"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Находясь в отвратительном плакательном настроении, пошла в магазин за шоколадкой и обезболом для своего дурацкого плеча. В итоге домой вернулась с такой вот инопланетной штукой.
Гугл говорит, что это хавортия Купера. Жутко красивый суккулент, особенно на просвет)
Но о покупке теперь жалею, если честно. Растению нужен свет, а в моей квартире его практически нет — все загораживает дом напротив. Переношу теперь горшок от окна к окну, когда в них хоть что-то светит. А полы холодные…
***
Все чаще задумываюсь о том, чтобы поменять квартиру. Задолбал постоянный полумрак, да и хочется что-то поближе к офису. Но я ж знаю себя — очень высок риск с испугу вляпаться в какую-нибудь арендную задницу минимум на полгода)) А в текущей квартире, кроме проблемы с освещением и удаленностью от офиса, меня все устраивает. Есть парк под боком, рядом все магазины и аптеки. Микроволновка есть. И даже — о боже! — ванна! В грузинских объявлениях об аренде про ванну всегда пишут отдельной строкой и с восклицательными знаками, тут это редкость редчайшая, за которую накидывают дополнительное бабло
Ну и хозяйку я не видела ни разу за полтора года, она в Кутаиси живет, связь исключительно через Вайбер. Отдельный плюс — что у меня хозяйка, а не хозяин… С хозяевами отдельные приключения могут быть, если ты девушка и живешь одна.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
У меня все больше вопросов к тому, что я слушаю... Но пока это помогает вывозить сакартвельскую действительность, пусть будет так)
Тут не только забавный текст, но еще и некоторые куплеты перебиваются мелодиями из других песен. Я узнала треки Металлики, Рамштайна и Павервулф Встали, как родные.
Об истории "Гогии" как песни (сборника упоротых грузинских частушек со странными рифмами) можно прочитать тут. Это реально интересно)
А вот уже менее упоротая и более романтичная "Гогия" от In Extremo.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Еще немного сомнительного обливионовского фикла. Стало интересно, как был отреагировал Шеогорат на смерть ГГ в путешествиях по Дрожащим Островам. И вот)
КавардакМания не менее опасна, чем Деменция, а Деменция не менее смертоносна, чем Мания. Однако, если бы Айну спросили, она без раздумий ответила бы, что умирается на стороне Деменции куда отвратительнее. В Мании, иногда такой яркой, что даже больно глазам, воздух пропитан чем-то пряным, оседающим у самого корня языка. Чем-то сладко-соленым, чем-то, от чего у редгардки по первому времени постоянно двоилось в глазах и от чего тянуло чихать. Возможно, все дело в гигантских, растущих повсюду оранжево-черных грибах — вроде бы, это они выделяют пыльцу, из которой потом делают любимый наркотик Тейдона. В Мании даже самая сильная боль ощущается приглушенно, не остро. А жители деревушек, разбросанных по этой части Дрожащих Островов, выглядят счастливее, чем большая часть встреченных Айной сиродильцев. Полностью чокнутые, но искренне вдохновленные, под присмотром и под защитой золотых святых они каждый день пишут столько картин, что редгардка даже пару раз задавалась вопросом, куда их потом девают. В Деменции же воздух влажный, и тяжелый, и такой густой, что при каждом вдохе его приходится чуть-чуть пропихивать вниз, до легких. Вечная сырость ползет из болот, над которыми вьются насекомые и туманная взвесь. В Деменции много мест, куда годами не попадают солнечные лучи, — из-за туманов, а еще из-за перекрученных, уродливых деревьев и их корней, которые ползут вниз и вверх. А иногда и вовсе тянутся за твоими ногами, намереваясь утащить в ближайшее болото. Путешествовать по Деменции удушающе тягостно. Ее пейзажи, сосущая тишина, которая стоит над этими землями, пробуждают тяжелые воспоминания и дают простор для тех мыслей, которые — при других условиях — приходят под утро после бессонной ночи. Каждый раз, попадая на эту часть Островов, Айна удивляется, как выдерживают свои патрули темные соблазнители. А еще — изо всех сил сочувствует жителям Крусибла, в который обычно старается не заходить. Но себе она сейчас сочувствует больше. Ведь это ей приходит конец. Ведь это из нее вместе с кровью вытекают и силы, и жизнь. А последнее, что она видит, — плотно-серый туман Деменции, корягу, которая подставила ей подножку, и оскаленные черепа в коленных чашечках огромного, ну просто обширнейшего кавардака. Из последних сил лягнув монстра, Айна переворачивается на бок, поджимает колени к груди и обхватывает себя руками, защищая исполосованные живот и грудь. Плотная броня на спине, в которую тотчас же вгрызается нежить, должна выиграть ей чуть-чуть времени. Но даже так она не рассчитывает на хороший финал. Главный инструмент, который позволяет выживать во владениях Безумного бога, это здравомыслие, и отточенное до предела здравомыслие Айны подсказывает, что выбраться из передряги с такими ранами — при всем желании невозможно. Она была слишком расслаблена и довольна, когда вылезала из той пещеры с полной сумкой янтаря — предвкушая новые перчатки, изготовленные из него, или даже что покрупнее. Настолько увлеклась грезами об удобной и тонкой обмундировке, что забыла, в какой части Островов находится, и не прислушалась, не поглядела по сторонам. Оттого и оказалась неподготовленной, когда на нее напали кавардаки — монстры, которые выглядели так, будто кто-то запустил руку в кучу костей, сгреб то, что попалось первым, оживил и отправил гулять по болотам Деменции. От того кавардака, что поменьше, она почти безболезненно отмахалась магией. А того, что побольше, пропустила себе за спину, из-за чего получила сшибающий с ног удар. И еще пару ударов когтистых лап, когда развернулась, чтоб защититься. Айна даже не поняла, куда делся меч, — услышала только, как серебряно зазвенело в районе коряги, о которую она споткнулась так обидно и так не вовремя. А колдовать больше не выходило: все мысли сводились к соленому вкусу во рту и боли, выжимающей воздух из легких. Кавардак грохочет разнокалиберными костями и царапает доспехи на спине редгардки, пытаясь добраться до мягкой кожи. У него не хватает половины головы, зато есть сразу две, человеческих, — вместо коленок, и, по-видимому, это их болезненные укусы Айна ощущает на своих пальцах. Желудок у монстра тоже отсутствует, и потому его аппетит Айне не слишком понятен. Впрочем — констатирует она с хладнокровием, которое может посетить лишь на пороге смерти, — этому чудищу могут быть нужны ее кости, а не ее потроха. Каким-то образом ведь на Островах постоянно появляются новые кавардаки… Будет ужасно обидно, если ее голова станет чьей-то коленной чашечкой. Мысль оказывается настолько забавной, что Айна посмеивается сквозь боль, а потом закашливается и добавляет еще чуть-чуть красного к лужице, образовавшейся у ее подбородка. Впрочем, силы на смех у нее заканчиваются мгновенно. Это в Мании, получив рану, ты глупо улыбаешься все то время, пока пытаешься не получить вторую. В Деменции на смену проблеску саркастичной радости тут же приходит острое чувство вины, от которого на глаза наворачиваются слезы, — вдобавок к тем, которыми уже умылось ее лицо. Каким-то чудесным образом Айна умудрилась подвести сразу двух своих нанимателей разом. Ну, точнее, одного нанимателя и одного, предположим, друга. Да и второго подвела не то чтобы до конца. Мартин, конечно, безумно расстроится после ее пропажи и какое-то время будет о ней горевать (во всяком случае, редгардке малодушно хочется в это верить). Возможно, он даже отправит экспедицию на Дрожащие Острова, после того как ее истерзанное тело не найдут в Тамриэле. Но все-таки… Все-таки они с Мартином были к такому готовы. Готовились каждый раз, когда она покидала Храм Повелителя Облаков, и оттого прощания всегда были такими печальными и неловкими. У Мартина есть Клинки, и города, присягнувшие на верность новому императору, и много хороших людей и нелюдей, которым Айна — по секрету — советовала посетить Храм в горах Брумы. Даже без нее Мартину хватит сил, чтобы навсегда закрыть эти проклятые обливионовские Врата. А вот второму нанимателю Айны рассчитывать больше, кажется, не на кого. И от того, что погибает она в его владениях и по глупости — даже не в бою с этими вездесущими жрецами Порядка! — становится только гаже. Судя по приступам холодной скребущей боли у позвоночника, броня на спине Айны уже поддается, и кавардак собирается вскрыть доспех, как крышку бочонка с мясом. Айна ворочается, толкается, пытаясь отвести в сторону хоть плечо, но как-то вяло, и все ее попытки защититься вызывают у нежити лишь недовольное урчание. Кавардак придерживает ее когтями, а то и пытается перевернуть, что будет означать еще более быстрый и кровавый конец. Редгардка отстраненно думает, стоит ли сопротивляться дальше, — и решает, что стоит. Хоть для очистки совести. Интересно, знает ли Шеогорат обо всем, что происходит на его Островах? Знает ли, что происходит с героиней, на которую он поставил столь многое? И если знает, то чем сейчас занимается? Пожалуй, смеется — но не искренним заразительным смехом смертных, а нерадостным, лающим, полным сарказма хохотом даэдра. Тем, который Айна слышала от него почти каждый раз, когда Безумный бог рассказывал об уничтожении Дрожащих Островов. Ну… должно быть, это и правда очень обидно — и было, и будет. Однако через тысячу лет Шеогорат сможет попробовать заново, снова открыв Дверь в свои причудливые владения, а вот Айне второго шанса никто не даст. Если, конечно, Шеогорат не обозлится на нее настолько, что решит придержать ее душу на своем плане до следующего Серого Марша. Или же, в отместку за глупость, не устроит ей продолжительное, насыщенное всякими неприятными событиями посмертие. От мысли об этом глаза редгардки на миг широко распахиваются, а потом болезненно и устало закрываются снова. Решив, что лишним не будет, она — на всякий случай — принимается сбивчиво извиняться перед Безумным богом. Просит прощения за неудачу, в основном. Проговаривает мысленно каждое слово, ощущая, что думать становится все тяжелее, удивляясь, как глухо и слабо звучит голос внутри ее головы. Наверно, кому-то ее путаные слова могли бы даже показаться молитвой, но молитвы правильней возносить богам, а не даэдрическим принцам… Голос Шеогората разносится над поляной так оглушающе громко и повелительно, что затихает не только урчащий и чавкающий кавардак, но и даже насекомые в ближайшем болоте. В этом голосе — приказ, которому невозможно не подчиниться. Приказ застыть, замереть, бросить все, чем бы ты там ни занимался. И кавардак послушно замирает — с когтями, частично погруженными в спину Айны, и, наверняка, распахнутыми в изумлении пастями в коленных чашечках. Кровь в жилах Айны тоже замирает, но непонятно, от чего больше: от неожиданности, от удивления или от осознания того, что может стоять за этим вот постукиванием трости по камням, немного брезгливым, подчеркнуто неспешным. Шаги, которые кажутся оглушительными на фоне привычной для Деменции тишины, останавливаются у головы редгардки. Застывшую нежить отпихивают назад носком сапога, а Айну, все еще обнимающую себя за ребра, поднимают на руки прямо с земли. Без особой заботы, заключающейся в том, чтобы хотя бы не хватать раненых поверх порезов. Но и без опаски запачкаться в крови, которая натекла из тела редгардки, или в мокрой болотной грязи, в которой та вывалялась за время своих злоключений. В нос Айны сразу же ударяет колючий запах специй, от которого начинает першить в горле. Но голову этот запах дурманит тоже, и боль от ран утихает, пусть руки ее спасителя и давят на пару самых кровавых. Запах чего-то приторно-сладкого, чего-то уже не вполне… живого — запах, часто витающий над Деменцией, — она ощущает тоже, но он менее сильный. Радуясь, что ее голова лежит у того чужого плеча, которое символизирует Манию, Айна старается не шевелиться и никак не может заставить себя открыть глаза. В основном потому, что опасается подпускать так близко к себе надежду. Помнит, в каком месте находится, и перебирает в голове рассказы жителей Дрожащих Островов — не было ли там чего-нибудь об эксцентричных предсмертных видениях? Впрочем, в этот момент под ногами ее спасителя начинают с треском ломаться кости кавардака. Видимо, растоптать монстра — быстрее, чем его обойти; это отдается в Айне такой живой радостью и отмщением, что она делает над собой усилие и, сморгнув слезы, косится вверх. На воротник царственного наряда из непонятной, бархатной на вид ткани, — теперь на ней мазки красного вдобавок к фиолетовому и черному. На аккуратно остриженную, вопреки всяким безумным титулам, бороду. На темные вертикальные зрачки даэдра на желтой радужке — они смотрят не на Айну, а куда-то вдаль, в туманную и сырую Деменцию. А потом и на редгардку тоже. С заинтересованностью, которая ее чуть-чуть беспокоит; с обещанием, которое ей очень, очень не нравится. Чувство благодарности, а еще страх — даже больший, чем перед когтями пирующего кавардака, — взрываются в и без того ослабевшем сознании Айны. Виновато улыбнувшись Шеогорату, она поддается усталости и окончательно обмякает в его руках.
***
Фанфикс.ми такой странный. У меня был там аккаунт несколько лет назад, потом я его удалила. И вот в последние две недели мне на почту приходит статистика просмотра тех фанфиков, которые остались на сайте. Через нее же можно попробовать войти на сайт. Окей, почему бы и нет: перешла на сайт, восстановила пароль, форма с которым так же спокойно пришла на почту. Но войти с новым паролем на сайт нельзя, потому что аккаунт де удален больше 180 дней назад.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Жить в Грузии — это...
Узнавать о всех спортивных победах страны по воплям соседей.
Сегодня ночью грузинский борец заборол российского бойца и защитил какой-то там титул. Я слышала, что бой состоится, и поняла, что в пользу грузина, потому что в первом часу ночи соседи сначала орали в своих квартирах, а потом вышли скандировать то ли на балкон, то ли на улицу. И так всем двором. Но хоть фейерверки не запускали и не стреляли из ружей, как когда играли в футбол...
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Все-таки решила уйти с английского. Хотела продержаться хотя бы до марта, но это уже сюр какой-то, бешусь каждый раз, когда прихожу на занятие)
Я поломалась в тот момент, когда урок, запланированный на вечер 30 декабря, отменился примерно за час до начала. А мне пришлось перестраивать планы, чтобы на него попасть. Позже выяснилось, что преподаватель отменила ЗАПЛАНИРОВАННОЕ И ОГОВОРЕННОЕ ЗАРАНЕЕ занятие, потому что она — младшая в своей семье и обязательно должна заниматься приготовлением салатов... И она даже не постеснялась мне про это рассказать
длинноеНе говоря уже о том, что ДЗ периодически присылается за несколько часов до занятия — за три часа, даже за час. И ладно, если у меня есть время, чтобы его выполнить, а если нет? В понедельник таким вот образом пришла домашка, включающая написание эссе (по которому потом не было обратной связи). Если честно, я даже не уверена, проверяет ли препод мои ДЗ или просто отмечает как выполненные на платформе. Сегодня как раз будет предпоследний урок, и я хочу начать его с вопросов о текущих домашках, попрошу фидбэк на них. Там как раз еще одно эссе и записанные в аудио ответы на вопросы. Ненавижу, НЕНАВИЖУ ставить людей в неловкое положение, но чувствую, что сейчас это сделать нужно. В конце концов, об аудио-ответах я узнала сегодня в два часа ночи, потому что в эти самые чертовы два часа ночи преподаватель добавила их в мое ДЗ... Бесилась я от этого примерно до четырех утра, но аудио записала.
И самое противное — я этой девушке-преподавателю искренне сочувствую. Кажется, она очень сильно перегружена учениками, ей сложно справляться с такой нагрузкой, да и опыта в этом не слишком много. Ну и в целом жизнь в Кыргызстане — не сахар, ага. Возможно, я ее единственный взрослый ученик, и она искренне считает, что все нормально... Делится всяким личным во время уроков. А когда я напишу администратору о том, что ухожу, меня с большой вероятностью спросят, в чем причина, потому что я в неплохих отношениях с директором этой языковой школы. Я не хочу, чтобы у преподавателя были проблемы, но и брать всю ответственность за уход на себя не хочу тоже. Фиг его знает, как объясняться.
Я даже не знаю, когда об уходе своем написать! То ли до последнего урока, чтобы иметь возможность нормально, ммм, закончить отношения, то ли уже после — чтобы уйти по-английски и избежать неловкого разговора. В обоих же случаях пожалею...
Вот же ж глупая голова — вечно сочувствую всем, кроме себя.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Ну все, я достигла достаточного уровня дзена, чтобы писать приквелы к собственным обливионовским фанфикам 14-летней давности Хотя, вообще, связь тут слабая, просто главгероиня та же. И у нее тоже есть метла)) А дракона пока что нет, но скоро будет.
Показалось странным, что, хотя события основной кампании и Дрожащих Островов могут происходить параллельно, ни Мартин, ни Шеогорат не комментируют метания ГГ между ними. Захотелось поглядеть, как бы это могло выглядеть. Ну и потом добавилась еще кучка посторонних тем.
Посвящается лучшей хорошей девочке Дрожащих Островов!) И тому моду, который позволяет сделать ее бессмертной и вытащить в Сиродил.
Про МартинаМартину не нравится, что Айна якшается с каким-то даэдрическим принцем, — можно подумать, им мало проблем доставляют те даэдра, которых ведет Мерунес Дагон. Мартин целыми днями расшифровывает Мистериум Заркса; по ночам — тоже, и, погруженный в даэдрические письмена, настолько боится потерять мысль, что редко прерывается на обед. Но даже так он находит и силы, и время, чтобы поворчать на Героиню Кватча, когда замечает, что та снова посещала Дрожащие Острова. Яркий цветок, прикрепленный к волосам, или на одежду, или на вещи; новые перчатки необычного цвета, словно бы сделанные из кусочков янтаря; запах нездешних специй. Даже Клинки, приветствуя уставшую редгардку в Храме Повелителя Облаков, не замечают таких мелочей, — но Мартин замечает. Он никогда не рассказывает о той части своей биографии, которая связана с даэдрической магией, не рассказывает, даже если очень просить. Но Айне кажется, что после тех событий будущий император чует все, что связано с даэдра, ну… почти как собака. И ее, Айны, появление тоже каким-то образом чует. Предчувствует, прислушивается, присматривается через окно, почти не покидая прочных, но удушающих храмовых стен. Клинки уже потеряли одного императора и ужасно не желают потерять второго, поэтому Мартину не позволяют разгуливать по промороженным окрестностям Брумы — пусть даже это и пошло бы ему на пользу. Даже во внутренний дворик храма последний Септим, как правило, выходит в компании кого-нибудь из Клинков, смущенно шагающих сбоку или где-нибудь позади. Но не тогда, когда заявляется Айна, — потому что ее визиты предсказать сложно и, когда Мартин сначала задумчиво смотрит на двери, а потом решительно откладывает Заркс, Клинков может не оказаться рядом. Так что он частенько выходит встречать ее сам. Сперва — у лестницы за воротами храма: раскрасневшуюся, запыхавшуюся, проклинающую все на свете и в особенности Клинков, которые построили свой оплот так высоко в горах. Потом — на площадке почти у самого храма, стучащую зубами от холода, с перчатками, которые примерзли к черенку летающей метлы. Необычное средство передвижения, которым пользуется девушка, удивляло всех только первое время, а теперь примелькалось в этих краях. Да и задравшего голову Мартина больше волнует не происхождение странной метлы (ничем даэдрическим от нее, впрочем, не пахнет), а неизменно потрепанный вид Героини Кватча, которая бесшумно касается сапогами храмовых плит. Первые пару мгновений она кривится, расцепляя по одному окоченевшие пальцы, и силится поизящнее слезть с метлы. А потом, как и всегда, дружески улыбается Мартину — пусть даже губы еле двигаются от холода, а под глазами залегли усталые многодневные тени. Прежде всех расспросов, Мартин уводит ее отогреваться внутрь храма. Он так и носит колючую монашескую мантию — может даже, ту самую, которую носил в Кватче, — и отказывается одеваться во что-то, соответствующее его новому статусу. О своем статусе он забывает и во время визитов Айны — ничем другим та не может объяснить его неугасающее стремление обогреть, поддержать, помочь. Сменить повязку на мокнущем ожоге, вынесенном из закрытых позавчера врат Обливиона. Посоветовать отлежаться хотя бы день, потому что рубец от даэдрического оружия с тех пор воспалился и выглядит как-то скверно... Айна с готовностью приняла бы помощь от брата Мартина, скромного служителя часовни в Кватче, или от просто Мартина, своего нового друга, вместе с которым они вляпались в премерзейшую даэдрическую историю. Но от мысли, что следы ее местами болезненных приключений сочувственно и внимательно осматривает Мартин Септим, она неудержимо начинает краснеть. Ей доставалось не так уж много доброты раньше, особенно от обитателей богатых районов Имперского города, да и существа, которых она встречает на своем теперешнем пути, редко бывают приятными. Впрочем, ее смущение мешало бы больше, если бы Мартин попутно не заваливал ее вопросами. Айне кажется, что в словах последнего Септима то и дело сквозит тоска. Тоска того, кого заперли, сначала в осажденном, брошенном всеми богами Кватче, а потом — в Храме Повелителя Облаков, надежном, конечно, но оторванном от остальной империи. Тревога — тоже сквозит, в синих-синих понимающих глазах Мартина ее столько, что иногда редгардка не выдерживает и смотрит куда-нибудь в сторону. Чтобы не вспоминать, что такие же глаза были у покойного Уриэля Септима, в основном; остальные причины Айна старается не подкармливать и вообще гнать от себя подальше. Чтобы не плодить вокруг персоны будущего императора сомнительные слухи. Чтобы потом, когда все закончится, было не так… обидно и больно. Но Мартин — вот он, сейчас, с ней. Откровенно рад хоть на время остаться без пригляда скромно удалившегося Бауруса и, кажется, не видел новых лиц целое тысячелетие. Развлечь его Айне хочется совершенно искренне, поэтому она отвечает на все-все вопросы, о делах и не только. А потом, частенько с чашкой чего-нибудь горячего в руках, усаживается поближе к камину и просто начинает болтать. О людях, которые встретила в Сиродиле, и о чудесах, которые видела в айлейдских руинах. Об ужасах, которые происходят в Обливионе, и о том, что научилась ходить так бесшумно, что умудряется собирать прямо под носом скампов побеги кровавой травы. Она даже признается, что почти накопила на скромный домик в своем любимом Чейдинхоле. Зелья у нее получаются все лучше и лучше — в те редкие моменты передышки, когда появляется время что-то сварить. И покупают зелья у нее тоже охотнее. Ингредиенты, собранные на Дрожащих Островах, так хорошо ложатся в руку, что, чтобы собрать побольше, ей пришлось навесить на метлу дополнительную сумку… Услышав усталый и раздраженный вздох своего собеседника, редгардка прерывает сама себя, да так резко, что даже закашливается. Но поздно: Мартин хмурится и скрещивает руки на груди, приобретая при этом чуть более царственный, чем обычно, вид. Мартин говорит ей то же, что и всегда: что даэдра опасны, а даэдрические принцы и тех опасней в десятки раз. Что принцы ведут свою игру, и смертным не дано понять ее правила. Что последствия службы на даэдра могут быть ужасными, или непредсказуемыми, или ужасными и непредсказуемыми вместе. Голос у последнего Септима немного дрожит, и смотрит он слегка внутрь себя — словно бы пересматривая заново картины, о которых обычно всем сердцем желает забыть. Айна как можно легкомысленнее заявляет, что им сейчас нужна любая помощь, которую получится отыскать. Да и вообще, чтобы победить даэдра, неплохо было бы заручиться поддержкой другого даэдра, а Шеогорат, пусть и безумец, но все же лучше, чем какой-нибудь изворотливый Клавикус Вайл. К тому же его желание спасти свое царство выглядит достаточно искренним. А оружие, благословенное им, бывает полезным: например, из того здоровенного дреморы-генерала в одной из Сигильских башен получилась крайне симпатичная, пусть и удивленная, овца… Айна не рассказывает о том, что прекратила свои эксперименты с Ваббаджеком после того, как случайно превратила крысу в даэдрота и потом еле удрала от нее по узким пещерным коридорам. Это не та история, о которой нужно докладывать Мартину: он и так не верит, что из ее службы на Шеогората может выйти что-нибудь хорошее. Мартин и так тревожится за нее и выглядит виноватым каждый раз, когда отправляет с заданием в какие-нибудь руины, или катакомбы с культистами, или прочие сомнительные места. Ему ни к чему знать, что Дрожащие Острова иногда пугают Айну посильнее, чем владения Мерунеса Дагона. Когда Айна собирается покидать Храм Повелителя Облаков, Мартин всегда предлагает ее проводить. Внутренний дворик Храма в любое время суток полон Клинков, поэтому тут трудно остаться с кем-нибудь наедине — за тобой всегда следят чьи-нибудь глаза. Айна не может понять, раздражает ее это или же радует; подхватывая в руки прислоненную к стене магическую метлу (теперь, после пары неприятных инцидентов, Клинки перестали путать ее с садовым инвентарем), редгардка встряхивает головой, пытаясь вытрясти из нее разную сентиментальную чепуху. Ей нужно настроиться, чтобы совладать со своим уникальным, хм, инструментом. Ведь ветра вокруг Брумы такие сильные, а горы — такие высокие... На всякий случай она шепчет заклинание защиты, потом еще и еще одно. Прерывается, только когда замечает печальную улыбку наблюдающего за ней последнего Септима. Дожидаясь, пока редгардка закончит, он ставит локти на ограждения, отделяющие Храм от пропасти ниже него. Мартин ежится в своей монашеской робе; из его рта вырывается пар, а на волосы и задранные плечи ложатся крохотные снежинки. Вот так, пусть даже в окружении целого ордена Клинков, он выглядит настолько одиноким, что у Айны внутри все сжимается от стыда и вины. За то, что она всегда уходит так спешно, оставляя друга наедине с книгой, которая пытается читать его в ответ. За то, что не может вызволить его из этих проклятых гор. Но когда-нибудь — обязательно; ей хочется пообещать это Мартину, поклясться, что сделает все, чтобы помочь ему стать императором. Но она, как и много раз до этого, проглатывает неуклюжие слова сочувствия. И, вместо прощания, хлопает друга по плечу, то ли подбадривая, а то ли стряхивая налипший снег. Айна говорит, что ждет не дождется, когда они с Мартином смогут вместе разобраться со всеми этими даэдра. А потом, быть может, она проводит его к парочке симпатичных мест, где снега и гор поменьше, чем в Бруме. Ведь будущий император должен знать, чем живет его империя, м? Мартин ухмыляется ей, обнадеженно, но как-то криво. Как будто искренне хочет поверить в ее слова, но не получается. Как будто знает наперед что-то тягостное, но не может пока понять, что именно.
Шеогорат слишком занят грядущим наступлением сил Порядка, чтобы заметить, что в Тамриэль вторглось воинство Мерунеса Дагона. Но, тем не менее, ему не нравится, что Айна якшается с последним из Септимов и вообще проводит время где-то помимо Дрожащих Островов. Он ворчит, бубнит, рявкает, что на Острова вообще-то надвигается Серый Марш и что ему стоило найти менее занятого спасителя для своих владений. Что Айне понадобится дополнительная пара рук, как у Дагона, если она хочет вовремя разобраться со всеми делами сразу, и что, может, еще не поздно попробовать поискать нового кандидата на ее место. Вертикальные зрачки даэдра сужаются и расширяются, пока он бормочет то угрозы, то жалобы. Пальцы играют с тростью, на конце которой закреплено нечто влажное и пытающееся моргать. Айна несколько отстраненно думает о том, что, по слухам, тех, кто раздражал или огорчал Безумного бога, больше никогда не видели живыми. А потом вспоминает о Холме самоубийц и скорбных фигурах, являющихся на нем по ночам. Интересно, может ли считаться самоубийством взболтнуть в лицо Шеогорату то, что ему не понравится? Интересно, он действительно отправляет в долгий, красивый полет со шмякательным финалом тех, кто его разозлил? Хаскилл, как и всегда застывший около трона, посылает ей предупредительный взгляд. Айне кажется, что он настолько же рационален, насколько безумен его господин. Идеально рационален, пугающе рационален, настолько, что это, должно быть, даже мучительно. И костюм на нем правда сидит получше, чем на собаке; Айна пару мгновений наблюдает, как на лысине одетого с иголочки камердинера пляшут отблески огней Мании и Деменции, а потом чуть-чуть прощается с жизнью и решается возразить. Она дипломатично указывает Шеогорату на то, что, если Мерунес Дагон добьется своего, вряд ли в Тамриэле останется много выживших смертных. И вряд ли принц разрушения остановится только на одном материке — а все это означает, что, когда теперешние жители Дрожащих Островов по каким-то причинам вымрут, прийти новым будет попросту неоткуда. Править таким вот царством будет довольно скучно, не так ли? Поэтому в интересах Шеогората позволить ей помогать Мартину Септиму столько, сколько потребуется. Шеогорат цыкает, развалившись на своем троне, и не сводит с гостьи угрожающе суженных, почти что кошачьих глаз. Редгардка радуется, что находится достаточно далеко, чтобы до нее нельзя было достать замахом трости, и мысленно готовится потерять ощущение пола под ногами. Но в конце концов ее чокнутый наниматель всхахатывает, пряча лицо в ладони, и отпускает ее прогоняющим жестом. Наблюдающий это Хаскилл поднимает бровь, но ничего не говорит. Напоследок Шеогорат шипящим шепотом обещает переломать ей ребра, если она слишком долго проторчит у этого своего Септима. Айна, откланявшись, ловит себя на мысли, что уже почти научилась без страха поворачиваться к даэдра спиной.
Впрочем, Врата Обливиона, открывающиеся по всему Сиродилу, со временем проникают и в бушующий, нестабильный, похожий на штормовое море разум Шеогората. Айна понимает это, когда в одну из следующих встреч тот, не позволив ей сказать и двух слов, обрушивается на нее с раздраженной длиннющей тирадой. Про то, что Врат становится слишком много; про то, что становится так же много абсолютно свихнувшихся просителей, которым место — в его, Шеогоратовом, царстве. Но Дрожащие Острова — не безразмерные, и разместить всех зараз не так просто. Хаскилл тонет в скучной административной работе, подыскивая жилье для новых жителей Островов. Еще немного, и вместе с ним в этой скуке утонет и сам Шеогорат. А скука — прямой путь к Порядку, а еще больше Порядка — последнее, что им сейчас нужно, и так ведь хватает этих мерзких кристаллов, прорастающих повсюду, даже в его собственном дворце. Айна слушает и кивает, кивает и слушает, забывая попутно, о чем вообще хотела отчитаться Безумному богу. Перед ее глазами всплывают руины разоренного Кватча, а еще мелкие деревеньки, возле которых разверзлись огненные Врата — которые было некому закрывать. Выжившие после нашествия даэдра жители ей вспоминаются тоже. Далеко не все из них сохранили здравый рассудок; теперь, увидев обе стороны Дрожащих Островов, Айна понимает, что именно блестело в глазах некоторых жителей Кватча, запертых вместе с Мартином в той часовне. Те, кто потерял дом. Те, кто потерял близких. Те, кто больше не мог справляться с атмосферой последних времен, нависших над Тамриэлем, — все они могли найти на Дрожащих Островах утешение и надежду. И хотя бы ради этого стоило побороться за пестрое царство Шеогората. Оно было по-своему милосердно к тем, кто в него попадал, и именно этим так нравилось Айне, — хотя от своего нанимателя она подобные помыслы тщательно скрывала. Ей не хотелось знать, о чем думал Безумный бог, раз за разом пересобирая уничтоженные Острова. Не хотелось знать, воссоздавал ли тот с лихорадочной упертостью яркую выпуклую картину, в которую успел вложить много сил, или просто искал компании, которая бы его поняла. Впрочем, правдивы могли быть оба варианта. Да и сам Шеогорат, казалось, не всегда мог угнаться за собственными мотивами. Когда развалившийся на троне даэдра замолкает и начинает буравить редгардку взглядом, положив голову на сжатый кулак, Айна вздрагивает и торопливо обещает поскорей разобраться с проблемой Обливиона. Но потом честность в ней берет верх над осторожностью, и она поправляет сама себя, обещая, по крайней мере, хотя бы закрыть побольше этих проклятых Врат. Ведь до Амулета королей еще так далеко. Ведь, чтобы открыть портал в Рай Каморана, нужно пройти через практически невозможное, может быть, даже рискнуть Брумой… Шеогорат тычет в гостью своей тростью так радостно, словно бы ее осунувшееся, озадаченное лицо вдруг навело его на хорошую мысль. Шеогорат говорит, что, когда придет время, Айне больше подойдет корона Мании, а не Деменции. Потому что, чтобы раз за разом нырять в огненные порталы, ведущие в Мертвые земли, нужно быть отмеченным благословением более цветастой части Дрожащих Островов. Не говоря уже о том, что параноидальные и сверхосторожные жители Деменции вряд ли решились бы взглянуть на город с той высоты, с которой на него обычно смотрит Айна. Хаскилл де уже устал принимать жалобы горожан Крусибла, паникующих каждый раз, когда над их головами проносится метла с вцепившейся в нее редгардской девицей. От новостей о своем грядущем герцогстве Айна растерянно моргает несколько раз и чувствует, как у нее подгибаются колени. Шеогорат рассуждает об этом вполне уверенно — да и с него станется. Самой же редгардке совершенно не хочется бороться за корону ни с параноидальной Сил, ни с Тейдоном, взгляд которого или наркотически затуманен, или отвратительно сален. Не говоря уже о том, что ей столь же сильно не хочется выполнять обязанности кого-нибудь из них. В этом случае она просто чокнется от усталости — если, конечно, Мартин не узнает об ее новой должности раньше и не запрет отлеживаться в Храме Повелителя Облаков.
Корона Мании в конце концов действительно оказывается на голове Айны. На время. Она настолько же неудобна, несколько нелепа на вид, и редгардка со всем почтением отдает ее в руки золотых святых. А корона Деменции так и лежит в тронном зале и, по всей видимости, примеривается всеми придворными, которые успевают до нее дотянуться, пока не видят темные соблазнители. Но Айне нет дела до чужого Двора — она и с условно своим-то разбираться не успевает, благо, все заботы взял на себя чуть-чуть приунывший Хаскилл. Иногда редгардка задается вопросом, чем вообще занимались герцоги, если их Дворы отлично работают и без них. Но потом жрецы Порядка устраивают новое наступление, и у Айны просто не остается времени, чтобы раздумывать над вертикалями власти Дрожащих Островов. Атаки Порядка на разные части Островов отбивать пока удается, и, кажется, дела идут даже лучше, чем ожидал ее даэдрический покровитель. Во всяком случае, в этот раз все проходит иначе, и Серый Марш напоминает Серое Спотыкание на каждой из более-менее крупных деревушек. Пусть даже ради этого Айне, мечущейся между отрядами соблазнителей и святых, приходится сжимать зубы и жертвовать сном. Выполняя поручения Мартина, она и так привыкла спать в сомнительных местах — но прежде ей не приходилось задремывать на дворцовых подоконниках или заботливо подставленных наплечниках своих даэдрических компаньонов. И все было бы терпимо, если б Шеогорат не начал так вдруг и некстати разгуливать по дворцу. А потом и по городу; но прогуливающимся во дворце Нью-Шеота редгардка застает его чаще. И вид его безумное величество при этом имеет сосредоточенный, задумчивый и немного прощательный. Сосредоточенность и задумчивость сочетаются с Шеогоратом примерно так же, как помидоры душ сочетаются с сыром-косичкой, и от необходимости разговаривать с таким Шеогоратом у Айны бегут мурашки по позвоночнику. Так что во время своих визитов во дворец Нью-Шеота она предпочитает сначала разыскать Хаскилла, уточнить, находится ли его хозяин в том самом настроении, и уже потом отправляться на встречу. Впрочем, даэдрический принц каждый раз приветствует ее приближение так, словно доказывает, что кое-кто тут совершенно не сходит с ума наоборот. Ядовито, или саркастично, или почти-что-радостно комментирует последние победы аурил и мазкен под ее командованием; раздает указания так, будто в его голове есть план, расписанный на много шагов вперед. Ну или, в приливе чувств, угрожает пробить голову редгардки тростью, чтобы посмотреть на секрет всех успехов. Учитывая моргающую штуковину в набалдашнике трости, "посмотреть" звучит особенно многообещающе и реалистично. Проводить военные советы на открытом воздухе оказывается даже весело — пусть Айна теперь и старательнее, чем обычно, держится на расстоянии замаха трости. Дела принимают действительно скверный оборот, когда Шеогорат начинает бродить по дворцу — прощаться с дворцом, — оставляя символ своей власти над Островами бессмысленно пылиться в покинутом тронном зале.
Приближаясь к Нью-Шеоту, отогреваясь в лучах поднимающегося солнца, Айна щурится и зевает так, будто вот-вот вывихнет себе челюсть. Предвкушая возможность наконец-то отмыться и хоть немного поспать — желательно там, где ее не найдут ни придворные, ни Шеогорат, которому концепция сна в целом не слишком понятна, — она то и дело теряет концентрацию. А руки ее из-за этого теряют хватку, после чего магическая метла под ней проваливается вниз и в сторону. Редгардка чуть панически вскрикивает — но только после того, как выравнивает метлу. Этого хватает на какое-то время, чтобы проснуться, но вскоре усталость снова берет свое. Правда, больше, чем за себя, Айна боится за алхимические ингредиенты, рассованные по всем карманам и подсумкам. Даже терпеливые и привыкшие к чудачествам подопечных мазкен выглядели удивленно, когда ставленница лорда Шеогората начала охотиться за редкими травами прямо на поле брани. Впрочем, к тому моменту войска Порядка были разбиты и отброшены еще с одной стороны Деменции, а позволить пропасть и без того потоптанным травам было нельзя… Айна провела в туманной серо-зеленой Деменции достаточно времени, чтобы один только взгляд вдаль, на яркую растительность и цветные строения Мании, поднимал ей настроение. И, пожалуй, заставлял с некоторой тревогой вспоминать о почти столь же ярких красках Сиродила. В последний раз, когда она посещала Храм Повелителя Облаков — чтобы оставить весточку о себе и узнать, что ситуация с Вратами хотя бы не стала хуже, — ей так и не удалось искренне объясниться с Мартином. Он был слишком занят подготовкой к переговорам с графиней Брумы, а Айне было слишком неспокойно смотреть ему в глаза. Мартин точно не одобрил бы то, во что Айну собирался вовлечь Шеогорат. Если вообще не пришел бы в ужас от таких перспектив. Но, если это поможет вышвырнуть войска Дагона туда, откуда они явились — если поможет возвести последнего Септима на трон, — Айна была готова подменить Шеогората на его посту. Что бы это ни значило на самом деле. Остро-серые, высоченные, блестящие на солнце кристаллы Порядка, проросшие во дворце Нью-Шеота, служат не менее хорошим ориентиром, чем шпили дворцовых башен. Затаившись за одним из шпилей, Айна, придерживая метлу, осторожно осматривает разделенный напополам дворцовый двор и достаточно быстро находит то, что найти не хотела бы. Фигура, состоящая из фиолетового, черного и седого, неподвижно обозревает с верхнего дворцового яруса ярусы нижние. У ее ног, требуя внимания, крутится нечто костлявое; Айна вздыхает, чувствуя, как отступает из-за нехороших предчувствий сон, и решает спешиться в закрытом от всех глаз внутреннем дворике Мании. Во всяком случае, так она успевает хотя бы умыться по пути — прежде чем заглянуть в тронный зал, чтобы поздороваться с Хаскиллом. И уже по выражению лица камердинера понимает, что произошло нечто скорбное. Хаскилл приветствует ее сдержанным кивком — а затем взглядом указывает на пустующий трон Безумного бога. Трость, которую тот редко когда выпускал из рук, одиноко и брошено лежит на каменных подлокотниках. Редгардка подходит к трону медленно-медленно, даже не понимая до конца, от чего ее прошибает этим вот чувством неправильности происходящего, ужасом и ощущением пусть не слишком болезненной, но все же потери. Замурованный в набалдашнике трости глаз косится на нее, но как-то безразлично, да и вообще выглядит усохшим и мутным. Не реагируя на предупреждающий жест Хаскилла, Айна перехватывает трость — за середину, на всякий случай, — и быстрым шагом выходит из тронного зала.
Возможно, за такое неуважение к даэдрическим регалиям Шеогорат наделает из ее внутренностей прыгалок, как обещал. Но, в конце концов, именно Айне — вроде как — однажды предстоит выполнять его обязанности на Дрожащих Островах, и хотя бы поэтому можно рассчитывать на снисхождение. Ну… наверное; редгардка не совсем понимает, чего хочет добиться и что вообще делает, поэтому шаг ее то сам собой замедляется, то ускоряется. Благо, идти недолго, и ей просто не хватает времени, чтобы передумать. Трость, или посох, или чем бы там ни была любимая игрушка Безумного бога, не желает находиться в чужих руках и, словно масляная, пытается выскользнуть на пол. Ладонь тянет и покалывает под перчаткой, как от чего-то ядовитого или шипастого. Мазкен и аурил, патрулирующие свои части двора, провожают редгардку взглядами — а потом смотрят друг на друга, и не с обычным презрением, а с одним и тем же немым вопросом. Шеогорат поглаживает пальцами выступающие голые позвонки на загривке обесшкуренной гончей и не обращает на Айну никакого внимания — даже несмотря на то, что та специально топает громче обычного. А вот гончая свою обожаемую хозяйку узнает и срывается с места, мотыляя хвостом так сильно, что Айна начинает переживать, что он у бедного создания снова отвалится. Ей стоило насторожиться, когда один из горожан в Крусибле пообещал подарить ей свою бывшую собаку. Но даже бывшая собака оставалась собакой: ходила следом за редгардкой, преданно заглядывая в глаза своими пустыми глазницами на голом черепе, требовала ласки, обтираясь сухими белыми ребрами о ноги Айны… Как бы там ни было, редгардка не хотела, чтобы это существо умерло снова, сопровождая ее в какой-нибудь из корневых нор, поэтому гончая в конце концов поселилась во дворце Нью-Шеота. Шеогорат, кажется, был в восторге. Хаскилл — не очень, и Айна потом какое-то время старалась не смотреть ему в глаза. Гончая с разбега ставит лапы на грудь хозяйки; желтые клыки на собачьей морде, лишенной плоти и шкуры, радостно щелкают у подбородка редгардки. Айна, покачнувшись, свободной рукой осторожно поглаживает нежить за тем, что раньше было ушами. Благо, на ощупь гончая — шершавая и сухая, нет, подсушенная на воздухе Мании и Деменции, и уже почти ничем не пахнет. Да и чувство омерзения, прежде накатывающее на Айну при взгляде на гончую, давным-давно куда-то пропало. Шеогорат наконец обращает внимание на то, что происходит у него за спиной, и оборачивается. В его глазах — тот же мертвый серый блеск, что и на кристаллах, проросших сквозь дворцовую землю. Да и вообще он неожиданно кажется выше ростом, сильно выше, очень-очень сильно. Впрочем, когда редгардка несколько раз моргает, ощущая, как протестуют против увиденного глазные яблоки, все становится так, как было. За исключением того, что брови Безумного бога несколько хмуро сходятся на переносице, когда он видит, что именно Айна держит в руке. Шеогорат наклоняет голову набок, испытывающе, выжидательно, очень… по-шеогоратовски. Редгардка чувствует, что вероятность создания новых прыгалок повышается с каждым мгновением, поэтому торопливо отпихивает гончую и преодолевает оставшееся расстояние. Трость она возвращает молча и настойчиво — хотелось бы еще сказать, что твердой рукой, но нет, рука у нее дрожит. Дрожит все то время, пока даэдрический принц разглядывает Айну непонимающе и вопросительно — так, будто пытается осознать, кто она и зачем хочет всучить ему эту длинную моргающую штуковину. Но трость он в конце концов принимает. Лихо, с наслаждением ставит на ладонь, а потом упирает острым концом в землю и складывает руки поверх закругленной части. Айна выдыхает, ощущая, как облегчение делает все ее тело тяжелым и слабым. Еще немного времени у них все-таки есть.
Гончая с намеком пытается пропихнуть свою заострившуюся морду в поджатую ладонь Айны. Та сдается практически сразу же. Рассеянно почесывая костлявый собачий нос, редгардка вдруг вспоминает, как в детстве безумно хотела собаку, — похоже, Дрожащие Острова взяли да и осуществили это ее забытое желание. Правда, в несколько извращенной форме, как и всегда. А еще Айна не совсем понимает, что делать дальше. Со всем почтением откланяться, позволив Шеогорату еще немного позаниматься тем, чем он занимался до ее прихода? Задать вопросы о прибытии Большого Джи и услышать ответы, которые ей, скорее всего, не понравятся? Не получая никаких указаний от своего даэдрического покровителя, Айна неловко топчется рядом с ним, смотрит в ту же самую сторону, что и — неотрывно, завороженно — он. В конце концов, виды на Манию и Деменцию из дворца открываются преотличные. А ведь она впервые подошла к Шеогорату так близко, настолько близко, что может почувствовать исходящий от него запах острого и муторно-сладкого. И сочувствует она ему почти как человеку. Хотя Мартин точно бы не одобрил это ее желание размышлять о даэдрических принцах по человеческим меркам… Шеогорат неожиданно говорит, чтобы редгардка не привязывалась сильно к этому своему Септиму. Не своим голосом говорит — но в то же время и своим тоже. Айна знает эти интонации и подскакивает больше от них, чем от того, что в ее голову, кажется, бесцеремонно влезли. Она уже слышала эти серые, лишенные эмоций нотки в голосе Шеогората — в те моменты, которые он называл моментами просветления и после которых еще какое-то время бессильно бесился. Но все же то, как пальцы Безумного бога поглаживают трость, заставляет редгардку оставаться на месте. А не ретироваться подальше, оттаскивая вслед за собой разомлевшую от ласки гончую. Шеогорат говорит, что Мартину Септиму предстоит пройти через то же, через что уже начала проходить Айна, — только с ним все пройдет гораздо, гораздо быстрее. Говорит бесстрастно и отстраненно, как по писаному, как будто где-то в его голове есть книга, в которую он в это время заглядывает. Желтые глаза даэдра не мигая смотрят туда, где сходятся вместе Мания и Деменция. Обесшкуренная гончая, почуяв неладное, прижимается боком к хозяйской ноге и тихонько скулит. Айна не уверена, чье именно предостережение выслушивает, Джиггалага или Шеогората — может, обоих сразу, — но это и не особо важно. Получить подобные наставления что от принца Порядка, что от Безумного бога одинаково неприятно и одинаково ерошит волосы на затылке. Да и с понятностью в обоих случаях выходит беда. Но уточнять Айна ничего не будет, опасаясь раскачать маятник в голове даэдра не в ту сторону. В конце концов, Мартину предстоит стать императором и отвечать за Тамриэль так же, как Айна будет (о боги!) отвечать за Дрожащие Острова. В конце концов, когда Мартин займет свой пост, они вряд ли смогут видеться так же часто, как сейчас. И никто не позволит ему ни встречать ее на пороге, ни осматривать ее раны… Хорошо, что Шеогорат заканчивает пророчествовать так же резко, как и начал. Замолкает на полуслове, затем произносит еще несколько слов, но немо, беззвучно; касается пальцами горла и губ, будто пытаясь догнать все то, что наговорил. Стряхивает оцепенение, да и вообще брезгливо отряхивается, словно стараясь смахнуть с мантии невидимые частицы Порядка. А потом зыркает на настороженную редгардку так, что та сразу же отступает на несколько шагов, возвращая нанимателю все положенное свободное пространство. Желтые глаза даэдра с вертикальным зрачком какое-то время изучают лицо Айны. Ну и, по ощущениям, не только лицо, в затылке у нее тоже сразу же начинает гореть и чесаться. Перестает, когда Шеогорат кивает сам себе и ухмыляется собственным мыслям. Жестом подозвав обесшкуренную гончую, он несколько раз проводит по ее ребрам свободной от трости рукой. Шеогорат — совершенно обыденно, как будто ничего не произошло, — предлагает Айне исследовать одну из дальних корневых нор Мании. Мол, то, что она найдет на дне, поможет ей не только быстрее передвигаться без этой дурацкой метлы, но и послужит утешением в достаточно скором будущем. В том, как Безумный бог не бросается оскорблениями и не обещает различных членовредительств — даже в лицо ей не смотрит, все еще занимаясь гончей, — Айне мерещится благодарность… или даже сочувствие. Последнее пугает настолько сильно, что редгардка сразу же выбрасывает эту глупость из головы. Но в корневую нору, заинтригованная, обещает обязательно заглянуть.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Болю более чем вся после вчерашнего хайка. Типичная грузинская маршрутка типично по-грузински опоздала и пришла на полчаса позже расписания — за эти полчаса мы прошли по трассе километра три, которые, видимо, оказались лишними. Уснула только после двух таблеток обезбола, но все-таки уснула и спала без просыпаний. Неплохой результат)
Было нереально полезно переключиться и вспомнить о том, что по горам можно карабкаться не только в компьютерных играх
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Не знаю, что это за время такое магическое — четыре утра, но мой организм меня в него каждый день будит. А потом — в семь с копейками, если удалось уснуть в течение получаса, а не где-нибудь к шести утра. Подозреваю, что это что-то про гормоны и ритмы... Про тот же кортизол, учитывая, как сразу же накатывает тревогопаника. Ууууу, бесит ужасно(
Самое обидное — что буквально все приходится подстраивать под бессонницу. На завтра запланировала себе выезд в горы, но уже придумала, как буду сливаться, если встречу утро проспавшей три часа тряпочкой. Когда знаю, что на следующий день есть планы, особенно если они привязаны к таймингам, то проблемы с засыпанием усиливаются раз в сто.
И ведь можно было бы попросить какой-нибудь АДъ, но текущая ерунда с просыпаниями — как раз побочка от АДа, который пила год назад, хех.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Кто о чем, а я в это воскресенье пью утренний кофе под видео о тихоходках. И всем советую, очень интересно)
Также попробовала, на волне ностальгии, начать смотреть какое-нибудь длиннющее сененное аниме. Выбрала Ди Грей Мэна — и бросила на девятой серии, когда почувствовала, что события растягиваются и дело пахнет филлерами. Столько раздражения сразу внутри от них Типа, какого черта вы тратите мое время на какую-то плохо прописанную ерунду, которая не двигает сюжет вперед. А ведь еще в 2018–2019 годах я никакущая приходила после работы, падала на диван и часа два, не вставая, поглощала "Наруто", а там филлеров тоже ого-го сколько.
Наверное, даже хорошо, что те времена прошли. Но в поезд сененов я запрыгнуть не успела, о чем немного жалею) Плохо представляю, как сейчас начинать смотреть какой-нибудь Ван Пис или Блич. Хоть отпуск под них бери.
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Допрошла вчера основную кампанию Облы. Грущу. Вроде и обещала себе, что сразу же после этого удалю игру, а вроде и не хочется пока бросать — хорошо в ней, уютно, как в старых ботинках. Попробовать, что ли, на Арену зайти: в прошлые прохождения 10+ лет назад ни разу ей не занималась. Посматриваю еще на квесты Гильдии бойцов, потому что их ну вообще не помню. Остаются еще Темное братство и Серый лис, но они — не в характере текущей ГГ.
Под впечатлением от концовки игры начала читать, а потом еще и отредачила свой старый обливионовский фанфик. От 2011 года, подумать страшно Он чудовищно наивный местами, но все-таки грустно-светлый, и копаться в нем было приятно. Вроде столько лет прошло, а мир Обливиона, события после концовки игры я до сих пор ощущаю так же, как тогда.
Ну и блин — это фанфик, в котором главгерой разъезжает по Сиродилу сначала на метле, а потом на драконе)) Сейчас я б такое точно не смогла, не решилась бы написать, обозвав даже саму идею глупой. Завидую себе из 2011 года)
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
У меня тут сейчас плюс восемь и голубое небо; чтобы увидеть снег, нужно дойти до станции метро и вглядеться в ближайшие то ли горы, то ли холмы, на которых еще сохранились белые шапки. Новогодних каникул нет и не будет, даже рабочий день сегодня не сократили — грузинское расписание же, уже третьего числа на работу. Так что одной рукой сейчас правлю приходящие тексты, благо, их мало, второй — делаю салаты, третьей — ищу торренты с традиционными новогодними "Семью психопатами"…
Самое время подводить итоги года xD
+++Если отделить конкретно мои итоги от итогов общемировых, а от конкретно моих итогов отделить эмоции, вызванные тревожно-депрессивными мозгами, то год был хорошим.
Я: - Напутешествовалась больше, чем в любой прошлый год — и по Грузии, и даже по ближайшей загранице. - Выжила в нескольких походах типа "сдохни или умри" и, благодаря им, чуть расширила круг знакомых. - Почти постоянно от чего-то лечилась, да так удачно, что теперь требуется лечение от этого лечения. - Думала, что закончилась, как автор фикла, но все оказалось не так ужасно. - Прочитала 3,7 неадаптированных книг на английском и даже записалась на курсы — хотя, думаю, с них уйду, потому что за этот месяц с лишним накопилось слишком много претензий к преподавателю. - Наладила? отношения с семьей. Во всяком случае, улучшила их с теми, с кем можно, и очертила более четкие границы с теми, с кем нормально общаться при всем желании не получится. Даже, почти как взрослая, вложилась в ремонт дома.
И все это — с периодическими провалами в ненавидение себя и всего вокруг и сном по 4 часа в сутки xD
В следующем году желаю себе продолжать путешествовать, пусть даже по чуть-чуть и вокруг Тбилиси. Продолжать узнавать людей и чаще выбираться из квартиры, даже если грустно и страшно не хочется. Научиться по-человечески спать, в конце концов… И пожалуйста, уважаемое мироздание, пошли мне в следующем году на пути поменьше криповых мужиков, грузинских и не только))
С наступающим всех!
Пусть в следующем году будет проще, чем в этом. И — в положительном плане — интереснее
"не стучи головой по батарее — не за тем тебя снабдили головой"
Пока все подводят итоги года, я напомню о том, как красиво на Дрожащих островах
Я уже недалеко от финала аддона и прям чувствую, как тяжело даются последние квесты. Есть что-то жутко трогательное и милое в том, как Шеогорат пытается спасти свое царство. Печется о том, что все сгинет, переживает (!) о жителях, которые погибнут от его руки, искренне радуется, когда у героя получается хоть что-то. А озвучка! Не промотала ни одной фразы — вот настолько здорово сделаны переходы от надрывного безумного веселья и/или гнева к угрозам или юморку. А под конец, когда Шео становится Джиггалагом, в голосе просто — надрыв. Меня пробрало настолько, что пока ушла с островов доделывать основной обливионовский квест.
Читала, что многим не понравилось, что главгерой Обливиона стал Шеогоратом в Скайриме. А мне такой вариант развития событий кажется оч логичным. Главного героя неплохо так помотало: посмотрел Сиродил, повступал в гильдии, опционально — потерял, по мере выполнения квестов, много друзей. Каких-то даже сам убил. А потом еще и Мартина потерял, тоже близкого друга, причем при эпично-трагичных обстоятельствах. На Дрожащих островах можно встретить бывшего и абсолютно вменяемого рыцаря Колючки, который ушел из Сиродила, потому что устал и захотел покоя; главгерой Обливиона вполне может поступить так же. А там уже должность обязывает ошеогоратиться.