"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Сообщили, что комп, который забрали "подремонтировать", будут полностью чистить. Хана недописаным текстам. И архивам с артами тоже хана. И музыке с фильмами. Две недели с тормозящей машиной брата - и все зря.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Вот люблю я дома бывать. Приезжаешь – весь такой городской, чистенький – входишь в сад, проваливаешься в листья едва ли не по колено – а навстречу уже несется Ричард. Это зверь наш, что-то вроде колли, только больше и мохнатей. Так вот. Несется, встает на задние лапы… и нежно тычет в лицо раздавленной лягушкой.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
У нас тут бомбу нашли, на вокзале в 15-ти минутах езды от дома. "Потерянный" пакет, вызов дежурных, собака, саперы. Едва не рвануло. Здравствуй, олимпиада 2014. О_о
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Не играла в "Тук-тук-тук" и сяду еще нескоро, но арты просматриваю. Красота! Только в руки главному герою вместо свечи почему-то хочется дать бензопилу. Страшно мне начинать, вот честно. Судя по отзывам, игра в разы мозговыносительнее Мора - а я и после него еще какое-то время от дыма шарахарась.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Получила тему курсовой. Она состоит из пятнадцати слов, а закончить работу - хотя бы теоретическую часть - желательно бы к январю... В жизни вновь появился смысл, после конца ФБ-то)
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
К разговору о кроссовере Алисы и Матрицы. Не совсем то, но кодовая фраза навела) Inexpressif, спасибо за идею!
читать дальше – Синяя или красная, мисс Лидделл? Синяя или красная? В синей – наркотик, спасительный и сладкий, в красной – вещество, что выворачивает тело костями наружу, но заставляет оставаться в сознании. Выберет синюю – уснет на пару часов, проглотит красную – спать не будет. Но и шевелиться не будет тоже; только смотреть, смотреть и смотреть. Алиса бьется, Алиса плачет, Алиса не хочет выбирать. Рубашка стягивает ребра, руки заломаны за спину, волосы грязными патлами спадают на глаза – и голос санитара, увещевающего настырно и безуспешно, доносится будто из глубокого колодца. Санитару скучно, очень и очень. Санитару хочется играть. – Мисс Лидделл? Вы должны выбрать, мисс Лидделл. Помогите мне, ну же. Подбородок обдает теплом – теплом противным, пахнущим застарелым потом и одеколоном. Волосы лезут в глаза, царапают, мешают, и сквозь злые слезы Алиса видит, что под нос ей суют две таблетки. Алиса знает: округлая, противная, уродливая громада санитара улыбается предвкушающе сладко. Алиса знает, и Алиса злится. Она дергается, подается вперед, хватает зубами пухлую ладонь с нестрижеными ногтями – и тут же подвывает от боли, получив звонкую оплеуху. Больно. Больно-больно. Искры застилают глаза, комнатушка взрывается гулом треснувшей переносицы, а Лидделл все падает и падает куда-то вниз, в темноту. Мимо Рутледжа, мимо горящего поместья, мимо закрытых комнат и силуэтов в дыму – дальше, дальше, дальше по кроличьей норе…
В воздухе витает что-то едко-медицинское, а журчащая рядом, под ухом, вода отдает вонью ночного горшка. Дышать трудно и жарко; зато лежать – вот так, опираясь на мягкое, пористое – можно бесконечно. Расцепив сухие веки, Алиса понимает: пористое в ладонях – лист огромной кувшинки. И санитара нет. И пол исчез, уступив место водам горько-соленого озера Слез. Прижатая чем-то тряпочным и душным, Лидделл валится на бок, хватает воздух ртом, и на нее ложится остроухая тень. – Выбир-р-рай, Алиса, выбир-р-рай… – тянет, почти рычит Чеширский. Яркий, невесомый, отощавший, он шумно дышит, касаясь носом щеки Лидделл – той щеки, на которой уже расплывается уродливое пятно от удара. В глазах кота надежда и что-то стальное. Он пятится задом и садится меж двух… таблеток. Тех – да не тех. Синяя – чаша с озерной водой, водой холодной, горькой и очень знакомой. То, что нужно для пылающих губ Алисы. Красная оборачивается ножом, стальным и острым. Неподъемно тяжелым. – Синяя, – в сотый по счету раз шепчет Алиса, проваливаясь в больничную темноту.
Однажды она выберет красную, встанет – и помчится вслед за белым кроликом. Однажды. Но – не сегодня.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Полцарства за проверенного киллера. Или топор и "право имею". Старуха-филологиня, в десять вечера присылающая вопросы на доклад типа "Как можно создать приложение на django? Использование ORM для описания структуры баз данных. Обработка HTTP запросов с помощью django views. Создание страницы для наполнения базы данными", - за гранью добра и зла. А и черт с ней. Нервы дороже. Но еще семестр этого маразма я, наверно, не переживу(
Творчество мудака Днявочка пустует? Надо забить её дерьмом, ихихи. Хотя забивать что-то говном вообще неприлично Так как мы дичайшие фанатики игры To The Moon, то мы и оскверняем сей шедевр своими ебучими зачатками творчества. Вы будете плеваться, я гарантирую это Фэндом: To The Moon Автор: Esther Alone Бета: сдохла от ужаса Персонажи: Алистер, Ева, Нил Рейтинг: а хрен его знает, вроде ничего опасного нет Примечание: в подарок подруге, на её же заявку: "Нил и Ева погибают, Алистер скорбит по ним и, неожиданно для самого себя, начинает жить, как они, становиться ними". Я облажался, ну, неудивительно, тащемта.
"Как они".
читать дальшеОн неизменно приходит в это кафе, всегда полупустое, и где готовят отвратительный кофе. Здесь вечно пахнет сигаретным дымом, крутятся болтливые раздражающие официантки и столики залиты чем-то липким. Но он, Алистер, приходит именно сюда. Потому что здесь любил бывать Нил. Ему нравилась эта удручающая атмосфера, почему, не знал и он сам. Просто потому, что здесь есть та самая сказка, которую Алистер, за всё время общения с Уоттсом, так и не постиг. Алистер приходил сюда совершенно напрасно. Потому что без друга весь смысл нахождения здесь пропал. Алистер шумно вздыхает и заказывает кофе. Он не любит этот горький напиток, отвратительно пахнущий непонятно чем – только не кофе. Но именно этот кофе всегда заказывала Ева. Она при этом смешно оправдывалась: «Ну, тут больше нет напитков, которые можно пить без угрозы для здоровья!». А потом сердилась: «А вам-то, какое дело, что я пью?!». Нил и Алистер смеялись, и Розалин, не выдерживая, вскоре улыбалась тоже. Несмотря на то, что она достаточно строга, она умела быть компанейской.
Алистер знал, что он порой раздражает этих двоих. Они иногда перешёптывались, поглядывая на него, и уходя, смеялись. Алистер полагал, что над ним. Он нередко слышал выпады Уоттса, когда он ссорился с Евой: «Я уволюсь, и ты будешь работать в паре с Алистером! А ты знаешь, какая от него запашина? Хуже, чем от дохлой белки!». И Ева не собиралась его защищать, просто молчала. И это молчание Алистер расценивал, как поддержку. Поддержку Нила, конечно же.
Ведь они же и были лучшими друзьями. А Алистер – как приложение к ним, ненужное, как рекламы в почтовом ящике.
А однажды они оба уехали на задание. Всё, как всегда, - исполнить заветную, но, увы, уже недосягаемую мечту очередного умирающего старика, проходя сквозь его воспоминания. Алистер не попрощался с ними – был занят бумажной волокитой. Он просто сидел за столом и провожал их автомобиль взглядом. «Когда они вернутся, мы пойдём в кафе, и я услышу рассказы Уоттса и ворчание Евы. Потом они посмеются надо мной, и всё будет, как всегда», - размышлял Алистер, записывая в столбцы количество сломанных аппаратов, которые необходимо было отправить на склад…
Последнее, что он услышал от Нила по телефону, это: «В техническом отделе сидят одни кретины! Наше оборудование вот-вот полетит к чертям, придётся опять выходить, не сохранив проклятое воспоминание. Вот и исполняй желания, когда тебе не дано гарантии, что всё будет хорошо! Идиоты, твою мать…». И чьё-то воспоминание, в котором находились Нил Уоттс и Ева Розалин, поглотило их, точно огромный хищник пожирает целиком свою маленькую и беззащитную жертву. Сбой системы в воспоминании повредил мозги тех, кто там находился, и уже невозможно было что-то исправить. Едва до него долетела эта весть, Алистер, в ужасе, сбивая по дороге людей в белых халатах, смотрящих на него, как на психа, летел к кабинету начальства, чувствуя, как что-то внутри него треснуло, развалилось, сгорело дотла и покрыло все внутренности, всю душу пеплом. - Что?! Всё кончено?! Что-то ещё можно исправить?! Говорите! – орал он, размахивая руками перед лицом босса. - К сожалению… Алистер прослушал всю скорбную начальственную речь. Он ощущал, как его полюбившаяся обыденность взорвалась, как воздушный шар – от одного прикосновения какого-то невидимого острого предмета. - Извините… - промямлил он, нервно хрустнув пальцами, - Я хотел спросить… - Спрашивайте, - кивнул безучастный человек в строгом костюме. - Их смерть была мучительной? Босс ничего не ответил. Шурша бумагами, он растерянно смотрел куда-то в сторону. Что он мог ответить? Алистер молчал. Для него всё вдруг стало очевидным.
Алистер сидел в кафе и рвал на части салфетку. Сегодня, сейчас, через год после тех событий, он вдруг осознал, что перестал быть Алистером. Он стал ими. Евой и Нилом. Он пил кофе, который любила Ева. Он сидел за столиком, который обычно занимал Нил. Слушал их любимую музыку, пересматривал их любимые фильмы. Алистер собрал их образы в себе, потеряв личность. А сегодня у него был повод, чтобы ещё раз себя уничтожить. На этот раз – окончательно. Сегодня – год с их смерти. Сегодня Алистер уволился с работы.