Даже не знаю, как это прокомментировать, честно говоря.
А, знаю: фиг с ней, с этой канонной любовной линией)



*А ты умеешь выбрать момент для разговора,* – констатировал Энсенрик. Раздраженный, меч лип к перчатке и ножнам; удерживать ладонь на рукояти было не так-то просто, но я не сдавалась. Потому что момент действительно был подходящий – в том смысле, что времени на поболтать больше могло и не быть.
– Ну, я хочу выговориться, пока мы здесь и никуда не ушли.
3/3Прищуренные глаза, губы полоской – пожалуй, именно с таким выражением лица нужно настраиваться на самоубийственное почти сражение. Однако шагая вслед за Дикеном, прогоняя в голове детали наспех составленного плана действий, я лишь вяло переругивалась с мечом. Та еще тактика, когда впереди ждет, надеется, верит в наилучший исход демоноподобный Агхааз. Абсолютно не подозревающий, кстати, что кто-то на другой стороне подземелий как раз собирается лишить его головы.
– Энсенрик, я просто надеюсь, что ты больше не будешь мне мешать.
Молчание по ту сторону ножен было долгим и нервным. Часть лабораторий, что принадлежала Феррону, как раз подходила к концу, и двигаться приходилось мелкими перебежками, а на приграничных территориях стало хуже в разы. Вален молча указал на группу големов, что раздирали друг друга с потрясающей увлеченностью, и мы, все четверо, пошли осторожнее. Только тогда Энсенрик нехотя процедил:
*Хорошо. Говори.*
– Я хочу вытащить тебя из этого меча.
*Ха! – реакция его несла с собой ощущение зубной боли внутри висков. – Поверь, я уже понял.*
– Охотно верю. В противном случае ты не смог бы с такой самозабвенностью тупить.
Уязвленный, Энсенрик смолк. Удивившись своему спокойствию, я перехватила рукоять поудобнее, прикидывая, как бы поприличнее подать мысль, которая не покидала меня с момента спуска в Лаборатории.
Значит, големы. Феррона, что неуклюже, неумело, но так сильно рвались наружу. Агхааза, чьи территории угнетали своей нетронутой шаблонность. Идея перетащить сознание Энсенрика в сосуд побольше была неосуществимой ровно до тех пор, пока поверх верстаков не стали попадаться относительно целые части творений Создателя. И хоть конечный результат я представляла слабо, думать о действительно живом големе было проще, чем… впрочем, что угодно было проще, чем разбирать текущее положение дел.
Я замедлила шаг, прислушиваясь. Вокруг привычно скрипело и бухало – ни намека на то, что где-то там, в коридорах, одними им известными тропами продвигаются к покоям Агхааза самые надежные приверженцы Феррона. Успеют ли?
Успеют. Должны успеть.
Энсенрик откашлялся, напоминая о себе. Ох.
– Как по мне, это единственная возможность, Энсенрик. Для переноса нужно тело без души, причем желательно целое, так что мертвяки отпадают. Местные големы… ты сам их видел. – Голем-ребенок встал перед моими глазами так ярко, что пришлось зажмуриться и пару раз моргнуть. – Но частей тоже достаточно. Правда, не обещаю, что обе ноги не будут левыми, да и пальцев в итоге можешь не досчитаться.
Меч слушал молча и внимательно.
*А дальше?* – ровным голосом поинтересовался он.
– А дальше нам понадобится верстак, металлическая основа и немного фантазии. Мне нравится металл.
…И, кажется, тихонько нагревался.
*Тебя не хватит на полноценную привязку. Сил не хватит. Кое-кто собрался воевать со здоровенным големом при помощи магической ерунды по карманам, эй!*
– Ну спасибо, – содрогнулась я. Собственная беспомощность уже не пугала, да и шанс не дождаться утра эмоций не вызывал. Но – лишь бы не подставить остальных. Лишь бы не подвести. – Мы всегда можем вернуться в Лаборатории. Или же я попрошу поддержки у Дикена. Уверена, он не откажет.
Будто почувствовав, что речь о нем, кобольд обернулся, одарив меня клыкастой улыбкой. Зрелище вышло на редкость неуспокаивающим. Я ответила тем же – правда, улыбка получилась натянутой, – и он вернулся к своему занятию: не поднимая головы, на ходу, начал перебирать струны, напевая что-то немелодичное. Знакомое. Не знаю, сколь разрушительно музыка Дикена могла подействовать на свиту Агхааза, но шагающей рядом с кобольдом Натирре точно было не по себе.
Как и Энсенрику. Только его, как вскоре выяснилось, угнетало другое.
*Привязка займет кучу времени,* – отбивался Серый упрямо, хотя аргументы закончились достаточно быстро.
– Я сомневаюсь, что Вальшаресс вторгнется в Лит-Муатар уже завтра.
*Тогда как ты представишь того, железного меня, всем им?*
Хороший, на самом деле, вопрос. «Знакомьтесь, это – мой бывший меч, и дальше мы приключаемся вместе?»
Сняв перчатку, я торопливо отерла взмокшую ладонь о штаны. Все, балаган меня утомил. К тому же, коридоры становились все более знакомыми – и да, вот он, голем, что должен провести к Агхаазу, никуда не ушел, не делся.
– Почему ты не хочешь помочь себе? – прямо спросила я. – По возможности честно.
И меня оглушило ответным потоком эмоций покойного приключенца. Боль, и страх, и яд – но все это не было воплем, хорошо, что не было, иначе мне бы точно пришлось обниматься с колоннами еще пару часов...
*Честно? Хорошо, слушай, я скажу тебе честно! – зло, горько, громко произнес Энсенрик. – За полстолетия в Подгорье я забыл кучу вещей. Да почти все, за исключением того, как не дать тебе, безоружной, упокоиться за первым же поворотом – но и это свойства проклятого меча, не мои! – после этих слов он стал чуть спокойнее, хотя гнев его не сошел на нет. Помолчав, Энсенрик глухо добавил: – Короче, я думаю, что стал недостаточно целостен, чтобы покинуть свое обиталище. Вот в чем дело.*
В ушах зазвенело, к лицу прилила кровь, и пройти мимо голема-превратника с невозмутимым видом мне стоило очень, очень больших усилий. Нет. Не-не-не-не-не, нет, если это действительно то… Если поднять все, что я знаю о магическом оружии…
– Недостаточно целостен? – не думала, что голос внутри головы тоже способен дрожать.
*Именно. Из моей памяти стерлось столько подробностей, что я почти уверен – я… стираюсь с этого клинка. А в один прекрасный день я исчезну целиком или останусь в виде проблеска сознания, способного лишь передавать эмоции.*
Ну, в общем, ясно, куда ведет дорога из намерений на первый взгляд благих.
Смириться с полученным мне удалось далеко не с первой попытки, зато скорбная участь покойного приключенца нарисовалась по ту сторону век быстро, остро и во всех ракурсах сразу. Муки совести – жалости? – тоже не заставили себя ждать.
*Что теперь? – уже ровно, хоть и не без горечи, поинтересовался меч, и меня замутило от его тона. – У тебя и без свихнувшегося голема куча проблем, насколько я успел заметить.*
– Прости. Я… Прости. Мне действительно жаль.
Я здорово отстала, выслушивая откровения Энсенрика, и спутникам самых разных размеров и рас пришлось меня ждать. Аккурат под проемом, который вел в святая святых лабораторий Создателя, – он был расширен искусственно, а потому и держался по большей части на честном слове. Натирра, что напряженно вглядывалась в зал, Дикен, бормотавший себе под нос, Вален, увлеченный грядущим сражением столь явно, что меня против воли посетили мысли о природе его крови, – три пары глаз рассматривали меня с вежливым интересом. Но, благо, вопросов никто задавать не стал.
В палаты Агхааза я вошла первой, торопливо убрав руку с меча – и почувствовав при этом укол вины.
*Не переживай за меня, – снисходительно успокоил Энсенрик. Кажется, после всего-всего сказанного ему стало немного легче. – В некотором роде я мечтаю о дне, когда все закончится. Либо я буду окончательно и воистину мертв, либо… – он с омерзением вздрогнул, – отупею настолько, что мне уже будет все равно. Позаботишься о том, чтобы меч не сгнил? Как-никак, я успел к нему привязаться!*
Действительно, что может быть печальнее, чем таскать с собой резонирующую эмоциями железку, внутри которой рассыпается довольно близкий друг.
– Я обещаю тебе. – Сама того не желая, я вложила в эту фразу слишком много. – Могу я еще что-нибудь сделать?
*Ты и так много сделала. Ведь теперь, когда я покинул тот скелет, мне не так уж и плохо… А сейчас давай просто убьем этого впечатляющего гада, и я почувствую себя еще лучше, уверяю тебя*.
И впечатляющий гад, чья мания величия притащила в покои громадный каменный трон, растянул губы в ухмылке.

Эта его ухмылка наводила на мысли о чем-то вроде капканов. Агхааз смотрел на мир сверху вниз, казалось, что даже так, в состоянии относительного покоя, у него не до конца за… замыкается челюсть, вот. Больно много клыков торчало сквозь кожу подбородка и губ, натянутую на каркас из странной формы костей. Браво, Алсигард, однажды мне непременно приснится об этом кошмар.
– Опять ты здесь, человек? Что тебе нужно на этот раз, женщина? – наклонив голову, вместо приветствия прогремел он.
Глаза у Агхааза были желтые, лишенные даже намека на зрачок, плоть – буро-коричневая, ссохшаяся, висящая кое-где клочьями. Незадолго до этого восседавший на троне, почти полностью обнаженный, он переступил с ноги на ногу, и когти, каждый размером с фалангу пальца, клацнули о пол подземелий. Натирра, и Вален, и Дикен, ни обменявшись ни словом, встали у меня за спиной, но прежде чем мне удалось сказать хоть что-нибудь, голем всея подземелий начал догадываться о цели визита.
– Я не вижу при тебе головы Феррона, – с шипящим придыхом заметил Агхааз. А вот все, что последовало за этим, определенно предназначалось для ушей раскиданной по залу Агхаазовой свиты: – Феррона, отступника, что повернулся спиной к божественному слову! Еретика, что принес насилие в эти залы!
Естественно, свита, ловившая каждое слово, враз ожила. Незрячими провалами глаз вперились в центр комнаты големы из подсушенной глины, те же куклы из грязи, только размером побольше. Зашевелились поделки из плоти, несуразные, как один тощие, чьи руки и ноги соединялись вместе зажимами из металла, а ничем не прикрытые челюсти желтели и сохли. Агхааз сохранился куда лучше своих последователей… жаль. Как же, однако, и неказиста, и тяжела жизнь простого парламентера. А теперь надо напустить на себя как можно более беззаботный вид и в лоб признаться в наиболее сокровенном:
– Аргументы Феррона звучат убедительней. Если он хочет уйти, я не вижу причины мешать.
И – руки в карманы, дабы нащупать одну из склянок с чем-то убийственным, – только потом задрать голову, чтоб в полной мере разглядеть удивление, написанное на монументальных размахов лице. Удивление, которого не случилось: Агхааз презрительно дернул уголком рта и на этом остановился.
– Не может быть мира, пока существуют Феррон и его последователи. Они выступают против всего, что угодно Создателю, и должны исчезнуть до его возвращения, – хорошо поставленным голосом прогудел голем големов. Для свиты; персонально ко мне обратился чуть тише, зловещим каким-то гортанным шепотом. – Ложь Феррона одурачила многих детей Создателя. Человек, ты казалась мне более… сообразительным существом.
– Я не буду трогать Феррона, и голова мне его не нужна, – я пожала плечами, в мою сторону, наверное, среагировав на движение, повернулся глиняный голем. Мощный, но неповоротливый. Гипотетически, в прыжке я достану ему… до плеча?
За спиной натянуто тренькнула струна лютни Дикена.
– Так почему бы мне не убить тебя прямо здесь? – поинтересовались откуда-то сверху.
– Можешь попробовать. Но, уверяю, ничего у тебя не получится.
И тут Агхааз, тщетно надеясь обнаружить подвох, впервые за все время знакомства покосился на что-то поверх моей головы. Увиденным остался не слишком доволен; ладно, буду надеяться, что во всяком случае спутники наводят ужасающий вид. Знай голем, что никакого подвоха нет…
*Хорош блефовать. Посмотри на него, весь трясется. Вот-вот отправит тебя к праотцам*.
Пора.
– Феррон послал меня забрать Источник энергии, но я не хочу причинять тебе вред, – пол под ногами уже не воспринимался мною как что-то очень надежное. Я сделала вдох, а глаза Агхааза тем временем наливались не кровью, но цветом. – И ты, и он уникальны… как и все созданное в подземельях. Было бы расточительством разрушать плоды работы Алсигарда Создателя. Передай артефакт Феррону, – а теперь ма-а-аленький шаг назад, – и мы просто уйдем.
В следующее мгновение, оскалившись от усилия, Вален отбил удар когтистой лапы в непозволительной близости от моего лица.

А потом вокруг не стало ничего, кроме рева оскорбленного голема, треска решеток канализации и смутно знакомых мне завываний Дикена, завываний, от которых на зубах как наяву заскрипел песок и накатила фантомная жажда.
Да, друг, такими темпами мы с тобой точно обречены; но если уж твоя музыка наполнит онемевшие руки и ноги легкостью, а разум – решимостью, если она, стократ усиленная полупустым помещением, заставит големов на миг потеряться в пространстве, бери на полтона выше, пожалуйста. И растворись среди непонятного хлама, скройся, пока не охрипнешь. Охрипнув же – наблюдай, до тех пор, пока что-то не перещелкнет в махонькой черепушке и из самого темного, самого пыльного угла комнаты не дыхнет обжигающей магией. Короче, берегись, хвостатый, не лезь под ноги, дабы не задавили, ибо оное неудобно для обеих сторон.
Я, конечно, не придираюсь, но мы с тифлингом, похоже, предназначены для того, чтоб друг другу мешать.
Болтаться в пределах видимости на корабле, или, не знаю, слишком долго, слишком внимательно и в упор разглядывать монстра, которому (при наилучшем исходе) жить-то осталось считанные мгновения. Но это не значит, что меня не обрадовало неожиданное вмешательство. Совсем наоборот, в момент, когда Вален почти бесшумно шагнул вперед, когда оттолкнул меня в сторону, игнорируя Агхаазову физиономию, в момент, когда мы поменялись местами и голем напал… давненько я так не радовалась, стоит признаться. Однако после навалились и стыд, и злость на собственную беспомощность, последнее, о чем стоит думать, пребывая в самом центре сражения с неизвестным финалом.
Агхааз пошатнулся, но уже замахивался снова, и тронный зал пришел в движение. До сих пор ощущая неласковое прикосновение пальцев в тяжелой перчатке, я выхватила меч Энсенрика из ножен, вооружилась подозрительно хлипкого вида склянкой, но лучше себя не почувствовала. Неудивительно, если тифлинг меня презирает. Пожалуй, я и сама себя презирала – отсекая кисть голема плоти, что подошел слишком близко, с неаппетитным хрустом, под забористую ругань Энсенрика лишив последнего головы. Но это все разом перестало быть важным, поскольку…
Вален взглянул на меня быстро и вопрошающе, и ничего из надуманного в выражении его лица не было. Спокойный интерес, глубокая вовлеченность в дело, может, легкое нетерпение. И мне вдруг стало легко.
Яично-желтые глаза Агхааза закрылись, когда о переносицу голема с легким треском разбилась злосчастная склянка, а потом закрылись еще раз, когда разлилась кислота. Ни подозрений (хотя бы на время), ни масок, одна лишь старая добрая грубая сила и совсем никакой дипломатии.
*Чем больше они есть, тем громче они падают! – подытожил Энсенрик, захваченный азартом сражения. – Только не говори, что с остальными ты собираешься разобраться тем же способом. Это просто нечестно!*
– Ты странно выражаешься.
*Не бери в голову*.
Агхааз взревел, на разные голоса взвыли ближайшие големы, Вален кивком дал понять, что помощь пока не нужна. Похоже, расправа над демоноподобным преемником Алсигарда доставляла ему удовольствие, но куда легче было об этом не думать, – и я оставила все мысли на потом, и в следующий момент меня едва не сбил с ног металлический полуорк.
Они, големы по ту сторону подземелий, все поголовно выглядели как полуорки, а один от другого отличались лишь количеством вмятин, полученных за годы существования, да исходным металлом, но лишь в особенных случаях. Покатые, без стыков тела, подобие мимики, вызывающее холод по позвоночнику, и одно-единственное лицо на всех – глядеть на них было поприятнее, чем на Агхаазовых подопечных, но дружить с чем-то подобным я бы тоже не стала.
Голем двинул мимо меня, к Агхаазу, который то тер лапой глаза, то слепо крушил все вокруг. Оглядевшись, я заметила еще одного в окружении одушевленных болванок из плоти, дела у него шли куда хуже, похоже, ему уже не вернуться в лагерь Феррона. Как, впрочем, и многим другим. Тайными тропами, тоннелями, что доказывали существование как минимум еще одного уровня лабораторий, прошли только двое, но в коридорах и на подходах к лагерю сражались гораздо больше. Полномасштабное наступление как раз и мешало прорваться к тронному залу основным силам. Впоследствии оно могло чуть помочь при отходе. Впоследствии… если… когда…
Самое сложное при сражении в замкнутом помещении – не путаться под ногами. И друг у друга, и у тех, кто по воле провидения исполняет роль главного, гм, блюда. Однако не путаться, не мешать не получалось критически, что, впрочем, иногда играло лишь в плюс.
И в Подгорье, и в лабораториях Алсигарда мне приходилось видеть, как бьется Натирра. Теперь она продвигалась к палатам Источника, быстро и торопливо, как рассерженное привидение, сходство с которым только усиливалось благодаря зачарованным тенью одеждам и серебряным волосам. Дроу, казалось, и вовсе никого не атаковала, но с големами, что приближались в попытке ударить, случались всякие нехорошие вещи. Моя провожатая в равной мере владела и магией, и своими кинжалами, и големы падали, обнаруживая у себя отсутствие одной из конечностей, гнили, если дроу их касалась совсем легонько, или как куклы оседали на пол, иссушенные.
Но их число уменьшалось не очень быстро. А когда путь преградили големы из глины, Натирра и вовсе остановилась, подняла голову, изогнула тонкие брови. Сложно сказать, что именно это было – растерянность перед тем, кто в два раза выше тебя, или раздумья над дальнейшими действиями; грубо слепленные кулаки нависали над дроу, какая-то часть меня содрогнулась. Отмахнувшись от голема плоти (минус один, и ура), каким-то чудом избежав удара молотящей по воздуху пятерни Агхааза – просто не знаю, как с нехорошим каким-то рыком раз за разом уходил от этих ударов Вален, – я поспешила к дроу.
Краем глаза заметила, что к палатам Источника топает Дикен. Совершенно попутное, постороннее замечание, пока заняты руки, а в голове царит полный бардак. Кобольд ступал осторожно, глаза-бусины блестели от страха и возбуждения, было заметно, как мелко и часто он дышит. Неудивительно, ведь Дикен стал отличной мишенью… а потом действие его музыки вдруг начало сходить на нет. И лютню он опустил на пол – осторожно, подле себя. И воздух носом втянул больно уж подозрительно.
Ой.
Сначала запахло жареным, потом паленым, потом чем-то таким, что больше никогда в жизни не захочется обонять.
*Ады, вкус-то какой ужасный!*
Еще один минус в существовании привязанного к оружию мертвеца.
*Умоляю, не забудь потом убрать с меня остатки горелой плоти*.
Завтра я наверняка не буду чувствовать руки.
*Кстати, хороший удар*.
А с големами из глины надо срочно что-то решать.
За шиворот подхватив Дикена с пола, я почувствовала на миг, какие горячие у него крылья и какой горячий он сам. Ни разу не кобольд; с этими мыслями рассеянно потрепала ящера по голове, и мы вместе встретили наступающих големов. Ну, если точнее, просто присоединились к Натирре. Теперь нас стало трое против двоих, перевес не особо значительный, но надежды внушающий.
Глина, в конце концов, развалилась на крупные неаккуратные части.
Сдались големы нелегко. Земля затягивала их раны, твердела в ответ на попытки достать Агхаазову стражу магией, и все усилия в самом прямом смысле шли прахом. И голема не достанешь, и пыли вусмерть наглотаешься. Положение спас непрекращающийся, а то и захлебывающийся град ударов со всех сторон – слабое место, слепые точки Агхаазовых стражей находили методом проб, проб и проб, каждая из которых являла собой шанс быть раздавленным бесформенной глиняной ступней. И еще синяки. Хорошо, что яркого света в Андердарке не встретишь, ведь такие расцветки определенно не совместимы с понятиями живого.
Подземелья Создателя, тем временем, выли. Грохот, даже сквозь стены, доносился невообразимый, кто-то где-то сражался, обещал оторвать кому-то там голову, клялся в верности Феррону и Агхаазу и ломился в проход со стороны комнаты Источника. Сам Агхааз был еще жив… относительно. От крыльев остались лохмотья, плоть сходила с бело-желтого остова, я задалась вопросом, могут ли големы острова чувствовать боль. Когда Агхааз бухнулся на колени, а позже решительно пополз к трону, во мне даже шевельнулась жалость.
Шевельнулась и тут же погасла, ибо всем своим телом преемник и жрец Алсигарда Создателя прикрывал один из стоящих под троном сундуков. А еще я до сих пор помнила, как он, ослепленный, и окруженный, и знающий, что ему уже не уйти, в порыве ярости как щепку сломал оставшегося голема из серебра. Когтистая лапа, потерявшая пару пальцев, сомкнулась наугад, держу пари, подопечный Феррона не заметил, как умер. Лишь лицо его на миг стало непонимающе-удивленным, а рядом со мной печально вздохнула Натирра. В следующее мгновение дроу уже уворачивалась от пустого куска руды, что прежде думал и говорил.
Агхааз шипел, скалился и снова шипел, бормотал угрозы, под конец, кажется, торговался. Глаза Натирры превратились в щелки; Вален усилием воли оторвал себя от стены, цеп в его руках покрылся налетом чего-то мерзкого. Дикен отошел чуть подальше и застыл, прикусив кончик языка. Я буквально видела, как крутятся, складываются одно к одному в голове кобольда слова, и лишний раз тревожить его не стала. Положилась на меч Энсенрика – тоже по рукоять измазанный в чем-то непотребном.
Все было кончено.
Ну, почти.


«Я теперь уже сомневаюсь в том, что голем способен быть чем-то большим, чем просто умеющей двигаться грудой металла».

Тетрадь с лабораторными записями в моих руках, кажется, сохранилась лишь чудом. Обитая железом, а ныне рыжая от ржавчины обложка сыпалась, от серо-желтых страниц пахло плесенью. Переворачивать их приходилось подчеркнуто аккуратно, но имелся и повод для радости: обладатель чуть прыгающего, размашистого почерка вел записи на общем языке.
Сундук с тетрадью до конца защищал Агхааз, и от усердия голема меня все еще передергивало. Однако среди безумных теорий о слабости плоти – и заметок, наводящих на мысли, что Создатель двинулся крышей еще пятьсот лет назад, – в тетради была страница, которую я хотела показать Феррону.

«Несмотря на то, что я наделил своих детей разумом, они ведут себя очень тупо. Мои големы не способны учиться или расти, они остаются тверды и неизменны, как камень, сталь или глина, из которой были созданы».

– Големам Агхааза стоит об этом знать. – Тетрадь Алсигарда я захлопнула с облегчением. Отвратительнейшее чтиво. – Возможно, лабораторные записи Создателя смогут изменить их настроения.
Феррон кивнул торжественно мрачно, будто загодя зная, что ничего хорошего не услышит, а слова Алсигарда совсем его не тронули. В отличие от свиты, в основном бронзовой или серебряной, голем был сделан из золота, и огни кузни – комната во многом напоминала очень просторную кузню, даже пламя в горне поддерживали, – играли на его металлическом теле и слепили глаза. Передавая Феррону тетрадь, а вместе с ней и Источник Энергии, крохотный синий камень, извлеченный из филактерии, я почему-то думала о Томми Подвисельнике. Дошел бы до Андердарка, получил бы свою кучу золота, ха.
– Я никогда не смогу отблагодарить вас за помощь. Не полностью. – Металлические голосовые связки лязгнули, голос Феррона звучал неестественно, но и не пугающе. Когда артефакт в его руках запульсировал, глаза голема озарились радостью, а мне, наконец, стало понятно, отчего так трясло подножие острова, когда причалила лодка Каваллеса. – Ты даешь ключ к нашей свободе.
– Мы можем дать ключ, но открыть дверь и войти придется самостоятельно. Свобода никогда не достигается без усилий и без борьбы, – сказал Вален. Феррон, внимая, повернулся в его сторону, все големы в комнате повернулись в его сторону, несмотря на ни что оставаясь все-таки механизмами; тифлинг нервно щелкнул хвостом и отступил в тень. Где-то под ногами его хихикнул кобольд, а Натирра прикрыла улыбку ладонью.
Агхааз и компания не были последними, после случились миногоны, железные звери в количестве четырех, охранявшие артефакт, и бросок в обратную сторону сквозь коридоры. Во время последнего пришлось на себе тащить еще и награ… позаимствованное у преемника Алсигарда добро, а Дикен все ныл и ныл на бегу про слабую спину. После всех приключений я чувствовала себя откровенно избитой и выжатой, могла думать только о том, как дойти до лодки Каваллеса и больше не покидать ее никогда, однако мое настроение медленно ползло вверх.
– Не забудь: Лит-Муатар нуждается в помощи в войне против Вальшаресс, – напомнила я Феррону. И тут же, глядя, как решительно подбирается золотой голем, поняла, что сделанный выбор был правильным.
– Я не покину тебя, ты истинный друг големов, – заверил Феррон. После он обратился к Валену и Натирре. – Мы придем, когда город встретит врага лицом к лицу. Это самое меньшее, что можно сделать в обмен на нашу свободу.
Вот и договорились. И вроде бы можно уже уходить, вроде бы Дикен, нагруженный донельзя, косится одним глазом на двери, но кое-что меня еще волновало.
– Создатель. Вы ведь не собираетесь его искать?
Я помнила, что дуэргар скрылся где-то в глубине острова. Помнила и о том, что свои творения он, разочарованный, бросил, и уйди големы прочь, искать бы не стал. Но призрак творца висел над коридорами, ведущие вниз проходы дышали чем-то не слишком хорошим, чем-то не мертвым и не живым, чем-то таким… манящим. Феррон развеял мои сомнения сходу, одним своим видом: металлический полуорк насупился и как-то поблек.
– Алсигард создал эти Лаборатории, но теперь мы, его големы, сами выбираем, куда идти и что делать. Это то, что Агхааз так никогда и не смог принять.
Он потер переносицу и оценивающе – скептически? – покосился на свою свиту. Прочие големы, казалось, были настроены не столь критично. Благо Создатель оставил массу ловушек, и прорваться вниз Ферроновы подопечные вряд ли смогли бы.
– Создатель нам больше не нужен, – скорее для них, нежели для меня заявил Феррон. Интересно, в который по счету раз? – Мы сами будем продвигаться вперед, шаг за шагом, чтобы стать больше, чем то, что мы есть сейчас. И пусть, что для этого нам придется сражаться против собственной природы.
Неожиданно голем нашел поддержку в лице Натирры.
– Война против собственной природы никогда не бывает легкой, – задумчиво произнесла дроу. Когда все големы в комнате с лязгом и треском как один повернулись к ней, она выпрямилась и добавила уже увереннее: – Но она сможет вас изменить. Со временем.
Поразительно, сколь важна была для моих провожатых свобода. Тем не менее, о своих спутниках я не знала совсем ничего. Кто они, что скрывают, какие истории за ними стоят? Не то чтобы это меня особенно беспокоило, ведь тайны и недомолвки не помешали одолеть Агхааза, Лит-Муатар стал чуть-чуть защищеннее, а я на шаг приблизилась опять же к свободе, но персональной. Просто в момент – да, момент первой в Андердарке победы мне определенно чего-то не хватало, и…

Крыса.
Жирнющая, грязно-белая, со слепыми рубиновыми глазами, она сидела под дверью и не боялась ни Дикена, ни меня. Даже наоборот, едва мы приблизились, крыса – размером с кошку! - встала на задние лапы и принялась водить носом, обнажая кривые зубы. Дверь за ее облезлой тушкой щетинилась арсеналом петель и пазов, а трупы големов подле выглядели уж больно потрепанными. Ловушка, и пресерьезная.
Одну мы с кобольдом уже миновали, и я была рада, что Натирра и Вален не пожелали потакать желудочным фантазиям ящера. Последний, пуская слюни, следил за движениями изломанных усиков - наверно, прикидывал, сколько рагу выйдет из их обладательницы. Даже не скажешь, что мгновением ранее ему, как и мне, пришлось с воплями броситься в сторону от летящих с полотка топоров.
- Ни за что не поверю, что ты привел меня сюда ради крысы, - озвучила я, и Дикен виновато спрятал лапы в карманы куртки.
- Нет, Босс.
- Ты действительно думаешь, что там что-то важное? За дверями.
- Да, Босс.
- И тебе тоже не нравится то, что внизу. Тот, кто внизу.
Крыса, потеряв интерес, опустилась на все четыре и замерла, рубиновые глаза блестели в полутьме Лабораторий Создателя. Хотя от двери веяло чем-то не столь ужасным, как от спуска на следующий уровень, у меня по спине маршировали легионы мурашек. С поправкой на чешую, Дикен испытывал что-то подобное.
- Дикен не любит мертвых, - вздрогнул кобольд. – Они разваливаются, и пахнут, и начинают разгуливать по округе, когда Дикен на них не смотрит. – Прищурившись, он покосился на меня снизу-вверх, его немигающий взгляд вдруг стал цепким и подозрительным. – Босс ведь до сих пор носит с собой меч из Подгорья? Из зала, где были мертвые короли?
*Тут он тебя и поймал, - вклинился непосредственно меч. - Хочешь, я как-нибудь с ним поболтаю? Только представь: темнота, пещера, возле воды маячит безносый лодочник... Твой кобольд охрипнет от ужаса! Как минимум*.
Задумавшись, сколько еще я протяну в подобной компании, от последнего вопроса Дикена я отмахнулась, а Энсенрика проигнорировала. Мне было действительно интересно, что стало с Создателем, а интуиция подсказывала, что ответ совсем рядом, но искать его отнюдь не хотелось. Пусть големы сами разбираются со своим божеством. Не сегодня и не сейчас, но однажды; рисковать я не буду.
- Пошли, друг. У нас еще много дел. – Я одернула едва было открывшего рот кобольда – рагу отменяется, баста, - и мы, стараясь не оборачиваться, ушли к подъему на верхний этаж.
Подле тоннеля уже ждали тифлинг и дроу. Наше с Дикеном появление прервало их разговор, оба замолчали синхронно и выглядели не слишком довольными. Любопытно, но за все время знакомства я ни разу не видела, чтобы эти двое общались между собой. Ни в храме Лолт, ни в Лит-Муатаре – казалось, друг другом они интересуются мало, хоть и находятся по одну сторону баррикад, и…

Дикен.
Подъем на поверхность проходил неторопливо и медленно, в первую очередь потому, что каждый тащил с собой добрую порцию ссадин и синяков. Бездумно переставляя ноги, я вдруг поняла, что меж кобольдом и тифлингом назревает что-то из ряда вон.
- У тебя вопрос к Дикену?
Ящер сделал большие глаза, когда к нему вполголоса обратился Вален – который тут же сквозь зубы проговорил:
- Да. Единственный вопрос. – И Вален был, кажется, зол. Не то что всерьез, просто что-то внутри него будто кипело. - Если ты попытаешься сбить меня с мысли своими глупостями, я буду вынужден отрубить тебе голову.
- Если ты отрубишь Дикену голову, Дикен не ответит на твой вопрос…
Чудесная логика, Дикен, мое признание. И самообладание тоже чудесное. И выражение морды – искренняя озабоченность плюс капля непонимания – вообще вне всяких похвал.
- Я все же пойду на риск, - решил Вален. Надеюсь, сегодня никого не придется спасать. – Кобольд, вопрос вот какой: где ты выучил песню, которую пел сегодня?
Дикен оживился. Дикен, польщенный, подпрыгнул, вместе с сумкой, и лютней, и вообще всей поклажей, создав много больше шума, чем позволено при Тихом и Незаметном отходе, от чего болезненно дернулась дроу. Впрочем, опаска Натирры быстро сошла на нет: моя темнокожая провожатая тоже чутко прислушивалась к разговору.
- Ты имеешь в виду песню Рока?!
- Ее, - мрачно согласился тифлинг. Он, морщась, коснулся виска; на скуле наливался темным синяк. - Она все время вертится у меня в голове, скоро с ума сведет! Это что, какой-то трюк бардов, чтобы сводить врагов с ума?
Жалобные интонации в его голосе взывали к потолкам, к пологу темноты, замещавшему Андердарку крышу и небо. Я искренне думала, что мне показалось, но нет: в коридорах Агхааза Вален все встряхивал головой, с надеждой поглядывая на твердые и надежные стены Лабораторий, а в покоях Феррона и правда насвистывал что-то, отдаленно похожее на…
На завывания, почти голый крик Дикена, когда Геродис и все ее змеи взбесились, а город стал падать. Вот где я впервые услышала его песню.
- Дикен придумал ее однажды, когда был в пустыне. Дикен и Босс тогда собрались умирать. – Ящер пожал плечами; сумка с одной стороны скатилась по чешуе, и он торопливо приладил ремень обратно. – Вроде бы. Но Змеиная Леди в итоге продула, так, Босс?
Пока я делала вид, что жутко интересуюсь плитами под ногами, Вален молча разглядывал Дикена; были слышны только шорох сапог о пол да случайные движения големов в запертых комнатах.
- И все? – очевидно, подробности нашей общей с кобольдом биографии его не особенно впечатлили. Наверное, жаль. С другой стороны, впереди Валена ожидала сонма чудесных открытий… зубодробительных мотивчиков по итогам как общих, так и соло-похождений Босса и Дикена…
- У тебя еще один вопрос к Дикену?
- Нет. Нет! Забудь, что я вообще что-то спрашивал!
Но сочувствовать я не буду.
Дела шли не особенно хорошо. Пусть перетянуть големов на сторону Лит-Муатара все-таки получилось, против города стояли армии целого Андердарка, а один из моих компаньонов грозился открутить голову другому. Несмотря на все это, я поймала себя на глуповатой улыбке – и, заметив прямо по курсу выход из подземелий, изо всех сил пыталась проникнуться торжественностью момента. Но…

– Смотри, Босс, дуэгары приглашают нас на вечеринку с сюрпризом!
Момент был чудовищно кратким, а на смену ему пришли бритые головы, холеные бороды и арбалеты в дуэргардских руках.
Витающая над островом скука куда-то враз испарилась: дуэргары более не шатались по поверхности мертвого города, не разбирали руины и не разглядывали с высоты мрачную фигуру лодочника Каваллеса. Они, одетые во все оттенки стального, окружили выход из подземелий, и намерения их были более чем прозрачны. Когда на тебя – точнее, на сумку с добычей, которая с момента спуска в Лаборатории изрядно распухла, – смотрят так жадно, так… исподлобья, хорошего не жди. И тем более не надейся уйти более или менее целым, когда, протолкавшись вперед, Дикен окидывает взглядом царящее вокруг безобразие и скорбно так констатирует:
– А-а-а, подожди. Дикен уже не думает, что это будет вечеринка. – Дуэргары из тех, что стояли поближе, переглянулись, недоумение на серого цвета лицах на миг перекрыло жажду наживы. Ящер тем временем пристроился по правую руку от меня – кожистое крыло задело ножны Энсенрика – и закончил себе под нос: – Плохо. Дикен хочет пирожное.
*Говорил же тебе, что второго шанса не будет. А теперь коротышки набьют нас болтами, и в коллекции – ни одной бороды. Вот зараза!*
От толпы серых гномов отделилась Даханна, та самая, что вела экспедицию. Грубые черты лица ее пребывали в движении, она хмурилась и явно чувствовала себя не очень уютно. Даханна словно не знала, куда деть руки и весь свой внушительный торс, и чего-то немного стыдилась; однако когда Натирра, прошипев что-то на своем языке, с чувством сплюнула на землю и потянулась к кинжалам, гномиха твердым шагом прошла чуть вперед.
– Вы были в подземельях слишком долго. Моему экипажу не нравится, когда по нашему острову ходят чужие, – сказала она, спокойно и с вызовом глядя мне прямо в глаза.
Макушку Даханны венчал пучок из светлых волос, поверх них был отчетливо виден пустующий лагерь. За то время, что послов славного города Лит-Муатара гоняли по Лабораториям големы всех мастей, дуэргары успели собрать свои вещи, наверняка погрузив их на ненадежного вида суденышки, что стояли внизу, у воды.
– Значит, вашему острову.
Площадка перед убежищем дуэргардского чародея вдруг показалась мне чрезмерно тесной – сомнительная арена для битвы. Даханна кивнула.
– Мы работали здесь годами и заплатили за них потом и кровью, – наградой ей стало одобрительное ворчание со всех сторон. – Мы будем защищать нашу собственность от всех посторонних, так что ничего личного, верхний.
– Ничего личного? Просто смешно. – Вален, которому собственность дуэргаров навредила больше всего, презрительно скривил губы. – Когда кучка головорезов тычет в меня оружием, я считаю это очень личным.
Вооружаться тифлинг не особенно торопился – смысла в оном, когда в тебя целятся из дюжины арбалетов, в общем-то, уже нет. Возвышаясь над всеми присутствующими, Вален разглядывал серых гномов, его нереально синие глаза излучали враждебность, но усталости в них было больше, и это пугало. Забег по Лабораториям дался всем нелегко: Натирра заметно хромала – отказываясь, однако, от помощи, хотя дорога все время шла на подъем, а Дикен поджимал одно крыло, накидка его светилась дырами с чем-то темным у рваных краев. Я же, напротив, чувствовала себя не более избитой, чем обычно, но одна мысль о том, что все будет снова…
Мы слишком вымотались.
Речи Даханны, чья смекалка, догадываюсь, и заставила дуэргаров устроить засаду, приобрели легкий налет убеждения. Напору ее оставалось лишь позавидовать.
– Мы были здесь раньше и имеем право на долю в том, что вам удалось найти. Мы не можем позволить кому-то забрать все самое лучшее!
– Достаточно. Кажется, я уже вижу, к чему все идет.
Мой ответ дуэргары приняли с облегчением, а Даханна тотчас перешла на деловой тон. Предложив откупиться золотом – от названной суммы Дикен, жестикулируя, рассерженно взвыл, – она оставила также альтернативный вариант, ну, тот, когда нужная сумма снимается дуэргарами с четырех остывающих трупов, что найдут свой конец в водах Темной реки. Первое значило расстаться с последними крохами уважения, второе – ввязаться в драку с неясным исходом. И то, и то одинаково меня не прельщало, и когда Даханна, ожидая ответ, задрала подбородок, я…
Я с ужасом ощутила, как к горлу поднимается весьма оскорбительный, берущий начало в нервном хихиканье смех.
Мне живо представились лица жадных до золота дуэргаров, что вновь спустятся в подземелья и пройдут по чистым уже коридорам. Они нос к носу столкнутся с бесконечно услужливой свитой Феррона, а затем самим големом, отнюдь не желающим расставаться с какими-либо частями себя. Одушевленные големы не слабы, дуэргарам не победить. Нам тоже не победить, во всяком случае, без крови и без потерь, – но после успеха в Лабораториях стычка с наглыми гномами выглядела больно уж глупо. Сама идея пострадать от чьей-то руки, а не лапы, казалась неописуемо глупой!
Дыхания не хватало. Когда что-то пониже ребер уже начинало болеть, дуэргары, кто опустил арбалеты, прицелились вновь. Слаженно и в одну точку.
*Это было жутко, серьезно. Никогда больше так не делай. – Меч Энсенрика лег в руку будто бы сам. Голос его был забавно высоким, казалось, приключенец вещал из самого дальнего уголка своего проклятого приюта. Впрочем, опомнился Серый быстро. Хмыкнув, он выдал: – Кстати, будет логично, если ты сейчас устроишь кровавую баню. Никто не удивится, я имею в виду*.
Слезы застлали глаза, моргнув, я обнаружила, что меня, как и прежде, обступили со всех сторон. Дикен жался к ногам, плотно стиснутая челюсть его намекала, что за полный сумарь свой кобольд готов биться до смерти. Моего плеча осторожно коснулась Натирра, а чуть надсадное дыхание за спиной значило, что к празднику жизни при первой же надобности присоединится четвертый из нас.
*Видишь? А теперь иди и убей кого-нибудь, я пить хочу*.
Даханна отшатнулась, пучок белесых волос на голове ее вздрогнул. Никто не поверит, что, прочищая горло, я хотела вовсе не этого, так?
И-и-и…
Верным исходом дня стали бы кровавые лужи поверх холодных камней. При верном исходе остров Создателя обзавелся бы парой-тройкой новых могил – или не обзавелся, ведь надобность в них исчезла бы с тихим всплеском черной-пречерной воды. Однако день завершился неправильно, и, полагаю, в какой-то момент обе стороны почувствовали себя несколько глупо: после пары излишне выразительных фраз гномы передумали нападать. Не надеюсь, что ситуацию спасло мое красноречие, однако в следующий раз…
Не хотелось бы мне наблюдать себя со стороны. И всех остальных – тоже бы не хотелось. Открытие дня: мы жуткие. Провидица была в чем-то права?
Когда арбалеты опустились, а дуэргары, негромко ругаясь, начали отступать, Даханна склонила голову в знак уважения.
– Мы рассчитывали заработать себе на жизнь в этой экспедиции, но остров приносит все меньше хорошего металла. – Отправив свой экипаж к лодкам, она осталась одна и с каждым словом выглядела все удрученнее. – Дуэргары не разбрасываются своими жизнями просто так, но теперь мы пришли в отчаяние. Я… Я прошу прощения.
– Принято. – У меня не было права говорить за всех разом, но, оглянувшись по сторонам, я сделала вывод, что ни мои провожатые, ни Дикен особой неприязни к Даханне не питают.
– По меньшей мере, ты была вежлива, когда попыталась ограбить нас. Манеры под этими дикими сводами – редкость. – Ну, кроме Натирры, которая все-таки не удержалась от шпильки.
Пока гномы спешно отвязывали свои лодки (надеюсь, Каваллес смог хоть сколь-либо напугать всю эту серую братию), нам, во избежание неприятностей, все еще приходилось находиться друг около друга. Дроу болезненно морщилась, ей явно не терпелось заняться пострадавшей лодыжкой. Поза ее выглядела настолько неустойчивой, что Натирру в конце концов начал придерживать Вален – ненавязчиво, одними лишь пальцами, и за локоть.
Укол Даханна пропустила мимо ушей, но на все остальное внимание обратила.
– Наша экспедиция закончена, мы возвращаемся к нашим домам и нашим семьям. А ты, все вы, ваши раны и ваши… трофеи, они рассказывают истории.
Истории, ха? Да по мотивам одних только вмятин на нагруднике Валена можно целую эпопею писать!
Услышав заветное слово, Дикен дернул меня за штанину, и в тот же момент Даханну окликнули с пристани. Улыбка предводительницы дуэргаров оставляла чувство какой-то смутой печали.
– Я не могу сказать, вернемся ли мы снова на этот остров, но надеюсь, что у вас получилось открыть все его тайны. – Взгляд Даханны в последний раз скользнул по рюкзаку кобольда, но остановился на мне. – Андердарк – опасное место, наземник. Что бы тебя ни вело, берегись.
Вот так Даханна ушла. Собиралась уйти, повернулась спиной, шаг ее был беззвучным и ловким, как и у всех, встреченных мной в Андердарке. Глядя ей вслед, я бездумно теребила подвешенный к поясу мешочек с камнями из Лабораторий Создателя. Не особенно ценными, но, уверена, в том числе ради них серые гномы пытались пробиться к нижнему этажу. Все эти годы…
*Прощальное напутствие от подземных головорезов. Как это мило, – выплюнул меч Энсенрика. – Эй, магичка, только не говори, что прониклась! Магичка?*
А почему бы и нет.
– Держите. Надеюсь, это сможет хоть как-то помочь.
На то, чтоб догнать Даханну, у меня ушла пара мгновений, а на то, чтоб впихнуть в руки изумленной гномихе камни, - немногим больше. С трудом объясняя мотивы собственных действий даже себе, чувствуя, как почему-то пылают щеки, я еще долго боялась оглядываться, ожидая прочитать в лицах Натирры и Валена отвращение, но, кажется, обошлось.
Слова благодарности истаяли в воздухе.
Дуэргары покинули остров Создателя.
Все кончилось, на этот раз – без всяких там «и».

*Ой ли.*
Саркастичный энсенриков вздох более походил на толчок в плечо, совсем легкий, однако стараниями меча с меня сошла сонная одурь. Обнажившая вдруг один неприятный факт: намереваясь честно пересидеть свое первое в Андердарке дежурство, согревшись благодаря бутыльку с не особенно гадким, но все же целительным зельем в руках, я бессовестно задремала и в итоге едва не свалилась на голову маячащему у воды Каваллесу.
Устраиваться дежурить у обрыва, полагая, что чувства страха и края не дадут сомкнуть глаз, было первоначально плохой идеей, согласна.
Пожалуй, придумать конца глупее ну просто нельзя.
– Я помню про другой остров. И про все остальное помню тоже. – Вздрогнув, я выпрямилась, отметив, с каким трудом гнется тело. Прекрасно: бегать от големов, срывать голос в попытках дозваться спутников по другую сторону подземелий – это мы можем, а сложить одну на одну конечности – нет! – Однако сегодня мы все победили и временно – слышишь, временно! – не думаем ни о чем. Точка.
Энсенрик коротко фыркнул. Меч поверх ножен я уложила от себя сбоку, здраво рассудив, что чуть что, тянуться так будет ближе. Теперь лезвие, направленное на Темную реку, как стрелка компаса, тускло поблескивало в свете разведенного за моей спиной магического огня. Смотреть вбок, пусть даже краем глаза, мне почему-то не очень хотелось.
*Только не говори, что действительно веришь в подобные глупости. Кстати, зуб даю, что лодочник уже готовился тебя сцапать.*
– Даже знать не хочу, что ты подразумеваешь под этим словом.
*Просто посмотри вниз.*
Каваллес и впрямь стоял там, у воды, не двигаясь, но бликуя всем телом в свете подвешенного на носу лодки фонарика. Безмолвный черный страж, он пристально смотрел вверх, не опустив голову и тогда, когда на краю обрыва показалось мое посеревшее и вытянувшееся лицо. Черты лица его, все эти кости, напротив, терялись в чем-то вязком, наверное, даже к лучшему, что капюшон с головы не сполз.
*Бодрит, а? – протянул Энсенрик, судя по тону, бесконечно довольный собой. – Я на него уж не знаю сколько любуюсь.*
Проглотив ком из всего просившегося на язык, я отползла от края обрыва, уселась как можно неудобнее на голых и острых камнях и вновь принялась бдеть.
Андердарк жил своей жизнью.
Причем, судя по повсеместно разносившихся всхлипам и чавканью, эта самая жизнь в большинстве случаев предполагала чью-нибудь стремительную и не всегда безболезненную кончину. Чавкало, булькало и хрустело слева и справа, сверху и снизу, на грани слышимости; похрапывание растянувшегося на животе Дикена, оно же самый надежный из местных звуков, по сравнению с фоновыми шумами было просто громоподобным. А за пределами освещенного лагеря не ждало ничего, кроме темноты. Пристанище серых гномов со всеми его могилами стояло брошенное и пустое, свет Каваллесова фонарика выхватывал ленивые волны, а еще что-то юркое и скользкое в них. Чем дальше от берега уходили воды Темной реки, тем больше в них становилось цветных огней, тем быстрей они двигались, тем сильнее притягивали уставшие от серых и черных тонов глаза…
Но Андердарк все равно был красив. Напоминал горы наоборот, провалы, представить масштабы которых не хватит никакого воображения; моего уж тем более не хватало. Что до попыток действительно осознать протяженность тоннелей, вмещавших в себя подземные океаны и города, а еще высоту потолков и размеры пещер, где эхо, казалось, начинало жить своей жизнью, – первое время они увлекали, но после выматывали, от них жутко хотелось отгородиться. Хоть чем-нибудь.
Бьющий в лицо, навевающий мысли о всяких гадостях сладковатый бриз заставил меня поежиться и поднять воротник. Мне не было холодно, просто отдельных… пусть даже запахов хочется касаться как можно меньше. Да и бутылек, прежде нагретый в пламени лагерного костра, окончательно остыл. Перед тем как спихнуть на меня положенную часть дежурства, Дикен долго-долго держал бутыль в красно-оранжевых искрах, не удивлюсь, если и сам пару раз на нее дыхнул. И зелье впитало тепло – отдавая его столь же медленно, сколь стремительным может быть пробуждение, когда над тобой, хоть и заботливо, щелкают чьи-то челюсти.
Мышастого цвета жидкость согревала желудок и руки, а еще, унимая зуд мелких царапин, дарила ощущение почти что покоя. Пока было теплым; неудивительно, что меня от него сморило. Остывшая же, пустая, бутыль напоминала кусочек льда, и я катала ее между переплетенных пальцев, ощущая, как стекло постепенно нагревается снова.
Но мне ведь не было холодно.
Впервые после того, как мы с Дикеном провалились под землю и поползновения в сторону даже самой простой волшбы стали кончаться ничем, у меня не стучали зубы. Струящееся сквозь ладони тепло не имело ничего общего ни с лечебными зельями, ни с запахнутой на все застежки одеждой, и прежде, чем я успела изобразить кривую ухмылку, в ход мыслей снова вклинился меч:
*Мои поздравления, – не особенно весело сказал он. Закончил бодрее, но все равно кисло. – Теперь нас точно никто не найдет. А если найдет, пожалеет.*
– Ты сильно переоцениваешь мои способности.
*Ничуть. Я видел тебя в том чокнутом лабиринте. И в покойницкой. И еще в неглиже, но тебя это не сильно не обрадовало.*
Спрятав пустую склянку в карман, я еще какое-то время прислушивалась к тому, как струится по линиям кожи тепло. Это было словно восстановление после тяжелой болезни. Но только первая из всех стадий, когда провалявшись в бреду, наконец приходишь в себя и начинаешь задавать странные вопросы.
– Не жалеешь?
Не знаю, что именно я имела в виду: металлическое тело голема, разобранное и брошенное где-то на нижних уровнях лабораторий Создателя, посмертие в форме привязанного к оружию неспокойного духа… посмертие неспокойного духа, привязанного к оружию, в перспективе бесполезному для меня, но ответил Энсенрик особо не думая.
*Не о чем. Уже. – Потом как будто схватился за голову, закатил глаза и о сказанном всячески пожалел. И перевел тему: – Болтаю, а значит и существую, ага? Или я в чем-то хуже тех твоих бродячих железок?*
– Знаешь, Энсенрик, я…
Как будто снова стала дремать.
Задремав же, начала не клевать носом, рискуя таки составить компанию скелетоподобному лодочнику, но вообразила себе реального собеседника. Из плоти и крови, живого, язвительного, но, в целом, готового выслушать, пусть даже из слов остались одни только знаки вопроса. Сидящего рядом и изо всех сил скрашивающего мое первое под землею дежурство. Обратившись к оному в сотый за последние часы раз, повернулась всем телом, потянулась рукой, ожидая найти плечо или руку, однако наткнулась на пустоту. А, и на меч на камнях, теперь больше обычного напоминавший пустое железо.
Вот это, вкупе с нахлынувшим ощущением нездоровой нереальности нашего с Энсенриком тандема (а еще энсенриковским смешком – «Хуже, хуже…»), бодрило сильнее застывшего под обрывом Каваллеса. До пересохшего горла, до вставших дыбом волос, до желания резко отдернуть руку, а потом без каких-либо почестей похоронить меч в Темной реке. Как змею – чей амулет, раскаленный в Лабораториях, а теперь холодный и безразличный, был скрыт под одеждой на моей шее.
Хорошо, что у меня получилось перебороть первый порыв отскочить. А руку – собрать в кулак, потом разжать снова; поднять меч Энсенрика, подтянуть к себе ножны, заправить ставшее ледяным лезвие внутрь.
Хорошо, что Энсенрик равнодушно шепнул мне на ухо:
*Еще одно свойство проклятого меча.*
– Сообщи мне, если вспомнишь еще о каких-нибудь своих этих… свойствах.
И дежурство закончилось, а значит, настало время расталкивать смену.
Я оттягивала этот момент как могла.
Нарезала пару кругов по периметру освещенного лагеря, забрела дальше, но наступила на остатки дуэргардских пожитков и потом одним только чудом вытащила из подошвы сапога металлический коготь. Укрыла Дикена обгоревшим по краям одеялом, собрала в стопку лежащие вокруг бумажные листы, а еще перья, изгрызенные почти что в труху. Все попыталась запихнуть в кобольдов сумарь, но случайно нашарила обгоревшую и замызганную, некогда вынесенную из драконьего логова куклу; дальше копать не стала. Села рядом, прижавшись к теплому боку, и не нашла ничего лучше, чем сосредоточить внимание на глубоко и спокойно… наверно, спокойно спящей Натирре. Укрывшись плащом, дроу нашла себе место на границе света и тени, похоже пламя, пусть и неяркое, причиняло ей как минимум неудобство.
Когда в ответ на меня вопросительно глянул серо-зеленый глаз, я поняла одну несложную вещь. Отдежурив положенное, не желая по каким-то причинам будить Валена, я тем самым несла еще и чужую вахту. Мысль эта подняла меня на ноги, оказавшись сильнее страха вновь встретиться с я-прибью-тебя-к-стенке взглядом тифлинга. Поди растолкай такого средь вечной ночи, ну-ну.
Благо, Вален не спал. Примерно на полпути, размышляя о том, где б раздобыть достаточно длинную палку, я заметила, что глаза его приоткрыты, что Вален, натянув одеяло до подбородка, просто глядит в потолок. При моем приближении он повернул голову набок и походный огонь отразился в его зрачках, что лишь подстегнуло мои сомнительного характера соображения. А впрочем, пост сдал – пост принял, на сегодня достаточно; развернувшись, я молча отправилась спать.
Собиралась, во всяком случае, и даже разложила на камнях рядом с Дикеном пару хлипких одеял. Но в воздухе до сих пор висело что-то зудящее, что-то, что в других обстоятельствах я предпочла бы оставить при себе. Но Энсенрик был нем, а последний разговор с ним оставил осадок настолько тяжелый, что мне срочно надо было сказать что-нибудь вслух…
– Вален, я хочу, чтобы вы кое-что знали.
Не доверяя условно спокойному острову с големами, Вален решил не только вооружиться, но и экипироваться – по всем правилам местности, где каждая выемка в почве хочет тебя сожрать. Оклик застал его в процессе раздумий над тем, как поизящней натянуть на себя нагрудник. Тифлинг хмурился, держа солидную, шипастую часть доспеха в руках; мое ненавязчивое внимание, когда на место водружались прочие части, его беспокоило не особо, но нагрудник он отложил. Поднял брови и приготовился слушать.
Сложно бояться кого-то, кто только что с бранью и упоминанием какой-то там Леди Боли пытался надеть латные сапоги. Весь мой пиетет, во всяком случае, испарился – может, даже еще в подземельях.
– Я не буду ничего вам доказывать. И мне не нравятся это место, ваша компания, да и связавшие нас с вами обстоятельства тоже. – Немигающий взгляд тифлинга замер в районе моей макушки, лицо побелело. Поджав ноги, смяв в руках одеяло, я все равно продолжила говорить. Неожиданно для себя – с жаром, стараясь, однако, не перебудить спящую (вроде бы) половину отряда. – Но я не знаю об этом мире ничего, кроме баек, для меня каждая тварь здесь в новинку, и если вы действительно хотите помочь – помогите, прошу! Если нет, выбор ваш. Хотя мне казалось, что наше с Дикеном успешное отбытие есть цель всех планов Провидицы.
Не то чтобы мои слова успокоили Валена, но хвост его, во всяком случае, перестал с раздражением нарезать воздух. Сам тифлинг заглянул мне в лицо – впервые без неприязни, испытывающе, окончательно растеряв всю свою жуть.
– У меня выбора нет, но дело, возложенное Провидицей, я собираюсь довести до конца. Это все, – с ощущением, будто наконец сбросила что-то душное и тяжелое, закончила я. Улыбнулась собственным мыслям. Прикинув расстояние до посыпающего кобольда, перетащила постель чуть подальше, погладила ножны с Энсенриком и уже с чистой совестью, едва голова коснулась свернутой куртки, провалилась в сон.
Без сновидений на этот раз.