[s51]

Странное.


Мурлыкая, Лизун висит метрах в двух над полом, царапает воздух и подставляет бока воображаемому… кому-то. Ловит солнечного зайца сквозь пыль – один в гулкой пожарной башне, - пачкает стены, полы и шкафы и всем своим видом напоминает бестолковую, увлеченную дворнягу, непременно лопоухую, с неуклюжими длинными лапами и искусанным до язв хвостом.
Ему всегда было свойственно что-то собачье. Привычка шумно принюхиваться или лезть под ноги в самый неподходящий момент, положение домашней зверушки на базе Охотников, звериный же аппетит – все это выдавало в назойливом зеленой приведении убойную помесь сгущенной эктоплазмы и какой-нибудь чихуахуа.
Честно говоря, компании Лизуна Кайли предпочла бы любую, даже самую лысую, пучеглазую и глупую «хуа».
Кое-как дотащив из ближайшего супермаркета сумки, Гриффин укладывает в холодильник продукты – как попало. Сегодня ее дежурство. А значит, нужно убрать клубы пыли по углам (тяжело, однако, быть единственной в команде девушкой), расставить опрокинутые Лизуном стулья и тумбы, накормить самого Лизуна… а после долго, до упора сидеть над телефоном в приемной, зная наверняка – никто не позвонит.
Ведь как бы странно это ни выглядело, после гибели Игона Спенглера тишина установилась везде – в телефонной трубке, в пожарной башне. Он ушел неожиданно, увел за собою вслед орду высокоуровневых тварей, и теперь сосущее, пыльное пространство лабораторий заполняли лишь кое-какие его личные вещи, оборудование и… и, точно, Лизун. Любимчик Спенглера и своеобразный талисман команды, присутствие которого никогда еще не казалось настолько холодным и скользким. Для Кайли уж точно. Ребята же вслух не жаловались – мрачнея, однако, с каждым шагом по направлению к базе - а Жанин… Жанин в пожарную часть больше не приходила.
Потому что Лизун, безразмерный желудок которого требовал новых впечатлений едва ли не каждый час, почти перестал есть. Потому что Лизун, приведение коммуникабельное сверх меры, целыми днями находился один, на всех прочих внимания не обращал и был этим вполне доволен. Потому что Лизун, привычный, глупый Лизун, попискивающий от удовольствия один в пустой комнате, вызывал у Кайли мурашки по коже, и чтобы высидеть положенные полдня наедине с ним, Гриффин приходилось включать на полную телевизор и радио – чтобы отвлечься, чтобы забыться, чтобы не обращать внимания на стуки и скрипы, от которых кровь приливала к лицу, а пот становился холодным и липким.
Шагая по коридору, Кайли смотрит себе под ноги и старательно игнорирует все отражающие поверхности. Первое время ей хотелось их занавесить, но потом пришло понимание, что на все-все-все не хватит покрывал, а воздух в башне и без того стоит тяжелый, стылый. Так пахнут квартиры без хозяев, так пахло в квартире бабушки Роуз в тот самый день.
Все правильно - жилые комнаты опустели; Кайли заметила это довольно давно, но так и не заставила себя узнать, куда безутешная до сих пор Жанин дела вещи Игона.
Проще было об этом не думать… здесь, в башне. Пока на поясе позвякивали ключи, пока где-то над головой парил беспричинно счастливый Лизун – не думать. Переварить все происходящее можно и дома, под мышкой с котом и чашкой чего-нибудь обжигающе-горячего.
Смерти, кстати, Кайли все же не боялась - ибо процесс естественный и, в сущности, вполне себе привычный. А вот с тем, что наступало после, возникали определенные проблемы. Странно, но чтобы понять это, потребовалась чья-то смерть… снова.
По большому счету, поиски Лизуна - полбеды, ибо самое сложное - привлечь его внимание после. Приметив сбоку от себя то самое, заветно-зеленое, Кайли бросается наперерез. Цепляя кедами паркет, вырастает перед самым носом приведения – и резко, неаккуратно машет рукой, набирая полную ладонь холодной слизи. Откуда прыть взялась?
- Я оставила пакеты на кухне. Тебе еще что-нибудь нужно?
Эктоплазма на коже высыхает почти мгновенно; там, где слизи побольше, возникают рыхлые желеобразные бугры, и Гриффин думает, что больше никогда, никогда-никогда не прикоснется к этому и пальцем. Однако Лизун останавливается – зависает, вглядывается в лицо охотницы так, будто видит ее впервые в не-жизни, и Кайли хочется развернуться, сбежать… да те же руки отмыть.
Красные зрачки, жирно блестящее тело неправильной формы – на ее памяти встречались монстры и посимпатичнее, но персонально о Лизуне она не может думать как о чем-то неживом. Не могла до сих пор, если точнее. Потому что теперь, когда – хоть и на время – опустела башня, теперь, когда погиб Игон, одичал, потерялся, умер и его личный паранормальный зверек.
Лизуну ведь всегда было свойственно что-то собачье. И собачья же преданность – в том числе.

Долгое, вдумчивое молчание приведения вполне можно принять за отказ. А и черт с ним. Нашаривая ключи от приемной, Кайли не оборачивается, не смотрит и все ускоряет, ускоряет шаг…
Лизун ее уход замечает не сразу. Для него это… как-то не важно.
Ничто не важно.
Бесконечно длинные коридоры пожарной башни дышат пониманием и теплом.