"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
No Man's Sky волшебна)
Не люблю песочницы, но эту жду очень-очень сильно. Мир у нее и правда как со страниц научной фантастики, причем, скорее старой. А рандом, если верить разработчикам, будет покруче, чем в Годвилле. Это должно быть действительно красиво.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Твин Пикс, что бы я ни говорила раньше, ты - не кактус. Просто смотреть тебя нужно медленно, вдумчиво и два раза минимум, а начинать с полнометражки. Кстати, теперь я могу с чистой совестью запостить это:
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Снегоапокалипсис в Краснодаре объявляется открытым. В прошлом году, примерно в это же время, кстати, было жуткое обледенение - и провода рвало, и деревья ломало. Стабильность.
Прослушать или скачать Когда пройдет боль бесплатно на Простоплеер Самая длинная история не-о-том. Очень хотелось дописать это до Нового года, но что-то пошло не так. Или именно так, поскольку без внезапной поддержки с фикбука я бы, наверно, не дописала это никогда. Так здорово) Оно - постканон "Чистилища", самый прямой и со всеми отсюда вытекающими. Главгероиня - родом из "Теней Андертайда", предыстория, соответственно, сюжетная. Стихи в начале и в конце принадлежат автору Ра Пира, исходник - здесь. Тут могут быть проблемы с местоимениями. Тут есть проблемы с местоимениями, о да.
По сюжету: на острове Создателя Энсенрик говорит, что уже стирается с меча... А вообще мне просто хотелось посмотреть на Валена в Хиллтопе.
Меня ковали тебе в защиту – Я щит, я меч. Я король, я свита. Клянусь – чужаки будут разбиты, Их флаги белые наспех сшиты.
Они вошли в Хиллтоп ночью, во вьюгу настолько суровую, что занесенные снегом указатели удалось разглядеть лишь приблизившись к ним вплотную. Лошади их, приземистые, по-северному мохноногие, фыркали на валы из льда вдоль расчищенной колеи, но упрямо тащились вперед, чуя тепло. Сами же всадники ехали молча, лишь иногда меняя позу, чтоб сбросить сугробы на плечах и одежде вообще; освещавший их путь пульсар еле тлел и скорее слепил, нежели помогал разбирать дорогу. читать дальшеПогруженная в ночь деревня дружелюбной не выглядела. Жмущиеся к земле дома, беснующиеся собаки, редкие огни в сторожках – Хиллтоп стоял на возвышенности, и, миновав подъем, Вален наконец почувствовал себя лучше. Нет, холод его не брал, а если и брал, то в степени меньшей, чем спутницу, – которой, впрочем, погода была и привычна, и не так уж страшна после долгих дней в Кании. Скорее, мужчину радовало, что закончился лес и больше не придется мучать лошадей тяжелой дорогой. Ободрив лошадь – та, почуяв нечистую кровь, уже привычно шарахнулась в сторону – Вален вытряхнул из-за ворота снег; ровно столько же сразу набилось обратно. Выдвигаться в Хиллтоп вот так, на ночь глядя, было откровенно плохой идеей, и он, пожалуй, понимал это с самого начала. Переночевать в отстроенном Бламбурге и добираться до поместья днем – вот что разумно. Вот что было задумано ранее. Но после спутница вдруг сорвалась в темноту, и Вален, не раздумывая, пошел следом. Наблюдать, поддерживать, защищать, если нужно. В вопросах доверия-и-недоверия ему не было равных. Вален и сейчас наблюдал за ней. Закутанная в ткани и мех так, что видно одни лишь глаза, она давным-давно позволила своему коню идти самостоятельно, с чем тот, зная дорогу не хуже хозяйки, неплохо справлялся. Уздечка свободно лежала в ее руке; другая рука, в толстой негнущейся перчатке, сжимала ножны меча. Старого, скорее трофейного, нежели действительно нужного в бою, – спутница носила его еще со времен совместных с Валеном странствий по Андердарку. Меч всегда был при ней, это не обсуждалось и не оспаривалось. Однако в том, с какой осторожностью она обращалась с ним в последнее время, крылось что-то такое… Заметив внимание Валена, девушка махнула ему, зябко дернув плечами. Под покрытым инеем шарфом она наверняка улыбалась: нити мимических морщин, умный смешливый прищур – глаза тифлинга прекрасно видели все это сквозь ветер и колючий нелипкий снег. Видели они и нечто другое. Дом Дрогана Дрогансона, насупившийся из-под крыши, нависал над Хиллтопом, и черные окна-дыры его болезненно гармонировали с настроениями самой известной ученицы отважного дварфа.
Дорога утомила их, но не настолько, чтоб не хватило сил отдать лошадей кому-нибудь из местных и пройти часть пути пешком; поместье встретило их темнотой, по-настоящему непроглядной на фоне окружающих здание сугробов. Двери поддались со скрипом, а воздух внутри был теплым, с запахом древесины и чего-то прелого. Так мог пахнуть лишь воздух, которым уже давным-давно никто не дышал... Очутившись в безразмерном на первый взгляд холле, двое, с некоторым трудом отыскав друг друга во мраке, решили хоть немного этот самый мрак разогнать. Решение заночевать здесь же – не разжигая, впрочем, камин, поскольку на это ушел бы остаток ночи, – пришло чуть погодя. И нет, они почти не устали; просто дорога брала свое и перепад от пронизывающего холода к относительному теплу оказался неожиданно резким. В сполохах огоньков – красно-желтых, неярких – холл, наконец, приобрел границы и стены; свет выхватывал отдельные предметы обстановки и казалось, что время совсем не коснулось их. Последнее, кстати, Валена абсолютно не удивляло. Расставляя по залу цветные камни и свечи, он заметил, что на полу и поверхностях, для сохранности накрытых чехлами, не скопилась даже пыль. Прямоугольная чистая комната – она была очень на руку, ведь спать на голом полу, в темноте, задыхаясь от каменной крошки и поминутно подскакивая, уже когда-то пришлось, и повторять подобный опыт тифлинг пока не рвался. Однако он, опыт этот, когда-то свел его с Избранной города Лит-Муатара, а значит, по умолчанию был не таким уж плохим. Хотя насчет пола Вален погорячился, и сильно: оставив Валена на первом этаже, спутница отправилась на второй – за одеялами. Замирая, тифлинг мог слышать ее шаги. Осторожный перестук то прерывался, то становился чаще и оказывал воздействие самое тревожное. Там, наверху, были лишь темнота и сквозняки… а воспитанница давным-давно покойного дварфа, казалось, тянула время, чтобы подольше побыть наедине с собой. Потому что здесь, внизу, остался меч, который она не спускала с рук с того самого момента, как решила пересечь полконтинента ради деревушки в Серебряных пределах. Потому что меч откровенно разглядывал Валена, и игнорировать это становилось все сложнее. Нет, конечно, в положенном смысле глаз у оружия не было, – но поразительно, насколько угрожающей может выглядеть украшенная рукоять! Точнее – могла. В лучшие времена, годы назад, когда против троих стояли целые орды Андердарка. Теперь же меч – стремительно темнеющее, несмотря на чистку, лезвие и мутный красный камень в перекрестье – производил впечатление чего-то очень… больного. И брошенного, раз уж единственное, чего его удостоили, это подпирать заплечный мешок обладательницы. Одним своим присутствием трофей из Подгорья навевал тупую безысходную тоску. Вален знал о магическом оружии не так много, однако факт, что спутница путешествует с чем-то подобным столько лет подряд, заставлял тифлинга с болезненной подозрительностью отслеживать любые мелочи в ее поведении. То, что он видел, понемногу начинало пугать. Шаги по лестнице и придушенный чуть-чуть голос возвестили о возвращении девушки; тряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, Вален принял из ее рук объемную кипу одеял. Ткань была светлой, чистой и пахла морозом, но не сыростью. От спутницы некстати тянуло железом и кровью; где-то поранив тыльную сторону руки, она, морщась, отерла ладонь о штаны. В идеале – скрытно, но тифлинг жест заметил. Быстрый и печальный взгляд, брошенный воспитанницей Дрогана на ножны, – тоже. Чуть позже она прижмется к Валену во сне, обнимая, не то бездумно, не то в самом деле продрогнув, и что-то внутри него вновь удивится: нет, он действительно ей не противен, несмотря на самое прямое родство с танар’ри. Холодные пальцы, холодные скулы и кончик носа тоже холодный – честно говоря, все это заставляет мужчину чувствовать себя чудной и ну просто убийственно опасной… грелкой; мысль смешит, но от нее же почему-то становится спокойнее.
Ближе к утру Вален твердо решил для себя, что поместье – кому бы оно ни принадлежало ранее и кто бы в нем ранее ни жил – для живых больше не предназначено. А еще – что здесь водятся привидения… если, конечно, фантомов, рождаемых памятью, можно к таковым приравнять. Попутно Вален вспомнил, что у достаточно старых стен часто появляется душа, а дома, чьи обитатели умеют колдовать, рано или поздно пропитываются магией до отказа. Короче, Валену, прошедшему все ужасы Кровавой войны и лично присутствовавшему при падении Мефистофеля, впервые за долгое-долгое время стало как-то не по себе. Да и неудивительно. Словно отзываясь на его настроения, поместье Дрогана шуршало шажками невидимых мелких тварей, давило тенями из углов и скрипело в стекла и крышу отросшими ветвями деревьев, что при теперешнем освещении напоминали чьи-то тощие лапы. Ход вещей в пустом доме соблюдался годами, а двое прибывших нарушили что-то очень… тонкое; поэтому ночь – остаток ночи – Вален спал плохо, урывками, то слушая беспокойное дыхание спутницы, то глядя в потолок. А потом наступил рассвет, и тифлинг, перекусив, отправился исследовать дом, – переборов желание отпихнуть, отбросить подальше от спутницы проклятый меч, не касаясь при этом его руками. Вален упустил момент, когда девушка переложила ножны ближе к себе, но, кажется, понял, откуда в его снах взялся этот надорванный, захлебывающийся шепот. Однако трогать ножны не стал. Не смог. Утро принесло в холл чуть больше света. Снаружи уже не мело и не выло, сквозь мутные стекла небо было нереально голубым, и, в общем-то, закономерно, что мужчину тянуло на улицу. Сухой воздух поместья ему как минимум надоел. Однако распахнуть дверь наружу означало окончательно разбудить спутницу, для которой ночь тоже прошла нелегко, – раз, напустить в зал холода и долго, усердно расчищать заносы под дверями – два, столкнуться нос к носу с местными – три. Последнее нервировало более всего. Глухие деревушки никогда не были подходящим местом для кого-то вроде Валена. По этажам, два их, его вел интерес. Подпалины и трещины на стенах, царапины от когтей и чего– то метательного, целые связки амулетов и пахучие травы под самым потолком; даже полки стеллажей с пожелтевшими, чуть потрескивающими фолиантами могли раскрыть некоторые стороны прошлого спутницы. Кто ее вырастил? Кто был ей родным, пока не упал Андертайд? Ответы – все, абсолютно все, – были известны Валену с самого начала, что утешало. Благодаря долгим, изматывающе нудным вечерам и дежурствам он заочно знал каждый угол поместья и мог представить постояльцев, просто напрягая память. Комната, где до сих пор пахло мускусом, а книги о героях и приключениях были разбросаны абы как, наверняка принадлежала тому зазнавшемуся полуорку; в комнате аккуратной и чистой до зуда жила девчонка-паладин, младшая из всех; в комнате с ловушкой на первой же половице обитала угрюмая дварфка, а последняя комната, опустошенная ровно настолько, чтобы предположить быстрые, абсолютно хаотичные сборы в дорогу, принадлежала той-что-вернулась-из-Кании (и-далее-по-регалиям). Стоя перед единственной закрытой дверью в конце коридора – богатой, отделанной железом и рунами – Вален поймал себя на желании обогреть это место, да так, чтоб от жара трещали стены и парили бревна. Слишком уж ледяной на ощупь казалась та дверь. Слишком уж пристально присматривалось к нему что-то из зеркал… Окрик с первого этажа пришелся весьма кстати. Обнаружив спутницу в холле – уже одетую и во всеоружии – тифлинг не удивился. Не удивился и тогда, когда она, протянув ему цеп, предложила немного погулять.
Полуслепая белая волчица обнюхала его руку, сопя и чихая, но не стала ворчать; хозяин лавки, травник Фалар, кивнул Валену как старому знакомому и без вопросов взял плату за постой лошадей. При этом взгляд лекаря куда дольше нужного задержался на темных, лакированных будто рогах гостя – вчера, в темноте да спросонья, они не так сильно бросались в глаза; в итоге уходил гость торопливо и немного по-крабьи. Похоже, меньше всего на свете ему хотелось, чтоб кто-то с таким же вниманием пялился на его за… гм, спину. Вскоре внимания стало столько, что к нему волей-неволей пришлось привыкнуть. День выдался хорошим, по-настоящему хорошим: удивительно чистое небо с низко стоящим солнцем, почти полное отсутствие ветра и терпимый мороз; вполне естественно, что местные высыпали на улицу. Кто-то приводил в порядок дворы и крыши, кто-то старательно откапывал проходы к амбарам и загонам с животными, кто-то шатался по соседям, а закутанные до идеально круглого состояния дети развлекались в снегу. Хиллтоп был селением до безобразия маленьким и новые лица в нем появлялись редко, что влекло ряд определенного рода проблем… Спутница кивала и улыбалась, улыбалась и кивала и снова улыбалась до тех пор, пока улыбка ее не начала неуловимо напоминать оскал; Вален шел позади, всем сердцем жалея, что рядом нет того болтливого кобольда. Она – с мечом и язычками пламени в голых ладонях, пламени безобидного, но восхищающего малышню и отгоняющего настороженных взрослых, он – с цепом наперевес и хвостом, который уже (о боги!) пострадал от ласк особо приставучих детей, этот – крылатый и с мелкими белыми клыками в несколько рядов. Вот было бы зрелище! А так знай себе вышагивай, гордо, ровно и с каменным лицом, и старайся не смотреть по сторонам. Но себя рассмотреть позволь, да во всех подробностях. И на место местных встань, чтоб желания убивать поубавилось – хоть какое-разнообразие средь леса и снегов. Полный негодования вопль раздался сразу после того, как деревня скрылась из виду. Треснув кулаком по ближайшей сосне, спутница взвыла, счесав о кору костяшки пальцев, и прислонилась к дереву, пряча лицо. Дыхание ее было шумным, тяжелым; снег с верхушки падал целыми хлопьями, путаясь в волосах, часть таяла на коже и сразу же замерзала. От девушки несло виной и смущением, они же намекали, что двигаться вперед та пока не собирается. Не может, не хочет, стыдясь того, что произошло и что еще только может произойти... Мягко отстранив ее от дерева, Вален развернулся и теперь пошел первым. Благо, местность выглядела знакомой. Они шли тем же путем, что и вчера – но теперь, в свете дня, дорога преобразилась. Сам лес вокруг преобразился, и тифлинг почему-то ясно вспомнил свои первые впечатления от поверхности. Преимущественно шумовые: в первый момент ему показалось, что здесь, наверху, поет, посвистывает и стрекочет вообще все, что умеет дышать. Звуки тогда обрушились на него лавиной, ошеломляя, простреливая в висках, – но здесь, в лесах Хиллтопа, стояла тишина. Пронзительная такая, звенящая, когда единственным источником шума являешься ты сам, а единственным звуком – хруст снега под подошвами сапог. Было во всем этом что-то медитативное. Пока не замерзнешь слишком сильно, во всяком случае. Со времен кражи артефактов в предгорьях стало гораздо спокойнее, что избавило от необходимости оглядываться на каждый треск, однако на то, чтобы мерзнуть, времени все равно не оставалось. Слишком много мест нужно было посетить. Слишком многое вспомнить. Эльфийский склеп, например, защищенный магией такой силы, что от резных камней по периметру до сих пор вставали волосы дыбом. Или умело замаскированную дыру в земле, из которой, щелкнув зубами на воспитанницу Дрогана, выглянул кобольд. Написанное на длинной морде узнавание вторило девушке – там, под землей, действительно жил белый дракон Тимофаррар, старый Мастер и самая прямая родня смертоносной Викстре. А средь замерзших ручьев до сих пор бродил олень с ветвистыми целебными рогами, чьи копыта едва-едва касались льда. Полупрозрачный, но будто бы реальный. Они шли долго, шли медленно, нечищеными дорогами и дикими тропами, большую часть которых наверняка забыли даже звери. Тифлинг чувствовал себя глупо, через раз проваливаясь по пояс в снег; спутница двигалась легко, пружинящим шагом – и говорила-говорила-говорила. То в голос, то шепотом, то проглатывая окончания фраз, то срываясь на кашель и хрип – и хорошо, если хоть в половине случаев она обращалась к Валену. Ох, нет, эти слова предназначались не ему. Не ему – тому, другому, для которого что-то значили посиневшие от холода пальцы на рукояти и ласковая дробь по самому краю клинка. Тому, чье незримое присутствие так настойчиво гнало девушку вперед, тому, чье время, похоже, было на исходе… Ревность обжигала и злила, по большей части идиотской своей беспомощностью. Взгляд спутницы все чаще становился отсутствующим, и Валену хотелось одернуть ее, окрикнуть, встряхнуть за плечи, хоть так напомнив о своем присутствии, – что, в общем-то, и произошло бы, если б не ее беззвучное, одними губами, «пожалуйста». И глубокие тени под глазами. И общее ощущение, что спутница валится с ног, держась пока на чистом энтузиазме и его, Валена, локте, который так не хочет отпускать. Они гуляли до тех пор, пока не поднялся ветер, а солнце не стало огромным и красным – к непогоде. Они гуляли до самого вечера, а вечерело в предгорьях рано; наконец, сбившись на полушаге, девушка вздрогнула, огляделась, вцепившись в ножны, и потянула Валена обратно в поместье. Домой, домой.
Камин был старым, камин был в нагаре, и камин не хотел разгораться, сколько бы тифлинг с ним не возился. Огонь тлел и тух; позже не желал уходить по трубам дым, и Вален пережил несколько невероятно интересных мгновений, продираясь к дверям и окнам сквозь едкое серое марево. Когда же – методом проб и ошибок – разжечь пламя получилось, все стало только хуже, ведь именно физическая работа позволяла не-думать. Отключи голову, займи чем-нибудь руки, и тогда окружать тебя будут вещи простые и понятные. Простого и понятного в поместье Дрогана становилось все меньше; за точку отсчета Вален принял момент, когда спутница нетвердым шагом ушла наверх, попросив не беспокоить себя какое-то время. Время… этим вечером время ощущалось уж слишком растяжимым, но мужчина ждал. Ждал упрямо, с некоторым беспокойством наблюдая, что метет за окнами с удвоенной силой. Ждал терпеливо, отметая предчувствия дурного, – но в конце концов поднялся тоже, ступая осторожно, будто в доме лежит умирающий, и стараясь ничем не выдавать свое присутствие. Подобная предосторожность претила всему его существу, но напрасной не была. Дверь на втором этаже, ту, последнюю, открыли недавно и отнюдь не ключами. Аккуратно убранная кровать, стол с кипой документов и карт, шкафы и приборы, в назначении которых непосвященный не разобрался бы при всем желании, – обстановка выдавала в комнате рабочий кабинет, совмещенный со спальней. Бросалось в глаза, что хранили его куда бережнее прочих помещений; честно говоря, еще с момента прибытия тифлинг предполагал найти спутницу здесь. Раньше или позже, но здесь, в кресле старого хозяина поместья и настроении самом траурном. Истершиеся ножны она кое-как закрепила на стене, среди прочих трофеев, а меч до сих пор лежал у нее на коленях – окончательно поблекший, пустой. Фигурка девушки, всхлипывая, сложилась пополам… После краткой борьбы с собой Вален тихо ушел. Пожалуй, однажды она расскажет ему историю, достойную отдельной главы в книге того маленького кобольда. А пока он просто даст ей время для скорби.
– Кто он? – Его звали Энсенрик. Энсенрик Серый. Маг и приключенец… был, пока не убили в Подгорье. Потом был привязан к мечу. Потом попал ко мне. – Он любил тебя? – Теперь я об этом знаю. … – Прости меня. Я… хочу уехать отсюда.
Меня ковали, как символ жизни, Меня ковали из хладной стали, Только сегодня я буду лишним – Твои враги умирать устали.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Универ и база практики вроде договорились, и в феврале я уезжаю на преддипломную в Сургут. Если совсем повезет – на целый месяц. Даже не знаю, что сейчас пугает больше: четыре часа в самолете, куча времени наедине с отцом/бабушкой и Ко, куча справок на месте, почти полное отсутствие опыта по специальности или переход от плюсовых к рабочим минус тридцати.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Наконец-то) Думала, никогда ее не допишу. Не хотела выносить отдельным постом, но в прежний текст уже не влезает.
Только те, кто достоин наивысшего доверия, осмеливаются выглядеть так, как будто им совсем нельзя доверять.
Т. Пратчетт, "Незримые Академики".
Ощущение, будто на голову тебе давит вся поверхность с ее городами и континентами, прошло где-то через час неспешной ходьбы. И дышалось в городе легко: воздух был относительно теплым, а с отсутствием потолка после долгих дней в Подгорье – крысы и стены с четырех сторон – я смирилась относительно быстро. Но неба не хватало. И звезд, раз уж верх громадной пещеры, в провале которой разместился опорный лагерь Провидицы, заливала почти небесная чернота. Интересно, там что-нибудь живет? Жило? Под потолками, среди сталактитов. Наберусь смелости и спрошу. Ну, когда-нибудь. читать дальшеЧернота заливала не только верх пещеры, но и низ; в тенях обшарпанных зданий, в трещинах и выбоинах улиц таилось что-то жуткое. Сначала, во всяком случае. Потому как через время – да тот же час, что понадобился на осознание расстояния, разделяющего Андердарк и поверхность – мои глаза привыкли к полутьме, и непроглядная ночь вокруг стала ночью лунной. Вот тут-то и отступил вырвиглазный мрак пещер, навевающий мысли мрачные и от геройских подвигов далекие. Вот тут-то мне и открылся Лит-Муатар. Старый и некогда заброшенный, но вновь реанимированный благодаря надвигающейся войне, – каким же красивым он был! Дома и башенки, что, как мне казалось, некогда были цельными каменными глыбами вроде тех, из которых состояли стены, мягкий свет явно магического происхождения, цветные, хоть и мутноватые стекла в зданиях и каменные же скульптуры на особо оживленных улицах – серость пещер компенсировалась всем этим с лихвой. Поднимись я повыше, да к тем же потолкам, Лит-Муатар наверняка бы засиял, а атмосфера общей разрухи и мусор тут же забылись. Но пока с ними приходилось мириться. И под ноги смотреть, да почаще, почаще! С одной стороны город упирался в черную-черную воду, в порт. С другого края разместились массивные ворота в окрестности Лит-Муатара, которые, в случае чего, пришлось бы денно и нощно оборонять. На окраинах, тут же, возвели и площадки для тренировок. Загон для рофов, что-то вроде лохматых коров, построили по соседству с одной из них… неспокойное время – оно такое, хаха. Что касается центра, то его составляли пара пивн… э-э-э, таверн, рынок, мрачноватого вида строение, со всех сторон увешанное пауками, и обнесенная каменной оградой башня-особняк. Шпили ее уходили куда-то в черноту потолков, а цветные стекла и минералы в резьбе притягивали взгляд на раз, буквально вопя, мол, вот он, центр всего и вся в этом вашем Лит-Муатаре; у входа дежурили безучастного, скучающего вида стражи-дроу. При виде меня и кобольда, таки выделявшихся на фоне остальной городской публики, эти и бровью не повели, а заметив наше с Дикеном сопровождение, кажется, напряглись. По меркам городов поверхности Лит-Муатар был небольшим, однако народа по улицам двигалось предостаточно: в час, когда мы с кобольдом покинули наше убежище, город напоминал разворошенный муравейник, и атмосфера войны висела в воздухе вполне ощутимыми булыжниками. Речь вокруг звучала самая разная, на общем и незнакомых мне языках; солдаты, гребцы и капитаны на доках, рабочие в палатках под открытым, гм, небом – каждый занимался своим делом, не забывая при этом толкаться на улицах, двигаясь с грацией, от которой рябило в глазах. Были и те, кто шатался безучастно. Пристальное внимание их несколько нервировало. К слову, не только меня: служители Эйлистри – их выдавало крайне пацифистское отношение к происходящему и нездоровая какая-то реакция на единственного в городе человека – обходили этих вычурно одетых товарищей по широкой дуге. Что-то тут нечисто. В общем и целом, в Лит-Муатаре можно было потеряться, особенно в первый момент, когда сам спотыкаешься через каждый шаг, а Дикен носится вокруг с непонятными воплями (Босс, позируй! Дикену нужна эпическая сцена для первой главы!). Выручала Натирра, которая стала нашими глазами, маяком и гидом. Уважаемая настолько, чтобы заставить местных расступаться в узких местах, она вышагивала впереди, комментируя происходящее вокруг. Очень скоро я научилась выделять ее среди других серебряноволосых и темнокожих: спина прямая (кое-кому о такой осанке мечтать и мечтать), шаг легкий, почти неслышный; когда забывается или нервничает, идет слишком быстро, и чтобы догнать ее, приходится прикладывать недюжие усилия. Именно Натирра окончательно разбудила меня несколько часов назад, чтобы познакомить с тем, за что воевать, теми, с кем воевать, ну и вообще помочь запастись всем необходимым для дальнего похода. Постучавшись, дроу прошла в комнату и замерла: в воздухе пахло паленым, вокруг посапывающего, растянувшегося на брюхе Дикена расползались пятна чего-то темного и сильно смахивающего на пепел. Я, поджав ноги, в это самое время тихонько посмеивалась над результатами совместного с крылатым засыпания. Пожалуй, картину эту даже можно как-то обозвать. Ау, фантазия, где ты? Не знаю, что там себе надумала дроу, но первые полчаса говорила она мало и только по существу, а на дверь косилась как будто бы с надеждой. Потом стало легче. Ну невозможно бояться, злиться или кого-то в чем-то подозревать, когда у тебя под носом вертится крылатый кобольд с фанатичным блеском в глазах, пером в когтях и полупросохшими, исписанными кривым почерком листами в пасти! И тем более проблематичными становятся попытки сделать ноги, когда такое вот чучело, на ходу натягивая сапоги, просит тебя подумать над своей биографией и покамест никуда не уходить – сейчас, сейчас-сейчас Дикен оденется и все-все запишет… Рассказывать о себе Натирра мягко отказалась, впрочем, пообещав кобольду подумать над этим позже. И со мной разговаривать стала чуть спокойнее – клянусь, при этом у нее был самый понимающий взгляд из тех, что мне приходилось видеть за последние недели. И были лавки. Закупиться нужно было всерьез и надолго, и потому тут же встал вопрос о деньгах. За время путешествия через Подгорье сумма накопилась немалая: Дикен, которому пришлось тащить наши вещи, звенел аки набитый кошель, однако барахло, собранное бережливым кобольдом, нуждалось в скорейшей продаже; в итоге трофейные и не совсем монеты ушли в неприкосновенный запас, а мы с ящером сели потрошить безразмерный рюкзак с целью дальнейших торговых махинаций. Неудачная идея. Во-первых, от вида сумок, некогда собранных руками Миши, мне стало тоскливо чуть ли не до мокроты, и разобрать их я так я не решилась. Во-вторых… Дикен, что ж ты за зверь такой? Зачем, зачем нам вот этот подсвечник? А сапоги? Они ведь даже не парные! А этот доспех как будто из дома терпимости вынесли – из брони лишь непосредственный верх и самый посредственный, к слову, низ. Кто в здравом уме наденет такое? И, прости, чем оно приглянулось тебе?.. Но кое-что пригодилось. Знакомые зелья, бинты и чистые тряпки, камни, что приносили удачу, вещи, в которых осела хоть капля магии, – все было пересмотрено, пересчитано и отложено на самый черный из грядущих дней. Часть трофеев разобрали сразу: так, Дикен утащил себе чей-то шлем – ровный, прочный, идеальная подставка под перо и лист, а Натирра, скорее из вежливости, взяла кинжал с замысловатой резной рукоятью. Я же с облегчением откопала в сумке амулет-реликвию, путешествующий со мной от самого плана Теней. После всего произошедшего у меня с ним установилась почти физическая связь. Безделушка, но такая родная. И от опасности убережет, и о доме напомнит. Хорошая, в общем, вещь. Ну а когда все нужное было сделано, Босс, сопровождаемая отважным крылатым спутником и дроу Натиррой, что привела Героев в Андердарк, отправилась исследовать загадочный город Лит-Муатар.
Он торговал прямо на улице, этот дроу. Палатка-навес на каменных столбах, книги и свитки, все вперемешку, шар для гаданий, внутри которого курился серый дым, россыпь непонятного происхождения барахла на столах – бардак выглядел виртуозным, но абсолютно упорядоченным. Хозяин лавки, одетый вычурно, как и добрая половина эльфов Лит-Муатара, и для нее же довольно высокий и пожилой, наверняка знал тут каждую мелочь и нашему с Дикеном появлению, похоже, не слишком обрадовался. Плеваться не начал, но и разговаривать не стал, гаркнув что-то уж очень нехорошее про рюкзак в моих руках. Дикен тут же надулся; Натирра, тактично вмешавшись, предложила в роли переводчика себя. По мере того, как вещи из махонького кобольдова сумаря образовывали на столе – и столах, и даже земле – приличную достаточно гору, торговец менялся в лице. Куда-то пропала гадливая усмешка; опустились плечи, прежде задранные выше стоячего воротника. Кажется, эльфа загипнотизировали доспехи, блестящие аки зеркало. Или тяжеленный двурушник чуть пониже меня размерами. Или ожерелье из чего-то, смутно напоминавшего клыки, касаться которых я попросту побоялась. Не знаю. Выбор шибко большой. А трофеи все не кончались. Камни, порошки и зелья, оружие, болты и обмундировка – нет, Дикен, ты ни разу не ящерица. Ты… ты… ты сорока, вот! Попрощался дроу на общем. Пригласил заходить почаще. Скидки наобещал. Натирра выглядела довольной. На практике доказав, что лучшие друзья девушек к драгоценностям отношение имеют смутное, но зато ко всему, что умеет калечить, или лечить, или тем или иным способом помогать выживать на просторах Андердарка – самое прямое, мы, под руководством нашей темнокожей провожатой и вопреки всем возражениям Энсенрика, направились к местному оружейнику. Кажется, звали его Ризольвир. Кузню было видно издалека – яркое-яркое пятно средь городской полутьмы. Горн по центру площадки полыхал, исходящие из него жар и свет обжигали на расстоянии, тем самым заставляя зевак держаться как можно дальше. Хозяин работал тут же. В защитном фартуке, с волосами, собранными в хвост – у-у-у, ну почему тут у всех такие гривы? – он как раз склонился над наковальней, и молот в его руках сиял, будто бы резонируя с огнем в печи. Что-то с этим пламенем не так. Может, колдовать я больше не могла, но чувствовать, насколько силен огонь внутри горна, все равно получалось. Наверно, ничего необычного в этом и не было: работа с металлом волшебна сама по себе. Не каждому ведь под силу заставить кусок руды принять нужную форму, не получив при этом страшные ожоги и шрамы. Помнится, из одного из своих путешествий мастер Дроган привез легенду о лучшем в мире кузнеце, который раз в год подковывал лошадь самой Смерти, в качестве награды оставляя себе подкову… Самого Смерти, если точнее. В той легенде Смерть был «он». Так вот. Как я уже говорила, оружейника звали Ризольвир. Заметив нас троих, он отложил молот и махнул Натирре, которую, казалось, в первый момент прямо-таки подмывало ответить тем же. Но от подобного способа приветствия дроу воздержалась, ответив просто кивком. Она выглядела несколько озадаченной: похоже, не до конца понимала, зачем мне понадобилось нести к кузнецу не первого сорта оружие, а желанием хоть как-то пояснить ситуацию я не горела. Пока. Скрывавшийся где-то за навесами подросток – видимо, ученик – поднес Ризольвиру полотенце; отерев пот и копоть, он вышел к нам. Ухмыльнулся, глядя, как Дикен шагает вперед, дружелюбно улыбнулся мне. Пожалуй, оружейник был единственным в этом городе, кто был настолько рад моему прибытию. Ну, кроме Провидицы, конечно. К тому же, эльф был не прочь поболтать. К видениям Провидицы он относился скептически, но уважал ее и ее последователей за то, что согласились принять его как единственного выжившего после бойни, устроенной Вальшаресс, и теперь помогал лагерю всем, чем мог. На Избранного давно хотел посмотреть. Хоть и представлял на его – их – месте кого-то более, более… Дикен, ты правда решил засунуть морду в огонь?! Ну а больше всего эльфа интересовало оружие, с которым бравые герои прошагали Подгорье. Бедный Ризольвир! Ему предстояло дело века – привести в порядок меч, который того совершенно не желал. С самого начала Энсенрик ворчал и ругался, заявляя, что сможет защитить себя, меня и вообще всех в виде первозданном. Брыкался на подходе к кузне, сбивая мой шаг. Подвывал голосом настолько дурным, что звенело даже не в ушах, а глубже. Проклятый покойник настолько не хотел, чтобы меч попал к кому-то еще, что в конце концов взял меня под контроль! На пару мгновений, не дольше – но в этот момент я застыла, с кислой миной пытаясь передать меч Ризольвиру, пока он сам в итоге не взял его из моих рук. Осторожно и мягко. Даже не поморщился, вопреки моим опасениям. Душераздирающее «Враги сожгли родную хату, но я отсюда не уйду!..» послужило фоном для всех дальнейших манипуляций. А еще был хохот. Нехороший такой, прямо из горна. И много, много света; вспышки его перемежались порывами воздуха, от которого волосы мои скоро встали дыбом. С оружейником лагерю крупно повезло. Но Энсенрик… Во всяком случае, его наточили. Легкий и сверкающий, будто для женской руки, лезвие чистое, ни царапины, – из побитого временем железа меч превратился в оружие, с которым было не стыдно показаться на глаза Провидице и тому рыжеволосому тифлингу. При условии, конечно, что я правильно перехвачу рукоять. Ризольвир же выглядел смущенным. Помятым немного. Нет, проклятый покойник, себя, конечно, не выдал… или выдал? Или не выдал? Передавая мне меч, а Натирре – мешок с чем-то позвякивающим, эльф сообщил, что работать с такой вещью дальше он пока не рискнет, и еще долго со странным выражением на лице наблюдал, как мы втроем скрываемся в полумраке. Тут, в общем-то, наши с Дикеном сборы практически закончились. Сумки – готовы, герои – трясутся, но готовы не менее. И вроде бы все, вроде бы можно идти к Провидице, причем на свежую и трезвую не по ситуации голову. Так нет же, нет! Ибо далее у меня попытались увести кобольда. Точнее… гм. Не совсем у меня, поскольку Дикен – зверь свободный, и не совсем увести. Но приятного мало.
– Они из дома Маэвир. Лит-Муатар – их родовое гнездо, – мрачно сказала Натирра, когда все закончилось. Сжимая кулаки, глядя в спины троим дроу, удаляющимся походкой нервной и чуть петляющей, они выглядела глубоко язвленной случившимся. – Позволяются лагерю находиться на этой земле, но соседству не рады. – Разве все дроу здесь не поддерживают Провидицу? – зачем-то спросила я, и так представляя ответ. Слабость в ногах не позволяла голове работать в полную силу, к тому же, меня до сих пор потряхивало – дрожь нервная, но объяснимая. Схватиться с кем-то в первый же день, да еще и на ровном месте! Хотя насчет «ровного» можно поспорить. – Дом Маэвир некогда выступил против Вальшаресс, но потерпел поражение. Союз с Провидицей – вынужденный. У них просто нет выбора: либо бороться сообща, либо пасть, – объяснила Натирра. Кажется, она уже успела взять себя в руки. – Как и у нас. Идемте. А случилось все так. Храм Лолт, который, по словам Натирры, временно использовали служители Эйлистри и в который перекинуло нас с Дикеном несколько дней назад, уже был в зоне видимости. Каменное сооружение внушительных размеров, отполированное едва ли не до блеска, с высокими ступеньками и сужающимися кверху шпилями, – храм отнюдь не выглядел обителью милосердия, добра и всего прочего. Казалось, он даже стоял на брюхе здоровенного паука. Каменные колонны-лапы обнимали здание спереди и сзади, касаться зазубрин на них почему-то не хотелось… Вокруг было многолюдно. Натирра вертела головой, будто кого-то высматривая, я ежилась, припоминая первые впечатления об Андердарке и храме Лолт в частности, и, в итоге, мимо группы выясняющих отношения дроу мы вдвоем прошли безболезненно – разве что сопровождающая моя покосилась на это дело с неодобрением, но вмешиваться не стала. Протестующий писк Дикена, неаппетитный абсолютно хруст и вскрик, который за ними последовал, настигли нас чуть погодя. Дикен, еще мгновение назад что-то царапавший на огрызке листа, теперь висел на запястье очередного эльфа и выпускать оное из пасти не собирался. Сам эльф отчаянно мотал рукой и вцепившимся в нее кобольдом; волосы остроухого растрепались и неаккуратными сосульками спадали ему на лицо, рукаву расшитой рубахи пришел конец – ткань уже начала напитываться красным. К тому моменту, как я оказалась рядом, дроу успел приложить Дикена по морде ребром свободной ладони и, поддерживаемый смехом еще двоих, перехватил сопротивляющегося ящера поудобнее. Тащить куда надумал? И завертелось. Не то Натирра ожидала чего-то подобного, не то у меня после долгого и качественного сна нервы сработали как надо, но среагировали мы на редкость слажено. Натирра, что-то выкрикнув, в два прыжка оказалась нос к носу со злополучной троицей, и вид у нее при этом стал самый зловещий – одни Ризольвировы кинжалы в чехлах чего стоили! При виде них дроу, что удерживал Дикена, несколько ослабил хватку; Дикен тут же вывернулся, и мне только и оставалось, что задвинуть его, растерянного, за спину. Целее будет. Ибо намечалась драка. Прямо в центре города, на глазах у лагеря, в котором вроде как обещали поддерживать до конца… И пусть за спиной Натирры тотчас материализовались зеваки, погоды это не делало. Зеваки оставались зеваками даже в Андердарке. Ничего ж себе прием. Шикать на Дикена, который, чуть очухавшись, вновь рвался навстречу приключениям, и прислушиваться к нарочито убойной помеси языков, на которой разговаривали Натирра и решивший прибрать кобольда к рукам дроу, было неловко. Пару раз в мою сторону ткнули рукой, и в знакомое по речам Провидицы слово «наземник» вложили презрения столько, что хоть с пола соскребай; имя же самой Провидицы упоминалось несколько чаще и отвращением куда большим. Уже потом Натирра расскажет мне, что жрицу Эйлистри в Лит-Муатаре уважают не все, а захват в рабство мелких существ вроде Дикена здесь и вовсе в порядке вещей. А тогда мне оставалось лишь слушать, наблюдать за тихо закипающей Натиррой и быть готовой отбиваться в любой момент. Но и с этим вдруг возникли проблемы. Ватные ноги, пульс в висках – Девять Адов, как же давно я так искренне, с чувством не боялась! Навскидку, аккурат с тех самых пор, когда древняя Горгона обратила нас с Дикеном в глыбы, а Аштара принес в руины и нацепил рабские ошейники. Вот только в тот раз я чувствовала себя э… каменной, а теперь, без сил, но с полными карманами магической дребедени – откровенно голой. Хотя, конечно же, еще был Энсенрик-меч. Его мягкие попытки успокоить успехов не приносили, и предстоящую драку я представляла весьма смутно. И Дикен рвался в бой с ослиной упертостью; этого, во избежание преждевременных проблем, пришлось придерживать за ворот. И Натирра еще была, да. Спорила на высоких тонах, но вооружаться не спешила. Потрясающая выдержка. А поза дроу, что пытался увести кобольда, тем временем стала через край позерской. Остальные не отставали. Обреченно-предупреждающее «Сейчас», брошенное Натиррой через плечо, обещало перспективы самые мрачные… – Что здесь происходит? …но оправдаться им было не суждено, поскольку у эльфов по бокам от Дикенова подогнулись колени. Подогнулись резко, синхронно до комичности, – ведь руки тяжелые, как голос говорящего, легли им на плечи. Удерживая двоих, Вален возвышался над третьим дроу, и тому, вдруг лишившемуся поддержки, в лучшем случае был виден подбородок тифлинга – настолько большой была разница в росте. С видом, будто встать сегодня пришлось много раньше, чем проснуться, Вален без интереса рассматривал Натирру и всех, кто стал позади нее, Дикена, к пасти которого прилип обрывок ткани, меня, в конце-то концов. Видимо, он и был тем, кого искала Натирра в самом начале. Еще один сопровождающий, четвертый в компании «Я презираю Вальшаресс» – явиться к Провидице перед отбытием нам следовало уже в полном составе. Наверняка тифлинг ждал на площади перед храмом, и когда все случилось… ну, сложилось это самое «все» не так уж и плохо, поскольку если Натирру в лагере уважали, то его, казалось, несколько побаивались. Несколько? Судя по тому, как ме-е-едленно и неверяще опустил голову эльф, которому так невовремя приглянулся крылатый Дикен, слово это отнюдь не отражало гамму эмоций, испытываемых местными в отношении Валена. Зато они, эмоции эти, пришлись очень кстати: по-прежнему не оглядываясь, дроу, из-за-которого-все-началось, что-то тихо сказал остальным – слово было коротким и резким, больше похожим на плевок, – и в кратчайшие сроки площадь опустела. Натирра завела руки за голову и потянулась – от души, гибко, будто давая отдых всем-всем-всем мышцам в теле. Ее смешок был коротким и немного злым.
Честно говоря, под взглядом этих слишком синих глаз становилось холодно. Отвернуться даже хотелось. Уйти, – и непременно хлебнуть чего-нибудь горячего. Это нельзя было назвать враждебностью, но презрением, помимо всего прочего, отдавало только так. Слишком много инфернальной какой-то жути. – Как вы собираетесь остановить Вальшаресс, если оно не способно постоять за себя? Разъяснения всего произошедшего Валену не потребовалось. Даже интересоваться не стал, предпочтя спросить все самое заковыристое сразу и в лоб. Наверное, на правах героя «я-появляюсь-в-последний-момент» он имел на это полное право. А вот на Дикена, который прям таки резонировал восхищением, тифлинг не обратил никакого внимания. Раскрытая пасть, тело по струнке и общий восторг на морде – ведь не отстанет теперь, до конца путешествия под ногами болтаться будет, что с непривычки может изрядно подзадолбать. Что я и попыталась до Валена донести. Зачем-то. – Оно – способно. И теперь оно будет ходить за вами хвостом, пока ему не надоест. Понимание, что именно ляпнула Избранная славного города Лит-Муатара, явилось мне где-то на середине фразы. Кажется, Вален даже отшатнулся… кажется? …До храма Лолт шли помалкивая. Зловещее такое, напряженное молчание, впоследствии нарушенное лично Провидицей. Как раз к тому моменту мои горящие от стыда щеки остыли. Изнутри храм производил еще более гнетущее впечатление, чем снаружи. Пол, каждый шаг по которому отдавался эхом в высоких сводах, настоящие, живые огни, которые чадили и плевались маслом, подозрительного вида стоки, ведущие к внутренней части святилища – все это венчалось громадной статуей женщины с паучьим торсом и лапами, чье лицо было обращено ко входу. Лолт, я полагаю. Тонкая, точеная, она будто наблюдала за происходящим в храме, и от этого становилось не по себе. Если бы не Провидица, в черном-черном храме черной-черной богини, пусть и временно молчащей, было бы жутко. Однако присутствие дроу обстановку вполне уравновешивало: общая мрачность стен ее совсем не смущала, и атмосфера чего-то радушного, теплого вокруг нее заставляла не думать о прежде творившихся здесь… ну, всем. Это было второе мое посещение храма Лолт, и в этот раз я добралась на своих двоих, что не могло не радовать. А в остальном ничего нового не выяснилось. Да, войско Вальшаресс пухло и ширилось с каждым днем и шансы на благоприятный для Лит-Муатара исход таяли с той же скоростью. Город мысле– и мозгососущих иллитидов Зорвак-Мур, культисты, которые, предположительно, поставляли Вальшаресс орды нежити всех сортов, здоровенный улей бехолдеров, острова (под землей! как?), о которых было известно лишь то, что они жуть какие таинственные и наверняка связаны с мощными артефактами, кои не помешали бы здесь, в лагере, – что, ну что со всем этим могли сделать четверо? Устроить диверсию. Так и только так. Тогда – где? С чего начать? Это был день, когда меня поставили перед выбором. День, когда стоя лицом к лицу с Провидицей, отчаянно верящей в счастливый конец и готовой благословить нас в дорогу хоть сейчас, я поняла окончательно – идти вглубь пещер придется и все, что происходит вокруг, ни разу не плохой сон. Ответственность за город, грядущую войну и тех троих, кто по разным причинам стоит за спиной и по правую руку, тоже, кстати, ни на кого не спихнешь. За что, а?.. Этот вопрос волновал меня и позже, у доков. Острова – вот место, которое я решила посетить первым делом. По каким-то причинам они показались мне менее опасными… если хоть что-нибудь в Андердарке можно было назвать «менее» опасным. Добираться же до этих островов предстояло силами некого лодочника, и именно с ним сейчас предстояло договориться. Как-нибудь.
Портовый район Лит-Муатара был небольшими и мало отличался от надземных доков: все та же слизь под подошвами сапог, брань измотанных рабочих, запах воды, врезающейся прямо в высокий берег. К слову, вода выглядела излишне темной. Может, всеми виной слишком редкие фонари, но казалось, что она будто проглатывает свет. На поверхности не мелькали даже блики! Отражения не появлялись вообще. Черное варево плескалось до самого горизонта, потолок пещеры там был низким – его очертили светом – и пройти могло лишь небольшое судно. Например, то, что стояло в дальнем краю причала. Корабль – без паруса за ненадобностью, зато с навесом на половину палубы – походил на лодку с высокими бортами. Исчерченный светящейся символикой, с виду он мог вместить целую группу и не хлебнуть при этом воды. К тому же, он был единственным на пристани. Все прочие суда ушли? Не существовали вообще? Ой как нехорошо. От воды веяло холодом, и мне пришлось поднять воротник. Руки в карманы спрятать еще. В нерешительности замедлить шаг – лодочника-то нет. Странное прозвище – имя? – для владельца целого, кстати, корабля. Сопровождающие мои тоже пошли медленнее. Натирра растворилась во мраке Лит-Муатара под предлогом сборов в дорогу, и теперь их снова стало двое – подуставший от беготни Дикен и Вален, от молчаливого неодобрения которого уже зудело меж лопаток. Хоть тифлинг и вызвался сопроводить нас до доков, хорошим провожатым его назвать было трудно: односложные ответы или молчание – вот все, что удалось вытрясти Дикену, восторг которого временно сошел на нет. Однако казалось, что Вален почти смирился с моим – нашим – присутствием. Внимание, с которым он наблюдал за суетой кобольда, выглядело вполне человеческим, а спокойный скептицизм и уважение, с которыми сегодня выслушивал Провидицу, и ответная ее теплота показывали, как сильно ему здесь доверяют. Следовательно, не опасаться – чего? – можно было и мне… проблематичное это дело, доверять, если за каждым твоим шагом наблюдает кто-то, вооруженный хвостом и рогами. Ну что за ерунда. Повинуясь чисто научному интересу, я подошла к ограждению, на него же и облокотившись. Брр, холодина. Мостки освещались хорошо, и благодаря одинокому фонарю по правую руку от меня воды Лит-Муатара уже не выглядели столь угрожающими. Да, темные, да незнакомые, но вряд ли плыть по ним будет слишком страшно. – Босс? – как оказалось, Дикен пошел следом. Пристроился сбоку, пнул лапой в ботинке камень – тот проскочил под низом металлических листов и плюхнулся в воду. Всплеска не последовало. – Чего тебе? Кобольд поежился. Даже смотреть на него почему-то стало жалко. – Вода, Босс. Дикен понимает, что под землей всегда должна быть вода… даже в глубоких пещерах, где жил старый Мастер, было много воды, – мое молчание он, видимо, расценил, как просьбу продолжать. – Но если у дроу есть корабли, значит, тут может быть целое море! Целый подземный океан! Ужас, с которым Дикен произнес последнее слово, зацепил и меня; если прежде мне как-то удавалось не думать об океанах непроглядной черноты прямиком под Уотердипом, то теперь картина предстоящего плавания встала перед глазами во всей красе. Загодя взбунтовался желудок. Мы с кобольдом переглянулись и в какой-то момент стали так похожи, что тифлинг, терпеливо ожидающий, когда же Герои займутся делом, удивленно поднял брови... Не раскисать. Рано. – Дикен, ты ведь не боишься воды, – даже на вопросительную интонацию выдержки не хватило. – Просто Дикен еще не ездил на кораблях, – кисло пробормотал в ответ кобольд. – Это кажется Дикену небезопасным. Как здесь плавают без звезд, и парусов, и всего прочего? Хороший вопрос. Надо будет пронаблюдать за лодочником, если получится. – Ну, мне тоже ни разу не приходилось бывать на настоящем корабле, потому бояться будем вместе. Хотя я сомневаюсь, что плыть будет тяжело. Ветров здесь нет, и вода выглядит спокой… – Это Темная река, – ровный голос Валена, вдруг вмешавшегося в разговор, добавил новых красок в общую атмосферу уныния. – Ключевая позиция обороны Лит-Муатара, поскольку ни одна армия не в силах ее пересечь. Здешние воды ядовиты, а существа, в них живущие, смертоносны. Вам следует это знать. Вряд ли тифлинг специально ждал подходящего момента, чтобы сообщить столь специфическую информацию, и вряд ли веселился, наблюдая за реакцией на нее, – лицо его, во всяком случае, оставалось по-прежнему бесстрастным. Скорее всего, ему просто надоело слушать нашу с Дикеном болтовню. Ядовитая вода, подумать только. – Через Темную реку нет мостов, а те, что были, быстро смывались наводнениями, – убедившись, что его слушают, продолжил Вален. Ссутулившись, глядя куда-то на дальние скалы, он будто вел воображаемый счет. – Пересечь воды вплавь, поскольку течение сильное, тоже нельзя. А перебраться с одного берега на другой сможет только самый опытный лодочник, – далее, скорее для себя, чем нас, тифлинг подвел итог всему сказанному: – Эта часть города неприступна для армии Вальшаресс. …но остальные районы падут, поскольку союзников ты – персонально ты – не соберешь. Да-да, я помню. Намек был прозрачен, намек был понят: дальше от воды, ближе к кораблям. Потрепав позеленевшего Дикена за крыло – он развернулся и с несчастным видом, оглядываясь, засеменил обратно к Валену – я на ходу пыталась вспомнить имя нужного лодочника. В голову не лезло ничего, кроме сонного ворчания потревоженного Энсенрика: чуть раньше кобольд задел ножны с мечом. Как же его там… – Тот лодочник, Каваллес, точно сможет пересечь Темную реку? Вален медленно кивнул. – И никто, кроме него. В Лит-Муатаре только он знает способ пересечь эти воды, – напряжение, с которым он вглядывался в полутьму причала, к поискам лодочника абсолютно не располагали. – А… – Возле корабля, в тенях. Каваллес редко от него отходит. Возле корабля, значит. Возле во-о-он тех мерцающих зеленым камней и единственного места, где вода, черная с Большой Буквы, заливает камень. Ну естественно.
– Тарина? Советую соблюдать осторожность при общении с Каваллесом. Он… немного странный. – Напутствие Валена, сколь неожиданное, столь же и обнадеживающее (хоть кому-то он доверяет меньше, чем мне!) только усилило мои подозрения по поводу нечеловеческой природы перевозчика. Идти в темноту, спотыкаясь и считая шаги, веселее от этого не стало. *«Немного» странный? По меркам, прости, тифлинга? На твоем месте я бы готовился к чему-то из ряда вон.* Продвигаться вперед приходилось по большей части наощупь. Черный-черный камень, сбить ноги о который - дело пары часов. Черная-черная пристань, кажется, каменная, увенчанная каменными же обелисками. Черная-черная вода; что-то в ней плескалось и булькало, булькало и плескалось, пощелкивая. О Фаерун, даже в медвежьих углах тебя, необъятного, кто-то кого-то жует! Когда отделившаяся от корабельных бортов чернота шевельнулась и представилась голосом шипящим и дребезжащим одновременно, я отскочила инстинктивно, не думая. Дернула локтем, сложила пальцы в пассе, чтоб хоть немного прояснить положение… сжала пальцы в кулак и быстро опустила руку. – Я – Каваллес с Черной реки, – прошипела фигура, навевающая мысли о двухметровых скелетах с косами наперевес. – И я единственный знаю ее коварные течения; всех остальных унесет или затянет в ее мутные глубины. Лицо говорящего скрывал капюшон из мягкой на вид ткани, а за складками балахона, в которых терялось тело, было даже не разобрать, мужчина передо мной или женщина – да и, честно говоря, знание это все равно не пошло бы мне на пользу. Предчувствия не обманули: человеком, как и представителем любой знакомой мне расы, это не являлось. Если отбросить доводы рассудка, но принять во внимание то, как близко – а зашел он почти по щиколотку – Каваллес держался к воде, если присмотреться к тому, как живо колыхалась в такт движениям его накидка, лодочника можно было принять за продолжение Темной реки, просто чуть более телесное. И, что важно, звучало оно дружелюбным. Каваллес слегка наклонился, и меня обдало запахом соли и чего-то такого… неописуемого, оседающего на нёбе и отбивающего аппетит на долгие часы. – Я ждал тебя. О нет, удивляться я не буду. – Почему? – Я слышу голос Темной реки, а она шепчет тайны, украденные у утонувших. Я знаю, зачем ты здесь. Мне бы эту уверенность. – И зачем же? – Ты хочешь уничтожить Вальшаресс – ее смерть освободит тебя. И я помогу. Я знаю секреты островов, которые тебе нужно посетить. Скрип металла о метал, негромкий, резкий, намекал, что осведомленность лодочника покоробила, в общем-то, всех. Забавным было то, что прежде Вален двигался абсолютно бесшумно, несмотря на доспехи и внушающий уважение цеп… интересная, однако, особенность. В плюс, где-то там, на свету, изнывал от нетерпения Дикен. Та еще группа поддержки собралась. - Я знаю секреты островов; Темная река нашептала мне их, когда я скользил по ее водам, - продолжал Каваллес, и градус пафоса в его речи возрастал с каждым следующим словом. Оно говорило со мной, оно хотело говорить, и оно было довольным. А значит, пришла пора следовать правилу, некогда вынесенному из первого моего путешествия, – позволь этой… этой… этому высказаться, сделай выводы, а процесс переговоров переваривать будешь потом. После долгих, содержательных дискуссий с драконом, тысячелетней нежитью и персонажами собственноручно переписанных историй черный-черный лодочник с провалом вместо носа смотрится не так уж плохо! Главное – сообразить улыбку поискреннее. – Тогда прошу, расскажи мне об этих островах.
Остров Создателя, дом пропавшего давным-давно дуэргарского чародея, славился своими големами. Остров второй, безымянный, с недавних пор служил пристанищем для целого поселения крылатых наземных эльфов и чего-то убийственно магического, для Каваллеса непонятного. Оба располагались примерно на одном расстоянии от Лит-Муатара, и к обоим лодочник был согласен нас доставить. Плату брать отказался. Узнав, что нужна еще пара часов на сборы, кажется, огорчился. Но отправиться был готов в любую минуту. Острова маячили на воображаемом горизонте, никто, в общем-то, не знал, с чем именно предстоит столкнуться, и ожидание давило на нервы, заставляя наперед просчитывать варианты провалов и отступлений. Потому сборы продлились недолго. Пара заплечных мешков, коими при желании можно и приложить неслабо в целях самообороны, заточенное оружие, правильный настрой и воодушевленные (трагические) лица (морды. морда. одна.) – поразительно, как мало иногда нужно для дальнего и – спасибо, Дикен, - несомненно героического путешествия в глубины Андердарка. Изнутри корабль – лодка? – Каваллеса выглядел больше в разы; он не просел под весом внезапных пассажиров, а места было ровно столько, чтобы могли, не мешая друг другу, разместиться пятеро. То есть, четверо, - сам Каваллес не в счет. Повесив на нос корабля фонарь, лодочник застыл там же, периодически опуская в воду весло. После начал напевать себе под нос, роняя в Темную реку непонятные, дикие, нежные слова; при длительном прослушивании оных, наверно, можно было поседеть. Пассажиры же разбрелись по палубе с твердым (и понятным) намерением не пересекаться до прибытия на остров Создателя. Попарно. Мы с кобольдом устроились недалеко от орудующего веслом Каваллеса - так ящеру было удобнее разглядывать пейзажи, которые выхватывал из тоннелей свет бортового фонаря; протеже Провидицы стали где-то в хвосте, и эмоции, отражавшиеся на их лицах, мне никак не удавалось понять. Вален, мрачная решимость которого, пополам с тоской, будто усиливалась по мере того, как растворялся в темноте город, Натирра, напряженно сжимающая руками борта, – было в этом что-то слишком личное, что-то, отчего наблюдать за этими двоими становилось даже неловко. Ведь что бы ни связывало их с Лит-Муатаром или Провидицей, меня оно никак не касалось… Одиночество, острое, обезоруживающее, перебороть до конца мне так и не удалось; запихать поглубже – да, но не избавиться окончательно. Ладно, так тоже неплохо. Может, нам четверым и придется провести какое-то время вместе, но, в конце концов, здесь никто никому ничем не обязан. *Здравая мысль. Первая за сегодня,* - сквозь шум воды встрял Энсенрик. Рукоять меча касалась моей руки, и даже сквозь ткань я чувствовала, как сильно он нагрелся. Ох-хох, и этому не по себе. - Что не так? *Держись подальше от бортов и лодочника, и прошу, не урони меня в реку. Спасибо.* Никто и ничем, мда. Забавно, но часть меня продолжала надеяться, что что-то еще изменится… А потом появились проблемы поважнее. Например, заставить себя не_вопить, когда Каваллес, маневрируя между чем-то подводным и каменным, на скорости течения провел корабль через подсвеченный зеленым тоннель – аккуратно до безобразия, едва чиркнув о стены бортами. Или отодрать от себя Дикена после всех этих маневров. Или унять желудок, ухнувший вниз, когда вдруг исчез потолок, а пещерных стен не стало видно в принципе. Целый подземный океан действительно был.