно, в этой толкучке никто не обратит внимания на ребенка, который в кого-нибудь врежется: о боги, простите, это получилось случайно…
Вот так он и встречается впервые с этим парнем: пятится, следуя за растерянной пожилой дамой с рядом шипов по позвоночнику, и натыкается на кого-то спиной. Оборачивается — скорее от страха, что поймают на горячем и схватят. А потом просто не может пошевелиться: вся его интуиция вопит, что в Сигил забрело необычное даже для этого места существо.
Лицо под балахоном Пыльных, которое нависает над Валеном, как будто уже нашло свою истинную смерть несколько раз подряд.
Пепельно-серая кожа изрезана шрамами, в темные волосы вплетены цветные бусины. Он мощнее и выше, чем многие, кого видел тифлинг, и неуклюже кутается в балахон не по размеру — ткань даже не доходит ему до колен. Но больше всего Валена удивляет взгляд незнакомца. Как будто этот тип впервые в жизни увидел тифлинга и решил накрепко зафиксировать его образ в своей голове: от хвоста, живущего какой-то своей жизнью, до кончиков рогов, от ссадины над бровью до ботинок, которые давно просят каши.
Когда серокожий уже собирается открыть рот, череп, парящий — ерзающий — над его головой, закатывает глаза. (Глаза — на самом деле единственное, что выглядит… влажным среди этих гладких болтающихся в воздухе костей.) Мимир щелкает челюстью и говорит, что боссу надо сваливать подальше от Мортуария, пока Пыльные не просекли, что в нем стало на одного мертвяка меньше. А еще лучше — перестать приставать с вопросами ко всем встречным, иначе они навеки застрянут в Улье и никогда не узнают, что стало с его, босса, памятью. И вообще — отстань-де от парня, пусть работает, как умеет, тут таких много вокруг. Только кошель надо бы перепрятать.
Внимание серокожего переключается на мимира, и Вален чувствует себя так, будто на пару шагов отступил от огня — даже лицо перестает пылать. Однако череп бесстрашно и терпеливо выслушивает своего жутковатого компаньона, пусть тот говорит негромко, будто бы разминая горло после длительного молчания. Одним глазом череп косится на Валена; когда тот понимает, что говорят о нем, то отскакивает и убегает, не разбирая дороги.
Смущенный произошедшим — особенно тем, что эта парочка запросто начала обсуждать его и его постыдное ремесло, — он решает поискать удачи в другом месте. Впрочем, в других местах Валена бьют, и вскоре он возвращается обратно к Мортуарию. Где начинает видеть этих двоих чаще, чем ему бы хотелось.
Типа с серой и жесткой, как старый ботинок, кожей он примечает обычно еще на телеге сборщиков трупов.
Иногда серокожий не появляется целыми неделями, а иногда сборщики приносят… тело по нескольку раз в течение пары дней. Перешептываются, стараются уложить поудобнее и передают на руки бледнеющим Пыльным. Что те думают обо всем этом, непонятно, однако вскоре тело, уже подлатанное, почти не таясь покидает Мортуарий и растворяется в сигильских улочках. Не забыв найти взглядом ошивающегося рядом и сгорающего от интереса Валена — как будто отмечая с некоторым успокоением, что тот никуда не делся и пока еще жив.
Однажды тифлинг даже на время бросает свои каждодневные попытки протянуть чуть подольше и пробирается к очереди из телег, на которых лежат тела. Пока сборщики пререкаются о выручке, он рассматривает раскинувшее руки-ноги серокожее тело и заключает, что оно абсолютно мертво. Больно кровавыми выглядят раны на обнаженном животе, да и не протянешь долго, если голова едва держится на разодранной шее. Возможно, если бы серокожий обзавелся хоть какими-то доспехами, его раны были бы менее страшными. Рассекать по Сигилу в одной только набедренной повязке и сапогах — не самая здравая идея.
Сам не зная зачем, Вален тычет ногтем в татуировку на холодном плече трупа — вообще тот весь покрыт татуировками, но эта выглядит, как надпись на непонятном языке, и уходит дальше, на спину. Словно бы этот тип вел дневник на собственной коже. О своем порыве Вален тут же жалеет и шипит, тряся рукой: на него обрушиваются дрожь и жажда действия, не такие сильные, как когда он встречает баатезу, но все равно пугающе чуждые. Он мало знает о собственной демонической крови — мать даже не смогла назвать имя его отца — и уж тем более не хочет знать, как с нижними Планами связан его новый знакомый.
Хватает и того, что он, кажется, не может умереть.
Когда серокожего везут к Мортуарию, мимир стыдливо тащится за телегой в отдалении, а потом парит перед зданием и пытается убить время. Пристает к прохожим и плакальщикам, болтает с проститутками, смешно и едко комментирует ритуалы похоронных процессий. Вален опасается заговаривать с этим существом — в конце концов, это ведь висящие в воздухе кости! — но они узнают друг друга и даже кивают друг другу при встрече.
Когда при очередном возвращении череп приветствует его непривычно подвижным оскалом зубов, Вален вспоминает о безумной оборванке из Улья, с которой он мысленно здоровался каждое утро. Той, чьи острые зубы всем набором выпирали наружу и двигались будто бы сами по себе. Той, что попала в Сигил случайно и металась по улицам, не в силах отыскать дорогу в свой мир. Ходили слухи, что кто-то помог ей вернуться домой, а взамен она отдала свои жуткие зубы…
Мимир громко скрежещет новыми зубами, обзывая их пакостными суетливыми пеньками, а прохожие огибают его по широкой дуге. Вален пару раз клацает зубами собственными и решает, что ему не хотелось бы быть искусанным чем-то подобным. Зато, чем бы серокожий не занимался в Сигиле, новые челюсти мимира определенно должны пригодиться.
Неделя идет за неделей, и свита серокожего становится больше. И страньше.
Пожилой печальный гитзерай с мечом, фактура которого меняется каждый раз, когда владелец вздыхает и теребит свисающие ниже подбородка усы. Рыжая, как и сам Вален, хвостатая тифлингша, скорее раздетая, чем одетая. Суккуба с белыми крыльями, от присутствия которой у Валена все скукоживается внутри, но которая мимоходом подкидывает ему пару монет. Горящий, но не сгорающий человек, парящий в раскаленной сфере, никогда не касающийся земли. (Остальные спутники серокожего выглядят так, будто бы предпочли оказаться подальше от этого существа, и только тифлингша тайком поджаривает сухой хлеб.)
Их слишком много, чтобы ждать серокожего под стенами Мортуария, поэтому они прогуливаются по площади или сидят в баре Пыльных неподалеку. Приносят на себе странные запахи и громко обсуждают невероятные вещи вроде города, скатывающегося в Бездну, падшего дэва и коварного разума из сотен крыс. Мимир увивается за тифлингшей, тифлингша корчит гримасы и дергается, когда к ней слишком близко стоит суккуба, а суккуба как может ободряет старика-гитзерая. Последний всегда краем глаза следит за тем, чем занимается несгорающий и что за выражение написано на его лице. Вален уверен, что пару раз взгляд огненного мага останавливался на нем, и это пугало его даже больше, чем осторожное внимание серокожего.
Когда ко всем к ним присоединяется механическое существо, проворно ковыляющее по сигильским мостовым на длинных, как у кузнечика, металлических ногах, Вален какое-то время трет глаза кулаками. Но существо никуда не исчезает — все его шестеренки блестят от света, а на металлическом экране-корпусе с чертами лица написано довольство и интерес ко всему вокруг. Когда серокожий кладет руку на… голову существа, то попискивает в ответ. Две из его четырех рук заканчиваются арбалетами и пару дней не выходят из головы у Валена, когда он укладывается спать.
Он радуется где-то внутри себя каждый раз, когда замечает эту компанию.
Пожалуй, в его жизни не так уж много лиц, которые он успевает запомнить, да и здорово хотя бы иногда видеть кого-то, кто не пытается тебя поймать, сожрать или побить. Впрочем, подходить слишком близко он все равно не решается. Они знают его, знают, чем он занимается, череп давным-давно всё всем разболтал. Валену не хочется выглядеть вором хотя бы в их глазах.
Наверно, поэтому он не решается подойти даже в тот самый, последний день, хотя понимает, что больше не увидит их вместе.
Вален читает беду по лицам, слишком серьезным и сосредоточенным, по тому, как все проверяют-перепроверяют карманы и готовят оружие. Ну и по тому еще, что теперь в Мортуарий направляются все они: кто зажимая нос платком, кто — поглаживая и успокаивая меч, словно испуганного питомца. Никто не шутит, не болтает и не шарахается от огненного мага, зато каждый как будто решает для себя что-то важное. Даже механическое существо, приплясывающее, приобнимающее себя руками в волнении.
Серокожий пропускает их в ворота вперед себя и выглядит слишком виноватым для такой громадины. Уставшим — будто на плечи ему давит какая-то сила, ноша, ложащаяся тенью на всех, кто с ним. Мимир, которого бросает в воздухе вверх и вниз, прежде чем проплыть в ворота что-то скрежещет ему и кивает на Валена. Тот уже не таясь смотрит во все глаза, не обращая внимания на то, что его пихают и ругают прохожие. Даже огрызаться в ответ не пытается, настроение не то.
Пропитываясь торжественностью момента, он и сам не понимает, отчего ему так тошно, почему он так сильно и панически жалеет, что не заговорил, не спросил. Так и не узнал историю серокожего, хотя сам возвращался к ней в мыслях каждый раз, когда надо было отвлечься от чего-то жуткого, болезненного или противного. Не выяснил, почему за серокожим пошли такие разные существа — из металла и чистых костей, танар'ри и баатезу. Это незнание, эти сожаления будут кусать его каждый раз, когда он станет смотреть на громаду похоронного дома.
Серокожий машет ему рукой, больше похожей на татуированную дубину, и скрывается в Мортуарии. Там, откуда и явился когда-то.
Вален вдруг чувствует, что вновь остался во всем Сигиле — один.
+++
***
Воспоминание о следующей встрече с серокожим возвращается к нему ночным кошмаром — как и многие другие воспоминания о времени, которое он провел на Кровавой войне. Вален приходит в себя с пересохшим горлом, раскалывающейся головой и то ли ревом, то ли воплем в ушах. Затем понимает, что эти звуки, кажется, издавал сам, благо, в голове они были громче. Затем едва успевает перехватить собственные руки, которые собираются сделать что-то нехорошее с тем, кто его растолкал.
Только после этого он полностью просыпается и осознает, что находится глубоко под поверхностью нового для себя мира и пытается собрать армию, чтобы помочь одним дроу выжить в схватке против других дроу. (И против архидьявола еще, кстати, но об этом говорят редко, чтобы не падал боевой дух войск.) А за плечо его пару мгновений назад трясла их Избранная, которой предстоит повести эту самую армию в бой и которая только что плюхнулась на пол, напуганная его резкими движениями.
Кобольд по другую сторону их маленького лагеря высовывается из-под одеяла и громко ворчит, что в следующий раз Вален привлечет к ним своими воплями всех окрестных тварей, а Дикену-де не хочется воевать спросонья, потому что это плохо сказывается на голосе. На Валена наваливается стыд, кислый, липкий, от которого горят щеки. Но прежде, чем он успевает хоть что-то сказать, Избранная, сконфуженно улыбнувшись, поднимается на ноги и отходит. По дороге еще и успевает что-то шикнуть кобольду, так что тот вновь скрывается под одеялом.
В качестве извинения Вален напрашивается подежурить пораньше и все дежурство почти не моргая смотрит в темноту Андердарка, чувствуя, как бушует его кровь. Он сжимает и разжимает кулаки, ходит из стороны в сторону и даже думает потренироваться — но это тоже будет громко, и потом придется выслушивать кобольдские возмущения. Возвращаться к тому, что приснилось, ему не хочется. Но в конце концов, устав бороться с волнами дурноты, Вален разрешает себе обдумать воспоминание, касается его осторожно, словно холодной воды.
Он вспоминает, как сражался среди сумасшедших пейзажей багрового мира, название которого ему было не важно, среди черных скал и пахнущего серой воздуха, который даже нельзя было вдохнуть до конца. Помнит, как сгребал руками красную пыль, которую удобно было швырять в глаза очередному противнику, и старался не наступать на трещины в земле, потому что из них вырывался едкий горячий пар. В этом мире день и ночь не менялись местами — это было место бесконечного гудящего полудня. Это мир поглотила Кровавая война.
Его союзниками были существа, один вид которых мог бы подарить какому-нибудь обитателю Материального плана несколько бессонных ночей, но Вален не испытывал к ним ничего. Его переполняла сжигающая внутренности ненависть к другим существам, с кровью баатезу, хотя он уже даже не различал их форм. Да и вообще он тогда мало чем отличался от тех, кого убивал: не помнил, когда в последний раз чистил доспехи, покрытые слоем коричневого, черного и красного, не мог сказать, где именно находились донимающие его раны. Он просто наслаждался силой в своих руках и выражениями на лицах и мордах различных тварей перед тем, как их черепа сминало ударом цепа.
Все вокруг казалось ему бесконечным багровым морем со своими потоками. Вален просто двигался вместе со всеми в этом сражении и не задумывался, кто он или сколько времени провел здесь. Однако когда краем глаза выхватил островок пустоты среди каши из танар`ри и баатезу, то остановился, ощущая глубокую неправильность происходящего. В мире, где всегда шла война, просто не могло быть спокойного места. Поэтому Вален направился туда, предварительно добив сапогом похожую на бело-желтого червя тварь, которая пыталась прогрызть подошву.
И обнаружил, что это не спокойное место, нет: просто прямо сквозь гущу битвы кто-то шел, а существа вокруг падали быстрее, чем успевали причинить вред. Многие пытались атаковать, но видели павших вокруг и предпочитали рвать на части друг друга. Тот, кто шел через поле битвы, был серокож и вооружен экзотический дубиной, настолько старой, что на рукояти должны были бы отпечататься следы рук. Его лицо на фоне перекошенных рож вокруг было спокойным и несколько отрешенным. Как будто мыслями он был совсем в другом месте, а уничтожение чудовищ вокруг не приносило ему ни радости, ни удовлетворения.
Спокойная сосредоточенность серокожего бесила Валена даже на расстоянии — так, что хотелось вопить и рычать в лицо чужаку, как это делали танар`ри и баатезу вокруг. Но в разы сильнее его бесил непонятно откуда взявшийся голос в собственной голове, который вопил, что знает этого чужака, знает эти бусины в волосах и татуировки на теле, похожие на волны текста. Еще этот голос вопил, что не понимает, где находится, и не желает, чтобы Вален дальше занимался тем, чем занимается. От него в висках колотило даже сильнее, чем во время сражений, сильнее, чем когда он пытался вспомнить что-то из своего прошлого до войны.
Пытаясь избавиться от растерянности, Вален тоже бросился на серокожего, и крик, в котором было не слишком много человеческого, как всегда придал ему сил. Серокожий отреагировал на него так же, как и на остальных существ в этой бойне, — никак. Сначала. Зато когда Вален был настолько близко, что уже рассчитывал проломить тому пару костей, серокожий как будто впервые за долгое время оказался здесь-и-сейчас. Парировал удар, повалил Валена на землю, замахнулся своей древней дубиной, но опустил руку. Прищурился и чуть наклонил голову набок, разглядывая тифлинга, оглушенного, пытающегося подняться.
Грубое, будто выбитое из камня лицо серокожего смялось — словно бы тот давно уже не испытывал эмоции и теперь неуклюже вспоминал, как это делается. Удивление, узнавание, радость. Впрочем, Вален тогда этого не понимал, да и не хотел понимать — для него было важно лишь то, что его почему-то не стали добивать, а значит, есть возможность для нового броска. Даже когда серокожий обратился к нему, побудительно, как к знакомому, тифлинг не стал прислушиваться, и слова утонули в шуме сражения.
Вскочив на ноги, Вален напал снова и даже с большей яростью, хотя его чуть-чуть уколола мысль о том, что руки чужака вместе с оружием опущены и вообще тот словно о чем-то скорбит. Последнее, что ему запомнилось, — жалость в темных глазах серокожего, так сильно и неправильно контрастирующая с местом, где они встретились.
А потом Валену наваляли магией.
Впрочем, это не помешало ему прийти в себя спустя пару часов и, прихрамывая, направиться в сторону, где все еще шло сражение. Удивительно, что за это время его не успели растерзать или задавить. Хотя, наверно, была причина и этому.
+++
***
— Дикен видит мертвых.
Слова кобольда привлекают внимание Валена в первую очередь своей абсурдностью. В Уотердипе, из которого только-только ушли войска Мефистофеля, до сих пор много мертвых, о которых некому позаботиться. Иногда это защитники города, чуть-чуть не дотянувшие до изгнания архидьявола, иногда — существа из его воинства, пачкающие тротуары ядовитой кровью. Почему кобольд вдруг заговаривает о каких-то еще мертвецах, Валену непонятно.
Однако он привык доверять интуиции крылатого ящера так же, как собственной, и научился выхватывать из его болтовни действительно важные вещи. Это здорово помогало, когда они сражались в Андердарке и пытались не замерзнуть в Кании, а теперь, когда они подвязались очищать город от остатков мефистофелевского войска, Вален отказываться от этой привычки не собирается. К тому же кобольд неожиданно оказался его главным проводником по поверхности — последняя участница их трио как раз пыталась прийти в себя, ощущая все прелести разрыва связей с дьяволом, который использовал ее столько времени.
Вален с тревогой вспоминает холодные руки и нетвердый шаг Избранной, а еще — ее попытки вопреки всему присоединиться к нему и Дикену. Стыд, да, он слишком много раз слышал, как ей стыдно, непривычно и не хочется оставлять их одних сражаться с чем-то опасным в городе. Ну, или же ей просто не хотелось пересказывать свои злоключения надменному полуорку и юной паладинше, которые когда-то явились в Уотердип, пытаясь отыскать ее следы. Дикен говорил, что они учились у того же наставника в Хиллтопе и что раньше их было больше — осада города закончилась плохо. На Валена они косятся с недоверием, а на подругу — с кучей незаданных вопросов. Но пока один из них или оба сразу заставляют ее оставаться в постели, Валену одновременно смешно, неловко и в целом спокойно.
Он огибает тела нескольких клювастых существ, чуть-чуть поджаренных и сильно побитых, и нагоняет Дикена, который внимательно рассматривает что-то в конце улицы. Хвост кобольда ходит из стороны в сторону, кобольд так увлечен, что даже не оборачивается. Валену приходится тронуть его за крыло — теплое и шершавое, даже не верится, что оно принадлежит ящерице.
— Покажи.
Дикен показывает, со свойственным ему тактом тыча когтем в стороны дальних развалин. Валену знакомо это место: чуть раньше оттуда едва выкурили тварей с Нижних Планов. Во время этого пострадали несколько защитников города из тех, которых он успел запомнить в лицо за недолгое время на поверхности. Но теперь тифлинг видит только обугленные развалины и ничего больше, хотя приглядывается до рези в глазах. Впрочем, его глаза и так постоянно саднят, не желая привыкать к яркому солнцу и одуряюще голубому небу.
Когда он уже начинает думать, что кобольду просто мерещится всякое после пережитых приключений, Дикен раздраженно цыкает и говорит, что смотреть нужно не глазами и Босс сразу бы поняла, что он имеет в виду. Заклинание он колдует не спрашивая — Вален не успевает и слова сказать, а его взгляд уже застилает золотистой дымкой. После этого на язык приходит много, много слов, но они становятся неважными. Он понимает, о каких мертвых говорил Дикен.
Ну, вообще неудивительно, что кобольд назвал их именно так.
Двое, скрывающие свое присутствие магией, — это болтающийся в воздухе череп и мужчина, похожий на шитого-перешитого зомби, из кожи которого вышел весь цвет. Они выглядят удивительно неуместно в человеческом городе (хотя о Валене, жителе Планов, родившемся в Сигиле, можно сказать то же самое). Однако ведут себя так, будто все в порядке и они тут не первый день.
Мимир парит то над головой, то за плечом серокожего, щелкает челюстями, закатывает глаза — в общем, всеми силами показывает, как ему скучно. Серокожий осматривает следы сражения, которое тут произошло, следы оружия, следы заклинаний, касается пальцами выбоин и пятен паленого. Иногда он говорит несколько слов мимиру, и тот перестает ерзать в воздухе, словно что-то запоминая. Спустя много лет и все события, которые приключились с Валеном, — эти двое выглядят абсолютно так же, как в его детстве. И целы. Пожалуй, он этому рад.
Только теперь тифлинг признается себе, что многие годы ждал следующей встречи. Планы существуют по правилу троек, поэтому обязательно должны были в третий, последний раз свести их с серокожим в одном месте. Для чего, ему непонятно, да и вряд ли серокожий мог о том знать. Однако осознавать, что заканчивается что-то важное, оказывается немного… печально.
Вален поздно понимает, что слишком увлекся наблюдением за серокожим: тот начал озираться по сторонам, почуяв неладное, но все еще отдавая какие-то поручения мимиру. Когда серокожий находит Валена и Дикена, то замолкает, поднимая бесцветные брови. Ухмыляется так, что тифлинга подмывает рассмеяться в ответ. (Интересно, когда он смеялся в последний раз? Наверно, еще до Кании.) Мимир недолго пялится на хозяина, ожидая, когда тот продолжит разговор, а потом смотрит в ту же сторону, что и он. До Валена долетает брань, насколько заковыристая, настолько же удивленная.
Дикен пятится и бормочет, что ему не хочется биться с этой парочкой и вообще пора посмотреть, как там дела у Босс.
Кобольд упирается крыльями в ногу Валена, и тот не задумываясь кладет руку на его голову, ощущая под пальцами костные шипы. Это движение он подхватил от Избранной — та делала так каждый раз, когда ее шумный компаньон начинал паниковать. Помогает; во всяком случае, Валену хочется верить, что кобольд перестает дергаться не потому, что боится его или не может пошевелиться из-за тяжелой ладони на своей макушке. Избранная бы еще нашла слова, чтобы поддержать ящера, но все, что может Вален, — заверить, что знает этих двоих.
Только тогда серокожий впервые замечает Дикена, настороженного, держащегося за свою видавшую виды лютню как за дубину. На лицо бессмертного словно набегает туча, и Вален точно может сказать, в какую сторону уходят его размышления. А еще Валену почему-то становится даже смешнее, чем до этого. Теплее внутри: он ведь тоже нашел для себя компаньонов, от которых по первому времени тяжело отвести взгляд.
Мимир кувыркается в воздухе, то ли чтобы привлечь внимание, то ли чтобы развлечься. Или развлечь.
Интересно, что стало с остальными из Сигила.
Вален уже не помнит их лиц, но вопросов от этого меньше не становится. Вопросов, которые он не задал тогда, в Сигиле, вопросов, которые не смог задать во время Кровавой войны (даже сейчас его обдает стыдом при воспоминании о той встрече). Вопросов о том, что забыли серокожий с мимиром на Материальном Плане, в городе, откуда недавно изгнали архидьявола. Ну и было бы неплохо понять, кто вообще такой этот серокожий и какой путь от Мортуария ему пришлось прошагать.
Пожалуй, Валену просто не хочется десятилетиями укорять себя за несмелость — тем более что проклятие его крови снято, ему не становится не по себе от одного только присутствия серокожего. А если бы серокожий с мимиром были резко против расспросов, то давно бы скрыли себя еще более мощной магией, чем та, сквозь которую пробился кобольд.
Когда Вален делает несколько шагов вперед, подчеркнуто аккуратно закрепляя цеп на поясе, Дикен, кажется, не знает, чем заниматься раньше: останавливать его или бежать за Босс. Однако чуть-чуть поколебавшись, он нагоняет Валена и говорит, что у него странные друзья. Хотя татуировки у того, высоченного, необычные, и ему теперь хочется такие же.
Глядя на серокожего, который тоже шагает к ним навстречу, и мимира, который следует за хозяином, безумно вращая глазами, Вален обещает кобольду хорошую историю для его следующей книги.
В 2022 году наконец начала писать про это фанфик. Пока тут только первая часть, оставшиеся две буду еще месяца полтора пинать, наверно. Но… блин, так здорово, что получилось вернуться к этой мысли, хотя уже почти не помню Планескейп)
***
Апд, теперь до конца. Все снова скатилось в какие-то сопли и откуда-то вылезли персонажи, которых тут не должно было быть. Но я довольна))
+++
«Правило Троек (Закон Трех, Принцип Троичности) — один из ключевых принципов сеттинга Planescape, заключающийся в том, что все важные вещи и явления на Планах обычно тройственны».
Вален не задумывается над тем, что эта встреча может стать только первой в череде прочих.
Честно говоря, тогда он вообще ни о чем не задумывается. Болтаясь ранним утром у стен великого морга — Мортуария, он наблюдает за сборщиками трупов, которые передают Пыльным собранный за ночь «урожай», и чувствует острую зависть. Вален тощий и верткий, не боится покойников и может пролезть в любую дыру, но его руки слишком слабые, чтобы таскать отяжелевшие негнущиеся тела.
Собирать по всему Сигилу трупы бедняг, погибших своей смертью или приконченных более везучими обитателями города, — не совсем то, чего ему бы на самом деле хотелось. Не говоря уже об общении с Пыльными, каждое слово которых звучит, как грохот могильных плит. Однако за эту работу хорошо платят, а еще в руках сборщиков трупов оседает все то, что было в карманах их клиентов. Возможно, через пару лет Вален все же наймется к Фароду и его нищим — если, конечно, умудрится выжить на улице. (В чем он в свои самые темные моменты сомневается. Беспризорников в Улье много, но до совершеннолетия добираются ох не все.)
В животе урчит гулко и неприятно, и Вален раздраженно трет его рукой сквозь одежду. Он голоден настолько, что даже запах жидкости для бальзамирования, которой несет от работающих вокруг Мортуария мертвяков, не способен перебить аппетит. Ближайший к Валену мертвяк сосредоточенно, но немного бестолково работает метлой, его рот зашит, а на лбу цвета старой бумаги выбиты цифры. Тифлинг еще немного наблюдает за ним сквозь металлическое ограждение, за которое цепляется ногами, руками и даже хвостом. А потом, бросив последний взгляд на сборщиков, которые с гоготом катят пустые телеги обратно, спрыгивает на землю и неторопливо бредет по площади.
Над его головой, в той части пространства, где у обычного города было бы небо, один за другим тухнут фонари другого района Сигила — более благополучного, чем Улей. Но Вален не обращает внимания на существ по ту сторону кольца, они для него не более реальны, чем какой-нибудь Материальный план. На эту недостижимую сторону Сигила приятно смотреть хорошими, сытыми вечерами, желательно с крыши какого-нибудь здания повыше, брошенного или с плохой славой, чтоб никто не прогнал.
А сейчас надо добыть еды.
Пока на площадь перед Мортуарием стягиваются похоронные процессии, Вален неторопливо прогуливается между скорбящими — но на самом деле, хлеща себя по бедрам хвостом, напряженно думает и приглядывается. Он — вор, карманник, и наметанным взглядом выцепляет из толпы тех, кто одет побогаче, кто слишком сосредоточен на своей боли, чтобы хорошо спрятать кошелек, тех, кто праздно глазеет по сторонам, оставляя карманы топорщиться. Когда Пыльные выставят тела для прощания, начнется толкучка. И конечно, в этой толкучке никто не обратит внимания на ребенка, который в кого-нибудь врежется: о боги, простите, это получилось случайно…
Вот так он и встречается впервые с этим парнем: пятится, следуя за растерянной пожилой дамой с рядом шипов по позвоночнику, и натыкается на кого-то спиной. Оборачивается — скорее от страха, что поймают на горячем и схватят. А потом просто не может пошевелиться: вся его интуиция вопит, что в Сигил забрело необычное даже для этого места существо.
Лицо под балахоном Пыльных, которое нависает над Валеном, как будто уже нашло свою истинную смерть несколько раз подряд.
Пепельно-серая кожа изрезана шрамами, в темные волосы вплетены цветные бусины. Он мощнее и выше, чем многие, кого видел тифлинг, и неуклюже кутается в балахон не по размеру — ткань даже не доходит ему до колен. Но больше всего Валена удивляет взгляд незнакомца. Как будто этот тип впервые в жизни увидел тифлинга и решил накрепко зафиксировать его образ в своей голове: от хвоста, живущего какой-то своей жизнью, до кончиков рогов, от ссадины над бровью до ботинок, которые давно просят каши.
Когда серокожий уже собирается открыть рот, череп, парящий — ерзающий — над его головой, закатывает глаза. (Глаза — на самом деле единственное, что выглядит… влажным среди этих гладких болтающихся в воздухе костей.) Мимир щелкает челюстью и говорит, что боссу надо сваливать подальше от Мортуария, пока Пыльные не просекли, что в нем стало на одного мертвяка меньше. А еще лучше — перестать приставать с вопросами ко всем встречным, иначе они навеки застрянут в Улье и никогда не узнают, что стало с его, босса, памятью. И вообще — отстань-де от парня, пусть работает, как умеет, тут таких много вокруг. Только кошель надо бы перепрятать.
Внимание серокожего переключается на мимира, и Вален чувствует себя так, будто на пару шагов отступил от огня — даже лицо перестает пылать. Однако череп бесстрашно и терпеливо выслушивает своего жутковатого компаньона, пусть тот говорит негромко, будто бы разминая горло после длительного молчания. Одним глазом череп косится на Валена; когда тот понимает, что говорят о нем, то отскакивает и убегает, не разбирая дороги.
Смущенный произошедшим — особенно тем, что эта парочка запросто начала обсуждать его и его постыдное ремесло, — он решает поискать удачи в другом месте. Впрочем, в других местах Валена бьют, и вскоре он возвращается обратно к Мортуарию. Где начинает видеть этих двоих чаще, чем ему бы хотелось.
Типа с серой и жесткой, как старый ботинок, кожей он примечает обычно еще на телеге сборщиков трупов.
Иногда серокожий не появляется целыми неделями, а иногда сборщики приносят… тело по нескольку раз в течение пары дней. Перешептываются, стараются уложить поудобнее и передают на руки бледнеющим Пыльным. Что те думают обо всем этом, непонятно, однако вскоре тело, уже подлатанное, почти не таясь покидает Мортуарий и растворяется в сигильских улочках. Не забыв найти взглядом ошивающегося рядом и сгорающего от интереса Валена — как будто отмечая с некоторым успокоением, что тот никуда не делся и пока еще жив.
Однажды тифлинг даже на время бросает свои каждодневные попытки протянуть чуть подольше и пробирается к очереди из телег, на которых лежат тела. Пока сборщики пререкаются о выручке, он рассматривает раскинувшее руки-ноги серокожее тело и заключает, что оно абсолютно мертво. Больно кровавыми выглядят раны на обнаженном животе, да и не протянешь долго, если голова едва держится на разодранной шее. Возможно, если бы серокожий обзавелся хоть какими-то доспехами, его раны были бы менее страшными. Рассекать по Сигилу в одной только набедренной повязке и сапогах — не самая здравая идея.
Сам не зная зачем, Вален тычет ногтем в татуировку на холодном плече трупа — вообще тот весь покрыт татуировками, но эта выглядит, как надпись на непонятном языке, и уходит дальше, на спину. Словно бы этот тип вел дневник на собственной коже. О своем порыве Вален тут же жалеет и шипит, тряся рукой: на него обрушиваются дрожь и жажда действия, не такие сильные, как когда он встречает баатезу, но все равно пугающе чуждые. Он мало знает о собственной демонической крови — мать даже не смогла назвать имя его отца — и уж тем более не хочет знать, как с нижними Планами связан его новый знакомый.
Хватает и того, что он, кажется, не может умереть.
Когда серокожего везут к Мортуарию, мимир стыдливо тащится за телегой в отдалении, а потом парит перед зданием и пытается убить время. Пристает к прохожим и плакальщикам, болтает с проститутками, смешно и едко комментирует ритуалы похоронных процессий. Вален опасается заговаривать с этим существом — в конце концов, это ведь висящие в воздухе кости! — но они узнают друг друга и даже кивают друг другу при встрече.
Когда при очередном возвращении череп приветствует его непривычно подвижным оскалом зубов, Вален вспоминает о безумной оборванке из Улья, с которой он мысленно здоровался каждое утро. Той, чьи острые зубы всем набором выпирали наружу и двигались будто бы сами по себе. Той, что попала в Сигил случайно и металась по улицам, не в силах отыскать дорогу в свой мир. Ходили слухи, что кто-то помог ей вернуться домой, а взамен она отдала свои жуткие зубы…
Мимир громко скрежещет новыми зубами, обзывая их пакостными суетливыми пеньками, а прохожие огибают его по широкой дуге. Вален пару раз клацает зубами собственными и решает, что ему не хотелось бы быть искусанным чем-то подобным. Зато, чем бы серокожий не занимался в Сигиле, новые челюсти мимира определенно должны пригодиться.
Неделя идет за неделей, и свита серокожего становится больше. И страньше.
Пожилой печальный гитзерай с мечом, фактура которого меняется каждый раз, когда владелец вздыхает и теребит свисающие ниже подбородка усы. Рыжая, как и сам Вален, хвостатая тифлингша, скорее раздетая, чем одетая. Суккуба с белыми крыльями, от присутствия которой у Валена все скукоживается внутри, но которая мимоходом подкидывает ему пару монет. Горящий, но не сгорающий человек, парящий в раскаленной сфере, никогда не касающийся земли. (Остальные спутники серокожего выглядят так, будто бы предпочли оказаться подальше от этого существа, и только тифлингша тайком поджаривает сухой хлеб.)
Их слишком много, чтобы ждать серокожего под стенами Мортуария, поэтому они прогуливаются по площади или сидят в баре Пыльных неподалеку. Приносят на себе странные запахи и громко обсуждают невероятные вещи вроде города, скатывающегося в Бездну, падшего дэва и коварного разума из сотен крыс. Мимир увивается за тифлингшей, тифлингша корчит гримасы и дергается, когда к ней слишком близко стоит суккуба, а суккуба как может ободряет старика-гитзерая. Последний всегда краем глаза следит за тем, чем занимается несгорающий и что за выражение написано на его лице. Вален уверен, что пару раз взгляд огненного мага останавливался на нем, и это пугало его даже больше, чем осторожное внимание серокожего.
Когда ко всем к ним присоединяется механическое существо, проворно ковыляющее по сигильским мостовым на длинных, как у кузнечика, металлических ногах, Вален какое-то время трет глаза кулаками. Но существо никуда не исчезает — все его шестеренки блестят от света, а на металлическом экране-корпусе с чертами лица написано довольство и интерес ко всему вокруг. Когда серокожий кладет руку на… голову существа, то попискивает в ответ. Две из его четырех рук заканчиваются арбалетами и пару дней не выходят из головы у Валена, когда он укладывается спать.
Он радуется где-то внутри себя каждый раз, когда замечает эту компанию.
Пожалуй, в его жизни не так уж много лиц, которые он успевает запомнить, да и здорово хотя бы иногда видеть кого-то, кто не пытается тебя поймать, сожрать или побить. Впрочем, подходить слишком близко он все равно не решается. Они знают его, знают, чем он занимается, череп давным-давно всё всем разболтал. Валену не хочется выглядеть вором хотя бы в их глазах.
Наверно, поэтому он не решается подойти даже в тот самый, последний день, хотя понимает, что больше не увидит их вместе.
Вален читает беду по лицам, слишком серьезным и сосредоточенным, по тому, как все проверяют-перепроверяют карманы и готовят оружие. Ну и по тому еще, что теперь в Мортуарий направляются все они: кто зажимая нос платком, кто — поглаживая и успокаивая меч, словно испуганного питомца. Никто не шутит, не болтает и не шарахается от огненного мага, зато каждый как будто решает для себя что-то важное. Даже механическое существо, приплясывающее, приобнимающее себя руками в волнении.
Серокожий пропускает их в ворота вперед себя и выглядит слишком виноватым для такой громадины. Уставшим — будто на плечи ему давит какая-то сила, ноша, ложащаяся тенью на всех, кто с ним. Мимир, которого бросает в воздухе вверх и вниз, прежде чем проплыть в ворота что-то скрежещет ему и кивает на Валена. Тот уже не таясь смотрит во все глаза, не обращая внимания на то, что его пихают и ругают прохожие. Даже огрызаться в ответ не пытается, настроение не то.
Пропитываясь торжественностью момента, он и сам не понимает, отчего ему так тошно, почему он так сильно и панически жалеет, что не заговорил, не спросил. Так и не узнал историю серокожего, хотя сам возвращался к ней в мыслях каждый раз, когда надо было отвлечься от чего-то жуткого, болезненного или противного. Не выяснил, почему за серокожим пошли такие разные существа — из металла и чистых костей, танар'ри и баатезу. Это незнание, эти сожаления будут кусать его каждый раз, когда он станет смотреть на громаду похоронного дома.
Серокожий машет ему рукой, больше похожей на татуированную дубину, и скрывается в Мортуарии. Там, откуда и явился когда-то.
Вален вдруг чувствует, что вновь остался во всем Сигиле — один.
+++
***
Воспоминание о следующей встрече с серокожим возвращается к нему ночным кошмаром — как и многие другие воспоминания о времени, которое он провел на Кровавой войне. Вален приходит в себя с пересохшим горлом, раскалывающейся головой и то ли ревом, то ли воплем в ушах. Затем понимает, что эти звуки, кажется, издавал сам, благо, в голове они были громче. Затем едва успевает перехватить собственные руки, которые собираются сделать что-то нехорошее с тем, кто его растолкал.
Только после этого он полностью просыпается и осознает, что находится глубоко под поверхностью нового для себя мира и пытается собрать армию, чтобы помочь одним дроу выжить в схватке против других дроу. (И против архидьявола еще, кстати, но об этом говорят редко, чтобы не падал боевой дух войск.) А за плечо его пару мгновений назад трясла их Избранная, которой предстоит повести эту самую армию в бой и которая только что плюхнулась на пол, напуганная его резкими движениями.
Кобольд по другую сторону их маленького лагеря высовывается из-под одеяла и громко ворчит, что в следующий раз Вален привлечет к ним своими воплями всех окрестных тварей, а Дикену-де не хочется воевать спросонья, потому что это плохо сказывается на голосе. На Валена наваливается стыд, кислый, липкий, от которого горят щеки. Но прежде, чем он успевает хоть что-то сказать, Избранная, сконфуженно улыбнувшись, поднимается на ноги и отходит. По дороге еще и успевает что-то шикнуть кобольду, так что тот вновь скрывается под одеялом.
В качестве извинения Вален напрашивается подежурить пораньше и все дежурство почти не моргая смотрит в темноту Андердарка, чувствуя, как бушует его кровь. Он сжимает и разжимает кулаки, ходит из стороны в сторону и даже думает потренироваться — но это тоже будет громко, и потом придется выслушивать кобольдские возмущения. Возвращаться к тому, что приснилось, ему не хочется. Но в конце концов, устав бороться с волнами дурноты, Вален разрешает себе обдумать воспоминание, касается его осторожно, словно холодной воды.
Он вспоминает, как сражался среди сумасшедших пейзажей багрового мира, название которого ему было не важно, среди черных скал и пахнущего серой воздуха, который даже нельзя было вдохнуть до конца. Помнит, как сгребал руками красную пыль, которую удобно было швырять в глаза очередному противнику, и старался не наступать на трещины в земле, потому что из них вырывался едкий горячий пар. В этом мире день и ночь не менялись местами — это было место бесконечного гудящего полудня. Это мир поглотила Кровавая война.
Его союзниками были существа, один вид которых мог бы подарить какому-нибудь обитателю Материального плана несколько бессонных ночей, но Вален не испытывал к ним ничего. Его переполняла сжигающая внутренности ненависть к другим существам, с кровью баатезу, хотя он уже даже не различал их форм. Да и вообще он тогда мало чем отличался от тех, кого убивал: не помнил, когда в последний раз чистил доспехи, покрытые слоем коричневого, черного и красного, не мог сказать, где именно находились донимающие его раны. Он просто наслаждался силой в своих руках и выражениями на лицах и мордах различных тварей перед тем, как их черепа сминало ударом цепа.
Все вокруг казалось ему бесконечным багровым морем со своими потоками. Вален просто двигался вместе со всеми в этом сражении и не задумывался, кто он или сколько времени провел здесь. Однако когда краем глаза выхватил островок пустоты среди каши из танар`ри и баатезу, то остановился, ощущая глубокую неправильность происходящего. В мире, где всегда шла война, просто не могло быть спокойного места. Поэтому Вален направился туда, предварительно добив сапогом похожую на бело-желтого червя тварь, которая пыталась прогрызть подошву.
И обнаружил, что это не спокойное место, нет: просто прямо сквозь гущу битвы кто-то шел, а существа вокруг падали быстрее, чем успевали причинить вред. Многие пытались атаковать, но видели павших вокруг и предпочитали рвать на части друг друга. Тот, кто шел через поле битвы, был серокож и вооружен экзотический дубиной, настолько старой, что на рукояти должны были бы отпечататься следы рук. Его лицо на фоне перекошенных рож вокруг было спокойным и несколько отрешенным. Как будто мыслями он был совсем в другом месте, а уничтожение чудовищ вокруг не приносило ему ни радости, ни удовлетворения.
Спокойная сосредоточенность серокожего бесила Валена даже на расстоянии — так, что хотелось вопить и рычать в лицо чужаку, как это делали танар`ри и баатезу вокруг. Но в разы сильнее его бесил непонятно откуда взявшийся голос в собственной голове, который вопил, что знает этого чужака, знает эти бусины в волосах и татуировки на теле, похожие на волны текста. Еще этот голос вопил, что не понимает, где находится, и не желает, чтобы Вален дальше занимался тем, чем занимается. От него в висках колотило даже сильнее, чем во время сражений, сильнее, чем когда он пытался вспомнить что-то из своего прошлого до войны.
Пытаясь избавиться от растерянности, Вален тоже бросился на серокожего, и крик, в котором было не слишком много человеческого, как всегда придал ему сил. Серокожий отреагировал на него так же, как и на остальных существ в этой бойне, — никак. Сначала. Зато когда Вален был настолько близко, что уже рассчитывал проломить тому пару костей, серокожий как будто впервые за долгое время оказался здесь-и-сейчас. Парировал удар, повалил Валена на землю, замахнулся своей древней дубиной, но опустил руку. Прищурился и чуть наклонил голову набок, разглядывая тифлинга, оглушенного, пытающегося подняться.
Грубое, будто выбитое из камня лицо серокожего смялось — словно бы тот давно уже не испытывал эмоции и теперь неуклюже вспоминал, как это делается. Удивление, узнавание, радость. Впрочем, Вален тогда этого не понимал, да и не хотел понимать — для него было важно лишь то, что его почему-то не стали добивать, а значит, есть возможность для нового броска. Даже когда серокожий обратился к нему, побудительно, как к знакомому, тифлинг не стал прислушиваться, и слова утонули в шуме сражения.
Вскочив на ноги, Вален напал снова и даже с большей яростью, хотя его чуть-чуть уколола мысль о том, что руки чужака вместе с оружием опущены и вообще тот словно о чем-то скорбит. Последнее, что ему запомнилось, — жалость в темных глазах серокожего, так сильно и неправильно контрастирующая с местом, где они встретились.
А потом Валену наваляли магией.
Впрочем, это не помешало ему прийти в себя спустя пару часов и, прихрамывая, направиться в сторону, где все еще шло сражение. Удивительно, что за это время его не успели растерзать или задавить. Хотя, наверно, была причина и этому.
+++
***
— Дикен видит мертвых.
Слова кобольда привлекают внимание Валена в первую очередь своей абсурдностью. В Уотердипе, из которого только-только ушли войска Мефистофеля, до сих пор много мертвых, о которых некому позаботиться. Иногда это защитники города, чуть-чуть не дотянувшие до изгнания архидьявола, иногда — существа из его воинства, пачкающие тротуары ядовитой кровью. Почему кобольд вдруг заговаривает о каких-то еще мертвецах, Валену непонятно.
Однако он привык доверять интуиции крылатого ящера так же, как собственной, и научился выхватывать из его болтовни действительно важные вещи. Это здорово помогало, когда они сражались в Андердарке и пытались не замерзнуть в Кании, а теперь, когда они подвязались очищать город от остатков мефистофелевского войска, Вален отказываться от этой привычки не собирается. К тому же кобольд неожиданно оказался его главным проводником по поверхности — последняя участница их трио как раз пыталась прийти в себя, ощущая все прелести разрыва связей с дьяволом, который использовал ее столько времени.
Вален с тревогой вспоминает холодные руки и нетвердый шаг Избранной, а еще — ее попытки вопреки всему присоединиться к нему и Дикену. Стыд, да, он слишком много раз слышал, как ей стыдно, непривычно и не хочется оставлять их одних сражаться с чем-то опасным в городе. Ну, или же ей просто не хотелось пересказывать свои злоключения надменному полуорку и юной паладинше, которые когда-то явились в Уотердип, пытаясь отыскать ее следы. Дикен говорил, что они учились у того же наставника в Хиллтопе и что раньше их было больше — осада города закончилась плохо. На Валена они косятся с недоверием, а на подругу — с кучей незаданных вопросов. Но пока один из них или оба сразу заставляют ее оставаться в постели, Валену одновременно смешно, неловко и в целом спокойно.
Он огибает тела нескольких клювастых существ, чуть-чуть поджаренных и сильно побитых, и нагоняет Дикена, который внимательно рассматривает что-то в конце улицы. Хвост кобольда ходит из стороны в сторону, кобольд так увлечен, что даже не оборачивается. Валену приходится тронуть его за крыло — теплое и шершавое, даже не верится, что оно принадлежит ящерице.
— Покажи.
Дикен показывает, со свойственным ему тактом тыча когтем в стороны дальних развалин. Валену знакомо это место: чуть раньше оттуда едва выкурили тварей с Нижних Планов. Во время этого пострадали несколько защитников города из тех, которых он успел запомнить в лицо за недолгое время на поверхности. Но теперь тифлинг видит только обугленные развалины и ничего больше, хотя приглядывается до рези в глазах. Впрочем, его глаза и так постоянно саднят, не желая привыкать к яркому солнцу и одуряюще голубому небу.
Когда он уже начинает думать, что кобольду просто мерещится всякое после пережитых приключений, Дикен раздраженно цыкает и говорит, что смотреть нужно не глазами и Босс сразу бы поняла, что он имеет в виду. Заклинание он колдует не спрашивая — Вален не успевает и слова сказать, а его взгляд уже застилает золотистой дымкой. После этого на язык приходит много, много слов, но они становятся неважными. Он понимает, о каких мертвых говорил Дикен.
Ну, вообще неудивительно, что кобольд назвал их именно так.
Двое, скрывающие свое присутствие магией, — это болтающийся в воздухе череп и мужчина, похожий на шитого-перешитого зомби, из кожи которого вышел весь цвет. Они выглядят удивительно неуместно в человеческом городе (хотя о Валене, жителе Планов, родившемся в Сигиле, можно сказать то же самое). Однако ведут себя так, будто все в порядке и они тут не первый день.
Мимир парит то над головой, то за плечом серокожего, щелкает челюстями, закатывает глаза — в общем, всеми силами показывает, как ему скучно. Серокожий осматривает следы сражения, которое тут произошло, следы оружия, следы заклинаний, касается пальцами выбоин и пятен паленого. Иногда он говорит несколько слов мимиру, и тот перестает ерзать в воздухе, словно что-то запоминая. Спустя много лет и все события, которые приключились с Валеном, — эти двое выглядят абсолютно так же, как в его детстве. И целы. Пожалуй, он этому рад.
Только теперь тифлинг признается себе, что многие годы ждал следующей встречи. Планы существуют по правилу троек, поэтому обязательно должны были в третий, последний раз свести их с серокожим в одном месте. Для чего, ему непонятно, да и вряд ли серокожий мог о том знать. Однако осознавать, что заканчивается что-то важное, оказывается немного… печально.
Вален поздно понимает, что слишком увлекся наблюдением за серокожим: тот начал озираться по сторонам, почуяв неладное, но все еще отдавая какие-то поручения мимиру. Когда серокожий находит Валена и Дикена, то замолкает, поднимая бесцветные брови. Ухмыляется так, что тифлинга подмывает рассмеяться в ответ. (Интересно, когда он смеялся в последний раз? Наверно, еще до Кании.) Мимир недолго пялится на хозяина, ожидая, когда тот продолжит разговор, а потом смотрит в ту же сторону, что и он. До Валена долетает брань, насколько заковыристая, настолько же удивленная.
Дикен пятится и бормочет, что ему не хочется биться с этой парочкой и вообще пора посмотреть, как там дела у Босс.
Кобольд упирается крыльями в ногу Валена, и тот не задумываясь кладет руку на его голову, ощущая под пальцами костные шипы. Это движение он подхватил от Избранной — та делала так каждый раз, когда ее шумный компаньон начинал паниковать. Помогает; во всяком случае, Валену хочется верить, что кобольд перестает дергаться не потому, что боится его или не может пошевелиться из-за тяжелой ладони на своей макушке. Избранная бы еще нашла слова, чтобы поддержать ящера, но все, что может Вален, — заверить, что знает этих двоих.
Только тогда серокожий впервые замечает Дикена, настороженного, держащегося за свою видавшую виды лютню как за дубину. На лицо бессмертного словно набегает туча, и Вален точно может сказать, в какую сторону уходят его размышления. А еще Валену почему-то становится даже смешнее, чем до этого. Теплее внутри: он ведь тоже нашел для себя компаньонов, от которых по первому времени тяжело отвести взгляд.
Мимир кувыркается в воздухе, то ли чтобы привлечь внимание, то ли чтобы развлечься. Или развлечь.
Интересно, что стало с остальными из Сигила.
Вален уже не помнит их лиц, но вопросов от этого меньше не становится. Вопросов, которые он не задал тогда, в Сигиле, вопросов, которые не смог задать во время Кровавой войны (даже сейчас его обдает стыдом при воспоминании о той встрече). Вопросов о том, что забыли серокожий с мимиром на Материальном Плане, в городе, откуда недавно изгнали архидьявола. Ну и было бы неплохо понять, кто вообще такой этот серокожий и какой путь от Мортуария ему пришлось прошагать.
Пожалуй, Валену просто не хочется десятилетиями укорять себя за несмелость — тем более что проклятие его крови снято, ему не становится не по себе от одного только присутствия серокожего. А если бы серокожий с мимиром были резко против расспросов, то давно бы скрыли себя еще более мощной магией, чем та, сквозь которую пробился кобольд.
Когда Вален делает несколько шагов вперед, подчеркнуто аккуратно закрепляя цеп на поясе, Дикен, кажется, не знает, чем заниматься раньше: останавливать его или бежать за Босс. Однако чуть-чуть поколебавшись, он нагоняет Валена и говорит, что у него странные друзья. Хотя татуировки у того, высоченного, необычные, и ему теперь хочется такие же.
Глядя на серокожего, который тоже шагает к ним навстречу, и мимира, который следует за хозяином, безумно вращая глазами, Вален обещает кобольду хорошую историю для его следующей книги.
суббота, 16 апреля 2022
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Наткнулась на любопытную статью про игры-кликеры, поставила себе парочку.
Cell to Singularity — Evolution Never Ends (на русский перевели просто "Клетки") — пока нравится. Даже не тем, что там классно показан процесс эволюции и ты постепенно смотришь, как в море или на земле появляются разные прикольные зверюшки, но и своими текстами. В игре нужно прокачивать всякие эволюционные улучшения: появление крыльев, легких, умение двигаться на четырех лапах и пр. К каждому такому улучшению разрабы составили описание, в котором рассказали, как оно повлияло на этот тип существ в целом. Игра развивательная, есть что почитать)Но делать я этого, конечно, не буду.
В Idle Champions of the Forgotten Realms играть попыталась, но она заточена под планшеты и ПК, поэтому на мобильном все дюже мелко. (Разрабы даже сами про это написали в предупреждении.) Глазам больно, да и не видно ничего. Но общее впечатление хорошее, плюс перевод текстов человеческий. Однако я слишком ленива, чтобы ставить такое на комп и бесконечно кликать мышкой.
Про эту игру слышала и раньше — говорили, что там есть персонажи из Невервинтера и, вроде как, Врат Балдура. Походила по списку чемпионов. Нашла Дикена! Больше всего порадовало то, как уважительно, и, не знаю, тепло-лампово отнеслись к неймингу его способностей. Кажется, копирайтер, который это писал, действительно знал, что писал. Уверенность в Боссе, милота какая)
Cell to Singularity — Evolution Never Ends (на русский перевели просто "Клетки") — пока нравится. Даже не тем, что там классно показан процесс эволюции и ты постепенно смотришь, как в море или на земле появляются разные прикольные зверюшки, но и своими текстами. В игре нужно прокачивать всякие эволюционные улучшения: появление крыльев, легких, умение двигаться на четырех лапах и пр. К каждому такому улучшению разрабы составили описание, в котором рассказали, как оно повлияло на этот тип существ в целом. Игра развивательная, есть что почитать)
В Idle Champions of the Forgotten Realms играть попыталась, но она заточена под планшеты и ПК, поэтому на мобильном все дюже мелко. (Разрабы даже сами про это написали в предупреждении.) Глазам больно, да и не видно ничего. Но общее впечатление хорошее, плюс перевод текстов человеческий. Однако я слишком ленива, чтобы ставить такое на комп и бесконечно кликать мышкой.
Про эту игру слышала и раньше — говорили, что там есть персонажи из Невервинтера и, вроде как, Врат Балдура. Походила по списку чемпионов. Нашла Дикена!
Больше всего порадовало то, как уважительно, и, не знаю, тепло-лампово отнеслись к неймингу его способностей. Кажется, копирайтер, который это писал, действительно знал, что писал. Уверенность в Боссе, милота какая) 
@темы: игры, Ночи Невервинтера, updated my journal
Старайся не думать об этом
Авторизация
Записи
- Календарь записей
- Темы записей
-
127 музыка
-
114 игры
-
103 фанфикшен
-
102 релокейт
-
67 по работе
-
67 перепо(с)т
-
65 видео
-
64 Студенческое
-
60 картинки
-
53 книги
-
52 Soul Eater
-
47 To the moon
-
21 о всяком
-
17 ОТП
- Список заголовков
Главное меню