"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
На фоне проблем со здоровьем в последние пару месяцев решила отказаться от алкоголя в любых его формах. Дело хорошее и полезное, конечно, но теперь хз, как бороться с тревожностью Лишними таблетками увлекаться пока не хочется, а всяко-разные травы не помогают. Вернулось старое, противное такое ощущение кома в горле и постоянное чувство, что ничего и нигде не успеваю (и ведь правда не успеваю, нахватала обязанностей и никак не могу разгрести). Привет бессоннице.
Хотя в целом поняла, что эти два месяца на удаленке были не такими плохими. Домой не ездила, коллег видела только по видеосвязи. Почти постигла дзен) Не представляю, как долго потом придется входить в колею.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Наконец добралась до обзора на Blasphemous. Какие локации, какой лор! Боссы так вообще отдельный вид искусства (образ каждого, кстати, отсылает на какие-то церковные образы и легенды).
Читала когда-то об еще одной игре, в основу которой положили отсылки ко всякому церковному. Помню, что у нее была очень выразительная, не пиксельная рисовка. И название сложное. Вроде как квест. Ищу...
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Дописала до середины и поняла, что перегорела и дальше писать уже неинтересно. Все как всегда)) Так что пусть держит место, может, когда-нибудь вернусь.
+++Пожалуй, в нем всегда была какая-то безуминка. Та самая страсть, что позволяла полностью отдаваться определенной мысли или идее. И Олаф отдавался, самозабвенно, искренне: работе на Г.П.В., сцене, их с Кит отношениям. Благо, подобное ничуть не пугало Сникет. Даже наоборот, ей казалось, что пока они вместе, на заданиях ли, на учебе или на светских прогулках, мир вертится чуть быстрее и пылает живым, согревающим до кончиков пальцев огнем. Этот огонь, эта безуминка, наверное, и была тем, что вечно притягивало к Олафу людей — всех троих Сникетов, часть волонтеров. Кит уверена, что все началось именно с нее. Ну и, конечно, с того вечера в опере.
Беатрис, сияющая на сцене, Беатрис, крадущая сахарницу, Беатрис и Лемони, держащие в руках дротики с ядом. Лицо Олафа, на котором написаны ужас и растерянность; виноватое и не менее растерянное лицо брата. На какое-то время Кит забывает, что нужно дышать, а потом просто не решает двинуться с места, и в результате все начинают двигаться разом. Олаф, спотыкаясь на каждой ступеньке, кидается вниз, к отцу, Беатрис и Лемони просто сбегают, унося с собой одну из главных тайн Г.П.В. Краем глава Кит еще видит Эсме, которая плачет о неполном сервизе, но вообще мысли Сникет в тот момент заняты совершенно другим. Олаф, который безнадежно, но очень упорно ищет пульс на пока еще теплом запястье отца. Олаф, который тупо, как загипнотизированный, смотрит в пол, пока не приезжает кем-то вызванный коронер. Когда она, мучимая чужой виной, наконец решается тронуть его за плечо — увести подальше отсюда, хоть куда-нибудь, все равно куда, — Олаф оборачивается так резко, что Кит хочется отскочить. Ненависть в его глазах обжигает; Олаф смотрит так, будто видит перед собой совершено другого Сникета, будто бы всеми силами ищет в ее лице черты брата — убийцы. Потом, конечно, его взгляд смягчается, словно б он и сам пугается того, о чем только что думал. Олаф даже улыбается ей, ненатурально и криво, как грустный клоун. Кит замечает, что уголки губ у него подрагивают, и пальцы тоже, и вообще это больше похоже на истерику, а не улыбку. Она держит его так крепко, как только может, и не позволяет смотреть, как полиция забирает тело. Остаток вечера проходит как в дурном сне: разбирательства с прессой, озадаченные и мрачные перешептывания членов Г.П.В. В какой-то момент Олафа отзывает в сторону Эсме — возможно, чтобы принести соболезнования, но получается у нее это не особенно хорошо. Тот возвращается обозленным и приносит с собой вино. Из всех Сникетов на похоронах присутствует только Кит. К тому моменту уже становится известно, что Лемони подался в бега, а Жак все равно не успел бы приехать вовремя. Всю церемонию Олаф держит лицо: как и положено хорошему сыну, скорбит, развлекает гостей и говорит проникновенные речи, да с такой страстью, что в ней можно заподозрить нечто механическое. Лишь иногда он касается руки Кит, словно б пытаясь набраться сил, а когда все заканчивается, уверенно отсылает ее домой — отдыхать после сложного дня. Однако та, почуяв недоброе, спустя пару часов возвращается. Она обнаруживает его в одной из дальних комнат дома, забившимся в угол, как больное животное, и затыкающим себе рот тыльной стороной ладони. Он говорит, что Лемони не виновен. Он говорит, что дротик бросила Беатрис. Он вообще много чего говорит, про Г.П.В., волонтеров и кровавые тайны, и послевкусие от того вечера у Кит остается горько-соленое, с привкусом облегчения. А еще — благодарности, ведь даже в таком состоянии Олаф как-то находит в себе силы, чтобы ее поддержать. Шутит неловко и невпопад, что теперь они оба в каком-то смысле осиротели и тем более должны держаться вместе. Кит соглашается, чувствуя, как печет в уголках глаз: ему никогда не вернуть родителей, а она вряд ли еще раз увидит брата. Хотя ей все равно интересно — противный такой, скребущий интерес, — смотрел бы он на нее так, поддерживал бы, если б клеймо убийцы до сих пор лежало на Лемони. Потом они оба на какое-то время теряют связь с остальными волонтерами, предпочитая тайному обществу общество друг друга. Раздираемое на части Г.П.В., где никто больше не знает, кто друг, а кто враг, — вовсе не то, что нужно, когда хочешь справиться с потерей и скорбью и как-то собрать из кусков прежнюю жизнь. Однако Г.П.В. находит их само.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Села на ночь глядя делать задачки по редактированию. Надолго терпения не хватило Примеры из учебника Голуб — говорят, все было напечатано/издано)
1. На собрании перед своим коллективом Левченко предстал в обнаженном виде, признался в грехах и покаялся. 2. Эти острова, если глянуть на карту, плавают, как клецки... 3. В морозном обличье, как и полагается, набросив на плечи елей пышные шапки, пришел Новый год. 4. Северный олень неприхотлив, не требует ухода и с радостью отдает человеку прекрасное оленье мясо, шкуры, рога. 5. Учащиеся успешно осваивают производственный процесс, учатся управлять станками. Их электронная душа светится мигает, пощелкивает. Впрочем, для ребят, которые здесь работают, эта «душа» не более загадочна, чем для пастуха душа коровы . 6. У розового зрения любви два глаза: глаз радужного мира и глаз глубинного загляда.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Карантин у нас, вроде бы, ослабляют, но неизвестно, надолго ли. Удаленку продлили на весь июнь. Вчера поставила на ноут все нужные программы и стала работать лежа. Это начало концаА еще джинсы, которые всегда были большими, теперь как раз.
Также, кажется, решилась наконец завести второго кота. Пора бы смириться, что если за два года соседства кош не сменила гнев на милость и не стала хоть чуть более ручной, то дальше лучше уже не будет. Любит старых хозяев — и пусть. Заботиться все равно буду, просто перестану лишний раз тянуть руки.
Теперь хочется нормального, ласкового кота, но это тоже та еще лотерея) И как оно будет в бытовом плане, непонятно: теперешняя кошка мне досталась уже взрослой и отлично воспитанной, котят раньше никогда ни к чему не приучала. Но авито мониторю.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Дизайн уровней как еще одна причина любить игры From Software Тут разбираются только последние, известные работы, а мне еще и Куон вспомнился. Какие ж там красивые локации были, хоть и в кровище...
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Ну, это было ожидаемо. Не можешь устроить персонажам "долго и счастливо" в жизни — пусть у них будет все хорошо после смерти) После Deadly Premonition такая тема почему-то перестала быть для меня табу.
Так что постканон.
— Он не заслужил света, он заслужил покой, — печальным голосом проговорил Левий.
М. Булгаков, "Мастер и Маргарита"
Олаф просыпается, дернувшись и сбросив на пол одну из подушек.
Он не торопится открывать глаза и еще какое-то время просто лежит, ощущая, как из тела постепенно уходит сон. Да и тело у него тяжелое, неповоротливое и негибкое, словно после долгой пробежки. Особенно тянет в районе ребер и ниже — тупая, едва ощутимая боль. Наверно, съел вчера что-то не то.
+++В лицо ему бьет яркий солнечный луч, отчего сомкнутые веки немного щиплет. Судя по шуму, окно открыто; на улице надрывается какая-то птица. Почему-то Олафу кажется, что она должна быть настолько мелкой, что сможет поместиться у него в ладони. В детстве он часто ловил таких птиц, подносил к уху и слушал, как бьются их крохотные сердца.
Это было слишком давно.
Открыв слезящиеся глаза, граф (граф?) Олаф без удивления видит высокий потолок. Комната кажется ему смутно знакомой, но очертания предметов все еще нечеткие после сна. Едва он пытается на чем-нибудь сосредоточиться, как обстановка меняется, и ему приходится смаргивать. Однако на одном из портретов, развешанных по стенам, точно изображен отец, и Олаф узнает учебники по сценарному мастерству, кучей сваленные на столе.
По каким-то причинам ему хорошо. Комфортно, спокойно и больше не хочется никуда идти или бежать.
Что-то не так.
Кит тихонько сопит рядом с ним, натянув одеяло до подбородка.
Ее темные волосы ореолом рассыпались по подушкам, дыхание ровное и спокойное. Скосив взгляд на девушку, Олаф неожиданно понимает, что в комнате по-утреннему прохладно, а одеяло у Кит, и он уже слегка мерзнет. Сначала он колеблется, не решаясь протянуть руку: будить Сникет кажется практически святотатством. (К тому же, Кит подобной побудке может не обрадоваться, а в плане боевых навыков она всегда была лучше него.) Но потом Олаф все-таки преодолевает сонную тяжесть, поворачивается на бок и, забравшись под одеяло, обнимает девушку за живот.
Кожа у Сникет горячая, а пальцы Олафа вечно холодные. Кит недовольно и шумно вздыхает, потом накрывает его руку своей — бормочет что-то о ледяных лягушках и страшной мести, когда Олаф не будет ее ожидать. Тот смеется в ответ, пока его голову не пронзает удивительная, болезненная мысль.
Живот. У нее ровный, плоский живот.
Это добавляется ко всем замеченным странностям, и Олаф наконец-то пытается… вспомнить. Так напряженно, что в висках начинает звенеть, а пальцы сами собой сжимаются в кулаки. Он даже ненароком прихватывает кожу Сникет; тут же спохватывается, впрочем, но Кит все равно оборачивается к нему. Бледная-бледная, она улыбается ему тепло и спокойно, хоть и с печалью. Как будто тоже чувствует что-то эдакое, как будто понимает, что именно с ним — с ними — не так.
Олафу кажется, что он целые годы не видел в ее взгляде столько нежности. А может, и правда не видел.
Его воспоминания смазываются и окончательно исчезают, как дымка над предрассветным океаном.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Вообще мне никогда не нравились персонажи-главгады. Да, писать о них иногда было интересно, но чтобы следить за каждым шагом? Радоваться появлению на экране? Пф. А потом посмотрела "Лемони Сникет: 33 несчастья" — который сериал, а не фильм.
И все)
В сериале Олаф гораздо страшнее, чем в фильме. Прям-таки отвратнее, жестче. Ему, по-моему, до самого конца намеренно не дают погладить собаку — совершить хоть один человечный поступок. Постоянно ловила себя на "нетнетнетнетнет", когда по его вине погибал очередной персонаж... Но какая харизма!
+++В финале даже прошибло на слезу. Самая трогательная спойлер!сцена смерти из всех, что я видела.
Когда начинала смотреть сериал, кстати, вообще ничего не ждала, даже хотела бросить, настолько уж он абсурдный: постоянные игры со словами, переодевания, отсылки к чему-то непонятному и проч. Втянулась аккурат после первого сезона (там в конце еще была душевная песня, исполняемая всеми персонажами). Во втором сезоне сериал как раз набрал скорость, а герои начали умирать быстрее, чем в Игре Престолов.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Очтоядописал) Теперь это стопроцентный кроссовер с "Мелкими богами" Пратчетта. И до сих пор — сонгфик на Оргию Праведников.
Так не спи же хоть ты! Прошу, будь здесь И бодрствуй со мной, Не спи, я прошу! (с)
В городе Смерти верят, что все живое в конце концов уходит в пустыню. Поэтому за пределы городских стен стараются не соваться с наступлением ночи, а некоторые начинают сторониться окраин и раньше, едва-едва день переходит к сумеркам. Легенды, слухи передаются из поколения в поколение, их записывают на стенах и даже на партах. (За второе, правда, есть нехилые шансы получить втык от шибусеновских преподавателей, но ради испуганных — и запуганных — лиц новичков можно и расстараться.)
+++Говорят, что барханы вокруг города Смерти за ночь могут измениться так, что кажется, будто владения Шинигами куда-то переместились.
Говорят, что ночами в пустыне болтают, шепчут и плачут разные голоса, а в домах на окраинах им сочувственным воем вторят дети. И те, и те со временем успокаиваются, причем дети всегда стихают вторыми.
А еще говорят, что пустыня защищает Шибусен от чужаков и, не зная, куда смотреть, найти город Смерти среди песков практически невозможно. Разве что позовет Шинигами или повод будет уж очень веский.
Однако в целом с пустыней дружат — как с большим, глупым, в общем-то безобидным, но очень клыкастым животным. Уважают ее по-своему, просто стараются не беспокоить по пустякам.
Загребая ногами песок, Кид, фигурка на фоне барханов, костерит на чем свет стоит ночной холод и истаивающие под ботинками песчаные горы. Чем дальше становятся сверкающие огни города, все эти костяного цвета башни и башенки, тем сильнее ему хочется оглянуться через плечо, постоять, а может, даже вернуться, пока не ушел от дома слишком уж далеко. Но этим он лишь обнажит свою слабость, поэтому нет, нельзя, не сейчас. Стуча зубами — больше, наверное, от волнения, чем от ветра, — мальчик заворачивается в накидку и упрямо бредет в темноту. Надо уйти так далеко, чтобы от города осталась лишь яркая точка в том месте, где сходятся пустыня и небо.
Путь ему освещают одни только звезды.
Самым сложным оказывается найти подходящее место. Дорога Киду знакома, и он практически кожей чувствует, когда нужно остановиться, — а затем, чуть-чуть постояв, начинает бродить кругами, оттягивая момент, ради которого был проделан весь этот долгий унылый путь. В конце концов решает сделать себе послабление: эту ночь Смерть-младший проведет лицом к городу, к свету, не вглядываясь в бесконечно засасывающую темноту. Расстелив на песке какую-то ветошь, он долго ищет нужную позу. Устраивается удобнее, ругая вполголоса набившийся в ботинки и под одежду песок. Вдохнув, позволяет им быть услышанными, а себе — стать Шинигами, пусть еще не совсем настоящим, и вот…
Они вьются вокруг него мошкарой, забиваются в рот и нос, мешают осязать, видеть и даже дышать и говорят-говорят-говорят — о своем одиночестве, о том, чего не успели, о том, что так сильно желается и что более недоступно. От многих не осталось ничего, кроме концентрированных эмоций, мысли, зацикленной самой на себе. Они рыдают, они смеются, они умоляют и просят помнить, и в голове Кида уже не помещаются все имена. Они — лавина, обрушивающаяся на него в такие вот ночи, они — толпа, застрявшая в темноте; пожалуй, их больше, чем песчинок в пустыне Невады. Они знают, кто сегодня пришел в пустыню. Они…
Чувствуя, что щеки подозрительно холодит ветер, а во рту появился привкус железа, Кид выныривает, с усилием отстраняясь от подлинной стороны пустыни. Утираясь, он чувствует, как ткань размазывает по коже влагу. Из носа капает темным.
Город Смерти, далекий и до обидного безразличный, светится как елочная игрушка.
Хорошо, что Кид никогда не берет с собой зеркала.
Он бы, наверное, просто б не вынес вида бесконечно позитивного Шинигами, подглядывающего за ним из комнаты посреди Шибусена. Киду с лихвой хватает моментов с утра, когда отец со всей его неуклюжестью пытается задавать вопросы — что услышал, что понял, кого смог выделить из толпы одинаково серых теней. Разговор под конец всегда сходит на нет: Кид смотрит в пол, Шинигами — в точку поверх его головы. Наверное, просто переживает, а как поправить дело, не знает. Некоторым вещам Кид должен учиться сам.
Там, в темноте, — те, кто по каким-то причинам не смог уйти: испугался, запутался, не решился отправиться в странствие к другому краю пустыни. (Черная, да, на самом деле она всегда была черной: эбонитового цвета небо, такой же песок и полная тишина. Ночь — время, когда обнажается истинная сущность этого места. Кид не особенно понимает сверстников, которые обожают практические занятия вне Шибусена.)
Там, в темноте, — те, кто остался специально, решил присматривать за городом, неся свою службу и после смерти. (Отец говорит, что иногда болтает с парочкой своих бывших Кос. Кид иногда тоже будто бы различает их голоса — теплые и подбадривающие, как искорки, — среди полуночного, стонущего на разные лады гомона.)
Там, в темноте, — боги настолько древние, что уже сами забыли свои имена.
После встречи с ними Кид чувствует себя особенно выжатым. Это как попасть в ментальную мясорубку: эфемерные, носимые всеми ветрами, подобные… штуки выжимают из тебя жизнь, оставляя взамен призрачные воспоминания о других временах, которые были до Шинигами и ведьм. Клочки тумана чуть поплотнее предлагают Киду… ну, всякое, о чем он никогда не рискнет рассказать вслух, и просят в обмен лишь одно — поверить. Сходить туда-не-знаю-куда и вознести на алтарь то-сам-забыл-что. Кид кивает, иногда удивляется кровавости прежних ритуалов и обещает себе завести под них отдельный блокнот.
Он не совсем уверен, как именно это работает; отец говорит, что, пока у бога есть хоть один верующий, который как якорь удерживает его в этом мире, такая вот участь ему не грозит. Потом он всегда отстраняется и замолкает как-то неловко, а Киду становится жутко. (Нет, ну в Шинигами-то верить будут всегда!) В общем, древних, несмотря на их приставучесть, Смерть-младший даже чуть-чуть жалеет: быть забытым, быть брошенным — самая печальная участь для божества.
К нему редко дважды приходят одни и те же боги. Что случается с теми, кто замолкает, думать не хочется.
Тем более, что поводов для раздумий у него и так достаточно.
Отец говорит, что пустыня — его главный друг и ее нужно уметь слушать: выбрать кого-то одного, сосредоточиться на нем и позволить пескам говорить его голосом. Кид старается изо всех сил, но пока ничего не выходит: они отталкивают друг друга, перебивают и каждый раз давят количеством. Кид отбивается, просит их замолчать, заткнуться хоть на минуту, но это как стоять в центре напуганной толпы, размахивая руками и призывая к порядку. А еще Кид немного злится: он не может заставить уйти тех, кто решил остаться по собственной воле; не может за руку перевести на другой край пустыни тех, кто чего-то боится, — на чужой решимости тут не выедешь. Каждая такая вот ночь заставляет его сомневаться в собственной сущности Шинигами, а утром, кое-как размыкая слипающиеся глаза, ловить в голосе отца нотки жалости.
До рассвета остается еще много-много часов. Кид утирает лицо, поплотнее заворачивается в мантию, ощущая, как кожа под ней идет мурашками, и готовиться бдеть.
Кид продолжает ходить в пустыню и много лет спустя, когда ночи в городе Смерти становятся звездными и безлунными — Луны-то больше как бы и нет. Правда, теперь его отлучки не настолько часты и за каждой пристально следят сестры Томпсон. Между бровей Лиз раз залегает тревожная и печальная морщинка, а Патти молчит, теребит в руках какую-то мелочь и становится жутко похожа на недовольную Маку. Кид старается уходить из особняка незаметно и обходными путями, но сестры все равно как-то его находят.
Они никогда не просят, чтоб этот раз был последним. Знают ведь: все, что происходит с миром, можно прочитать по пескам — вечным, глубоким, соединяющим все континенты и времена. Истинный Шинигами должен чувствовать их, иначе он будет недостоин своего поста. Однако в том, как переглядываются сестры, Кид читает немую мольбу… и каждый раз отводит глаза.
Может, Томпсон и подозревают, зачем он все это делает, но в некоторых вопросах они очень тактичны.
Зато теперь Кид говорит с пустыней на равных.
Точнее, пустыня однажды заговорила знакомыми ему голосами, и с тех пор дело пошло гораздо быстрее. Так, на выходе из города Кида каждый раз встречает Би Джей. В шелесте сухой травы — смех, в вихре песка, который поднимает ветер, — шаги. Если закрыть глаза, можно представить, как бывшая Коса Смерти идет рядом и непринужденно болтает о чем-то своем. В основном, конечно, интересуется, как дела у оставшихся в городе, или докладывает о подозрительных колебаниях, которые заставляют барханы дрожать перед новой бедой. А один раз Кида даже попросили о стаканчике кофе. Тогда он принес в пустыню термос и две чашки: одну выпил сам, другую вылил в пески.
Би Джей провожает его, сколько нужно, и старательно отгоняет всех остальных. В первую очередь — Джастина Лоу. Почувствовав его присутствие, Кид морщится и слегка трет виски: голос у предателя хриплый, до сих пор наполненный яростью, и говорит он так же, как раньше, словно жалит словами. Забавно, кстати, что Лоу каким-то образом все же вернулся с Луны — к городу, который он так сильно ненавидел при жизни. Возможно, это брату, погребенному под тоннами Черной крови, надоело слушать настойчивое жужжание под ухом?
Кид ухмыляется, а Би Джей просто стряхивает приставучего духа с себя, как нечто отвратительное и сколькое. С каждым разом голос Лоу становится тише. Кид думает, что однажды ночью Джастин не явится, унесенный ветрами к самому центру пустыни, — окончательно потерявшийся, утонувший в своем безумии. Он не испытывает по этому поводу ничего, кроме смутного сожаления. Злиться не получается. Ну, уже.
Город Смерти вдали переливается разноцветными огоньками, как раньше. Только теперь за мирный сон жителей целиком и полностью отвечает Кид.
Бухнувшись на песок, новый Шинигами этого мира сосредотачивается и, как в детстве, на мгновение становится маячком, свет которого привлекает всех живущих в пустыне. За плечом — тихий вздох: Би Джею не особенно нравится отходить в сторону, позволяя им наваливаться на Кида черной давящей массой. Некоторые просят выслушать, другие — поддерживают, третьи хотят разорвать на мелкие части не только его дух, но и тело. Раньше у Кида в такие моменты вечно заканчивался запас носовых платков; теперь все прекращается, даже не успев как следует разогнаться.
Голоса вдруг перестают его жалить — лишь мечутся и пищат, кто разозленно, кто восторженно, а потом и вовсе умолкают, словно бы выдавленные чем-то большим, чем все они вместе взятые. Кид чувствует себя так, будто его окружают чьи-то громадные, золотого цвета ладони. Вся пустыня постепенно превращается в них, и песок, и небо, и все-все-все, — и ему становится легче, чем когда-либо со дня смерти отца.
Би Джей за его спиной облегченно вздыхает и улыбается, скрестив на груди руки. Похоже, его глаза видят то же, что и глаза Кида.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Не хочется писать тут о болячках, но мб кому-нибудь пригодится. +++ У препарата "Урсосан" (назначают, насколько я поняла, при проблемах с желчным, печенью и пр.) есть не описанная в инструкции побочка — алопеция (читай, облысение). Кого-то проносит, кого-то нет. Меня вот не пронесло) Адово теряла волосы больше месяца и только сегодня догадалась почитать про лекарства, которые пью.
Завтра побегу в аптеку за витаминами и всем прочим, а луковые маски делаю последние две недели, но как-то оно... Пишут, что волосы продолжают лезть и после отмены препарата, настолько это токсичная хрень. Удаленку у нас продлили до конца мая, а там по ситуации. Чувствую, выйду лысой) И полный набор органов, по ходу, сохранить все-таки не получится. Урсосан пить брошу.
Пардон, побочка в списке все-таки есть. Видимо, внесли уже)
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
В мае обещали новый сезон Смешариков. Двадэшных. Радуюсь, как школьница
До сих пор помню серию про удачу и неудачу. Одна из самых душевных, как по мне) Вот дочитаю недочитанное, доиграю недоигранное, и устрою себе мультмарафон.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Кажется, я нашла самую красивую игру за последние... Ай, да меня с Dear Esther ничего так не цепляло. Встречайте — ABZU)
Это как Journey (потому что создатели те же), только под водой. Обрывки лора про потерянную цивилизацию, огромные локации и рыба-рыба-рыба, на которую даже можно медитировать! Однажды я все-таки покатаюсь на большой черепахе...
Если хочется расслабиться после работы и поглазеть на пейзажи — самое то. У меня просто дух захватывает, особенно когда меняется музыка)