"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
...Продолжаю борьбу с затянувшимся депрессняком. Недели две назад частично перекрасила волосы (двоит - так во всем) и посеяла кактусы. К цвету - привыкла, кактусы - взошли. Никогда прежде не интересовалась цветами, но эти прям умиляют. Теперь руки чешутся завести еще что-нибудь, да поэкзотичнее.
Чтобы опубликовать этот блаблабла пост, нужно будет с минуту лежа держать ноутбук над головой, наклоняя его в сторону окна - йопта в квартире ловит только на подоконнике. Суровый краснодарский интернет такой суровый)
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
"Мы не христиане, мы не сатанисты, единственная наша религия – это хэви-металл".
Дело к ночи, и я залипаю на прекрасных Powerwolf. Тематика песен на любителя, но голос солиста! Но хор! Но латынь! Вставки на русском языке умиляют отдельно. "Moscow after dark" так вообще написана под впечатлением от "Ночного Дозора")
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
"Я обернулся и посмотрел назад, как раз вовремя, чтобы увидеть, как экспериментальный человек начал спускаться по южному склону, унося Графа. – Привет, кошка, – сказал я. – Я еще поставлю тебе обещанную выпивку. – Привет, пес, – ответила она. – Думаю, что не откажусь."
Нюх и Серая Метелка из "Ночи в тоскливом октябре" - убойной смеси Лавкрафта, Стокера, реальных исторических хроник и вообще всего, что делает настроение в Хеллоуин. Надо будет перечитать в следующем году.
Дикену всегда говорили что делать, – и нет, Дикен этого не хотел, просто получалось уж как-то вот так. Сначала старый Мастер, дракон Тимофаррар, потом… потом пришла Босс. А когда не говорили, все шло не очень хорошо; последний год был для кобольда на редкость удачным, хоть и донельзя набитым разного рода неприятностями, и теперь… – Ну бывай, Дикен. Часто моргая, глядя себе под ноги, Дикен почти дрожит от сосущего чувства утраты и нерешительности.
читать дальше Они прощаются рано утром, еще до рассвета. Просто расходятся в разные стороны, и все вокруг них складывается самой собой: кисловатая свежесть окрестных полей, стрекот ночных насекомых, скрывающий лица и вещи мрак всех тонов. Хорошее место, чтобы поставить точку в истории второго приключения отважного кобольда Дикена и его не менее отважного Босса, – но перед носом ящера в этот раз висит здоровенный вопросительный знак. А еще – звезды. Сияющие ярко и совсем крошечные, далекие, рассыпанные целыми горстями по гладкой небесной черноте, они не торопятся блекнуть, хотя до солнца осталось всего-ничего. Из-за них, то задирая голову вверх, то сосредоточенно расковыривая дорожную пыль, Дикен чувствует себя совсем крохотным, стоящим на дне глубокого колодца: слова доносятся с эхом и от Босса остались полторса и сапоги. – Босс, Дикен напишет эпическую балладу о сегодня. Завтра напишет. Хочешь послушать? – Шутишь? Да наших с тобой приключений и без того хватит на балладу и дюжину частушек! Матерных! Вот их бы послушала с удовольствием, но… ох, прости, друг, только не в твоем исполнении. Улыбается Босс лишь на одну сторону, криво; ну, как улыбается, уголок губ поднимает, и все. Дикен плохо разбирается в людях и еще хуже разбирается в лицах, но откуда-то знает, что Босс не смешно, и не смешно, быть может, в степени ровно той же, в которой тоскливо Дикену… или даже чуть большей. Мерзнет она уж точно побольше него: вздрагивает от предутренней прохлады, потирает руками плечи, подавляя зевок, а Дикен всего-то навсего аккуратно переступает ботинками по росе. И запоминает: ненавязчивый запах духов и шрамы, скорее угадываемые, чем видимые, тяжелый, внимательный взгляд и волосы необычного цвета, пряди которых нервно и зло заправляются за ухо. Он всегда описывал Босса как самую красивую женщину своего народа, это было легко и особых талантов не требовало, однако сейчас – как никогда сильно, – важны детали. Тембр голоса там, или имя. Или лошади в отдалении. Дикен присматривается к ним сквозь предутренний сумрак и чувствует себя виноватым – ведь еще чуть-чуть болтовни, и Боссу с тем, вторым, придется ехать конными в самую жару. Пора закругляться. Расходиться. Дорогу свою искать пора; пусть Босс уйдет, и Дикен вновь останется один, и больше никто никогда не скажет ему, что делать с собой – и всем этим миром! – дальше… Раздавленный подобными перспективами, кобольд с подвыванием выдыхает и прячет голову в воротник. Босс глядит на него с сомнением; тянет руку, чтоб потрепать ящера по голове, но тут же неловко ее отдергивает и зачем-то касается переносицы. – Эй, мне тут тоже не по себе. Мы с тобой так много прошли… я не раз подскочу среди ночи только потому, что ты не пытаешь где-то поблизости лютню, вот что я имею в виду. Но знаешь, путешествуя вместе слишком долго, мы просто друг другу наскучим! Или тебе вконец надоест, что я постоянно спотыкаюсь о твой хвост. – О хвост – реже всего, Босс. – Тем более. И вообще, посмотри на это с другой стороны. Тебе ведь больше не придется готовить на четверых… А вот готовка – это да, проблема; готовить Дикену пришлось всего-то пару раз, для всех, на всех, и что именно не так с его кухней, кобольд до сих пор не разобрался. Однако Босс наверняка говорит не о том. Заметив, что девушка разглядывает его с высоты своего роста, Дикен задумывается – может, она тоже прикидывает, какой из сотни терзающих ее вопросов нужно произнести вслух? И оказывается прав. – Чем займешься дальше, Дикен? Я слышала, твоя новая книга хорошо продается, так что ты теперь знаменитость. Прямо как тот Герой из Невервинтера. С этими словами Босс пытливо заглядывает в глаза-бусины Дикена – понимание ищет или еще что-нибудь; не найдя, сконфуживается и старательно не смотрит в сторону того, второго, который как раз меняет позу. Дикен попрощался с ним чуть раньше и знает: этот будет ждать столько, сколько потребуется, даже если придется терпеть соседство с мечом болтливого Энсенрика, предусмотрительно оставленным как можно дальше от непосредственно обладательницы. А на вопрос Босса ящер просто пожимает плечами. Дикен герой потому, что был рядом со всеми, когда пал Мефистофель, или потому, что нашел в себе силы послать крылатого-рогатого тихим ходом в Ады. Ни больше, ни меньше. Не дождавшись ответа, девушка жмурится, пронзительно зевая. – Ну, куда бы ты ни пошел, имей в виду: я жду книгу о твоих собственных приключениях. Толстую. Можно даже в нескольких… – Дикен еще увидит Босса? Перебивать кобольду не нравится. Еще больше ему не нравится смотреть на Босс вот так, снизу вверх – фигура ее от этого кажется слишком высокой, чужой и слегка нереальной на фоне неба и темноты. Шаткость момента наваливается с еще большей силой, когда Босс говорит: – Я не знаю этого, Дикен. Но мы определенно можем пересечься в любом следующем городе. Или еще где-нибудь. Поколебавшись, она все-таки касается ящера и настойчиво встряхивает того за плечо. – Просто думай о том, что я где-то рядом. В конце концов, мы с тобой ходим под одними и теми же звездами! Значит – не потеряемся, как ни крути. Хватка у Босса крепкая, натренированная за последний год, да и плечо Дикеново девушка сжимает посильней, чем то требуется. Ощущая живое тяжелое тепло, кобольд вполглаза косится на подобранную ладонь… …думает выкрутиться, вырваться и выпалить все, что крутится на языке… …мягко подается вперед, отыскав у себя в голове кое-какую мысль. Звездами. – Короче, береги себя. А если что-нибудь случится, я… я не знаю, что с тобой сделаю. Достану с того света как минимум. Второй раз подряд. И Босс уходит не оборачиваясь, лишь вскидывает руку в прощании, когда просто идти и идти становится совсем уж невыносимо. И Дикен начинает слушать звезды.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Второй раз в жизни была на свадьбе - причем такой, где знала и жениха, и невесту, и около половины гостей. Успела чуть-чуть поорганизаторствовать. В качестве сувенира унесла букет
А вообще все прошло лучше, чем предполагалось. Не буду писать про родителей жениха, которые были против фотосъемки, а увидев оплаченного со стороны (!) фотографа, весь вечер всеми возможными способами портили настроение невесте. Повергло в аффиг другое. Вот представьте: местный ЗАГС, который больше похож на музей, площадка перед ним, по площадке рассекают новобрачные с родственниками и всем остальным. А по левую сторону ЗАГСа - бомжатник. Серьезно! Три лавочки под стеной, на которых живут жуткой потрепанности бабушки. Откупиться от оных получилось только мелочью, и то не до конца. Пока фотографировались на ступеньках, одна из бабулек - тут же, возле лавочек - делала свои дела. Запах стоял неописуемый. Такая вот фигня.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Больше многоточий богу многоточий!
Название: Посиди со мной Автор: Mad Sleepwalker Фэндом: Приключения Базза Лайтера из звездной команды Пэйринг или персонажи: Базз Лайтер, Мира Нова Рейтинг: G Жанры: Джен, Ангст, Психология Предупреждения: OOC Описание: Эгоизм - вещь, в общем-то, нехорошая. Но даже у самых жестких форм его есть (должны быть) свои причины.
читать дальшеОни меняются по часам и ходят на цыпочках – все трое: неуклюжий, огромный экс-уборщик Бустер, робот ЭксАр, чье чувство юмора давным-давно куда-то подевалось, и Мира Нова, принцесса маленькой и гордой Тангеи. Они двигаются вдоль плинтусов и стараются не попадаться на глаза персоналу больницы. А в перерывах между сменами, при встрече – в коридорах, в палате – смотрят друг на друга тоскливо, непонимающе. Потому что выжили и целы. Потому что капитан лежит по ту сторону ширмы из пластика и стекла, опутанный проводами, трубками и еще чем-то незримым, в теле. Потому что команда без капитана и не команда вовсе, а так, пшик. А быть «не-командой» они не привыкли.
Дежурства Новы приходятся на вечер, переходящий в ночь, и Мира боится своих смен. Боится сидеть вот так, один на один, под мерный писк приборов – потому что в такие моменты мир сворачивается, сжимается до одной отдельно взятой палаты и привязчивого: «Справится. Справлюсь». Боится до холодка по коже и тупой, деревянной тяжести в руках и ногах. Мира носит наушники с чем-то бодрым и ненавязчивым, одним глазом следит за приборами и постоянно таскает с собою книги. Это была идея Бустера, который, в свою очередь, тоже где-то ее подсмотрел, – читать вслух. Ну, чтобы развлекать Лайтера, если тот вдруг решит проснуться. Идею приняли на ура; даже капитан согласился… якобы. Заочно. Отказались от нее так же быстро: чтение кодексов в исполнении Бустера выглядело жалко, а пыл робота, пару раз пронаблюдавшего за действом со стороны, как-то поутих. У сокомандников, очевидно, были свои способы убить время. В конце концов, можно просто положиться на болтовню. Мире читать нравилось. Книги – это хорошо. Полезно и относительно дешево. Да и занять себя хоть на какое-то время можно. И потому тангеанка читала, читала много, про себя или шепотом, подолгу разглядывая одну и ту же страницу; читала все, кроме сопливых дамских романов, ибо от них ощутимо сводило зубы. Книги помогали отвлечься, забыться – и все равно из палаты она выходила абсолютно вымотанной, с тоскливым, сосущим чувством в груди и запахом лекарств на одежде и в волосах. По сути, ничем сверхсложным тангеанку не нагружали: периодически приходилось бегать по врачам, исполняя поручения или помогая в мелочах, а Лайтер большую часть времени спал – или старательно притворялся, будто чувствуя неловкость подчиненной. Сложно той не было. Было… стыдно, вот как. Будто бы Мире приходилось видеть что-то слишком интимное, чтобы быть показанным – даже не чужим. Не близким, нет. Тем, кто чуть ближе чужих. Базз научил Миру многому – и не мог лежать вот так, среди проводов и трубок, почти не приходя в сознание. Не мог. Потому-то ей было так муторно и неловко. И стыдно еще, да. За себя, за капитана. За ребят. За то, что приходят, за то, что сидят – и жалостью своей унижают еще больше.
Тонко пискнули электронные часы; цифры на дисплее сложились в нули, зеленые и угловатые. Какая-то часть Миры позорно вздрогнула: все. Через пару минут придет злобная, негуманоидного вида медсестра, и если не убраться сейчас, то проблемы будут… просто будут. Полночь. Смена закончилась. Домой. Косясь на капитана, дышащего ровно и глубоко, Мира начинает собираться. Много времени это не занимает: запихнуть в сумку книгу (что-то там про мир, плывущий меж звезд на черепахе и четырех слонах, – странная, но вполне себе занимательна вещь), проглядеть мониторы, зачем-то сбросить в штаб сигнал с коммуникатора – привычный, заученный набор действий. Закончив, Нова как можно тише поднимается на ноги и натягивает форменную куртку. Было бы неплохо вымыть голову перед сном. Убрать с волос запах палаты и… и того, что лежит по краю ее, опутанное бинтами, накрытое жестким белым одеялом. Хоть ненадолго. Хоть на полдня. – Посиди со… мной. Вернуть на место сердце, съехавшее, судя по ощущениям, куда-то в район аппендикса – пара секунд от силы. Развернуться, сжав руки в кулаки – в карманах, незаметно – не дольше, но сложнее. И неуверенней, если на то пошло. Задавить волну паники – неосуществимо. – Ну напугал. Тангеанка кривит душой – смешно и нелепо. Подобная ерунда не должна пугать космического рейнджера, прошагавшего горящие улицы зурговских городов, ущелья заполненных водою планет и километры городских канализаций. То, что смотрит на Нову сквозь полуопущенные веки – щурясь на свет, часто моргая, – страха не вызывает. Бессилие, стыд, но не страх. Кажется, снять шоры с лица разрешили совсем недавно. Не зная, куда деть себя, Мира рассредоточивает взгляд, чтобы смотреть как бы сквозь. Картинка смазывается, веки щиплет неприятно и колко, но легче от этого не становится: Нова все равно видит то, что видит. И выглядит от этого как-то… глуповато. – Как ты? – не по уставу, не по правилам. Да и Зург с ними. Все «вы» остались на разбитом, искореженном корабле. Где-то в штабе, где-то на космических тропах. Не здесь, не в палате. Базз ведь все тот же – что бы там не видели глаза. Пусть осунулся, пусть побледнел, пусть в волосах пробилась седина, а трубки в теле и вовсе никогда никого не красили – тот же. – Жить буду, – кривит губы в усмешке он. – Что бы ни говорили зеленые. Гримаса получается настолько неприятной, что Мире хочется отвернуться, выйти, и все внутри нее сворачивается в тугой и скользкий узел. – Ты скоро встанешь на ноги, – зачем-то говорит тангеанка и сама не верит своим словам. – Если к этому моменту не… не превращусь в овощ окончательно. О, снова сорвался. Отвернулся, задышал тяжело и с хрипцой, – и Нове остается лишь ругать себя за неправильно подобранные фразы, за скособоченную позу. Ведь ее капитан не умеет, не будет жаловаться на жизнь, а сарказм ему и вовсе незнаком. Или был незнаком – ровно до попадания в госпиталь. Мира знает – знает теперь, расспросив ребят, – что говорить вот так, откровенно и о самом больном, Лайтер может только с ней. Это льстит, и беспокоит, и налагает определенные обязательства. Впрочем, обязательства не настолько давящие, чтобы не выскользнуть из палаты при первой же возможности. – Что в штабе? – Небула собирает делегацию. Хотят снова тебя навестить. – Заверни их куда-нибудь. Еще одной я просто не переживу. Абсолютно, с Большой Буквы бессмысленный разговор. Не первый, не последний. Мира отводит глаза и думает о доме, добираться до которого придется в лучшем случае около часа. О медсестре еще. Она должна прийти, непременно должна! Да-да-да, – и вот уже слышны шаги по коридору; тяжелую поступь инопланетянки в прозрачном местами скафандре сопровождает ворчание. Расу эту Мира откровенно недолюбливает, однако теперь готова расцеловать каждый пупырчатый отросток на кистях непонятного, жуткого даже существа. – Медсестра сейчас зайдет. Мне нужно… – начинает было Нова, уже наблюдая тень инопланетянки сквозь непрозрачную ширму. Однако Базз обрывает ее одним только взглядом – тяжелым, спокойным, и все слова, что, по идее, нужно бы сказать, вдруг становятся тангеанке поперек горла, а ноги ее будто бы прилипают к полу. Понял? Подловил? О, мать Венера, пожалуйста, только не это, пожалуйста, пожалуйста… – Посиди со мной, – негромко произносит Лайтер, щурясь на свет, на лампы, на фигуру второго пилота своего, и если в первый раз фраза эта звучала как просьба, то теперь – приказ, лишь приказ. В момент, когда язвительное, зелено-рыжего цвета существо минует дверной проем, Мира успевает шмыгнуть в стену соседней палаты.
Когда стоишь вот так, изо всех сил притворяясь частью больничных перекрытий, существовать сам, в общем-то, перестаешь: растворяешься в проводах и пластике и где-то в глубине души побаиваешься застрять с концами. Ну, или задохнуться, коль уж совсем не повезет. Однако сейчас дыхания Мире хватает… ох, как же некстати. В носу свербит от пыли, а под ребра упирается что-то острое, на ощупь явно металлическое – второй пилот прижимается к перекрытиям, радуясь, что места для автоматики меж стен оставили достаточно. Слева Мира ограничена соседней палатой, постояльцы которой наверняка уже спят, и будить их, вываливаясь из стены прямо в чью-то койку, – удовольствие ниже среднего; справа, где-то на грани слышимости, топчется медсестра. А можно, можно ведь сбежать! Пройти чуть дальше, до коридора, и… Тангеанка отметает идею эту как вполне применимую, но чересчур проблемоопасную, и напрягает слух, пытаясь уловить щелчок закрываемой двери. Тут все как во время боя: высунешься раньше времени – получишь ожог такой величины, что мало не покажется… или, с поправкой на обстоятельства, пинок под все филейные. Бой, да? Реальный бой? И приказы, приказы сверху. Не думай, не обсуждай, подчиняйся старшим по званию, и Все Будет Хорошо. А Мира и не думает. Откладывает, отпихивает все нехорошие мысли на потом, однако сердце ее с переменным успехом бухает то в пятках, то в горле, и пить хочется так, что никаких бутылей не хватит. Дробь по стене – негромко, одними костяшками пальцев – к удивлению самой Новы вызывает у нее лишь немного дерганую улыбку. Вдох, выдох, шаг вперед.
Плохие новости не заставляют долго себя ждать. Уходя, медсестра выключила лампы, и теперь палата тонет в полумраке, кое-где нарушаемом работой приборов. Не вся, конечно: свет сохранился в коридорах, за дверями, где-то там, бесконечно далеко… Глаза Миры быстро привыкают к отсутствию освещения, и опуститься аккурат на стул, ничего не сбив, темень не мешает. Однако тут же вскрывается новость куда более неприятная: капитан, за каким-то лядом попросивший – приказавший? заставивший? – напарницу остаться, теперь почему-то ее игнорирует. И не спит ведь: глаза открыты, и дышит не как спящий, уж кто-кто, а Нова может отличить. Смотрит себе в потолок и смотрит, такой сильный и… беспомощный, и молчать наедине с ним даже тяжелее, чем безрезультатно пытаться подобрать тему для разговора. Ерзая на стуле, Мира с ужасом чувствует, что краснеет и думает совсем не о том. Ну почему, почему-почему-почему ночное дежурство взял не Бустер?! – Базз? – наконец не выдерживает тангеанка. Ей ничуть не нравится нарушать молчание первой, однако что-то подсказывает: чем быстрее начнется импровизированная экзекуция, тем… тем… Заданный капитаном вопрос ставит Миру в тупик из стыда, волнения и острого осознания того, что думать вот так она не должна. Как угодно, но не так. – Почему ты приходишь сюда? Бустер и Эксар ошиваются вокруг по своему желанию. Хотя Эксар… в меньшей степени. А ты? – на Миру Лайтер не смотрит – обращается к потолку, к выключенным лампам, и тон у него истинно лекторский. Только голос скачет, от сиплого до непривычно высокого, тонкого. «Как у игрушки-пищалки со сломанным нутром», – мысленно хихикает девушка и тут же содрогается от отвращения к себе. Больно, как же больно, наверно, ему говорить. – Небуле всегда нужны люди. Командованию нужны. У тебя есть… должны быть занятия поинтереснее чем … все это, я знаю. Отвращение в голосе своего капитана Нова узнает на раз. А момент, когда Лайтер поворачивается к ней, пропускает; зато успевает заметить гримасу на лице и то, как сильно врезаются в тело трубки на шее. – Зачем ты здесь? – смотрит он прямо, требовательно. Мире знаком этот взгляд. По первому боевому заданию своему, по церемонии присяги, на которой, вопреки всем заслугам, ее не раз и не два посетили мысли о возвращении домой. Зачем? Нет, серьезно, зачем? Второй пилот молчит, прикусывая губу. У Новы уже ломит спину и шею. Может, затекли от долгого пребывания в палате, а может, и нервное напряжение сказывается. Совсем как в тот раз, в день, когда рядовое в общем-то дежурство пошло кувырком, когда команду Лайтера разбросало по всему космопорту, а самого Лайтера пришлось несколько часов подряд тащить на себе до ближайшего рабочего корабля. Шипение над ухом тогда уходило в ультразвуковые матерные; анализируя чуть позже, что же такое невероятное придало ей сил, Мира с уверенностью обозначила две вещи: взрыв адреналина в крови и упрямо, каждым ее шагом нарушаемый приказ. Еще одна причина, по которой следует здесь не быть, спасибо. – Ты меня вообще слышишь? Мира слышит. Додумывает, почти видит, как сдержанное нетерпение на лице ее капитана сменяется раздражением, даже гневом, и ловит себя на том, что рассматривает его с каким-то упрямым восторгом – поджатые губы, опухшие веки, – силясь найти черты человека, который с поразительной регулярность вытаскивал вверенные территории из глубокой безнадеги, а в свободное от дежурств время уводил команду в притрассовую забегаловку. Мира считает, что гнев идет ему больше, чем глухая апатия последних дней. Но – опускает подбородок и принимается гипнотизировать колени. Нужно досчитать до десяти. Потом – отойдет, переболит… ему ведь тоже больно, и страшно, и погано до невозможности. Надо просто ждать. Терпеть, раз уж попалась и уйти никуда не уйдешь. Постараться не ляпнуть что-нибудь опрометчивое… – Я не хочу тебя больше видеть. Уходи. …и да, не разреветься тоже. Миг на осознание – и щеки Миры пылают, как от пощечины, а сама тангеанка чувствует себя так, будто ее окатили водой, непременно холодной, с процентом чего-то скользко-слизкого на дне. Мысли Новы роятся, в голове прямо-таки гудит, но произнести вслух выходит только одно: – Это нечестно. Ее капитан снова смотрит в потолок.
А вообще все это напоминает плохую мелодраму. Боевая подруга у постели командира – сюжет избитый до посинения, но романтикой в этот раз совсем не пахнет. Пахнет лекарствами. Тяжелый, горький, этот дух перебивает все: запах ран, запах больничных стен и простыней, запах железа на пальцах. Мира рассеяно трет переносицу, и железом теперь пахнет лицо. Ей, в общем-то, не свойственно такое острое восприятие. Говорят ведь, что в экстремальных ситуациях обостряются все пять чувств. Хотя лучше б начинали шустрее работать мозги. Впервые за долгое-долгое время Мира откровенное не знает, что делать. Ей приказано уйти, а значит, делать ноги надо прямо сейчас и со всей доступной вежливостью. Однако один раз слово свое она уже нарушила. Далее – по накатанной. Он был терпелив с ней все это время, а значит, и она тоже будет стараться. И Мира начинает думать как ее капитан. Пытается, во всяком случае, напрягая память, силу воли и остатки наглости. – Сейчас за полночь, на посту дежурит медсестра с щупальцами, и идти к космопорту мне придется сквозь десяток палат, а я сомневаюсь, что сейчас все в них спят. Отбывающий корабль, кстати, будет неплохо виден с сестринского поста. Сорок второй – боевой, и больше всех стоящих здесь посудин раза в четыре. Поверь, персонал сразу поймет, что к чему и кому, и в этом случае влетит тебе, мне и вообще всем. Так что не смей меня отправлять. Наглости хватает ненадолго, и Мира замолкает, надеясь, что капитан ее прервет. Потому как то, что ей нужно сейчас раскопать… слишком тяжело, вот. Но начало неплохое. – Я не могла оставить тебя там, даже по приказу, – продолжает второй пилот, подбирая слова так, будто каждое по сути своей является иголкой, – но и не думала, что дойдет до такого. До всего этого. Конечно, не могла. Конечно, не думала. Точнее, думала, что сопротивляется ее капитан исключительно из нездоровой какой-то гордости, пока воочию не убедилась, что лучше уж раз, навсегда и с честью, чем месяцами и в одуряющей беспомощности. А теперь – раз уж сама сделала Лайтера таким… Зачем она, Мира Нова, здесь? Только не смотри. – Мне жаль, ты даже не представляешь, как сильно жаль, что ты в таком состоянии. Но если бы и появился шанс все исправить, я бы не стала ничего менять. Я здесь, потому что мне не стыдно. Просто хочу, чтобы ты знал. Не совсем то, не совсем так – но выговорилась; и хотя голос, по идее, должен быть металлическим, а не по-девчачьи срывающимся, Мира наконец чувствует себя лучше. Но пот по спине никто не отменял. Как и запоздалое довольно-таки осознание того, как смешно и нескладно звучат все ее откровения. Рейнджер Звездного Командования, мда. И Базз, отвернувшись, смеется. Смех у него какой-то захлебывающийся, сиплый, но искренний, – в последний раз рейнджер Нова слышала такой много дней назад. Ее капитан вообще редко смеется, а обстоятельства столь бурного проявления эмоций не по кодексу с его стороны, как правило, оставляют желать лучшего. Но сейчас угрозы нет. И враждебности «я-же-сказал-уходи» нет. И вообще, сквозь пальцы, сквозь пелену волнения Мира внезапно видит перед собой не искалеченного, обвиняющего – не обвиняющего? – ее во всех бедах почти-старика, а капитана, с которым бок о бок провела уже с сотню боевых дежурств. Состояние это шаткое и для нее совершенно непонятное. Хотя здесь, наверно, и не нужно ничего понимать. Второй пилот отрывает пальцы от лица, ощущая, как горит под ними кожа, и испытывая по-настоящему дикое желание умыться. Только сначала нужно дождаться, когда ж пресветлое начальство перестанет хихикать в подушку и переключит свое внимание на нее, Миру Нову. Так или иначе, ей все же удалось его развлечь. – Ты снова… меня не слушаешь. О, переключило. Улыбается даже – если «улыбаться» значит «чуть-чуть приподнять уголки губ». – Разжалуешь? Причем сразу в уборщики. – Ни за что.
***
Если чуть ранее пылающим лицом Миры Новы можно было осветить небольшой поселок на какой-нибудь забытой Альянсом планете, то теперь Мире спокойно. И даже более: теперь, зачарованно слушая голос своего капитана, она ощущает, как боль и протест перетекают сначала в недоумение, а потом в понимание… и попутно клюет носом. Потому что отсмеявшись, Базз берет ее за руку и принимается объяснять истины прописные настолько, что не знать их позволено лишь кадетам-новичкам: жизнь во всех ее проявлениях – штука ценная; пренебрегать собой, тем самым подставляя под удар кого-то еще, – верх идиотизма, а приказы старших по званию хоть и не обсуждаются, но, с оглядкой на обстоятельства, корректировке подвергаться могут. Последнего пункта нет (не будет, не надо) ни в одном кодексе, и, честно говоря, все это выглядит так, будто кое-то отчаянно пытается оправдать и оправдаться; Мира устраивается удобнее, отбросив идею залезть на стул с ногами, и пытается вспомнить момент, когда двое в темноте поменялись местами, а с ее плеч свалилась самая настоящая гора. – Значит, тогда ты был не слишком против госпиталя. – Да. – И я не… не противна тебе после всего, что случилось. – У тебя чересчур живое воображение, принцесса. – Я чуть не свихнулась здесь, знаешь? О чем только ни думала. Причем «свихнулась» – самое мягкое из слов, что крутятся на языке наследной принцессы Тангеи. Не так давно, во дворце, не приветствовались фразочки и куда легче этой, поэтому Мира автоматически одергивает себя, выпрямляясь, и тут же чувствует, как пальцы Лайтера слегка сжимают ее руку. В другой ситуации второй пилот истолковала бы подобное более чем превратно, однако сейчас объясняет происходящее как всего лишь несказанное «извини». Потому что… ну, этого тоже достаточно. – Мира, ты поступила правильно, и стыдиться этого не должна, – говорит капитан. Подытоживает, не иначе, потому и по имени зовет. – Все, что произошло… произойдет со мной дальше, касается только меня. Не бери на себя лишнего. – Нет! – выпаливает тангеанка, и слова, которые она хотела услышать слишком долго, повисают в воздухе поразительно недослушанными. Базз вопросительно поднимает брови, а второй пилот тем временем тараторит на одном дыхании: – Не только. Не только тебя. Никто не должен работать один, помнишь? Или придется вдеть в нос кольцо. – Эксару? – прячет смешок за кашлем Лайтер. Не слишком удачно, впрочем. – Эксару, – находится Мира. – Или еще кому-нибудь. Выдыхает она лишь тогда, когда начальство переводит взгляд на потолок. С некоторым разочарованием выдыхает, надо признаться, – и чувствует себя до неприличия легкой. Внутри будто взорвался шар с чем-то привычным и теплым, от этого хочется говорить, говорить и говорить, по большей части глупости, за которые будет неловко пару часов спустя. В красках представив, чем это может обернуться в будущем, Мира обещает себе соблюдать радиомолчание. Относительное. В то, что она вот так вот запросто болтается в палате, одна мысль о которой не так давно вызывала легкую панику и средней тяжести головную боль, ей не верится более чем полностью. С другой стороны, если все это было своеобразной проверкой, то она, Мира Нова, ее прошла. А если нет… кажется, они справились с этим вместе. Это была неописуемо длинная ночь. И закончится она не менее длинным утренним патрулированием, тащиться на которое девушке не слишком-то хочется: заданный сектор граничит с владениями Гравитины, и кто знает, что в следующий раз выкинет расстроенная Хозяйка массы и далее-далее-далее. Допрос с пристрастием о состоянии и настроениях того самого капитана – здесь только полбеды, потому как доставлять через полгалактики титанических размеров передачки тангеанке совсем не улыбается. Усталость за все дежурства разом наваливается и подминает под себя, однако второй пилот ухмыляется, прикидывая, на что способна влюбленная инопланетянка и что придется пережить Лайтеру по возращению на пост. Ухмылка получается вымученной, чрезмерно кривой. – Что такое? – обеспокоенно спрашивает напарницу Базз. – Просто рада, что все наконец прояснилось, – честно отвечает она. И принимается думать, как бы потактичнее намекнуть капитану на неумолимые обстоятельства вроде утекающих минут и количества кофеина, которое ей, Нове, придется принять, чтобы быть в форме часов через… мало. Работа мысли аукается тем, что скулы у Миры болезненно сводит от сдерживаемого зевка; раз, другой, третий – на энный она зевает уже неприкрыто, хоть и несколько виновато. И, в общем-то, даже не удивляется, когда Лайтер со вздохом отправляет ее восвояси: – Иди спать… рейнджер. Отбой.
Одеваться в темноте – ужасно нелепое занятие. Пусть даже надеть нужно одну лишь куртку; сначала ее необходимо наощупь найти, зачем-то отряхнуть и только потом пропихнуть руки в рукава под бдительным взором начальства. С оглядкой на недосып, Мира проделывает все более-менее ловко… более-менее. Ей кажется, что Лайтера так и тянет комментировать все ее действия, а сдерживается он только потому, что не хочет тратить силы. Еще она почему-то вспоминает того, другого, из времени, в котором жизнь тангеанской принцессы оборвал космический паразит. Задаваясь вопросом, что и как сильно изменилось в исправленной версии будущего, Мира понимает – ей не слишком хочется знать ответ. Потому что будущее где-то там, через годы и годы изнурительных тренировок и непозволительно опасных патрулей, а прямо сейчас надо думать о несколько иных вещах. Настоящее оборачивается идеей насколько странной, настолько же логичной. – Давай помогу заснуть? Переминаясь с ноги на ногу, Мира вспоминает, при каких обстоятельствах она прежде проделывала то, что собирается сделать сейчас, и успевает фыркнуть до того, как Базз с подозрением меняется в лице. – Издеваешься? – Ничуть. Всего-то хочу сделать доброе дело. И действительно хочет, хоть и знает, какого мнения о тангеанских способностях придерживается капитан. Играть в гляделки в конце концов становится невыносимо, и Нова раздраженно скрещивает руки на груди: – Да не собираюсь я лезть в твою голову! И уж тем более не буду докладывать Небуле, что ты там думаешь о нем и всей этой затее с посещениями, – резко говорит она и уже спокойнее добавляет: – Ничего такого. Обещаю. – Так Небула… Зря, да? – Ты не хочешь этого знать. Но так или иначе узнает. И про методы переживающего сверх меры командора, и про категоричное «нет» одного зажатого в угол рейнджера. Главное – чтоб не сейчас и не от нее. Мира с отчаянием кусает губы. Она не может объяснить, почему осуществить задуманное настолько важно, но и уйти просто так не может тоже. А потому, когда Лайтер вдруг откидывается на подушки и прикрывает глаза, она мешкается… – Ты обещала. Постарайся не забыть об этом. И чуть рассеянно тянется к нему. Мда, в прошлый раз получилось ужасно неловко. Повезло, что Базз вообще оставил ее в команде! В общем, причин для ненавязчивой дрожи в пальцах у Новы более чем достаточно, но лишь до того момента, как она кладет руку на лоб капитана, а кисть ее начинает отсвечивать голубым. Остальное – в основном дело техники. Сперва коснуться чужого сознания, осторожно обходя все щиты и блоки его, затем, сориентировавшись, собрать боль в пульсирующий малиновый ком и задвинуть его глубже, как можно глубже. Не без труда остановить шквал предчувствий и мыслей. Перебороть искушение взглянуть на них хоть одним глазом, – и гнать, гнать от себя ощущение сухой и горячей кожи под пальцами, последнем, о чем вообще можно думать, пытаясь навести порядок в чье-то голове. Или своей, в которой бушуют ужас, жалость и… что-то, из них вытекающее. Принципиально иное, обещающее, что впредь дежурства – особенно в ночь – будут проходить куда лучше и легче. Глубокое и душное. – Спокойной ночи, Базз. Но – именем легионов того самого императора! – с этим Мира будет разбираться в следующий раз. …А идти к кораблю все равно придется сквозь палаты и перекрытия.
читать дальше"В "Короне пастуха" Королева фей, поверженная своим врагом, эльфом Душистый горошек, оказывается вышвырнута из Страны Фей. Ее подбирает Тиффани Болит, которая чувствует своим долгом научить эльфов доброте, дружбе, способности помогать другим и даже такому совершенно чуждому для них понятию, как работа."
"Это книга конца – в первой части романа умирает любимый персонаж из ранних книг "Плоского мира", и сцены эти без слез читать невозможно."
"Для Тиффани момент истины наступает с уходом ее любимой наставницы Матушки Ветровоск."
Я всегда думала, что это так или иначе произойдет. Либо это, либо что-то, связанное с королевской кровью Моркоу, правом на Анкский трон и далее-далее. Но все равно - так больно.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Ох, как давно мне не снились кошмары на тему не_фентезятины. Сегодня это были какие-то американские горки, но в формате школьных «Веселых стартов», соответственно, со школьниками. Кровища и мозги на рельсах прилагались в полном объеме. Хотя, казалось бы, давно не смотрела ничего такого… Гадко-то как.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Символично, что целую ночь мне снился стандартный набор море + тучи + смерчи + грязная вода, а утро началось с опрокинутого кофейника.
Сейчас отдельные части меня отсылают к Египту и мумиям, но все более-менее нормально, даже по дому можно ходить не завывая о непечатном. От ожогов, кстати, отлично помогает сок алоэ – жжение снимает быстро, правда, раз в десять минут нужно обновлять. Убивает реакция родни – кофейник перевернулся потому, что я имела наглость трогать землю в воскресенье. Ну, в какое-то из воскресений. И вообще, пили-ка ты в церковь, а то несчастливая какая-то. Нет, серьезно. В мире стопяцот тысяч религий, а прилетело мне именно по христианской мифологии. «Самадуравиновата» во всей красе.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Мне надо заставить себя хоть что-то писать. Поэтому буду писать о Fran Bow – совсем-совсем свежем хоррорном квесте. Закончила вчера, завтра сяду перепроходить – с первого раза многое непонятно. Да и со второго, чувствую, тоже.
Не особо люблю квесты, но игра шикарная! Фанатам Алисы МакГи (второй, особенно «мясного» уровня и Красной Королевы) так вообще смотреть ее нужно в обязательном порядке. Потому что там есть:
И еще много-много всяких-разных забавных отсылок. При желании даже параллели в сюжете можно найти. Или не можно, и меня просто кроет на волне обожания обеих вселенных. Но главная в игрушке – одиннадцатилетняя Фрэн. Ее родители гибнут при невыясненных обстоятельствах™, после чего девочка сбегает из дома, теряет любимого кота и попадает в психлечебницу, где начинает видеть странные вещи…
Пол-игры нужно возвращать кота. Еще половину – возвращаться домой, попутно выясняя, что ж за фигня происходит вокруг. Играешь в игру про Маленькую Безумную Девочку, а получаешь трактат о многомерности реального мира… или просто игру про Маленькую Безумную Девочку. Такие дела.
Ну, по скриншотам, думаю, видно, что рейтинг 18+ у Фрэн не просто так стоит. Отдельные моменты действительно коробят. Но поведение и (особенно) комментарии исключительно вежливой и внимательной Фрэн пугают куда больше. Она в этом плане напоминает Кафку Фууру из «Унылого учителя». Все вокруг так плохо, что даже хорошо, и знаете, м-р Мертвый Лось, на вас осталось еще немного плоти. В общем, я до сих пор под впечатлением, чего и всем желаю)
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Мне надо заставить себя хоть что-то писать. Поэтому буду писать о Fran Bow – совсем-совсем свежем хоррорном квесте. Закончила вчера, завтра сяду перепроходить – с первого раза многое непонятно. Да и со второго, чувствую, тоже.
Не особо люблю квесты, но игра шикарная! Фанатам Алисы МакГи (второй, особенно «мясного» уровня и Красной Королевы) так вообще смотреть ее нужно в обязательном порядке. Потому что там есть:
И еще много-много всяких-разных забавных отсылок. При желании даже параллели в сюжете можно найти. Или не можно, и меня просто кроет на волне обожания обеих вселенных. Но главная в игрушке – одиннадцатилетняя Фрэн. Ее родители гибнут при невыясненных обстоятельствах™, после чего девочка сбегает из дома, теряет любимого кота и попадает в психлечебницу, где начинает видеть странные вещи…
Пол-игры нужно возвращать кота. Еще половину – возвращаться домой, попутно выясняя, что ж за фигня происходит вокруг. Играешь в игру про Маленькую Безумную Девочку, а получаешь трактат о многомерности реального мира… или просто игру про Маленькую Безумную Девочку. Такие дела.
Ну, по скриншотам, думаю, видно, что рейтинг 18+ у Фрэн не просто так стоит. Отдельные моменты действительно коробят. Но поведение и (особенно) комментарии исключительно вежливой и внимательной Фрэн пугают куда больше. Она в этом плане напоминает Кафку Фууру из «Унылого учителя». Все вокруг так плохо, что даже хорошо, и знаете, м-р Мертвый Лось, на вас осталось еще немного плоти. В общем, я до сих пор под впечатлением, чего и всем желаю)
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Дайри-глюки, а вы все те же. Как висели у-мейлы и комментарии с весны, так и висят.
Ну, теперь я в магистратуре. И в поисках работы. И почти в городе - пока не найду работу (а искать я ее, чувствую, буду дооооолго, ибо Тяньши уже успели задолбать), придется чаще обычного мотаться в станицу... бесплатная рабсила, ты - вся я!